ГЛАВА 6
На следующий день, около полудня, я с радостью констатировала, что в доме никого нет. Вообще никого, кроме меня и собак. Зайка и Аркадий укатили на службу, Маня в школу, Ирка унеслась в химчистку, Катерина на рынок, а гадкие киношники обещали явиться только к трем. Полины также не было, что совершенно неудивительно. Она небось с девяти часов сидит в аудитории и пытается прожевать гранит науки.
Радуясь неожиданному счастью, я выпила кофе, почитала газету и выкурила сигарету. Вообще говоря, дети категорически запрещают мне дымить в доме. Летом я отправляюсь в сад, а в холодное время года мне предписывается ютиться в крохотной каморке под лестницей, где Ирка складирует тряпки, ведра, пылесос и бытовую химию. Причем геноциду подвергаюсь только я. Гостям, вытаскивающим пачки сигарет, мигом с улыбкой подставляют пепельницы. Но как только я во время какого-нибудь сборища достаю свои любимые «Голуаз», как моментально появляется Аркадий или Зайка и шипят, словно разбуженные эфы:
– Немедленно потуши!
То есть они не имеют ничего против курения вообще, им просто не нравится, когда дымлю я. Такой вот пердюмонокль, как говаривала моя бабушка.
Но сегодня воспитателей нет, и я с наслаждением выпустила изо рта облачко. Вчера и Борис, и Федя вовсю смолили «Мальборо», и им Зайка, естественно, ничего не сказала. Так что мне опасаться нечего. В крайнем случае, если учуют запах, а у Ольги обоняние как у служебно-разыскной собаки, свалю все на режиссера и оператора.
Постояв у окна, я призадумалась. Чем бы заняться? Может, посмотреть от скуки телевизор?
Голубой экран вспыхнул, и появилось лицо некрасивого парня, бодро вещавшего:
– Сводка происшествий за неделю. В одиннадцать утра, в понедельник, на улице Мирославской был обнаружен труп женщины с колото-резаными ранами в области живота и шеи. Личность погибшей…
Я тяжело вздохнула. Так, понятно, это идет «Мир криминала». Сейчас много подобных программ. ТВ-6 показывает «Дорожный патруль», НТВ – «Криминальную хронику», есть еще «Петровка, 38», «Дежурная часть»… При всей моей любви к детективам, терпеть не могу эти передачи. Читая книгу, понимаешь, что ничего такого на самом деле и в помине не было, а когда видишь на экране плачущих людей…
Я подошла к пульту и уже собралась нажать на кнопку, как картинка сменилась. Весь экран заняло изображение ярко-красного «Форда», вернее, того, что от него осталось. Когда-то роскошная машина превратилась в руины…
Корреспондент вещал за кадром:
– Сегодняшний день также начался с автомобильной катастрофы. Ровно в восемь утра машина…
Надо же, а «Фордик»-то точь-в-точь, как мой, даже наклейка на заднем стекле. Я прилепила там изображение чайника, выпускающего пар, и плакат «Еду, как могу». Надо, чтобы окружающие сразу понимали, с кем имеют дело, и не злились. Ну какой смысл раздражаться на даму, которая честно признается, что вождение не ее хобби?
– Машина, за рулем которой сидела двадцатитрехлетняя Полина Железнова, влетела в фонарный столб, – неслось из динамика, – очевидно, девушка не справилась с управлением на заснеженной трассе. От удара автомобиль просто развалился на части. Водитель получила травмы несовместимые с жизнью и скончалась до приезда «Скорой помощи».
В ту же секунду оператор крупным планом показал залитое кровью, искаженное гримасой лицо Поли.
– Еще раз хочу напомнить всем о необходимости соблюдения правил и скоростного режима, – забубнил молодой парень в форме сотрудника ГИБДД.
