Глава 7. Правило близости расположения
Именно в те три месяца, что я провела в Азии, у меня развилась настоящая тяга к бродяжничеству. Я начала осваивать туристические гетто – такие образуются почти в каждом крупном городе, посещаемом пешими туристами. Это целые кварталы дешевых, но не слишком грязных гостиниц, это уличные рынки, где по дешевке продаются пиратские DVD, подержанные книги и путеводители, резиновые шлепанцы, чемоданы, фальшивые очки Гуччи и обширные восточные шаровары, которые путешественники покупают, чтобы надевать вместо пижамы ночью в поезде, но кончают тем, что носят повсюду. Если вы оказались на мели, то в гетто всегда найдется офис «Вестерн Юнион», если вы заболели или грустите, вам подскажут аптеку, где можно без рецепта купить антибиотики или дженерик валиума. Если вы не знаете, куда податься дальше, вам помогут турагенты, продавцы путешествий, чьи рекламные щиты на каждом углу приглашают всего за двести баксов полететь в Пхукет, в Ангкор-Ват или Майсор.
С наступлением февраля я отправилась из Бангладеш в Индию, в Калькутту. Там я сняла комнату в гостинице Армии спасения, расположенной в центре туристического гетто. После Бангладеш Индия кажется более дружелюбной страной, но при этом она точно так же перенаселена. Всякий раз, когда я выходила на улицу, за мной увязывались малолетние попрошайки с криками «Тетя, тетя!» и протягивали раскрытые ладони. «Ганжа? Ганджа? Гашиш? Курить?» – предлагали со всех сторон. Я успела две недели поработать в одном из благотворительных хосписов матери Терезы в Калигхате, ухаживая за больными туберкулезом, малярией, дизентерией, СПИДом, раком или несколькими недугами сразу. В мои обязанности входило разносить чай и обтирать их страждущие тела влажной губкой. Первые дни меня мутило, но потом я привыкла. Конечно, по святости мне было далеко до штатных медсестер, но я хотя бы старалась быть полезной.
Еще я привыкла к одиночеству. То, что раньше вызывало у меня тревогу, волнение, теперь давалось мне совершенно спокойно. Я больше не стеснялась обращаться к людям за помощью и могла поесть одна в ресторане, не чувствуя на себе чужих взглядов. Я училась не упускать возможностей.
Мама не то чтобы сходила с ума от беспокойства, но все-таки хотела знать, где я нахожусь и чем занимаюсь. Мы часто обменивались с ней письмами по электронной почте. Она писала, что любит меня. Я отвечала в том же духе и отсылала копии отцу и Перри, расцвечивая свои письма самыми яркими из полученных впечатлений. Я рассказывала о медовых верблюдах, виденных в Агре, о заклинателях змей на пристани в Варанаси, о красочной расцветке одежды индийских женщин. И ставила много восклицательных знаков, чтобы полнее передать свой восторг. «Завтра, – писала я родителям из интернет-кафе в Агре, – я еду в другой город под названием Джодхпур. Он находится в пустыне, и все дома там выкрашены в голубой цвет! Поэтому его называют «Голубой город»! Вы не представляете, как КЛАССНО Я ПРОВОЖУ ВРЕМЯ!!!»
И я не преувеличивала. Я знакомилась с самыми разными людьми – будь то медсестры из Австралии или израильские подростки-военнослужащие, – составляла им компанию на несколько дней или неделю, чтобы затем снова продолжить свой одиночный полет. А однажды в Калькутте я разговорилась с соотечественником-канадцем по имени Джонатан. Это был блондин лет тридцати, обладатель пары потрясающих голубых глаз и гитары в белом чехле. У нас с ним случился короткий роман.
Парни с гитарами – это моя слабость. После Джеми я избегала мужчин, которые воспринимают путешествие как легкий способ подцепить девушку. Вообще для многих туристов – как мужчин, так и женщин – секс с попутчиками становится делом обычным. Пиво, свежий воздух, отросшая шевелюра и борода, хвастливый треп в веселой компании и продолжительное безделье – все это способствует сексуальному раскрепощению. Сколько всевозможных пар стихийно образовалось у меня на глазах: чилийцы и датчанки, старики и молодые женщины, женщины в возрасте и подростки, мужчины и мужчины, женщины и женщины! Не то чтобы я была против… Просто я была слишком не уверена в себе. Если у меня случался роман, хотя бы и мимолетный, я всегда принимала это чересчур близко к сердцу. Мне хотелось быть похожей на моих ровесниц, которые крутили любовь ради развлечения. Но у меня так не выходило.
