Хольгер Датчанин
Дания: Хельсингёр
Хольгер Датчанин стал сказочным героем задолго до Андерсена – причем самое интересное, что даже не стараниями датчан. Он многократно фигурирует во французской средневековой романтической литературе (впервые в «Песни о Роланде») как вассал и соратник императора Карла Великого. Французы называют его на свой манер Ожье, но с обязательным добавлением «Датчанин», ведь по одной из версий он был сыном датского короля Гудфреда – того самого, что построил Даневирке (Dannevirke) – «Великую ютландскую стену», призванную оборонять Данию от вторжений с юга.
Впрочем, давайте по порядку.
Как принц датский стал королем под горой
Начинается легендарная история Ожье Датчанина там же, где и заканчивается, – в подземелье. Дело в том, что Гудфред, отец Ожье, все свое правление посвятил борьбе против империи франков. Став королем, он первым делом начал готовить вторжение в Саксонию, на что Карл Великий решил ответить симметрично: Ожье, состоявший на тот момент у императора на службе, как сын потенциального агрессора был взят в заложники и посажен в темницу. Это немного охладило пыл Гудфреда, и конфликт временно угас.
Отсканируйте QR-код, чтобы открыть электронную карту
Долго сидеть в темнице, однако, Ожье не пришлось: Карл Великий как раз в то время готовил поход против сарацин, и разбрасываться крепкими воинами было негоже. Незадолго до выступления Ожье заводит роман с дочерью тюремщика и приживает с ней бастарда, после чего со спокойной совестью уходит в поход и совершает там множество ратных подвигов, за что получает от Карла полное прощение (как будто он чем-то провинился). За двадцать лет, проведенные Ожье в походе, его сын успевает вырасти и стать пажом при дворе. Впоследствии из этого выходит некрасивая история: сын Карла Великого предлагает ему сыграть в шахматы, но с треском продувает и, вспылив от обиды, проламывает ему череп шахматной доской (привет «Джентльменам удачи»)[17]. Ожье требует от Карла справедливости по принципу «кровь за кровь», но вместо нее напрашивается на изгнание. Ничего не поделаешь: что позволено Юпитеру, не позволено быку.
Изгнанный Ожье в конце концов находит приют у лангобардов, а когда в их земли вторгаются войска Карла Великого, из чувства мести возглавляет сопротивление. Изрядно потрепав захватчиков, сопротивленцы все же терпят поражение, и Ожье снова оказывается у Карла в темнице. И тут, откуда ни возьмись, появляются сарацины, прознавшие, что их заклятый враг Ожье Датчанин теперь в лютой немилости, а значит, бояться больше нечего и можно спокойно идти бить франков. Карл понимает, что без Ожье ему сарацин не одолеть, и выпускает узника на свободу. Верный своему долгу (у вас глаз не дергается еще?), Ожье соглашается встать во главе войска и вновь разбивает сарацин, за что получает еще одно, теперь уже полнейшее, прощение, несметные богатства и английскую принцессу в жены.
Вроде бы похоже на счастливый конец, но в более поздних источниках история получает совсем уж фантастическое продолжение в виде путешествия Ожье на Авалон и дружбы с королем Артуром. Именно это в результате и переводит его из разряда исторических лиц в статус мистического «короля под горой», из-за которого весь сыр-бор. Но не может же быть так, чтобы у всех был свой «король под горой» (вспоминаем нашего Илюшу), а у датчан не было?
Естественно, история такого великого соотечественника не могла пройти мимо датских патриотов. В XVI веке французские предания про Ожье Датчанина переводят на датский язык, а в процессе как бы невзначай оказывается (см. известный анекдот про Рабиновича), что не Ожье, а Хольгер, не королевич, а король, не бился с сарацинами для Карла, а защищал свою страну от врагов, и не уплыл на Авалон, а отправился домой с миром. И уже на родине, устав в пути, присел отдохнуть где-то в пещере да там как был, в доспехах и с мечом, так и уснул вечным сном. И будет спать до тех пор, пока Дании снова не будет угрожать смертельная опасность – а если такой момент, не дай бог, настанет, то он проснется, перевернется, и тут уж врагам несдобровать.