Я, онемев, смотрела на экран. Прекрасно знаю этого милиционера. В том месте, где с шоссе нужно съехать, чтобы попасть на боковую дорожку, ведущую в наш коттеджный поселок, стоит пост ГИБДД, и с сотрудниками, сидящими в стеклянном «стакане», все ложкинцы поддерживают хорошие отношения. Вот этот, который сейчас рассказывает о происшествии, Миша…
Не надевая ботинки и куртку, я прямо в тапках помчалась в гараж и, почти теряя сознание, распахнула тяжеленную дверь. Огромное пространство, рассчитанное на четыре машины, зияло пустотой. Ни роскошного Аркашкиного джипа «Мерседес», такого квадратного, черного, ни юркого Зайкиного «Фольксвагена», ни простых «Жигулей» Ирки… Не было и моего «Форда». Только у самой дальней стенки, поджидая будущее лето, смирно стоял Маруськин мотоцикл.
Трясясь от холода и ужаса, я вернулась в дом и позвонила ближайшим соседям, Сыромятниковым.
– Алло, – пропела Карина.
– Кара, – просипела я, – у нас большая неприятность, одолжи мне на пару часов одну из ваших машин.
– Бери любую, – ответила нежадная Карина. – Хочешь мой «мерс»?
– Нет, очень большой, лучше «Рено»…
– Но он старый и жутко выглядит…
– Дай «Рено»…
– Забирай.
Накинув куртку, я понеслась за ключами.
– Что случилось? – поинтересовалась Кара.
– Потом объясню. Вечером верну машину, не могу сейчас точно сказать, когда…
– Можешь совсем не отдавать, – отмахнулась Карина, – стоит, только место занимает, давно выбросить пора. Слушай, возьми «мерс», ну что ты, как бомжиха, на позапрошлогоднем «Рено»…
Но я уже завела мотор и понеслась по дороге, одной рукой держась за руль, а другой прижимая к уху сотовый.
Едва услыхав голос Александра Михайловича, я завопила:
– Дегтярев! Полина…
– Знаю, – оборвал приятель, – ты небось ко мне мчишься?
– Да.
– Жду, – кратко сообщил полковник и швырнул трубку.
Я свернула влево, приглушила мотор и бросилась к посту ГИБДД. Одного взгляда хватило, чтобы понять, какой ужас разыгрался тут несколько часов назад. Бетонный столб накренился, у его основания был словно откушен большой кусок. Снег вокруг истоптан, а на обочине виднелось несколько темно-красных, почти черных, замерзших луж. Тут же валялась пара упаковок из-под шприцев, разорванный резиновый жгут и сиротливо лежал один коричневый ботиночек с опушкой из крашеного кролика.
– Дарья Ивановна, – подскочил Миша, – вы? Гляжу, «Рено» Сыромятниковых тормозит, думаю, с чего бы они, такие модные, на рухляди поехали…
– Эта рухлядь, – подал голос незнакомый мне парень, сидящий у стола, – поновей и покруче моих «Жигулей» будет. Я бы от такой тачки не отказался.
– Это вы их «мерса» и «Феррари» не знаете, – вздохнул Миша.
– Ты видел аварию? – налетела я на милиционера.
– Конечно, – ответил тот, – во жуть. Сижу себе, курю, утречко раннее, никого нет, благодать. Вдруг гляжу, «Форд» несется, прямо как на пожар… Ну, думаю, с чего бы Дарья Ивановна такое устраивает? Вроде аккуратная дама, а тут чисто ведьма. Тормознуть хотел, уж, извините, подумал, может, выпимши? Зачем же смерть на дорогу выпускать…
Михаил выскочил на улицу, но «Форд», не обращая внимания на постового, на четвертой скорости вошел в поворот, зад машины занесло, послышался скрежет, удар, дикий крик…
Все происшествие заняло минуту, нет, пару секунд… Миша даже не успел и моргнуть, как дорогая иномарка мигом превратилась в груду металлолома с зажатым внутри трупом.
– Прямо все настроение испортилось, – жаловался инспектор, – так хорошо день начинался, и на тебе! ДТП со смертельным исходом!
– Сама она виновата, – припечатал второй мент, – чего жалеть? Гололед, декабрь… Если она так всегда ездила, то точно не жилица была.
– Но вы-то тут никого не знаете, – неожиданно обозлился Миша, – а я пятый год стою и всех ихних друзей и родственников различаю… Полина аккуратная…
– Ну ты сказал, – хихикнул парень.
