Глава 2. Мальчик
За забором уже маячит красная кепка. Это Мальчик меня дожидается. Майка у него тоже красная. И шорты. Ну нравится ему этот цвет. Он даже щеками умеет краснеть, когда вздумается. Из-за того, что он такой красный, его отовсюду видно, в лесу не спрячешься.
Если Великанша прямоугольная, то Мальчик скорее круглый. Как-то по-хорошему круглый: глаза у него большие и внимательные, как у тюленя, очки совершенно круглые и коленки как мячики, не то что у меня – острые и костлявые. Может, он тоже будущий великан?
Мальчик ковыряет носком траву, чтобы кроссовки позеленели, а то какие-то они слишком белые. Его пока никак не зовут, я его только вчера придумала. Так что да, он воображаемый, поэтому в основном молчит. Иногда говорит «угу». Ходит за мной и слушает. И кивает. Я его придумала, потому что одной гулять скучно, а к Руфине в одиночку ходить так вообще опасно. Я его потом получше придумаю.
Мы идём по дороге вверх, мимо огородов и дач, и с каждого участка к нам наклоняются яблони. Яблоки ещё зелёные, в лучшем случае желтоватые, так что пусть ещё повисят.
Издалека мычат и звенят колокольчиками невидимые коровы – в горах всё очень хорошо слышно. В ущелье эхо вырастает большое и гулкое, и кажется, что это не коровы, а какие-то динозавры. Мы идём, а в это время над нашими головами невидимые коровы, оттолкнувшись от одного холма, неспешно перелетают на другой.
Воздух густой и мокрый, это брызги туманной реки до нас достают. Пахнет дождём, травой и навозом. Коровы невидимые, а навоз настоящий. Но, если не знать, что это навоз и не думать о нём, то пахнет приятно – сеном и землёй.
– Это навозом пахнет, – объясняю я Мальчику со смешком, и он морщит нос. Ему пока всё надо объяснять. Он же только вчера появился на свет и совсем ничего не знает. – Видишь вон ту гору? Туда нам и надо. Она называется Барбарисовая, потому что весь склон пахнет как большая барбарисовая конфета. А на самом верху стоит Мёртвое дерево. На нём ничего не растёт – ни почки, ни листья. И в корнях у него – заброшенная лисья нора. Ну, это я так надеюсь, что заброшенная.
Мальчик кивает и одёргивает майку. Он так часто делает, когда ему не по себе.
– Да, я тоже побаиваюсь этой норы, – признаюсь я. – По-моему, там всё-таки кто-то завёлся. Кто-то о-о-очень недобрый.
Вот и свежевыбеленный дом Руфины. Тут и заканчивается Сосновка. Дальше только Старый пруд и узкая дорога, которая забирается высоко-высоко, к самым ледникам, туда, где живут снежные барсы.
Со двора доносится приветственный лай Темучина. Рыжий Темучин хоть и беспородный и самого среднего роста, зато вежливый и, в отличие от своей хозяйки, действительно добрый, а не притворяется.
– Прив-е-е-ет, Темучи-и-ин!
Завидев нас, белая козочка высовывается в щель от выбитой доски. Это Лапушка. Уши у неё длинные как у зайца, и она ими по-всякому шевелит. Изо рта торчит травинка, которую Лапушка старательно перекладывает из стороны в сторону и никак не прожуёт.
Я глажу Лапушку между ушами, и она жмурит умные, печальные глаза. Совсем как человек.
– Знаешь, почему она такая грустная? – спрашиваю я у Мальчика.
Он, конечно, не знает и протягивает Лапушке руку. Темучин тоже слушает и с любопытством поглядывает на Лапушку.
– Потому что на самом деле она – человек, – я перехожу на шёпот, чтобы Руфина не услышала. – Я сразу догадалась! Раньше Лапушка была прекрасная девушка, а потом Руфина её в козочку превратила.
Мальчик косит на меня испуганные глаза.
– А Великанша не только молоко у неё покупает, но ещё и в гости зовёт, и зефиром с вафлями угощает! Руфина иногда так на меня смотрит, как будто тоже хочет в кого-нибудь превратить. Нет, всё, не пойду к ней! Пусть Великанша сама за своим молоком бегает!
Я решительно прохожу мимо Руфининого дома, и Мальчик, попрощавшись с Лапушкой и Темучином, семенит за мной.
Возле Старого пруда мы не задерживаемся. Пробегаем, покрепче зажав носы. Пруд зарос камышом, кувшинками и тиной, похожей на жёлто-зелёный зубной налёт. И пахнет… По сравнению с этим запахом навоз ну просто ландыш!
– Это место гиблое, – предостерегаю я. Вдруг Мальчик решит прогуляться без меня и угодит в ловушку? – Из этого пруда никакие птицы и животные не пьют. Слышишь, как тихо? Даже лягушки не квакают. Это потому, что там на дне утопленники лежат. И ждут. Знаешь кого?
Мальчик одёргивает майку и мотает головой.
– Тебя! – вскрикиваю я и угрожающе выставляю пальцы.
Мальчик отмахивается и нервно хихикает, но я-то вижу, что ему страшно до чёртиков.
Вдруг в пруду кто-то ка-а-ак квакнет! И – шлёп в воду.
Я перестаю хохотать и говорю серьёзно:
– Это они так приманивают, прикидываются лягушками, чтобы птицы и звери не боялись. А потом – раз! – и тащат на дно.
Мальчик ускоряет шаг, чтобы оставить страшный пруд позади. Когда мы отходим на безопасное расстояние, мне становится его жалко и я, так и быть, утешаю:
– Да они только в пруду опасные, а вылезти не могут. Они же без воды высохнут и превратятся в коряги.
Это немного успокаивает Мальчика.
– Чего их бояться? – продолжаю я. – Они глупые как зомби. Были бы посообразительней, залегли бы на дно в каком-нибудь чистом голубом озере, где все купаются, а не в этой тухлой луже. За три километра видно, что тут утопленники, да?
– Угу, – мычит Мальчик, но я знаю, что сам бы он про утопленников ни за что не догадался и пошёл бы лягушку ловить.
Добравшись до развилки, мы сворачиваем с главной дороги. Пусть она себе петляет между горами, а нас дальше поведёт через Берёзовую рощу Тропа грибников. Мы находим две палки и начинаем восхождение. Барбарисовая гора поначалу пологая, только чуть-чуть под углом, зато потом как взлетит кверху!
Мы задираем головы. Деревья тут такие длинные – как шеи у динозавров. Великаны, помидоры – в горах все хотят быть большими. Даже я здесь как будто быстрее расту.
– Вдоль тропинки грибы совсем маленькие, для отвода глаз, – рассказываю я, когда Мальчик притормаживает возле пенька с опятами. – Великанские вон там, подальше. Мы с Великаншей такие белые находили – из трёх грибов целая кастрюля супа получается. А у Великанши знаешь какие кастрюли?
У Мальчика в глазах зажигается любопытство, и они блестят, как ягоды на смородиновом кусте.
– Давай грибы как-нибудь в другой раз. Нам сейчас нужно домики для фей проверить.
Мальчик тут же возвращается на тропу.
– Но сначала надо раздобыть заячьи уши.
Мальчик настораживается, и я прыскаю со смеху.
– Да не бойся, не настоящие! Вон те лопухи. «Заячьи уши» называются.