Вы здесь

Дом с Маленьким принцем в окне. Глава 4. Франция (Людмила Смильская)

Глава 4. Франция

Под крылом самолёта обозначилась Франция. Приземляемся в аэропорту Орли. Выхожу вместе с пассажирами из самолёта, пересаживаюсь в автобус. Он везёт нас с лётного поля к зданию аэровокзала, а мне не верится, что я – во Франции, радостно!

Пробираясь в толчее пассажиров, я нечаянно наступила на пятку тучной, смуглой женщине, толкающей впереди себя тележку, заваленную багажом, и создающей помеху в людском потоке. От неожиданной боли она резко обернулась, взметнула на меня сердитые чёрные глаза и кинула в мою сторону что-то грубое по-французски.

У меня было отличное настроение, и мне стало и неловко, и жаль её. С выражением искреннего сочувствия и сожаления я сказала: «Madame, mille excuses!» (Мадам, тысяча извинений!), на что она, быстро обмякнув, растянула свои полные, в ярко-красной помаде губы в доброй улыбке.

Я прошла в зал ожидания, села в кресло и решила немного оглядеться. В зале стоял разноязыкий галдёж, из которого моё ухо улавливало мелодичную, гортанную французская речь.

Мне вспомнилось, что Антуан де Сент-Экзюпери ездил весной 1935 года в Москву в качестве корреспондента газеты «Пари-суар» с целью осветить жизнь советских людей, их быт, настрой (приближался праздник 1 Мая). Он пробыл там три недели, с 25 апреля по 17 мая – чудесная пора, когда Москва утопает в цветущей сирени и тюльпанах. Антуан имел представление о русской земле. В его репортаже «Москва! А где же революция?», он передаёт своё первое впечатление о СССР: «Поезд мягко замедляет ход у платформы… Мы в России: Негорелое13. Что за предубеждение настроило меня на мысль о разрухе?

В помещении таможни можно устраивать празднества. Просторное, проветриваемое, с позолотой. <…> Действительность обманывает мои ожидания, и я становлюсь подозрительным. Все это устроено для иностранцев. Да, вполне возможно. Но таможня в Белгороде тоже для иностранцев, а там она похожа на складской двор. <…> Передо мной страна, о которой если говорят, то говорят с пристрастием, о которой из-за пристрастий мы не знаем почти ничего, хотя Советский Союз совсем недалеко от нас. Мы куда лучше знаем Китай… Мы никогда не спорим из-за Китая. Но если мы обсуждаем Советский Союз, мы обязательно впадаем в крайности – восхищаемся или негодуем. <…>

Жорж Кессель14 встретил меня на вокзале, подозвал носильщика, и воображаемый мир лишился еще одного призрака – носильщик самый обыкновенный, как везде. Он уложил мои чемоданы в такси, а я, прежде чем сесть, огляделся вокруг. Увидел просторную площадь, по гладкому асфальту катят, рыча, грузовики. Увидел цепочку трамваев, как в Марселе… <…> С детским простодушием я искал революционности в носильщике, в устройстве витрины. Хватило двухчасовой прогулки, чтобы избавить меня от иллюзий. Не стоило искать революции там, где искал ее я. <…> На собственных просчетах я вижу, как постарались исказить предпринятый русскими эксперимент».

Сент-Экзюпери восторженно писал в своём очерке о советском самолёте—гиганте «Максим Горький». Ему посчастливилось участвовать в прогулочном полёте над Москвой на этом уникальном самолёте, за день до его катастрофы.

Во время полёта Антуан осмотрел его одиннадцать основных отсеков15. «Самолет потрясал своей величиной – помещения располагались не только внутри фюзеляжа, но и в крыльях. Я осмелился войти в коридор левого крыла и стал открывать одну за другой двери, выходящие в него. За дверями открывались комнатки, потом помещения для моторов, каждый мотор был изолирован от других. Меня догнал инженер и показал электростанцию. Электростанция снабжала током не только радиотелефон, громкоговоритель и взлетное устройство, но еще и восемьдесят осветительных точек, общей мощностью двенадцать тысяч ватт.


