Глава 3. Полковник Кудрявцев. Массаж – дело добровольное
Вес шести миллионов заграничных рублей ощутимо клонил правое плечо Александра книзу. Хорошо, что нести их было совсем недалеко. Да и шли они с Ильиной к поджидающему их с нетерпением Паоло Джентале очень быстро. Прежде всего благодаря Ирине – девушка неслась вперед так, словно ее кто-то ждал.
– А ведь действительно ждет, – вспомнил он вдруг здоровяка-итальянца, подходя к прицепу. Задняя дверца, открываемая гидроцилиндрами, сейчас позволяла видеть, что в прицепе, раньше бывшем мусорным контейнером, больше половины пространства было пустым. Но погрузка так и не началась – Паоло хотел сначала убедиться, что у русских действительно есть «настоящие» деньги.
Командир сунул ему в руки плащ-палатку, которую итальянец, не ожидавший такой тяжести, едва не уронил. Впрочем, один конец накидки цвета хаки все-таки вырвался из пальцев при передаче, так что несколько пачек – вперемежку евро и долларов – оказались на асфальте. Кудрявцев быстро оглянулся – ни Холодов с Володиным, ни Анатолий с Васей Луччи; даже доктор Браун никак не отреагировали на валявшиеся совсем рядом пачки купюр – все наблюдали за сценой знакомства русской девушки с Марио Грассо.
Последний стоял, опустив руку с подаренным ножом, и беспомощно улыбался, пытаясь поймать взгляд босса, словно тот мог ему чем-то помочь.
– Бесполезно, – подумал командир, едва не расхохотавшись, – из рук Ирины тебе не вырваться.
Джентале был здесь единственным, кто не любовался, как ладошка Ильиной неторопливо скользит по могучей груди итальянца, словно по теплому мрамору статуи, изваянной гениальным скульптором, замирая на самых выпуклых мышцах. Таких на торсе Марио было достаточно, так что когда девушка наконец очнулась от каких-то своих грез, Джентале успел переложить половину пачек из общей кучи купюр, которые он все-таки высыпал на асфальт, на расстеленную рядом накидку.
Ирина оглянулась, словно пытаясь отыскать в рядах застывших вокруг трактора с прицепом товарищей кого-то, способного помочь ей в общении с парнем. Увы – профессор еще не приехал, а сам Марио знал только родной язык. Лишь Анатолий, ехидно улыбнувшись, заметил:
– Хочешь знать, как его зовут? А ты пониже погладь – может там написано…
– Марио его зовут, – сердито перебил его командир, – Марио Грассо; а ты, Ирина Павловна, может, займешься делом?
– Сейчас, – с готовностью согласилась девушка, – сейчас я ему все покажу…
Она ловко вывернула нож из руки итальянца и повела за собой гиганта к туше оленя, лежащей в траве на самой границе лагеря и редкого реликтового леса. А Кудрявцев метнул еще один не самый дружелюбный взгляд на тракториста, готового выдать еще одну тираду; очевидно насчет того, что сейчас покажет Иринка растерянному парню.
Но говорить полковнику ничего не пришлось – Джентале наконец закончил подсчет, довольно кивнул головой и махнул рукой – как раз Никитину, который стоял к нему ближе всех. Затарахтел тракторный движок; «Беларусь» вместе с прицепом лихо развернулись на пятачке и попятились назад, чтобы остановиться задним бортом как раз у витрины бутика модной одежды.
Здесь, в отличие от Израиля, места не экономили (а жаль!), так что одежды было совсем немного – в пять пар крепких мужских рук она быстро оказалась внутри прицепа. Следующими на очереди были музыкальные инструменты; они поместились с трудом – так что командиру даже пришлось прикрикнуть на парней, чтобы не прокололи огромный барабан, который едва втиснули под самый железный верх прицепа.
Трактор уехал; в кабине рядом с Никитиным сидел Холодов с автоматом – совершенно очевидная мера предосторожности. А полковник только теперь разрешил:
– Начинайте копать, ребята.
Ребят осталось только трое, но эта интернациональная русско-англо-итальянская бригада землекопов так мощно вгрызлась лопатами в грунт рядом с остатками бутика, что когда Паоло, исчезнувший ненадолго вместе с деньгами (понятно – прятать пошел!), вернулся с пустыми руками, Басилио, первым оказавшийся в нижнем помещении, передал наружу первую охапку пакетов – этажом ниже магазина располагался раньше его склад. Здесь, на радость модницам русского анклава, платьев и костюмов с наклейками всемирно известных брэндов (даже командир о них знал), было намного больше.
– Эй-эй! Что они тут делают? – попытался вмешаться в производственный процесс Джентале, но вынужден был остановиться, когда перед ним выросла фигура русского полковника.
– Не беспокойся, – вполне дружелюбно улыбнулся он итальянцу, – земли вашей тоже ни грамма не возьмем. Берем только то, за что заплатили.
Паоло заглянул в эти глаза, в которых плясали веселые чертики; он очевидно разглядел в них еще что-то, потому что не стал больше задавать вопросов и поник плечами, поворачиваясь в сторону телохранителя, понесшего в сторону запрещенной для посещения чужими зоны лагеря два ведра, полные парного мяса.
– То-то же, – довольно подумал Кудрявцев, – не все же вам, европейцам, за бесценок наши недра скупать!