Легенда эта всем понравилась и с тех пор многократно всплывала в датской литературе и драматургии (см., например, историю с оперой «Хольгер Датчанин» в главе про «Обрывок жемчужной нити»). Единственное, что в большинстве случаев оставалось за кадром, – это где именно великий воин спит. Впрочем, об этом чуть позже, а пока поговорим о тех, кому от него уже успело перепасть.
Хольгер Датчанин против адмирала Нельсона
Не будь Андерсен самим собой, он бы, возможно, просто художественно пересказал сюжеты легенд о Хольгере Датчанине да на том бы и успокоился. Однако маэстро пошел другим путем, который подсказало ему событие, произошедшее незадолго до его рождения и получившее название Копенгагенского сражения.
В то время – на рубеже XVIII–XIX веков – в Европе вовсю бушевали войны: Франция отрабатывала хорошо знакомую нам концепцию «экспорта революции». Изначально Россия входила во Вторую антифранцузскую коалицию, но после ряда обидных разногласий[18] откололась от нее и начала искать новых союзников в борьбе против старых. На эту роль хорошо подходили нейтральные страны, имевшие зуб на англичан за то, что те задерживали и обыскивали их торговые суда на предмет грузов для Франции. Так появилась Вторая лига вооруженного нейтралитета, куда, кроме России, вошли Пруссия, Швеция и Дания.
Англичане восприняли Лигу как угрозу для своих интересов: во-первых, она ослабляла экономическую блокаду Франции, а во-вторых, могла поставить под удар поставки английскому флоту корабельного леса из Скандинавии. В результате в начале 1801 года англичане отправили к берегам Дании полсотни кораблей под командованием адмирала Паркера и вице-адмирала Нельсона (да-да, того самого) с задачей добиться выхода Дании из Лиги «путем дружественных переговоров или военного вмешательства», а затем атаковать отряд русского флота в Ревеле (нынешнем Таллине), пока не вскрылся лед и у противника отсутствовала возможность выслать подкрепление из Кронштадта.
«Дружественные переговоры» в английском стиле, как вы догадываетесь, не задались. Более того, пока англичане ждали ответа на свой ультиматум, датчане успели основательно подготовиться к обороне. В этом им помогла и сама природа: пролив Эресунн (Øresund) изобилует отмелями, а ни достоверных карт глубин, ни местных лоцманов у англичан не было – в результате три их судна сели на мель еще до начала сражения, и тяжелые корабли с глубокой осадкой пришлось вообще оставить за пределами поля морского боя. Пересмотрев тактику и проведя тщательную рекогносцировку, утром 2 апреля (кстати, в день рождения Андерсена) англичане наконец атаковали. Оборонялись датчане яростно. В ходе пятичасовой перестрелки обе стороны понесли серьезные потери; некоторые историки даже полагают, что англичане могли бы и проиграть сражение, дойди дело до введения в бой резервов. Однако те не пригодились: заключив перемирие на сутки, стороны вступили в переговоры, в самый разгар которых пришло известие из Санкт-Петербурга об убийстве Павла I. Это, в свою очередь, означало скорый конец Лиги и развязывало датчанам руки, так что уже через неделю было подписано мирное соглашение. Англичане, спалив большую часть захваченных датских кораблей, убрались восвояси, начались переговоры о расторжении Лиги, а русский отряд ушел из Ревеля под защиту кронштадтских фортов. Впрочем, англичане еще вернутся через шесть лет, и все будет гораздо грустнее – но об этом в главе про «Маленького Тука».
Поражение «по очкам» в противостоянии с английским флотом вполне можно было считать крупным военным достижением (считается, что Копенгагенское сражение далось англичанам даже труднее, чем Трафальгарское). Датчане очень гордились, что дали прикурить самому Нельсону, и тут как бы сам собой напрашивался мистический подтекст: раз утерся столь грозный противник, значит, с нами сила – не иначе как сам Хольгер Датчанин помогает. Эту-то тему и подхватывает Андерсен: персонаж его сказки – дедушка, служивший во время Копенгагенского сражения на линейном корабле «Дания», рассказывает о неизвестном матросе, который бился с ним плечом к плечу, распевая старинные песни, и был якобы неуязвим. Старик подозревает, что это и был Хольгер Датчанин, очнувшийся ото сна и пришедший им на помощь. Откуда он пришел? Давайте-ка разберемся.