На борту «Максима Горького»


Я осматривал самолет уже четверть часа, погрузившись в его нутро, словно в трюм миноносца, и мне все время светил электрический свет. <…> Навстречу мне попались телефонисты, я заметил, что есть помещения с кроватями, видел механиков в синих брезентовых костюмах. Но больше всего я изумился, когда обнаружил небольшой кабинет и в нем юную машинистку, которая печатала на машинке… <…>

Назавтра самолета «Максим Горький» не стало. Его гибель переживается здесь как общенародное горе. Советский Союз потерял не только выдающегося пилота Журова и десять членов его экипажа, не только тридцать пять пассажиров, работников конструкторского бюро ЦАГИ16, для которых полет был наградой за отличную работу, Советский Союз потерял великолепное подтверждение жизненности его юной индустрии».


Самолёт «Максим Горький» в сопровождении двух истребителей


И при каких обстоятельствах погиб самолёт-гигант – гордость советского авиастроения, да ещё с пассажирами на борту! ТАСС сообщило: «18 мая 1935 года в 12 часов 45 минут в городе Москве, в районе Центрального аэродрома произошла катастрофа с самолетом «Максим Горький…». В роковом прогулочном полёте над Москвой оказались лучшие инженеры и передовые рабочие ЦАГИ, строившие этот самолёт, их жёны и дети. За штурвалом – опытный пилот ЦАГИ, лётчик-испытатель Николай Журов, второй пилот – заслуженный лётчик Иван Михеев.

В этом полёте задумали сделать рекламную видеосъёмку с летящими рядом самолётами: одноместным истребителем И-5 и самолётом-гигантом, подчеркнув этим огромные размеры «Максима Горького». Истребитель И-5 полетел справа от гиганта, им управлял Николай Благин – ведущий летчик-испытатель ЦАГИ, воздушный ас. Съёмку вёл кинооператор из двухместного самолёта Р-5, летящего слева от гиганта. Кто дал указания Благину выполнить фигуры высшего пилотажа вокруг самолёта «Максим Горький» неизвестно и по сей день.

Благин блестяще сделал первую «мёртвую петлю» вокруг крыла гиганта, а затем, при попытке повторить «петлю», он врезался в его правое крыло, пробив в нём маслобаки. Самолёт «Максим Горький», накренившись вправо, пролетел ещё несколько секунд и начал разваливаться в воздухе на части, а затем, перевернувшись на спину, стал падать.

В трагедии обвинили Николая Благина, назвав его поведение «озорством». «Этим были выведены из-под удара всевозможные „наземные“ чиновники, скорее всего, дававшие устное указание летчику „поэффектнее“ показать гигант для киносъемки. Позже утверждали, что сам Благин накануне рокового полета даже просил освободить его от такого задания»17 Да и стал ли бы рисковать Благин по личной инициативе жизнями своих сослуживцев и их семей?! У него у самого была семья. Товарищи Благина по эскадрилье уверяли, что Николай был дисциплинированным, ответственным, исполнительным лётчиком, далёким от ухарства.

Много тёмных пятен в деле. Ведь, если он «такой сякой» – один виноват во всём, то почему во время похорон его урну с прахом ставят между урнами Журова и Михеева, хоронят с остальными жертвами на Новодевичьем кладбище? Почему его жене после происшедшего предоставляют новую квартиру, дочь переводят в хорошую школу, назначают пенсии по утере кормильца жене, дочери и одному из его родителей? С чего бы?! Так ли поступали у нас с озорниками и хулиганами, ставшими виновниками множества жертв и серьёзных разрушений?

Но в любом случае, кто бы ни был виноват в происшедшем, даже у неспециалистов возникает вопрос: как можно было вообще допустить, какие бы то ни было, трюки в непосредственной близости с самолётом, наполненным пассажирами?! А тут – «мёртвая петля» вокруг движущегося объекта18 – одна из самых сложных, смертельно опасных фигур высшего пилотажа. Благин, как опытный лётчик, не мог не понимать масштаба риска. …Его запаздывание с моментом начала входа во вторую петлю составило всего менее секунды (!), что и привело к трагедии.