А итальянцу пришлось утешиться новыми знакомствами – прямо к ним с полковником подъехал «Эксплорер».
Из салона выпрыгнуло сразу несколько человек – из-за руля довольная чем-то Таня-Тамара, с сидения рядом профессор, чье лицо было начисто отмыто от крови (не никарагуанка ли постаралась?); по его ушам никак нельзя было определить – каким из них сегодня ночью Романов давил подушку, а какое отросло за время его недолгого отсутствия. Его лицо тоже сияло – еще бы, он наверняка сожрал несметное количество жаркого, ароматный запах которого заполнял сейчас окрестности из открытых дверей внедорожника.
Из второго ряда сидений выскочили три человека – комендант Ильин и неразлучная пара: Ежиков с Благолеповым. Двое последних принялись с любопытством озираться, а Валерий сразу подскочил к Кудрявцеву, попытавшись по привычке вцепиться в рукав командирского камуфляжа; за второй рукав был готов ухватиться итальянский босс. Он не отрывался вытаращенными глазами от профессора Романова, и только поэтому Александру удалось ловко уклониться от его руки, ищущей опору в этом мире, который открывался Джентале с совершенно невообразимой стороны.
Для того чтобы остановить и порыв Валеры Ильина, и его слова, готовые сорваться с губ, хватило сурового взгляда командира.
– Алексей Александрович, – подозвал он сначала профессора, – у нашего нового друга – синьора Паоло Джентале – накопилось много вопросов; будь добр, обрисуй ему общую картинку…
– Полную? – улыбка никак не хотела сползать с губ Романова.
– Коротко, – пояснил Кудрявцев, – нам скоро выезжать.
– Я имел в виду – говорить о всем, откровенно?
– Ну.., с учетом того, что итальянцы теперь наши союзники, но присоединяться никак не хотят, – он протянул профессору прозрачную папку с бумагами, – вон там у них комната переговоров. Только извини – водку мы всю выпили.
Командир повернулся к итальянцу, так и не опустившему руку:
– Профессор Романов тебе сейчас все объяснит.
Джентале послушно двинулся за новой неразлучной парой – никарагуанка видно считала, что «больному» до сих пор требовался уход.
– Так! – теперь полковник повернулся к коменданту, – ты почему здесь?
– В смысле? – дернулся Ильин от изумления – ведь это он приехал сюда с какими-то претензиями.
– Трактор видел?
– Видел.
– И кто теперь будет разгрузкой командовать?
– Догоним! – махнул в сторону русского лагеря Валерий, – сейчас внедорожник загрузим и догоним.
Он наконец задал свой вопрос, который повторял наверное сотни раз – пока «Эксплорер» прокладывал колею по пойме.
– Где?!
– Что где? – не понял командир, на всякий случай пряча за спиной обе руки с рукавами, в один из которых опять нацелился комендант.
– Ну ты, Александр Николаевич, прислал нам расходники для ленточной пилорамы; лемеха и отвалы для пропашных плугов (ага – вот что было в нераспакованных пакетах, понял командир – их первыми и загрузили). А где сама рама и где плуг?!
Полковник развел руками (теперь можно было) – извини, брат, по заявкам не работаем. Впрочем…
– Поговори лучше с Луччи, – посоветовал он, – он здешний. Нас-то не везде пускают.
Ильин умчался искать Басилио, а Кудрявцев поспешил в «переговорную» комнату, где Джентале молча, чуть ли не забывая дышать, внимал Романову. Командир в очередной раз удивился, как много слов надо произнести на итальянском языке, чтобы осветить основные события последних дней. Впрочем, профессор и по-русски любил поговорить.
Поэтому Александр дождался, когда Алексей Александрович сделает микроскопическую паузу, чтобы набрать в грудь очередную порцию воздуха, и вмешался в его лекцию.
– В основном понятно, Паоло?
Итальянец обреченно кивнул, поднимая взор от стола к русскому командиру:
– И что, никакой возможности вернуться?
– Ни малейшей.
– Хорошо… И что вы будете делать?
– Как что? – даже удивился полковник, – я же говорил – жить будем; вот сегодня запасы пополнили (итальянец дернул щекой), завтра пахать начнем, потом… Еще раз предлагаю: давайте с нами. Боссом, конечно, не будешь, но в живых точно останешься.
– Как это? – опять дернул щекой Джентале, – а… – колумбийцы?
– Они, – кивнул головой Кудрявцев, – а может не только они…
– Нет, – упрямо мотнул головой итальянец, – мы как ни будь сами – оружие теперь есть; охотиться… научимся. И союзники вон какие… – предприимчивые!
– Ну что ж, – русский полковник тяжело поднялся со стула, – будем дружить на расстоянии. Счастливо оставаться.
– Как, вы уже уходите? – Паоло удивился так искренне, что профессор не выдержал, фыркнул, добавив вполголоса из анекдота про тещу: «Даже чаю не попьете?»
– А что мне тут делать? – так же искренне удивился командир, – за погрузкой следить? Так для этого специально обученные люди есть. А у меня других дел полно.
Пойдем, Алексей Александрович; и ты, красавица, тоже.
Таня-Тамара мгновенно расцвела улыбкой, поняв последние слова, произнесенные на языке Пушкина, и выскочила на улицу вслед за мужчинами, чтобы вместе с ними оказаться в эпицентре разворачивающейся драмы.