Миша замолчал. Я села в «Рено» и, стараясь не смотреть на кровавые лужи, тронулась с места. Уже подъезжая к Москве, я запоздало удивилась, почему Миша звал своего коллегу, такого же молодого парня, на «вы»?
Дегтярев встретил меня без улыбки.
– Полина! – выкрикнула я с порога.
Александр Михайлович кивнул.
– Ты уверен? – цеплялась я за последнюю на-дежду.
– Абсолютно!
– А врач ее осматривал, может, жива?
– Не может, – отрезал полковник, – там все кости перебиты, разрыв печени и легких, перелом шейных позвонков…
– Ты должен немедленно открыть дело!
– По какому факту? – вызверился приятель. – Где предусмотренный законом случай?
Я села на стул, расстегнула куртку и устало сказала:
– Ну посуди сам! Сначала она по непонятной причине умирает…
– Ничего странного, – отрезал полковник, – я проверил. «Скорая» констатировала сердечный приступ. Самая обычная вещь.
– Но не в двадцать же лет!
– Ей двадцать три.
– Тоже не возраст. Ладно, хорошо, согласна, пусть дикая вещь, произошедшая в клинике, случайность, но взрыв машины? Сама по себе она не взлетит на воздух.
– Кто сказал про взрыв? – удивился Дегтярев.
Я растерялась.
– Но ведь «Жигули» загорелись, погибла Лена, подруга Поли…
– Ничего криминального, следов тротила не нашли, просто замкнуло электрику, вот и полыхнуло…
– Хорошо, пусть и это происшествие без злого умысла, но убитая дама в примерочной? Ведь туда вошла Поля, и никто не знал, что женщины поменялись кабинками!
– С чего ты взяла про выстрел?
– Полина сказала, а ей милиционер объяснил!
– Глупости. Никто никого не убивал.
– Я сама видела кровь!
– Ну и что? У умершей был туберкулез, просто случилось легочное кровотечение, и несчастная погибла в примерочной. Жаль, конечно, но опять ничего особенного.
– Но в занавеске была дырочка, такая круглая, с опаленными краями…
– Ерунда, – не сдавался Дегтярев, – кто-то случайно приложил к драпировке сигарету, от пули остается совсем другой след.
Я в растерянности добавила:
– Но Поля сама мне сказала, что кто-то за ней охотится…
– У Полины в голове солома, – обозлился Дегтярев, – вернее, была, потому она и разбилась! Виданное ли дело – так гонять…
– Она всегда ездила осторожно.
– А сегодня изменила этому правилу. Кстати, ты разрешила ей взять «Форд»?
– Нет, – пробормотала я, – она вчера не про-сила…
– Вот видишь, – удовлетворенно вздохнул приятель, – совершенно безголовая девица, сначала хватает бесцеремонно чужую машину…
– Но ее «Жигули» сгорели, – попыталась я оправдать девушку, – она небось только утром сообразила, что в институт не на чем ехать! Кеша с Зайкой отбыли в семь, за Маруськой школьный автобус прибыл в полвосьмого, а Поля только через тридцать минут после этого сообразила, что до города не добраться, ну и прихватила «Форд». Кстати, она хорошо знала: я всегда даю машину, если кому надо.
– Ага, – кивнул Дегтярев, – значит, она не захотела тебя будить?
– Именно!
– Влезла в иномарку и, естественно, не справилась с управлением. Сама виновата!
Честно говоря, я не ожидала от Дегтярева такой жестокости, но, наверное, профессия накладывает отпечаток на поведение. Вот и для моей подруги, Оксаны, человек, лежащий на операционном столе, всего лишь тело.
– Не могу жалеть больного, – говорит она, – потом обязательно проникнусь, а во время вмешательства ни за что.
И Женька зовет трупы «жмуриками», и Аркадий совершенно спокойно советует клиентам-»браткам», как лучше избежать ответственности. Он не думает в момент обсуждения стратегии поведения обвиняемого на суде, что перед ним убийца или разбойник. Работа есть работа, и иногда она огрубляет человека, лишает его эмоций.
– Значит, дело не откроют…
– Нет причин, не было случая, предусмотренного Уголовным кодексом.
– Когда можно забрать тело?