Романтика против фактов
По одному из предположений, «та самая» гора, где заснул по дороге домой Хольгер Датчанин, располагается где-то в районе Хауреберга (Havrebjerg), что неподалеку от Слагельсе (Slagelse). С одной стороны, это было бы логично, потому что это как раз на пути в столицу, а с другой – не очень, поскольку в окрестностях Хауреберга нет никаких гор.
Неизвестный автор другой, более «ванильной» версии, вероятно, рассудил, что легендарному королю не пристало спать вечным сном где попало, в какой-то грязной пещере. Гораздо лучше для этого подошло бы подземелье какого-нибудь величественного старинного замка. Вот, например, Кронборг (Kronborg),Илл. 1 что под Хельсингёром (Helsingør),Илл. 2– прекрасный вариант: замок древний, прославленный, к тому же всего в сорока километрах от Копенгагена (если вдруг что, то и доплыть недалеко).
Обе эти версии были представлены в сборнике датских народных преданий Юста Маттиаса Тиле,[19] вышедшем за два года до «Хольгера Датчанина», – и угадайте, какую из них выбрал Андерсен.
Илл. 1
Замок Кронборг
Илл. 2
Хельсингёр
Тут нужно еще заметить, что он был знаком и со Слагельсе, и с Хельсингёром не понаслышке. Так уж заведено, что тот, кто хочет стать поэтом, должен уметь не только тонко чувствовать, но и грамотно писать. В юные годы Андерсен пытался было игнорировать подобные мелочи на пути к мечте, но, к счастью, старшие товарищи и покровители быстро смекнули, что так дело не пойдет, и отправили начинающего автора подучиться в гимназию – и, что символично, как раз сначала в Слагельсе, а потом в Хельсингёр. В Хельсингёре состоялось знакомство Андерсена с Кронборгом, затем вышел сборник Тиле – таким образом, на момент созревания идеи «Хольгера Датчанина» все декорации для него уже были готовы.
Однако при всей романтичности данной версии заснуть в Кронборге исторический Хольгер Датчанин не мог – хотя бы потому, что в его времена на этом месте не было никакого замка. Только через шестьсот с лишним лет после событий, описанных в «Песни о Роланде», королю Эрику Померанскому пришла в голову отличная бизнес-идея: поставить по крепости на противоположных берегах пролива Эресунн (он же, на немецкий манер, просто Зунд) в самой узкой его части и сделать пролегающие через него морские торговые пути платными. Так появилась «зундская пошлина», а гарантом ее получения стали крепости Кернен (Kernen) на восточном берегу, в Хельсингборге (Helsingborg), и Кроген (Krogen) на западном, в Хельсингёре; последняя как раз и была «бабушкой» Кронборга. Пошлина эта, кстати, просуществовала аж до 1857 года, то есть на момент написания «Хольгера Датчанина» (1845) она еще взималась. А значит, пушечные сигналы,Илл. 3 которыми андерсеновский Кронборг обменивается с проходящими мимо кораблями, следует читать не как «Здравия желаем!» и «Спасибо!», а как «Деньги на бочку!» и «Слышу, не глухой».
Илл. 3
Береговые батареи Кронборга, обращенные к проливу
Есть в Дании старинный замок – Кронборг; лежит он на самом берегу Зунда, и мимо него ежедневно проходят сотни кораблей: и английские, и русские, и прусские. Все они приветствуют старый замок пушечными выстрелами: бум! Из замка тоже отвечают: бум! Это пушки говорят: «Здравия желаем!» – «Спасибо!»