Прямо напротив троих людей, вышедших из полуразрушенной комнаты, стояла другая тройка – Марио с жутким ножом в руке, Валера Ильин без всякого оружия и Ирина между ними – тоже безоружная, но с руками, окровавленными по локоть. И девушка явно наслаждалась моментом, глядя на парней поочередно так снисходительно, что ни у кого, во всяком случае у Александра точно, не возникло и тени сомнения – Ильина не допустит тут никакого кровопролития. Кроме того, конечно, которое постигло сегодня несчастную олениху.
– Ну мальчики, знакомьтесь, – почти пропела она, словно дождалась наконец своих главных зрителей – командира со спутниками, – это Валера; это Марио.
И какая-то напряженность вокруг вдруг лопнула. Ильин, что-то явно решивший для себя, протянул руку итальянцу с вполне дружеской улыбкой; а тот только и ждал этого – схватил ее своей ручищей основательно и осторожно; вот уже не только они двое, но и все, кто присутствовал здесь, даже вышедший вслед за русскими Паоло, весело расхохотались. И только на лице Ирины Ильиной, как показалось Кудрявцеву, мелькнула тень разочарования – слишком быстро все кончилось.
– А что, Ирина? – воскликнул полковник, – не хочешь остаться здесь – смотри, какие женихи бегают?
– Нет, – наконец тоже засмеялась девушка, – он сам к нам… ко мне побежит. Если надо – ползком приползет.
– Ты так не шути, – построжел голосом командир, – слишком часто тут желания исполняются, даже не высказанные.
– Да? – Ирина вроде даже не удивилась, – тогда я про другие желания думать буду.
Она уставилась на Грассо с такой хищной предвкушающей улыбкой, даже облизала кончиком языка пересохшие губы; потом взгляд ее потек, зашарил по могучему телу итальянца и тот, в который раз за сегодняшний день, залился румянцем. А комендант, плюнув, отправился куда-то – может на поиски Басилио Луччи.
Кудрявцев оставил за себя главным Холодова; велел отправить с первым же рейсом коменданта назад и направился – все с той же свитой из двух человек к «Вранглеру».
Алабай был шестым членом новой экспедиции, но он в багажник внедорожника, предусмотрительно открытого перед ним командиром, запрыгивать не стал – даже несмотря на умопомрачительные запахи: профессор по пути переложил запасы свежеприготовленной снеди в этот автомобиль. Пес обнюхал его внутренности, презрительно чихнул, и сел сбоку автомобиля, всем своим видом показывая – он и на своих четырех не отстанет.
И действительно, пока в автомобиле разворачивалась беседа, за стеклами была видна палевая спина алабая, который спокойно выдерживал темп до самой остановки – то есть ровно пять километров.
А беседа в «Вранглере» была очень интересной; первой на командира «напала» Оксана:
– Обязательно было бедных итальянцев обчищать до нитки; и этот фарс с торговлей – понятно же, что доллары теперь простые фантики? – она задумалась и уже совсем нелогично добавила, – да и что это за торговля такая: за кусок катера с мотором отдать миллион долларов!? Да еще на всю округу об этом кричать?
Кудрявцев даже отвернулся от травяной трассы, ложащейся под колеса автомобиля, удивленно покосившись на подругу:
– Ты это серьезно?
– Абсолютно!
– Понятно, – вздохнул Александр, – объясняю по пунктам: первое – ничего из предметов первой необходимости – ни продуктов, ни инструмента мы не взяли – даже из мотора яхты велел Холодову бензин слить и оставить. Или платья в бутике надо было тоже оставить? – он хитро подмигнул девушке – и сразу остальным, в салонное зеркало.
– Ну… такие платья действительно им не скоро понадобятся, – вынуждена была признать Гольдберг.
– А нам? – ехидно вступила в разговор на английском языке Бэйла с заднего сидения, – что-то там командир говорил про танцы в субботу.
– Тебе нельзя, – тут же ответила Гольдберг, – шабат!
– А тебе?
– А я русская! – обе израильтянки засмеялись.
А командир продолжил:
– Конечно, можно было скрутить этого босса и пригласить к себе все итальянское общество. Но думаю, они тоже отказались бы.
– Почему? – требовательно потребовала объяснений Оксана.
– Обработали их не слабо – та же Виктория, к примеру. Мы там полдня проторчали, и ни один не вышел – даже из любопытства? Очень странно. Запугали их – мол, русские идут. А русские пришли – оленя подарили; ничего отбирать сами не стали – это жлоб-босс продал кучу нужных вещей русским – за бешеные деньги. А сейчас наверняка их где-нибудь припрятал.
– Ага, – поняла израильтянка, – ты поэтому так орал там?
– Не орал, – поправил ее с улыбкой Кудрявцев, – а доносил информацию до нужных ушей. Вот увидите – через несколько дней большинство итальянцев будут у нас. Так что расхватывайте наряды поскорее, девчонки, пока конкуренток не так много.
– Не понял, – теперь спрашивал профессор, – зачем тогда было огород городить, если все равно мы будем вместе; вот тогда все и перевезли бы?
– Хорошо, если так все и сложится. А где гарантия? А если там бой будет – что останется от той же посуды, парфюмерии или?..
– Или барабана? – с сарказмом добавила Гольдберг.
– Вот именно – барабана, – согласился командир вполне серьезным тоном, – одна маленькая пулька и… чью кожу мы на него натягивать будем? Скорняков-то среди нас пока нет; и вряд ли будут – слишком редкая теперь эта профессия.