– Не нужно, – ответил Дегтярев, – я позвонил в Америку Нине, она приедет через пару дней и отвезет останки в США.
– Почему? – удивилась я. – И потом, как ты дозвонился, она уехала отдыхать!
Александр Михайлович вздернул брови.
– Это ее дело, где хоронить дочь. Говорит, в России никого не осталось, ухаживать за могилой некому. Насчет отдыха, не знаю. Набрал номер, Нина сняла трубку.
– Но кто же разрешит хоронить российскую гражданку в Штатах?
– Ты забыла, что Поля еще и американка, – напомнил Дегтярев.
Я прикусила язык. А ведь верно. В 1977 году Нинка была на пятом месяце, когда ей предложили сопровождать в Нью-Йорк в качестве переводчицы артистов то ли драматического театра, то ли какого-то симфонического оркестра, сейчас уже не вспомню. Тот, кто не забыл семидесятые годы, знает, как трудно, вернее, невозможно было попасть в Америку. Нинушка поколебалась пять минут и, естественно, согласилась. Рассуждала она просто: пять плюс два будет семь. Успеет вернуться до родов. К тому же Ниночка у нас дама полная, с большой грудью, живот у нее и без беременности выдавался горой… Одним словом, она рассчитывала на то, что никто ничего не заметит, и оказалась права. Никому и в голову не взбрела мысль о беременности переводчицы. Тем более что Нинка носилась колбасой, совершенно не испытывая недомоганий. Правда, она постоянно покупала бутылочки, соски, костюмчики и невиданные в СССР непромокаемые трусики… Любопытствующим Нинка коротко сообщала:
– Скоро племянница должна родить…
Все шло прекрасно, неприятность случилась в предпоследний день гастролей. Ночью неожиданно начались схватки, и Нинку сволокли в госпиталь. Назрел жуткий скандал. Артисты улетели на Родину без переводчицы. Представитель советского посольства влетел в палату и начал злобно выплевывать фразы о предателях социалистического строя, решивших отдаться в лапы платной капиталистической медицины. Нинка страшно нервничала, ей даже закралась в голову мысль: а не попросить ли политического убежища? Дома-то все равно теперь жизни не будет. Остановило ее от этого поступка воспоминание о матери-пенсионерке…
Уж не помню, кто был в 1977 году американским президентом, но его супруга навестила с благотворительным визитом клинику, где лежала Нинка. Узнав, что в одной из палат лежит советская гражданка, родившая недоношенного младенца, первая леди мигом извлекла из этой ситуации все политические дивиденды.
Она направилась к Нинушке, принялась, элегантно улыбаясь для бесчисленных журналистов, обнимать роженицу, а потом сделала несколько заявлений. Во-первых, все расходы по содержанию и пребыванию Нины с дочерью в клинике оплатит первая леди. Во-вторых, она готова стать крестной матерью младенца, в-третьих, девочка по законам США считается американской гражданкой, поэтому завтра в палату доставят соответствующий документ.
На другое утро в больницу и впрямь вновь прибыла жена президента. За ней двигались ладные парни, несущие огромную корзину с орхидеями и чемодан, забитый приданым для новорожденной.
Советское посольство мигом сменило звериный оскал на сладкую улыбку и даже прислало цветы и коробку шоколадных конфет.
Но, вернувшись в Москву, Нинка стала, как тогда говорили, невыездной. Вплоть до 1986 года ей не разрешали поездки за рубеж, даже в Болгарию, но потом система пала…
– Отправляйся домой, – велел Дегтярев.
Я машинально повиновалась и побрела по бесконечным коридорам к выходу.
– Дашка, привет! – крикнул бежавший навстречу Женька. – Отчего у тебя вид такой? Хочешь кофе?
Я кивнула. Женя впихнул меня в свой кабинет, включил чайник и потряс пустой жестянкой.
– Погоди минуту, сахарку принесу.
Я хотела было сказать, что не люблю сладкий кофе, но Женька уже ускакал. В комнате стоял холод, я прислонилась к батарее и увидела на столе несколько листков, исписанных четким круглым почерком. Глаза машинально понеслись по строчкам. «Мною…, машина, номерной знак 277 МАМ, цвет баклажан…» Но это же автомобиль Поли, тот, что сгорел. Мне стало интересно. «…значительное обгорание салона… следы копоти…», так, что там в конце? «…на основании вышеизложенного…» «…следы взрывчатого вещества, предположительно…»
Скрипнула дверь, я мигом закрыла веки. Женька весело сказал:
– Эй, просыпайся, кофеек прибыл.
