Дом с розовыми наличниками. История про странных обитателей. 4.Старик и его призрачная надежда (Владимир Зангиев)

4.Старик и его призрачная надежда

В самый разгар полуденной жары, когда жгучее солнце достигает апогея в своей траектории и тень не простирается далеко, удлиняя своё материальное воплощение, а, млея от тепла, вяло стекает непосредственно под ноги, в час, когда протянутая длань гипсового вождя лишена визуального продолжения, – в лоно городского сквера устало ступает Старик, тяжело опирающийся на бамбуковую трость. Неторопливо он приближается к фонтану, подставляет под его освежающие струи морщинистые жёлтые ладони, ожидая, когда успокоится бешеное пульсирование в висках. Затем Старик вынимает голубой носовой платок в красно-чёрную клетку и погружает его в воду. Холст расправляется в воде и, колеблемый мелкой рябью, становится похож на развевающееся на ветру полковое знамя какого-то неизвестного государства. Сухие узловатые пальцы придерживают угол миниатюрного полотнища. Отрешённый взгляд по-старчески бесцветных глаз замирает, устремлённый в одну точку – на голубой квадрат в красно-чёрную клетку. Некоторое время Старик находится словно в оцепенении. (Вообще, старики в скверах учатся друг у друга искусству терпеливо дожидаться смерти). Но вот он вздрагивает, оживает, в нём проявляется движущая сила. Слегка отжав клетчатый платок, он прикладывает его к густо пигментированному лбу и направляется к бетонному постаменту, на котором высоко вознесён искусно изваянный гипсовый идол. В поисках тени Старик садится на одну из ступеней пьедестала и извлекает из кармана записную книжку, исписанную мелкими неразборчивыми каракулями. Он понуро склоняется и начинает старательно водить карандашом по бумаге, временами тяжко вздыхая и сердито шепча что-то неразборчивое.

Вездесущие воробьи привыкли к Старику и совсем не боятся его. Они свободно снуют возле самых его ног, отыскивая себе корм. Ни звонкое чириканье серых побирушек, ни временами возникающие меж ними потасовки из-за найденного в пыли зёрнышка не отвлекают пишущего от дела. Погружённый в своё занятие, старец начинает существовать вне времени, то есть, оно течёт само собой, не увлекая его своим потоком, а он периодически погружает свою ладонь в бегущий поток, горсточкой зачерпывает, словно воду, его проносящиеся мгновения и утоляет жажду души. Большей частью зачерпнутые мгновения оказываются прошлым, иногда – настоящим, изредка – будущим. Старик пишет письмо в прошлое.

Когда расцветший подсолнух солнца начинает слегка перезревать, вновь вырастают тени, а в сквере появляются шаловливые неугомонные ребятишки и дородные хозяйки выводят выгуливать породистых псов, – Старик распрямляет спину, одёргивает складки потёртых выцветших брюк и украдкой глядит на часы. За спиной возвышается тяжёлая громада памятника, тень вытянутой руки вождя стремится уже к другим горизонтам нежели было с утра.

…Она появляется каждый раз неожиданно. Пёстрая стайка счастливой молодёжи. Это его надежда. Слезящимися глазами Старик смотрит на них. Юные тела, наполненные порывом, с лёгкостью устремляются ему навстречу. Расступается узкая аллея, цветочные клумбы поворачивают соцветия к молодёжи, в струи фонтана вплетаются яркие ленточки радуг.

А как она шествует! Легко, непринуждённо, стремительно движется его надежда,

привлекая к себе восхищённые посторонние взгляды. Шлейф развевающихся волос, одурманивающая матовость кожи, естественная игра мышц, гармоничность телодвижений – это её благородная поступь. Как хорошо когда есть идеал, о котором можно мечтать!

Но группа студенческой молодёжи проносится мимо Старика. Они говорят о зачётах, прошедших занятиях, полученных оценках, предстоящих экзаменах. В них бьёт ключом жизнь. Но это чужая жизнь. Разумеется, Старик понимает всё это…

– Чертовски заманчиво, – думает он, – иметь в своём сердце хоть призрачную надежду.

25 октября 1917 года из носового орудия крейсера «Аврора» был произведён выстрел, предшествовавший финальному этапу октябрьского военно-политического переворота – штурму цитадели временного правительства – зимнего дворца. Выстрел шестидюймового орудия предопределил насильственную сущность последующих десятилетий правления воинственной диктатуры.

Идейный вдохновитель созданной государственно-политической системы Владимир Ульянов завёл массы в глухие дебри безысходной необратимости и непомерно циничного декадентства. Его навязчивая идея идти иным путём нежели предопределено законом человеческой эволюции, привела общество к жестокой конфронтации. Политический антагонизм достиг зловещих размеров, в результате чего человечество понесло невиданные жертвы. Маниакально-депрессивный психоз обуял всё население вновь созданной империи, эпидемия распространилась и за её пределы.

Под воздействием психического недуга Ульянов представлял себе мистические картины, которые захотел воплотить в действительность. И, засыпая, ночью он видел прекрасный сон, где были все люди братьями, с одинаковыми запросами, шаблонными судьбами и характерами. Ради этого сна он исступлённо насаждал утопическую идею ценой многочисленных жертв, горя, лишений.

Однажды Ульянов увидел во сне пирамиду и в её недрах мумию фараона со своим лицом.

Он был необычайно прозорлив и знал как соединить действительность и сон.