Как говорят французы, самые умные речи исходят из желудка. По мере развития военных технологий крепость Кроген постепенно перестала быть весомым аргументом в деле сбора зундской пошлины – требовалась модернизация. Затеяли ее в XVI веке: начали с добавления бастионов по углам крепостной стены, а потом, видно, уже не смогли остановиться и перестроили вообще всю крепость в ренессансный замок – его-то и назвали Кронборгом. А поскольку использовать его планировалось еще и как королевскую резиденцию (и он даже успел побыть ею какое-то время), то в проект, помимо оборонительных сооружений, включили также палаты для короля, королевы и фрейлин, бальный зал, часовню и площадку для театрализованных представлений (правивший тогда Фредерик II был большим поклонником театра). Ну а дальше, естественно, все было как в анекдоте про «а теперь попробуем со всем этим взлететь».
Неприятности начались уже менее чем через пятьдесят лет: в 1629 году в результате неосторожного обращения с огнем замок полностью сгорел. Восстановление одного только экстерьера заняло десять лет, а вскоре после этого, в 1658 году, разразилась очередная датско-шведская война, так что интерьер не особо и понадобился. Шведы подошли тогда вплотную к Копенгагену и, опасаясь вмешательства голландского флота, решили перекрыть Эресунн, для чего захватили сначала Хельсингборг, затем Хельсингёр и взяли штурмом Кронборг. Когда же выяснилось, что затея себя не оправдала – голландцы все-таки прорвались, – захватчики оставили замок, но в качестве клока шерсти с паршивой овцы прихватили с собой оттуда все восстановленные к тому времени детали интерьера, которые смогли унести, включая потолочную роспись.
Датчане сочли это намеком и вторично модернизировали фортификации замка, добавив внешние оборонительные валы и кронверк,Илл. 4 что сделало Кронборг самой на тот момент неприступной крепостью в Европе. С тех пор, как и следовало ожидать, в войнах он больше не участвовал (хочешь рассмешить Бога – запланируй что-нибудь). Королевская фамилия тоже утратила к замку всякий интерес, и он был всецело отдан под юрисдикцию военных, а какое-то время даже выполнял по совместительству функцию тюрьмы – именно таким его и застал Андерсен. (В этой тюрьме, кстати, отбывал наказание еще один из его героев – но об этом в главе про «Предков птичницы Греты».)
Вот так и выходит, что Хольгер Датчанин с Кронборгом хоть оба и из глубины веков, а все же совсем не ровесники.
Илл. 4
Фортификации Кронборга со стороны Хельсингёра
Однако оказаться в казематах Кронборга Хольгер Датчанин теоретически мог – если вспомнить о его пребывании на Авалоне. На этом острове, как известно, время замедляет свой бег, так что, проведя там по ощущениям какую-нибудь неделю, можно вернуться на грешную землю спустя несколько веков. Такая трактовка, кстати, присутствует в одной из легенд – там, правда, Хольгер Датчанин переносится вперед всего на двести лет, а по-хорошему надо бы на шестьсот. Впрочем, сказочное ли это дело – точность! Поселивший Хольгера Датчанина в Кронборге здраво рассудил, что логика и факты бессильны перед лицом романтики. Тем более когда последняя получает мощное подкрепление в виде сказки почтенного господина Андерсена, а затем еще и материальное свидетельство – статую Хольгера Датчанина. Ее бронзовый оригинал был изготовлен в 1907 году по заказу одной гостиницы; скульптура вышла такой удачной, что ее гипсовую пресс-форму решили поставить в кронборгских казематах (что любопытно – рядом с гарнизонной пивоварней). Впоследствии ее заменили бетонной копией, которая стоит там и по сей день, так что каждый побывавший в подземельях замка может подтвердить, что видел спящего защитника Дании собственными глазами. Пойдемте-ка тоже посмотрим.