– А зачем нам оркестр? – не унимался Романов.
– Будем новых переселенцев под звуки марша встречать, – улыбнулся ему в зеркало Кудрявцев, – а по воскресеньям оркестр будет в городском парке играть…
– Ага, – согласилась Оксана, поворачиваясь к нему с улыбкой, – тем более что трубач у нас уже есть!
Но полковник не ответил на ее улыбку; напротив – его лицо стало строгим, даже суровым, нога вдавила педаль тормоза вниз и автомобиль остановился почти плавно – скорость его была невелика. Теперь все потрясенно молчали – в сотне метров от них, на крайнем дереве, на нижних почти горизонтальных ветвях висели два длинных черных тела.
– Священники, – ахнула сзади Таня-Тамара.
– Один священник, – поправила ее Бэйла, которая рассматривала страшную картинку в прицел снайперской винтовки, – второй обычный человек.
– Люди, – Гольдберг тоже выставила и ствол, и прицел «Бенелли» в открытое окно автомобиля. Непонятно было, к кому относилось ее слово – к висящим на этой импровизированной виселице телам, которых смерть уравняла во всем, или к той паре фигур, что выступили из леса, останавливаясь почти под ногами повешенных.
С трупов тяжело взлетело несколько темных силуэтов – абсолютно молча, хотя каждый в автомобиле, наверное, ожидал зловещего карканья.
– Ну что же, – сказал полковник абсолютно нейтральным голосом, в котором только очень близкий человек мог распознать и ярость, и боль, и обещание неминуемой расплаты, – пойдем знакомиться.
– А надо? – спросила вдруг никарагуанка, – может прямо отсюда их…
Она протянула руку мимо профессора, сидящего посредине и ткнула легонько пальцем в ложе винтовки Драгунова.
– Нет, – решительно ответил Кудрявцев, – может это насильников и мародеров повесили, абсолютно справедливо. И чем мы тогда будем лучше их?
Командир и сам не верил в свое предположение, но вот так, походя, лишить двух человек жизни, не будучи уверенным в их вине? К тому же позади них прячутся еще несколько человек, явно вооруженных. Готов ли он сейчас объявить войну всем колумбийцам – и волкам и агнцам? Нет!
В результате к лесу, к темнеющим за толстыми стволами развалинам пошли двое – сам Кудрявцев и профессор Романов. А Оксана Гольдберг, как ни спорила она с командиром, осталась прикрывать их спины; вместе с Тагер естественно. Никарагуанка была вооружена пистолетом Макарова, и ей было настрого запрещено стрелять с такой дистанции.
– На ста метрах, – покачал головой Кудрявцев, – ну… я может и попал бы в туловище из пистолета; Бэйла, может быть…
Израильтянка решительно замотала головой – это не винтовка, запросто вместо чужой спины можно попасть в ту, которую должен прикрывать.
Сто метров закончились удивительно быстро – полковник только успел запретить профессору показывать знание испанского языка – родного для колумбийцев.
– Почему, – негромко попытался возразить Романов, – с итальянцами ведь ничего не скрывали?
– Не скрывали того, что они и так знали, – объяснил командир, – а здесь пока наших не было.
Он помрачнел, так же как и профессор, вспомнив о перебежчике Иванове. С такими хмурыми лицами они и подошли к колумбийцам, которые встретили их тоже не с самыми дружелюбными физиономиями. Молодые, как и все здесь, парни – широкоплечие, с пробивающейся на щеках бородками, они стояли и молчали, держа руки на кобурах пистолетов, которых у каждого было по два. Казалось что сейчас, как в старом вестерне, прозвучит резкая команда и эти руки выдернут оружие – те самые огромные кольты и начнется пальба. С прыжками в сторону, перекатами и прочими ковбойскими штучками.
– Может, – подумал Кудрявцев, – лучше бы так и случилось. Тогда ничто не помешало бы мне первым выдернуть свои Стечкины и решить проблему… Раз и навсегда. И с этими, и с другими, что прячутся в развалинах – очень скрытно, как им кажется. А девчатам и стрелять не придется.
Но до такого фатального для одной из сторон сценария дело не дошло; молодой здоровяк, стоящий напротив полковника – старший, наверное – что-то отрывисто спросил. Кудрявцев пожал плечами, скосив глаза на профессора; тот (молодец!) даже такого движения себе не позволил, хотя конечно же прекрасно понял фразу.
– Кто вы такие? – задал вопрос колумбиец теперь уже на английском.
Ответил, как и уговаривались, Кудрявцев; ответил коротко и емко:
– Русские!
– И что вам надо, русские? – губы колумбийца скривила улыбка, тоже совсем недружелюбная.
– Познакомиться… для начала, – ответил ему командир, – может чем-то полезными будем друг другу, дружить начнем?
Колумбиец посмотрел вдаль, на автомобиль; отсюда – полковник с уверенностью мог сказать, даже не оборачиваясь – можно было хорошо рассмотреть дула винтовок, нацеленные в них. Его соотечественник что-то быстро проговорил. Первый ответил ему не так экспрессивно, покачивая головой. Единственное, что разобрал командир в этой мешанине незнакомых слов – какое-то имя, Антонио. Профессор же задумчиво глядел куда-то поверх их голов, мимо и самих колумбийцев, и ног висящих трупов, до которых, при желании, хозяева анклава могли бы легко дотянуться рукой. И опять Кудрявцев мысленно похвалил товарища.