Со временем какие-то документы были рассекречены, но в деле так и осталось много неясностей. Жизни замечательных людей, их детей, огромный труд и огромные средства, затраченные на создание огромного, уникального самолёта – всё оказалось поставлено на карту чьих-то амбиций, чьей-то дурости. Все, кроме кинооператора и лётчика, летевших на самолёте Р-5, погибли, в том числе жители из разрушенных домов в посёлке «Сокол», расположенном рядом с аэродромом. От прекрасного самолёта осталась груда обломков. «Против глупости бессильны даже боги» (Фридрих Шиллер).


***


Два дня живу в предместье Парижа, в небольшом городке Малакофф. Назван он в честь маршала Жан-Жака Пелисье, завоевавшего в Крымскую войну 1855 года Малахов курган под Севастополем. После чего Жан Жак Пелисье изменил свою фамилию и стал зваться герцогом де Малакофф.

Малакофф – уютный, чистый городок с узкими улочками, вдоль которых через каждые 10 – 12 метров, на специальных стойках закреплены разноцветные металлические ящики, а из них – целые облака сытых, ухоженных цветов: львиный зев, разноцветная петунья, ярко-голубая лобелия. Вдоль улиц часто встречается цветущий розовый олеандр и стройные деревья магнолии с плотными, блестящими листьями. Вид магнолии напоминает мне песню Александра Вертинского «Танго Магнолия»:

В бананово-лимонном Сингапуре, в бури,

Запястьями и кольцами звеня,

Магнолия тропической лазури,

Вы любите меня.

Пешеходные дорожки чётко обозначены, даже на узких улочках, где установлены маленькие светофоры высотой всего в рост человека. Свежему взгляду здесь хорошо заметна высокая культура водителей и пешеходов, их взаимоуважение.

Жаль, не знала я тогда, читая на схеме 13-й линии Парижского метро название моей станции «Малакофф – Плато-де-Ванв», что следующая станция в сторону Парижа, «Порт-де-Ванв», – это станция маленького городка Ванв. Там на «чудной каштановой улице» имени Жана-Батиста Потена в доме №65, на втором этаже, с июля 1934 года по июль 1938 года жила Марина Ивановна Цветаева. Мне до этого дома было тогда рукой подать, да не знала я!

Из письма Цветаевой Анне Антоновне Тесковой от 24 октября 1934 года: «Мур ходит в школу, Аля пока дома… <…> Мы живем в чудном 200-летнем каменном доме, почти – развалина, но надеюсь, что на наш век хватит! – в чудном месте, на чудной каштановой улице, у меня чу-удная большая комната с двумя окнами и, в одном из них, огромным каштаном, сейчас жёлтым, как вечное солнце. Это – моя главная радость».

Лопушиный, ромашный

Дом – так мало домашний!

С тем особенным взглядом

Душ – тяжёлого весу.

Дом, что к городу – задом

Встал, а передом – к лесу.

***


Через день должен подъехать мой друг из Ниццы. Он, как и я, россиянин. А пока знакомлюсь с Парижем, 18 минут по 13-й линии метро и я – на Елисейских полях, знаменитой и самой широкой улице Парижа, историческом проспекте парадов и торжеств, на тех самых Елисейских полях, где проходил парад Победы 26 августа 1944 года. На этой красивой, просторной улице парижане празднуют торжественные моменты своей истории.

Справа от выхода из метро установлен бронзовый шестиметровый Шарль де Голль, принимающий парад 1944 года в честь освобождения Парижа. Генерал запечатлён в своём широком шаге с выправкой военного.

На постаменте памятника – его слова: «Париж осквернён, измучен, разбит – но свободен!» Скульптору удалось точно передать неповторимость походки генерала. Взглянув на памятник, сразу узнаёшь генерала де Голля.

Иду вдоль аллеи высоких платанов, обрамляющих Елисейские поля. Эта улица пролегает в центре города. На Елисейских полях просторно и уютно одновременно. Ухоженные, подстриженные в виде прямоугольных параллелепипедов платаны, посажены здесь давно, в 1724 году, а живут эти деревья тысячу лет. Сейчас они в самом расцвете своей красоты и мощи. Сколько они повидали и увидят ещё на своём веку!