Джонатан был очень общительный, веселый и ничего не воспринимал всерьез – словом, подходящий партнер для легких отношений. С ним я немного расслабилась. Мне было весело и приятно, в голову не приходило задаваться вопросом, люблю я его или нет. Мы оба настолько ценили свободу, что виделись не чаще пары раз в месяц. Мы списывались по электронной почте, уславливались о месте встречи и после нескольких дней вдвоем снова разбегались.
Мне часто приходилось слышать: «Наверное, очень тяжело женщине путешествовать в одиночку». А по-моему, наоборот – гораздо проще. Если ты улыбаешься, показывая людям, как ты рада приехать сюда, они отвечают тебе теплом и добротой. При таком отношении даже мошенники, попрошайки и нечестные таксисты становятся более человечными и даже пытаются тебе покровительствовать.
Ничто не могло меня остановить. Я села на поезд и поехала в Варанаси – священный для индуистов город, который считается у них воротами в рай. Здесь пилигримы омывают свои тела в святых водах Ганга, здесь же стирают белье, моют посуду и даже купают коров, а в это время на берегу горят погребальные костры. Из Варанаси я отправилась в Дели, Майсор и Пушкар. Я научилась спать в поезде, не обращая внимания на стук колес, и пользоваться туалетами в виде дыры в полу, где виднеются бегущие рельсы. В южном штате Керала я бродила по пляжам, где волны Индийского океана, пенясь, омывают длинные песчаные косы.
Таково правило близости расположения. Приехав в одно место, ты чувствуешь, что физически невозможно не осмотреть все в округе. Ты влезаешь на вершину горы и видишь целую горную цепь. Если ты добралась до Камбоджи, то что тебе мешает съездить в Малайзию? А от Малайзии рукой подать до Индонезии. И все в таком роде.
В течение некоторого времени я воспринимала мир как турник в своей детской. Я раскачивалась на перекладинах, вперед-назад, все время наращивая силу ускорения, и знала, что однажды мои руки – а точнее, мой счет в банке, доступный мне через иностранные банкоматы, не выдержит, и я упаду на землю.
А Пакистан граничит с Индией. И этим нельзя было пренебречь, хотя имелась тысяча причин держаться от Пакистана подальше. Если почитать новости или послушать знающих людей, то Пакистан – это одна большая проблема. Там взрывают автобусы, в канавах находят обезглавленные тела, повсюду там противопехотные мины, а людей похищают через одного. А еще там Аль-Каида, бен Ладен и Талибан. Словом, кошмарная страна.
Но туристы все-таки туда пробирались. В Индии я встречала путешественников, которые бывали в Пакистане. А некоторые ссылались на знакомого знакомых, который накануне перешел границу в районе Лахора, или говорили, что друг путешествует по Пакистану уже шесть месяцев. Мнение о Пакистане, бытовавшее в среде путешественников, было скорее положительным. Страна, мол, удивительная, нетронутая, что-то вроде интересной басовой линии, добавленной к знакомой песне. Кухня там вкуснейшая, люди дружелюбные и гостеприимные. Одно дело – пугающие газетные заголовки, которые, впрочем, другими не бывают, а другое дело – реальность.
Будучи в Дели, я написала маме, что планирую ехать в Пакистан. Получила визу и отправилась на север. Ответ пришел, когда я была в Амритсаре, в семнадцати милях от границы с Пакистаном. Мама отреагировала эмоционально. Она была против моей поездки, даже шантажировала меня, педалируя мое чувство вины, хотя и отрицала это. «Мне бы ни за что не хотелось давить на тебя, Аманда, – писала она, – как и прочим в нашей семье, но, пожалуйста, прежде чем ехать, подумай о нас. Представь себя на нашем месте. Лично мне, как подумаю, что тебе там угрожает, становится физически плохо». Она сравнивала мои планы с сексом без презерватива. Это, мол, такое же безрассудство.
Прочитав письмо, я попробовала представить себя на ее месте. Ничего не вышло. В памяти сразу возник Рассел и куча его родственников-алкоголиков, атмосфера страха и неуверенности в нашем доме, где детям постоянно угрожала опасность. Какое право она имеет беспокоиться обо мне сейчас?
В Пакистане я сразу почувствовала себя как птичка на ветке – мне было удобно и легко. Лахор, куда привез меня автобус из Индии, оказался цветущим современным городом. Здесь было гораздо меньше экзотики, чем в Индии, зато были «Данкин Донатс» и KFC рядом с моей дешевой гостиницей. Все мои страхи, порожденные западной паранойей, мигом испарились. Еще несколько дней я вела внутренний диалог с мамой. Безрассудство – это когда люди сидят дома и верят, что в мире все неспокойно, опасно, враждебно, вместо того чтобы поехать и посмотреть самим. Мама продолжала мне писать, но я не читала ее сообщений. По праву или нет, но мне хотелось наказать ее за попытку ограничить мою свободу. Пусть себе поварится в своих страхах, мстительно думала я.