Наконец разговор закончился и главный переговорщик с колумбийской стороны поставил точку:
– Нам такие друзья не нужны!
Хозяева синхронно развернулись и медленно ушли к своим развалинам. Русским тоже нечего было делать тут – им очень понятно показали на дверь, здесь отсутствующую, и они пошли к машине. Пошли тоже медленно, так что профессор успел рассказать о коротком разговоре колумбийцев. Беседовали они, как и предполагалось, на испанском языке. Экспрессивный колумбиец, как оказалось, предлагал захватить их – Кудрявцева с Романовым – в заложники и под их прикрытием разобраться со стрелками в автомобиле.
– А что другой? – живо заинтересовался командир, опять пожалев, что колумбийцы так и не решились на схватку.
– Другой сначала колебался, – продолжил профессор, – а потом спросил, что бы сделал его собеседник (имен переговорщиков русские так и не узнали), если бы его – командира колумбийской общины – захватили?
– И?..
– И сам же ответил на свой вопрос, – Алексей Александрович возмущенно засопел, – он бы перестрелял всех вместе с заложниками, а если бы не получилось – развернулся бы и уехал.
– Во как! – в душе полковника родилась теплая волна, заполнившая все внутри – его товарищи – Оксана, и Бэйла,.. да и Таня-Тамара о таком бы даже не подумали.
– Да! – спохватился вдруг профессор, уже взявшись за ручку автомобильной дверцы, – старший колумбиец сказал еще, что можно было бы попробовать, если бы какой-то Антонио не ушел в гости к этим узкоглазым обезьянам с тремя бойцами, а их восьмерых слишком мало, чтобы блокировать пути отхода.
– Ну вот, – задумчиво протянул командир, – а ты сомневался, Алексей Александрович, что военные хитрости нужны, – поехали!
– Куда? – не понял Романов, запрыгивая в салон «Вранглера», тесня теперь никарагуанку на среднее сиденье.
– Куда? – переспросил Кудрявцев, – в «гости», конечно – вот по этому следу.
Его рука показала сквозь лобовое стекло на примятую траву – на две бесконечные параллельные прямые, которые в пойме мог оставить только автомобиль. И это был не их джип! – потому что след вел дальше, вниз по течению реки.
Командир резко развернул «Вранглер» – как раз в сторону русла реки, и помчал к ней, удаляясь и от колумбийского лагеря, и от исчезнувшей позади колеи; не отвечая на недоуменные взгляды товарищей. И только проехав больше двухсот метров, он резко повернул направо, прибавив скорость. Теперь объяснять ничего не надо было – из чащи выскочило уже несколько темных фигурок, быстро уменьшающихся. Полковник расслышал звуки далеких выстрелов и, может, даже и крики. Но ни первые, ни вторые на таком расстоянии повредить русским не могли. Единственное, что сейчас беспокоило его – не отстал бы Малыш. Но пес легко несся рядом с автомобилем, укрывшись, кстати, за его корпусом от выстрелов.
– Молодец, – тепло подумал об алабае Кудрявцев и переключился на разговор на заднем сидении, к которому уже повернулась Оксана.
Там спорили, точнее перебирали варианты – кем же окажутся таинственные «узкоглазые» – китайцами, монголами, вьетнамцами, японцами… или кем другим. Имя таким народам и народностям было – легион, и командиру стало даже смешно – сейчас приедем и проверим. А ехать было совсем недалеко – пять километров, даже с учетом скорости собаки, заняли меньше десяти минут. Командир даже не стал маскироваться; почему-то он знал, что надо спешить (опять спешить!). Может потому, что с дерева, под которым стоял какой-то явно военный джип без верха, уже свисали две веревки – слава богу, пока пустые. У джипа тоже никого не было; никто не выскочил навстречу командиру и его товарищам из чащи.
А ведь люди здесь были! Чей-то возбужденный голос, какие-то птичьи крики доносились из-за красивого деревянного домика с крышей изысканных очертаний, принятых в странах юго-восточной Азии.
У автомобилей остались Бэйла с Таней-Тамарой. Первая безмолвно несла свой крест вечно прикрывающей; никарагуанка попробовала было возникнуть, наткнулась на строгий взгляд командира; поняла, очевидно, что в следующий раз ее могут в рейд и не взять, и, вздохнув, заняла свою позицию – она наблюдала за сектором, откуда могла появиться помощь для колумбийских карателей. Почему карателей? Потому что рядом с бесхозным сейчас джипом лежало несколько тел; и эти люди были совсем недавно живы!
– Не успели, – успел с горечью оглянуться на них (шесть человек – трое мужчин и столько же женщин!) Кудрявцев. В следующее мгновенье он уже был у того самого домика, вместе с профессором и израильтянкой, морщась от нестерпимого запаха, обволакивающего местность. Это не был удушающий запах разлагающейся плоти; что-то совсем незнакомое и тошнотворное заставило его поскорее выглянуть из-за угла на небольшую площадь, на которой, оказывается, шел петушиный бой.
