Глава XV
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
Последние дни бывают самыми несносными днями, а последние минуты еще несноснее. Эти дни и эти минуты не потому бывают несносны, что с окончанием их должна начаться разлука, но потому, что они сопровождаются чувством тягостного ожидания чего-то особенного, всегда ими доставляемого. Судорожные периоды удовольствия, любви и даже занятия редко оканчиваются неудачей или разочарованием, если только бывают задуманы заранее. Когда наступают последние дни, то надо позволить им прийти и уйти, не обращая на них особенного внимания, даже не вспоминая о них. Что же касается до последних минут, то таких минут не должно существовать. Пусть они кончаются даже прежде, чем будет признано их присутствие.
Лили Дель не выучила этих уроков жизненного опыта, она все думала и ожидала, что сладкая чаша, из которой она пила, будет становиться все слаще и слаще, пока она будет подносить ее к своим губам. Каким образом осадок в этой чаше смешался с последними каплями, мы уже видели, и в тот же самый день, в понедельник вечером, в чаше все еще оставалась горечь, потому что Кросби во время вечерней прогулки в саду нашел другие предметы, по которым считал необходимым дать Лили несколько назидательных замечаний – замечаний, отзывавшихся настоящей лекцией. Девушке, действительно влюбленной, как это, конечно, было с Лили Дель, приятно слушать замечания и советы относительно будущей ее жизни от человека, которому она предана всею душою, но, мне кажется, ей приятно слушать, когда они будут коротки, когда советы в них будут выражены в виде намеков, а не длинных лекций. Кросби, как человек с тактом, как человек, близко знакомый со светом и уже много лет обращавшийся в кругу женщин, без всякого сомнения, понимал это не хуже нашего. Но ему почему-то вздумалось задаться идеей, что он обижен, что он отдавал очень много, не получая ничего взамен, и что поэтому имел право позволять себе вольности, которых другой на его месте не позволил бы себе ни под каким видом. Читатель, вероятно, скажет, что все это с его стороны весьма неблагородно. Да, действительно, весьма неблагородно. Не знаю впрочем, говорил ли я, что от него можно ожидать благородства. Он имел несколько понятий о правде и несправедливости, руководствуясь которыми надеялся не сбиться совсем с прямого пути, но его прошедшая жизнь была такого рода, что ему трудно было бы не сделаться эгоистом. Он не имел благородства, а тем более великодушия, Лили чувствовала это, хотя не признавалась в этом даже самой себе. Она была весьма откровенна с ним, выражая в такой откровенности всю глубину своей любви к нему, уверяя его, что он для нее был теперь все на свете, что жизнь ее без его любви была бы невозможна. Кросби некоторым образом воспользовался этими искренними признаниями и начал обходиться с ней как с существом, вполне находившимся в его власти, как это и было на самом деле.
В тот вечер он не вспоминал больше о Джонни Имсе, но много говорил о неизбежных трудностях для человека, который намерен сделаться семьянином и жить в Лондоне, которого все средства к жизни ограничиваются одним только его скудным жалованьем. В нескольких словах он дал ей понять, что, если бы ее родственники могли уделить для нее две или три тысячи фунтов стерлингов, сумма гораздо меньше той, на которую он рассчитывал, делая предложение, эти тяжелые трудности были бы устранены, при этом, конечно, он намекнул ей, что свет назвал бы его весьма неблагоразумным в случае его женитьбы на девушке, ничего не имевшей. В то время, когда он высказывал эти вещи, причем Лили соблюдала молчание, ему пришла мысль, что можно поговорить с ней откровенно о своей прошедшей жизни, гораздо откровеннее, чем в то время, когда он боялся, что чрез такую откровенность мог бы получить отказ. Теперь он не боялся этого. Увы! возможно ли, скажите, допустить, что у него была подобная надежда!
Кросби рассказал, что его прошедшая жизнь была расточительна, что хотя он не имел долгов, но проживал все, что получал, и усвоил такие привычки, сопряженные с большими издержками, что почти не представлялось возможности оставить их в короткое время. Потом он говорил о своих затруднительных обстоятельствах, намереваясь как можно полнее объяснить их свойство, но не решился на это, когда увидел, что все объяснения его для Лили будут совершенно непонятны. Нет, Кросби был неблагородный человек, весьма неблагородный. А между тем в течение всего этого времени он воображал, что действует благородно, руководствуясь своими правилами.
«Лучше всего быть откровенным с ней», – говорил он про себя. И потом десятки раз повторял себе, что, делая предложение, он надеялся и имел право надеяться, что она выйдет за него не без денег. При этих обстоятельствах он делал для Лили все, что только мог сделать лучшего, – честно предложил ей свое сердце, с полною готовностью жениться на ней в самый неотдаленный день, который она признает возможным назначить. Если бы он был осторожнее, то не впал бы в такую жестокую ошибку, но, конечно, Лили не могла сердиться на него за его неблагоразумие. Он решился не отступать от своего обещания жениться на ней, хотя, чем больше думал об этом, тем сильнее сознавал, что виды его в будущем должны совершенно рушиться, что он сам на недосягаемое пространство отстранял от себя все те привлекательные предметы, которые непременно хотел приобрести. Продолжая говорить с Лили, он отдавал особенную справедливость своему великодушию и чувствовал, что только исполнял свой долг, представив ей все затруднения, лежавшие на пути к их браку.
Сначала Лили сказала несколько слов, намереваясь выразить ими уверение, что она будет самая экономная жена, но вскоре воздержалась от дальнейших уверений и обещаний. Благодаря своим острым понятиям, она видела, что затруднения, которых Кросби так боялся, должны быть устранены до женитьбы, после же нее нельзя ожидать каких-нибудь других затруднений, которые бы могли тяготить его.
Конец ознакомительного фрагмента.