Сглатывая противную сладкую жидкость, я затеяла абсолютно пустой разговор о всякой ерунде, потом перешла к происшествию в переходе у метро «Тверская» и, основательно запудрив приятелю мозги, с самым невинным видом спросила:
– Ну почему решили, что это теракт? Там стояла палатка, где готовили шаурму, в ней имелись газовые баллоны… Несчастный случай.
– Экспертиза выявила следы взрывчатки, – спокойно пояснил Женька.
– Ну и что?
– Значит, теракт, – терпеливо пояснил Женя, – ни с того ни с сего тротил не найдется.
– А эксперт может ошибиться?
Женя хмыкнул:
– Но не в этом случае. Нет, раз уж обнаружили следы взрывчатки, была бомбочка.
Домой я не поехала, села в «Рено» и закурила, бездумно глядя, как сизая струйка поднимается к потолку. Потом, откуда ни возьмись, появилась злоба. Ну, Дегтярев, погоди! Обманул меня, обвел вокруг пальца, как наивную дурочку, а я поверила! Нет, Полю убили, уж не знаю, каким образом ее заставили въехать в столб, но охотились за ней планомерно. То-то ей стало плохо с сердцем, но небось не рассчитали дозу, затем решили взорвать в машине, потом застрелить в магазине…
Внезапно я вздрогнула. В больнице, в 305-й палате, на кровати лежала мертвая женщина, а в справочном окошке сообщили, что это… Полина! В этой клинике отвратительные порядки. Мы увезли Полю, а никто из медиков не озаботился сообщить в справочную, значит… Киллер, узнав о воскрешении девушки, приехал в больницу, спросил в окошке, где лежит Железнова, и ему ответили: «В 305-й». Бедная больная, оказавшаяся на этом месте. Кошмар, просто ужас!
Минуточку.
От неожиданной мысли я подскочила и больно ударилась правой коленкой о руль. Значит, убийца таился где-то около Полины! Он мигом узнавал про все: про воскрешение, про то, что в машине погибла другая девушка, и тут же предпринимал новую попытку. Подстерег момент, когда Поля осталась одна, и выстрелил в кабинку. В магазине толкалась такая прорва народа! Но опять же ей повезло… И только последняя попытка удалась. Как он заставил Полю наехать на столб?
Посидев еще минут десять, я приняла решение. Так, Дегтярев не хочет открывать дело. Что ж, мотив понятен, близится конец года, и полковник не желает портить «раскрываемость». Он-то великолепно знает, что никаких настырных родственников, требующих торжества справедливости, у Поли нет. А как ловко он навешал мне макарон на уши! Ну, толстяк, погоди. Не хочешь искать убийцу Поли, не надо. Я сама займусь расследованием. Не могу же я позволить, чтобы убийца разгуливал на свободе. Поля мне близкий человек, помню ее младенцем, потом маленькой девочкой… А у меня в отличие от Дегтярева не каменное сердце, да я спать не смогу, если не узнаю истину! Представляю, какую рожу скорчит полковник, когда узнает, что я раскрыла тайну гибели Поли! Его перекосит, и, впрочем, совершенно заслуженно…
Так, главное не суетиться, чтобы никто не заподозрил, что я решила заниматься частным сыском, в особенности следует опасаться детей и полковника. Лучше всего сейчас поехать в «Макдоналдс» и спокойно раскинуть там мозгами. У меня за плечами есть кое-какой опыт детективных расследований…
Я зажгла сигарету, завела мотор, потом сказала сама себе тихо:
– Дашутка, будь откровенна, тебе нравится распутывать криминальные истории, и ты просто обалдела от безделья!
Что ж, и это верно, наконец-то моя праздная жизнь наполнится смыслом. Конечно, никто не мешает пойти преподавать, но разве скучный труд учителя можно сравнить с увлекательным ремеслом сыщика?