Командовал этим действом молодой парень той самой «узкоглазой» наружности, с опаской поглядывающий на четверку карателей. Колумбийцы здесь тоже были вооружены кольтами, которые они держали в руках. У одного за спиной болталось еще и короткое помповое ружье. А у бетонной стены напротив стояли пленники – никем иным не могли быть испуганные парни, девушки и дети, соотечественники распорядителя птичьего боя; но нет – соотечественников было всего семь человек. Еще двое были европейцами – парень со вздувшимся рубцом поперек лица и девушка с отчаявшимся взглядом. Впрочем, отчаянием был заполнен и взгляд белокожего здоровяка. Заполнен отчаянием и решимостью так, что Кудрявцев понял – если с девушкой попытаются что-то сделать, этот парень лишится жизни раньше нее, дерзнув при этом захватить хоть кого-нибудь из колумбийцев с собой туда, откуда не возвращаются.
Пленники стояли на коленях; очевидно эта шеренга была раньше длиннее – три тела уже лежали недвижимыми; следующей за ними по очереди была светловолосая европейка. А бой между тем достиг своего апогея; скорее всего он бы не закончился – командир просто не позволил бы издеваться над пленниками, но буквально через несколько мгновений после того, как перед русскими открылась эта страшная картина, один из пернатых бойцов приглушенно кукарекнул и помчался прочь с полянки; победитель ринулся за ним – следом побежал распорядитель – очевидно это был владелец бойцовых птиц; последним исчез боевик с помповиком за спиной. Вероятно именно он отвечал здесь за караульную службу.
Отвратительно, кстати отвечал, подумал полковник, выходя из-за угла здания. Впрочем колумбийцы этого не заметили, разразившись шквалом слов и эмоций, похлопывая по плечам своего соратника – победителя, как понял Кудрявцев, этого тотализатора. А приз был очень своеобразным, даже бесчеловечным – поправил себя Александр, поднимая готовый к бою арбалет. Призом была человеческая жизнь и победитель вскинул пистолет – с пяти шагов в коленопреклоненного человека промахнуться было трудно. Но раньше, чем колумбиец нажал на курок, его цель – белокурая девушка – отлетела в сторону, едва увернувшись от лежащих неподвижно тел, а ее место занял парень с разбитым лицом, на котором были крепко зажмурены глаза – он был готов принять страшную участь вместо своей подруги, но организм отреагировал сам подобным образом – не каждый может бестрепетно смотреть своей смерти в глаза.
А выстрел так и не прозвучал – по крайней мере в этот момент. Вместо него раздался неприятный чпокающий звук – это командир в первый раз применил в бою арбалет. Оперенная смерть ушла в тело бандита почти на всю длину; скорее всего она встретила на своем пути позвоночник, иначе болт с широким острым лезвием пронзил бы человека насквозь. Полковник, мимолетно удивившись, как у него получилось одним движением натянуть тетиву, которую раньше приходилось с трудом приводить в боевое состояние специальным воротком, снова нажал на курок – второй бандит, успевший повернуться и даже поднять одну руку с кольтом, тоже не издал ни звука, отлетев к своему не менее мертвому сотоварищу с болтом в груди.
И только теперь рядом громыхнуло – это вступил в бой Бенелли» Оксаны. «Фирменный» выстрел израильтянки в левый глаз третьего колумбийца оставил владельца помпового ружья в единственном числе. А вот и он – выбежал из-за угла полуразрушенного здания, у стены которого по прежнему стояли на коленях недавние пленники. Выбежал прямо в руки Кудрявцеву, и практически сразу – никто даже не успел заметить – оказался на земле, связанный по рукам и ногам, конечно же брезентовым ремнем трехсантиметровой ширины.
– Оксана, контроль, – бросил он израильтянке, поворачиваясь к парню с разбитым лицом, который первый встал с колен.
Тот наверное хотел протянуть к Александру руки; увы – они были связаны за спиной, как и у остальных пленников, поэтому навстречу русскому командиру полетел только его ликующий возглас:
– Братцы! Наши!
И совсем скоро освобожденные соотечественники – Александр (тезка!) и Ольга Захаровы – взахлеб рассказывали, как они приехали в первый раз из родного Кузбасса в «эту заграницу» – в Таиланд…
– Нет-нет, вы не подумайте, – почему-то поспешил оправдаться Захаров, – я не какой-то торгаш, я на честно заработанные: работаю на карьерном экскаваторе, у меня зарплата за сто тысяч в месяц, и Олька дома не сидит – в садике работает… работала.
Здоровущий парень вдруг засмущался:
– Вот пришли попробовать настоящий тайский массаж; я пришел – а Ольга меня одного не пустила…
– Знаем мы ваш тайский массаж, – пробурчала его супруга, наконец-то поверившая, что все страшное уже позади.
– Ага, – понял ее мысли Кудрявцев, – а другое только начинается, и до Кузбасса отсюда…
– Она сама мне массажисток и выбрала, – парень смущенно оглянулся на Ольгу, – сразу двух – обоим за пятьдесят, наверное. Но руки у них! Первая еще ничего – погладила, потерла – называется разогрела. А вторая как начала тыкать пальцами – я в первый момент даже заорал.
– Ну и где же эти старушки? – перебил его командир – времени опять катастрофически не хватало.
– Не знаю, – заозирался парень, словно все происходило только сейчас, – одна из них что-то сказала другой на своем, на тайском, и вдруг мы все здесь… Побродили по развалинам. Пока звери какие-то ужасные не набежали. Кто успел укрыться вон в том домике, тот и спасся.
– А остальные? – это в разговор вступил профессор.