Наконец подъехал мой друг. Следующие пять дней в Париже – это попытка объять необъятное. …Непостижимый в своей красоте и величии собор Нотр-Дам де Пари, массивный, при этом зрительно невесомый из-за своего роскошного каменного кружева.

Символ Франции, красавица Эйфелева башня – настоящий шедевр инженерной мысли. Хорошо полюбоваться ею со стороны, особенно вечером, когда она вся в огнях.




Нотр-Дам де Пари с боковой стороны




Знаменитый район Парижа, Монмартр, расположенный на холме высотой 130 метров. Когда поднимаешься на него, очень хорошо ощущаешь преодоление высоты, чувствуешь, как учащается биение сердца, напрягаются мышцы ног, хотя подъём на холм – плавный. Вершину холма венчает белоснежная базилика Сакре-Кёр (Святого Сердца). Многолюдны и уютны улочки Монмартра и площадь Тертр (place du Tertre), заставленная мольбертами и картинами художников. Известно, что продавать свои работы, рисовать портреты с натуры на этой площади позволено только маститым, известным мастерам, тем, кто получил специальное разрешение Союза художников Франции.

Недалеко от площади Тертр стоит особняк знаменитой французской певицы, Далиды (Иоланды Джильотти), в котором она прожила 25 лет, с 1962-го по 1987 год, когда её не стало. В 25—30 метрах от её дома расположена площадь Далиды (Place Dalida) с бронзовым бюстом певицы. Она – четвёртая женщина в истории Парижа, удостоенная горожанами памятника. Такое же внимание жителей города снискали, кроме Далиды, только три женщины Франции: Жанна д’Арк, Сара Бернар и Эдит Пиаф. Любя певицу и планируя посетить её могилу, я и не ведала, что всего в нескольких метрах прошла мимо её дома и её красивого бронзового бюста.

Далида похоронена в трёх кварталах от своего дома, на кладбище Монмартр. Мы с другом спустились от базилики Сакре-Кёр, прошли через площадь Тертр и ещё немного вниз, влево, в сторону кладбища, но не сразу нашли его, замешкались, пытаясь отыскать обозначение некрополя на карте.

Пока друг изучал карту, я обратилась к проходящей мимо нас женщине с вопросом, как пройти на кладбище Монмартр. Кое-как объяснила ей, что мы из России и хотим попасть на могилу Далиды. Незнакомка, стройная пожилая француженка, к нашему большому удивлению, приветливо улыбнулась, развернулась на 180 градусов и предложила провести нас к входу на кладбище. Оказалось – мы стояли у его каменной стены, довольно высокой, так, что мы не поняли, что находимся через стену от кладбища.

Милая незнакомка, шагая рядом, эмоционально рассказывала нам что-то по-французски о своём прадеде, который почему-то похоронен в Сибири, о Далиде. Мы, не владеющие французским, мало поняли из её рассказа, но главное дошло до нас: она любит Далиду, тронута нашей любовью к французской певице и дружески настроена к России.

Эта французская женщина проявила большую щедрость души, вернувшись и прошагав полкилометра в противоположную от своего пути сторону. Обогнув стену кладбища, мы подошли к небольшому одноэтажному домику, расположенному на его входе, слева, только тогда женщина вежливо попрощалась с нами. Это, конечно, везение – приехавшим из другой страны встретить такого отзывчивого человека.

Простившись с незнакомкой, мы обратились к карте кладбища, закреплённой на стене домика, но только приблизительно представили себе, в каком направлении идти, т. к. на карте всё обозначалось только по-французски. Пройдя немного вперёд и поднявшись по ступеням, ведущим влево, мы прошли несколько метров по аллее, вдоль которой высились надгробия могил парижских знаменитостей.

