Сложное интервью
Малахов, директор рыбного комбината, человек солидного возраста, представительный, имеющий опыт общения с людьми из разного круга, чувствовал себя неуютно и скованно в беседе с дотошным корреспондентом, сидевшим перед ним в его, директорском, кабинете.
Корреспондент все пытался узнать, как здесь, в районной глубинке, идет перестройка командной системы, признанной центром порочной и пагубной и потому искореняемой им повсеместно.
Отвечать откровенно Малахову не хотелось – жизнь научила его быть осторожным в оценке других, особенно вышестоящих. «Приезжему что, – думал Малахов, – он пораспрашивал и уехал, а мне здесь жить и работать… Потом, чем закончится вся эта ломка, кто сейчас знает наверное?»..
– А как складываются у вас теперь отношения с руководством района? – наседал корреспондент. – Как оно, по-вашему, перестроилось?
Двигая по столу очки в изящной оправе, Малахов вымученно тянул:
– Видите ли, район у нас сельский… Традиции здесь очень сильны… Нет, перемены, конечно, заметны, тем паче после того, как райкомы закрыли… Теперь мы контактируем все больше с районным советом. Хотя мы расположены в разных поселках, но контакт держим плотный.
– А кто сейчас в районном совете?
– Председатель?.. Григорьев. Первый секретарь райкома партии. Бывший уже, конечно, теперь… Его, значит, выбрали… Он совмещал вначале оба поста, а потом перешел в райсовет окончательно, тем более, что райкомы прикрыли… С ним у нас связь постоянная: звонит, советует, интересуется…
Как бы в подтверждение слов Малахова по селектору раздался голос секретаря:
– Владислав Александрович, вас просит Григорьев.
– Видите, – усмехнулся криво директор. – Только что о нем говорили. Сейчас будем распределять нашу продукцию: сколько направить рыбкоопу, сколько кому еще, по бартеру.. Он у нас любит распределять…
Однако в этот раз директор ошибся.
– Малахов?! Где ты пропал?! – зазвенел в трубке зычный голос. – Как ты живешь там?.. Ничего?.. Значит – счастливчик! Давай тогда, впрягайся в наши проблемы – сообща и телегу легче тянуть. Помнишь народную мудрость?.. Надо трудоустраивать бывших райкомовцев. Ситуацию ты понимаешь, я думаю…
– Я уже делаю, что могу, Николай Николаевич! – заволновался Малахов. – Парторга уже назначил начальником кадров. Старого начальника пришлось досрочно на пенсию вытолкнуть. Уходил со слезами – как сейчас на пенсию проживешь?!..
– Ты парторга своего не считай, – прерывает Григорьев попытку Малахова соскользнуть на другую проблему. – Он твой, доморощенный. Кому еще о нем позаботиться? Я сейчас о других говорю: еще к тебе направляю. Пока одного, а там видно будет… Гальперин вот к тебе согласился. Придумай ему что-нибудь.
Облик грузного, сумрачного райкомовского тугодума мгновенно возник перед внутренним взором Малахова. Заведуя промышленным отделом, Гальперин в доску выматывал директоров предприятий, требуя, даже по пустяковым вопросам, их личного присутствия у себя. И попробуй не появись! Неприятностей не оберешься! Он – мастер на неприятности. А вызов к нему был почти ежедневно: то готовится справка в бюро райкома, то справка в секретариат, то нужны цифры к докладу на пленуме… Цифры, сведения, справки – стихия Гальперина. По другим делам ходить к нему бесполезно – ничего не решает. Одна демагогия. И вот он – сюда! Надменный, надутый, обидчивый… Гальперин – на комбинате!!!
Малахов был так ошарашен такой перспективой, что забыл на какое-то время о постороннем в своем кабинете, и не мог никак найти слов для ответа.
– Ты чего замолчал? – властно гудела трубка. – Договорились?…
– Да что вы, Николай Николаевич! – взмолился Малахов. – Куда я его?! Он же ни уха, ни рыла в нашей работе!
– Но, но! – прикрикнул Григорьев, – Ты не утрируй! Он семь лет всем производством в районе руководил!.. Вот, мне подсказывают, что он был даже куратором твоего комбината!.. «Ни уха, ни рыла!» Тоже мне, умник!
– Да точно вам говорю! – ревел белугой Малахов. – Приехал раз как-то ко мне с заявлением – рыбу для кого-то выписывал. Пишет: «Прошу отпустить ящик копчено-вяленых рыботоваров». Я уточняю: каких тебе надо, конкретно – вяленых или копченых? А он мне, с обидой: я ж, говорит, ясно пишу – копчено-вяленых…
– Ну, и в чем ты здесь криминал усмотрел?..
– Да не о криминале я вовсе! Я о том, какой он куратор! У него там, в партийных бумагах, как было одной строкой – копчено-вяленая продукция, он так себе ее и усвоил! Он и на территории-то комбината не был ни разу! Ни в одном цехе. Только в парткоме, да у меня в кабинете.
– Тебя послушать – выходит, что дураков мы в райкоме держали! – слышится желчный голос Григорьева. – Сам-то ты помнишь, что райком тебя сделал директором?! Сам-то каким был до этого?.. Подучишь! Не в орг же набор мне его посылать!..
– А с жильем как? – спросил Малахов, сникая. – Селить мне его негде: строительство встало, а очередь – страшно сказать…
– Вот и плохо, что встало! Очень плохо. Пора, видимо, нам разбираться в этом вопросе. А о Гальперине, в этом плане, не думай. Он пускай здесь поживет. У него есть машина – поездит. Думаю, не на долго мы его к тебе переводим… Значит, с ним порешали?!.. Ну, будь здоров. Он завтра подъедет..
В трубке уже часто звучали гудки. А Малахов все еще держал ее возле уха. Потом он тяжело опустил руку, взглянул искоса на корреспондента, что-то торопливо заносившего в свой блокнот. «А-а, пусть его знает всю правду – матку!» – мелькнула шалая мысль. И он велел секретарю пригласить к нему главного инженера и нового начальника отдела кадров.
Возбужденный состоявшимся разговором, Малахов вышел из-за стола и крупно зашагал по просторному кабинету. На его безволосом затылке растекалось большое малиновое пятно.
– Только что у меня разговор был с Григорьевым, – сразу сказал он вошедшим. – Велит трудоустроить Гальперина. Не на рабочее место, естественно…
– Гальперина? – переспросил бывший парторг удивленно. – Так он же – того…
– Знаю! – восклицает Малахов. – То, что вы скажете мне сейчас, я лучше вас знаю! И дуб он, и склочник, и не специалист. Знаю, что он институт педагогический кончил заочно!.. Учителя чистописания к нам направляют!.. Но первый же требует!.. Вы-то хоть мне душу не рвите!.. Найдите ему такую работу, где вред от него мог бы быть наименьшим!
Главный инженер и бывший парторг в замешательстве вышли из кабинета. Малахов снова сел за свой стол, опять погонял по нему очки и спросил, глядя тоскливо на корреспондента:
– У вас и теперь еще будут вопросы?..
Корреспондент сказал, что ему все понятно, и спрятал в карман авторучку.
1991 г.