– Остальных звери утащили – тут есть не стали, – насупился Захаров, – так мы в этой избушке и прожили несколько дней; выходили только… ну вы понимаете, зачем. А потом пришли эти, – он кивнул на живого пока бандита.
– Вот именно, что пока, – подумал с запоздалым огорчением полковник, – надо было его сразу кончать, какие еще секреты может выдать этот язык?
А профессор думал совсем о другом:
– Что же вы ели все эти дни? – оглянулся Романов, явно не находя тут развалин супермаркетов.
– Там, рядом с домиком, – махнул рукой Захаров, скорчив недовольную мину, – кусочек от рынка оказался. Ну как кусочек – просто целая гора дурианов. Вот они нам и едой, и питьем служили. Вкусные, зараза – но запах!
– Да уж мы почувствовали, – согласился с ним Алексей Александрович. При этом он как-то со значением посмотрел на командира, словно хотел задать каверзный вопрос. А Кудрявцев и сам готов был поделиться наблюдениями – и тем, что практически во всех анклавах был кусочек рынка, что в общем-то можно было объяснить; и тем, какую фразу произнесла на тайском языке пожилая массажистка. Наконец – какой такой волшебной силой обладает символ тайской государственности – массажный домик, что туда не посмели сунуть свои волчьи пасти собакомедведи? Но самый главный вопрос, на который у самого полковника не было сейчас ответа – откуда у него появилась такая – поистине нечеловеческая – сила, позволившая ему в одно мгновенье зарядить арбалет.
Он успел попробовать повторить этот трюк – увы, безрезультатно.
А массажистки нашлись. Две миловидные девушки подошли сами, как только командир отвернулся от Захарова, и низко склонившись представились:
– Я Ради – удовольствие.
– Я Нари – прекрасная женщина, – поклонилась вторая тайка, – но для самых близких людей у нас есть другие имена:
– Я Ной-крошка.
Ради поклонилась теперь также низко:
– Я Нок – птичка.
Полковник засмеялся бы в полный голос, если бы девушки не провели ритуал знакомства с абсолютной серьезностью на лицах, причем на чистом русском языке.., ну может, с небольшим акцентом. Хорошо, что девушек увела в сторону Оксана, как и еще двух таек и трех ребятишек, одетых в одинаковые длинные грязно-белые легкие пары, в которых нижние – штаны – едва виднелись под рубахой-балахоном; прически у детей тоже были одинаковыми, так что Кудрявцев не смог различить в этой тройке мальчиков и девочек.
Он повернулся к парням – вместе с вернувшимся распорядителем, который держал подмышками обоих петухов, сейчас вполне мирных, их было трое. Но они, к сожалению, по-русски не понимали. Зато понимали по-английски. Поэтому командиру не составило труда пригласить хозяев этого лагеря на прогулку – несмотря на бардак вокруг, на тела погибших и здесь, и у автомобилей, ему не терпелось пробежаться по окрестностям – посмотреть, с каким приданым готовы переехать в русский лагерь многострадальные тайцы. А в том, что это произойдет – прямо сегодня – он не сомневался.
Профессор, естественно, присоединился к ним. И первой точкой, которая манила русских своей таинственностью, был конечно домик в середине анклава.
– Ничего себе домик, уютненький, – пробормотал командир, открывая все окна, – только что-то он на волшебный не похож, не правда ли, Алексей Александрович? Да и попахивает здесь совсем не волшебством…
– Это еще что, – ответил за профессора Захаров, присоединившийся к экскурсии незаметно для полковника, – это мы почти все дурианы съели. А поначалу тут такое амбре витало.
– Какие однако словечки экскаваторщик употребляет, – усмехнулся про себя командир. Вслух же он высказал предположение:
– Может этот запах и отпугнул тварей?
– Может, – согласился экскаваторщик, – но девчата… ну Ради и Нари сказали – что это священное место, вроде бы именно в таком домике сам Будда принимал сеансы массажа.
Это действительно была комната для лечебных или расслабляющих процедур с широким низким ложем, в котором было сделано специальное овальное отверстие – для лица, догадался Кудрявцев. Как в этой комнате могло поместиться столько народа? И прожить в ней пять дней? На одних этих… дурианах? Он спохватился – ведь в машине у них есть запасы продовольствия – не зря он велел Романову прихватить побольше еды.
Экскурсия закончилась, едва начавшись. Командир направился широким шагом к автомобилям, увлекая за собой всех – и мужчин, и девушек с детьми, и даже пленника, которого двум тайцам пришлось тащить волоком.
Он нахмурил брови, готовый выплеснуть неудовольствие на никарагуанку, которая в отличие от Бэйлы, исправно несущей караульную службу, была не в автомобиле бандитов, где ее оставил командир; девушка присела на корточки, склонившись над одним из погибших. То есть «погибшим» он был недавно, когда русские прибыли к месту этой бойни. Теперь же некрупный, даже в сравнении с Орейра, паренек силился сесть на траве – и ему удалось сделать это, правда с помощью девушки. На грудь тайца, увитую мышцами, кто-то словно щедро плеснул красной краски, но пулевых отверстий, которые совсем недавно перечеркивали его крепкий торс (Кудрявцев это точно помнил) не было!
– Значит, жизненно-важных органов не задели, – понял командир, – только… только остальным придется поделиться сейчас с ним едой – очень хорошо поделиться.