Один замок на двоих
Казематы Кронборга колоритны даже сами по себе, а уж для такого персонажа, как Хольгер Датчанин, окружения лучше и не придумаешь. Освещения там почти нет (едва хватает, чтобы отличить стену от прохода), поэтому, прежде чем наткнуться на статую, некоторое время бродишь впотьмах – ровно столько, чтобы почувствовать, что почти заблудился[20]. И тут наталкиваешься на негоИлл. 5 – настолько убедительного, что так и хочется сказать: верю. Поза, выражение лица, детали, пропорции, а главное – подсветка: мягкая, холодная (под стать микроклимату подземелья), она медленно пульсирует, то разгораясь, то угасая, как бы в такт дыханию спящего. Если повезет войти в зал между «выдохом» и «вдохом», громадная фигура прямо на глазах проявится из темноты. Впечатляющее зрелище.
Чтобы спуститься в казематы к Хольгеру Датчанину, нужно купить билет – а он действует на всей территории замка. И тут наконец смиряешься с тем, что в Кронборге андерсеновскому герою приходится потесниться рядом с еще одной литературной знаменитостью – Гамлетом (ведь шекспировский Эльсинор – это на самом деле Хельсингёр, только в англоязычной адаптации названия). Два датских принца делят между собой замок хоть и не совсем по справедливости, но вполне естественно: Хольгера трудно представить себе в покоях, а Гамлета – в подземельях. Кстати, у Андерсена в «Хольгере Датчанине» о Гамлете ни слова[21], что и логично: не восхвалять же английскую литературу там, где только что отбивался от английского флота. Зато кронборгский аудиогид как раз «заточен» под Шекспира, так что хотите совместить реальности – смело вверяйте себя голосу в наушниках.
Илл. 5
В подземельях замка Кронборг
В его глубоком, мрачном подземелье, куда никто не заглядывает, сидит Хольгер Датчанин.
Он весь закован в железо и сталь и подпирает голову могучими руками. Длинная борода его крепко приросла к мраморной доске стола.
Он спит и видит во сне все, что делается в Дании.
Несмотря на ничуть не меньшее количество нестыковок, чем в истории с Хольгером Датчанином, а также на чудовищно несуразные скульптуры Гамлета и Офелии на привокзальной площади Хельсингёра, Кронборг как замок Гамлета воспринимается очень органично. Возможно, именно поэтому впечатления от подземной и надземной части замка совершенно не пересекаются: там своя органичность, тут – своя. Входя в очередной зал, всякий раз ловишь себя на мысли: «Хм, а не здесь ли…» Даже настроение Гамлета становится понятнее (особенно если представлять его в исполнении Смоктуновского): серо, ветрено, промозгло, – как уроженец колыбели трех революций готов подтвердить, что в таком климате черт знает до чего можно додуматься. Отсюда, кстати, и обилие во внутреннем убранстве замка гобеленов, один из которых сослужил дурную службу Полонию. Болтают, кстати, что портрет короля на каком-то гобелене выткан так, что кажется, будто он следит глазами за проходящими мимо туристами, но я специально по нескольку раз ходил туда-сюда – врут, конечно. Королям, даже вытканным на гобеленах, как и в жизни, совершенно не до нас.
Персональный Хольгер
Единственное место в Кронборге, где четко разделенные миры двух принцев сливаются в пеструю какофонию, – это выход из замка, традиционно организованный через сувенирный магазин. Волей-неволей вспоминаешь лавку Йогурта из «Космических яиц» Мэла Брукса – бесконечное множество безделушек на любой, даже самый извращенный вкус (чего стоят одни магнитики на холодильник в виде конструктора средневековых литературных ругательств). Обычно такие места минуешь наспех и зажмурившись, так как обилие мишуры смазывает все впечатление. Но я в этот раз не успел: прямо на меня смотрела маленькая копия той самой скульптуры Хольгера Датчанина – металлическая, литая, блестящая, тяжелая, филигранная. Знаете, бывают такие вещи, которые берешь в руки и сразу понимаешь – мое. Интересно, у нас в Муроме делают аналогичные?
Вообще, наверное, будь я датским мальчишкой, мне было бы очень хорошо от мысли, что где-то есть большой дядя Хольгер Датчанин, который в случае чего придет и всем накостыляет. Даже если он сказочный и костылять все равно придется самому. Потому что когда ты не один, то уже не боишься.