Из Лахора я отправилась на автобусе в Джилгит, поселок в долине реки Хунза в Северном Пакистане. Там мы встретились с Джонатаном и вместе поднялись по Каракумскому шоссе, узкой дороге, проложенной через высочайшие в мире горы, соединяющие Пакистан и Китай. Путеводитель рекомендовал передвигаться по шоссе автостопом, что мы и сделали – тормознули грузовик, расписанный восточными узорами, увешанный металлическими цепями, побрякушками, помогающими отпугивать по дороге животных. Водитель был улыбчивый усатый человек в длинном жилете песочного цвета поверх традиционных шаровар. Он вышел и дал нам металлическую стремянку, по которой мы забрались в люльку на крыше кабины.
Это была еще одна воплотившаяся мечта – оживающие фотографии из книг, журналов, путеводителей.
В течение недели мы с Джонатаном сменили не один грузовик, продвигаясь по серпантину в сторону китайской границы. Водители охотно подвозили нас – каждому было интересно если не пообщаться, то хотя бы посмотреть на иностранцев. Их было так много, что мы стали разборчивы – останавливали только самые колоритные грузовики, с самой экзотической раскраской. Внутри стенки люльки были обиты деревом или мягкими панелями и тоже красочно расписаны. Помимо цитат из Корана, там были изображены разные приятные вещи: красивые женщины, мирные пейзажи и огромные широко раскрытые глаза, оберегающие, как считается у местных, грузовик от сглаза. Водители – их чаще всего было двое – любили свой грузовик, как дитя. Нам они давали подушки, чтобы было удобнее ехать. А еще сигареты, сладости и много-много абрикосов. Если мы предлагали деньги, они почти всегда отказывались. Общение происходило при помощи жестов и нескольких слов на урду и английском. В придорожных закусочных мы покупали карахи – курицу по-афгански, очень жирное и острое блюдо, вышибающее слезы из глаз. По пути наши водители мастерски объезжали стада яков и коз, встречные грузовики и огромные валуны размером с трактор – такие падали с гор и оставались лежать прямо на дороге.
Примерно через пять месяцев после нашего с Джонатаном путешествия по Каракумскому шоссе в том районе Северного Пакистана произошло крупнейшее за сто лет землетрясение, унесшее жизни почти восьмидесяти тысяч человек. Многие деревни, где мы тогда останавливались, исчезли с лица земли.
Не то чтобы мы не подозревали об опасностях, подстерегающих нас на пути. Напоминания в виде разбитых автомобилей, помятых ограждений и каменных пирамидок в память о погибших встречались постоянно. Если и для нас судьбой была припасена катастрофа, то пока она не давала о себе знать. Нас иногда преследовали дети, швыряли камни нам в спину, но по злобе или из озорства – нам было неведомо. Мы просто наслаждались жизнью. Каждый хороший день убеждал нас, что и следующий день будет не хуже.
В уме было наполовину готово письмо домой, где я с восторгом описывала свое путешествие – маленький триумф назло маме, которая хотела отнять его у меня. Приблизительно через неделю, расставшись с Джонатаном, я сидела в одном из кафе Пешавара, на западе Пакистана. Тут был линолеум на полу и Интернет по телефонной линии. Я села за древний компьютер, стоявший в углу, и настрочила свое послание. Мыслями я была еще в дороге, в горах, в восторге от того, что никто не знает, где я нахожусь.
Мое письмо родителям напоминало разрисованный пакистанский грузовик. Заголовок был такой: «Я люблю Пакистан!!!» Я в подробностях описывала огромные порции вкуснейшей еды, которую покупала в уличных киосках, и восточные рынки, и море людей, добрых, дружелюбных людей, не преминув отметить, что индийцам до них далеко. В середине письма я сообщала, что собираюсь обратиться за визой в Афганистан – как говорят, еще более богатую и интересную страну. В новостях, конечно, рассказывали ужасы о передвижениях войск, террористах-смертниках и операции по поимке Усамы бен Ладена, но туристы, побывавшие в Афганистане, являлись для меня более надежным источником сведений. Кроме того, из Пешавара до афганской границы всего день езды на автобусе. Письмо кончалось заявлением, что никогда в жизни я не была счастливее, чем сейчас.
Это был намеренный удар. А чтобы они лучше поняли, я поставила в конце четыре восклицательных знака.