Полковник отвел свой разношерстный отряд за автомобили – так, чтобы не было видно тел погибших – и велел девушкам накрывать на «стол» – если можно было назвать так плащ-палатку, расстеленную на траве. Сам он охранял покой обедающих (поздно обедающих), стоя в открытом джипе с винтовкой Бэйлы. Охранял, естественно, в основном со стороны колумбийского лагеря, но двух таек – кажется тех, кто так хорошо говорил на русском языке, боковым зрением отметил: они скользнули к своим развалинам, но совсем скоро вернулись, неся каждая по большому блюду, заполненными сочными кусками каких-то фруктов.
– Не какие-то, а дурианы, – поправил он себя, поскольку от блюда, которое первым преподнесли ему, ощутимо несло тем самым ароматом. А на вкус это было… божественным, и полковник, вытирая поданным Оксаной платочном губы, понял – придется собирать все косточки у волшебного домика, и закладывать еще один сад – где-нибудь в глубине леса: чтобы и фрукты съесть, и… ну дальше понятно.
А Гольдберг, которая присоединилась к нему с бутербродом для Александра (последний!), успела открыть тайну русскоязычных массажисток – специально обученных языку для обслуживания русских туристов – как раз до появления новых лиц. По пойме, совсем рядом с опушкой леса, шли четыре человека; автомобиль, в котором сейчас находился полковник, скорее всего был единственным исправным у колумбийцев, поэтому они не успели ни на разборки с применением оружия, ни на обед, на который их, естественно, никто приглашать не собирался. Лица бандитов («Стоп, – остановил себя Кудрявцев, – это пока не доказано») были суровы и… безмятежны – по крайней мере никакого страха в них полковник не увидел. Скорее была в них какая-то, скорее даже очень большая, доля бесшабашности и веселой храбрости.
– Кокаин, – понял Кудрявцев, – немного, но приняли для храбрости. Значит, никаких разумных доводов они сейчас не приемлют. Пришли что-то требовать.
Ему стало тоскливо – сейчас опять будут выстрелы, кровь. Впрочем, главарь – тот, с кем полковник сегодня уже беседовал, кажется был вполне адекватным. Он и предъявил претензии:
– Здесь были мои ребята, – он словно не замечал нацеленные в него стволы.
– А кто вы такие? – вернул ему давешний вопрос Кудрявцев.
– Мы? – вроде удивился главарь, а затем ответил гордо, – мы колумбийцы.
– И что вам надо? – до колумбийца дошло, что Кудрявцев повторяет их сегодняшний разговор – только роли теперь диаметрально поменялись. И ему пришлось отвечать совсем по другому сценарию:
– Моих людей и автомобиль.
– С оружием, конечно?
– Естественно, – опять удивился колумбиец так естественно, что полковнику стало неуютно – из каких же краев прибыл этот человек, безгранично уверенный в своем праве на все – на гнев и на милость, на жизнь окружающих и…
Кудрявцеву нестерпимо захотелось, чтобы кто-то из обкуренных бандитов попробовал посоревноваться в скорости на извлечение оружия – да хоть все вместе попробовали бы. Но… с дисциплиной у противника все было в порядке; никто из колумбийцев даже не шелохнулся, ожидая его ответа. И полковник решил:
– Захаров, – позвал он экскаваторщика.
– Слушаю, товарищ полковник, – рядом с джипом выросла внушительная фигура.
– Пленный, – Кудрявцев кивнул в сторону связанного бандита, – кого-то своей рукой убил?
– Не… видел, товарищ полковник, – выдавил из себя Захаров, поняв, что сейчас от его слов зависит жизнь человека, пусть и не самого лучшего.
– Поговори со своими тайскими друзьями – если они не против, мы отдадим пленного.
– А если против?
– Тогда повесьте его – вон на той веревке, прямо сейчас.
– А эти не будут против? – экскаваторщик кивнул было на колумбийцев, и до него только сейчас дошло, что предлагает командир.
– А как ты хотел? – грустно подумал Кудрявцев, – не получится всю жизнь в волшебном домике прожить. Иногда приходится и дерьмо за собой убирать. Или за другими.
Экскаваторщик вернулся очень скоро – с ножом в руке. Ни слова не говоря, он разрезал веревку на ногах пленного («Вот засранец, – немного возмутился командир, – мог бы и развязать»); поднял его на ноги и подтолкнул в спину – иди.
Удивительно – тот совсем не жаждал оказаться в рядах товарищей. Даже оглянулся назад, поймал взглядом болтающиеся на легком ветру веревки и пошел все таки вперед. А бандитский главарь понял – больше ничего и никого не будет. Он резко выкрикнул команду на испанском, бросил на Кудрявцева многообещающий взгляд и пошел назад.
Совсем скоро пятерка нырнула в лес, и практически сразу сухо треснул выстрел. Почти все вздрогнули – теперь каждый понял, почему так неохотно принял свободу пленный бандит. А полковнику совсем расхотелось продолжать экскурсию. Но – положение обязывает. Что значит расхотелось? Не хочешь командовать – вон копай братскую могилу.
– И буду! – рассердился на себя полковник, – вот людей расставлю и пойду копать.
Совсем скоро два автомобиля – одним управляла Таня-Тамара, другим Ольга Захарова, отправилась в русский лагерь, по широкой дуге огибая колумбийские развалины. Пассажирами в них были тайцы – женщины и дети; и профессор Романов, который должен был охранять этот караван и привести назад подмогу…