Я вдруг почувствовала, как моя интуиция повела и заторопила меня. Побывать на могиле Далиды я хотела и планировала, ещё находясь дома. Смотрела видео о посещении её могилы россиянами, виртуально подходила сама к её могиле и теперь волновалась ещё сильнее, чем тогда, когда смотрела видео. Двигаясь по наитию и припоминая общий вид аллеи и могилы, где покоится Далида, я быстро зашагала вперёд, значительно опередив друга и не глядя по сторонам, потом буквально побежала, ведомая шестым чувством и, удивившись самой себе, вдруг слева от себя увидела виртуально знакомую мне могилу. Певица, стройная и красивая, какой была при жизни, запечатлена в белом мраморе в полный рост. Вокруг её фигуры посажены кипарисы и стоит целая поляна живых цветов, срезанных и – в горшках, от поклонников её таланта. Трогательный памятник, исполненный любви к знаменитой певице. Всю меня вдруг наполнил её необыкновенный голос, её «Песня Орфея»: «Утро, разбуди солнце, коснись нежным лучом любви сердца того, кого я жду».


Могила Далиды


***


Невозможно побывать в Париже и не увидеть своими глазами величественный и великолепный дворцовый комплекс Лувр. Король Филипп-Август, отправляясь с королём Львиное Сердце и Фридрихом Барбароссой в третий крестовый поход, опасаясь вторжения врагов, возвёл крепость в наиболее уязвимом месте – на стыке городской стены с рекой Сена. Мог ли он представить себе, что крепость эта разрастётся в красивейший дворцовый комплекс, которым спустя восемь веков будут любоваться потомки!


Лувр


Дворцовый комплекс


В парке Лувра


Заглянули мы и на знаменитую площадь Согласия, где когда-то стояла, приводящая в ужас французскую аристократию, гильотина, и где кровь лилась рекой. Здесь обезглавили короля Людовика XVI, королеву Марию-Антуанетту, Робеспьера и других французских дворян.

Сегодня на площади стоит 23-х метровый луксорский19 обелиск из розового гранита весом 230 тонн, украшенный иероглифами возрастом 3,5 тысячи лет и золотым наконечником – подарок Мухаммеда Али, короля Египта. Обелиск переправляли во Францию более двух лет на грузовом судне и доставили в Париж в 1833 году.

За пять дней мы с другом посетили только самые известные достопримечательности Парижа. За столь короткое время невозможно охватить все исторические места и красоты этого выдающегося города.

Отведали знаменитый французский луковый суп с пикантным ароматом и своеобразным вкусом, обжаренного в сливочном масле, а затем, утушенного в мясном бульоне, лука. Упоминания об этом незатейливом супе встречаются у Александра Дюма и Эмиля Золя.

Луковый суп – своеобразная визитная карточка французских поваров. Казалось бы, как можно удивить блюдом, приготовленным из набора самых простых ингредиентов, но французские кулинары умудряются сделать из него настоящий деликатес, причём у каждого – свои секреты приготовления.

Попробовали мы, изобретённый французами, приятный, слабоалкогольный напиток под названием «кир». Возможно, отсюда пошло расхожее русское слово «кирять», т. е. пить кир, распространившееся у нас на распитие и других алкогольных напитков. Французы готовят кир, смешивая ликёр из чёрной смородины с сухим красным или белым вином. Предпочтение отдают белым сухим винам Бургундии. Крепость коктейля не превышает 15 градусов, поэтому подают его как аперитив, перед едой, для усиления аппетита и хорошего пищеварения.

Приветливые французы любезны и учтивы, их воркующий язык ласкает слух, не напрасно французский язык назвали языком дружбы и любви. Везде, даже там, где по российской привычке не ждёшь деликатности: в хлебной лавке, в вагоне поезда, среди прохожих на улице, французы исключительно вежливы.

Они не ломятся, расталкивая окружающих, не смотрят на тебя гневно или с раздражением, как это смешно изображал в кинокомедиях неповторимый французский комик, Луи де Фюнес. Или мне попадались только ангелы? Все французы, с которыми довелось мне общаться, улыбались, пытались мне помочь, вежливо обслуживали. Наверное, для них по-другому немыслимо. Хотя… Приветливые, да ласковые, но, как говорится, не буди зверя; взяли и отрубили голову своему неугодному монарху.