Глава 14. Жиблов
Вскоре перед крыльцом появилась приемлемая узкая переправа и Бойдов с Сезоном смогли пройти внутрь. Они поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж. На кабинете висела красная табличка с белыми буквами: «Начальник уголовного розыска». Постучав, и получив разрешение, вошли внутрь.
Бойдову почудилось, что он оказался в комиссионке. Комната походила на кладовку полную вещей и предметов совершенно не связанных между собой.
В Канаде он наблюдал такой же порядок в мальчишеской комнате сына своего приятеля. Она походила на красочный калейдоскоп, где вокруг стояли статуэтки, ракушки, мячи, сумки, трусы, велосипед, старая крышка от унитаза и бюст Ницше. На стене – плакат Мика Джагера и тут же головной убор индейцев с распушенными перьями и воткнутым в него томагавком.
Милицейский кабинет выглядел так же, но по-взрослому.
На стенах висели огромные, в старинных рамах портреты Дзержинского, Ленина, Маркса и Энгельса. Причём все они смотрели в разные стороны. Казалось, что они оглядывают весь хлам, гадая, куда они попали? Всё это накапливалось годами и, как выяснилось позже, было на строгом учёте.
Не состоял на учёте только причудливый кактус, который рос вместе с карьерным ростом его владельца. Находился на подоконнике, нахально свесившись из глиняного горшка, обёрнутого фольгой, в сторону вошедших, недовольно топорщась толстыми иголками. Видимо он устал расти вверх, или его долго не поливали и он решил сэкономить свои силы. Прилёг на край горшка, да так и остался. Был сравнительно длинный – сантиметров сорок. Так что уставать было отчего.
С двух сторон к нему прилепились небольшие, сантиметров по шесть, кактусики – детишки. Отчего он стал выглядеть пушкой на колёсах. Хотя сотрудницы отделения, похохатывая между собой, придерживались иного мнения и считали, что хозяин кабинета создал нечто интимного характера.
Слева у стены находился стол из красного дерева. Как его могли сюда затащить, казалось невероятным. На нем стояла мраморная настольная лампа с зелёным стеклянным колпаком, старинная бронзовая чернильница, украшенная замысловатыми вензельками и пресс-папье. Тут же в пластиковом стаканчике как иголки у ёжика, были набиты разноцветные шариковые ручки и карандаши. У Окна стоял детский велосипед «орлёнок» и четыре покрышки от колёс. На окне с кактусом примостилась икона, с открывающимся окладом, украшенная внутри цветочками. Рядом, несколько хрустальных ваз и статуэтка бульдога с блестящей чёрной маской. За собакой виднелся белый конь с золотистой гривой, затем сидячий мальчик и девушка с козлёнком.
Справа у стены, по количеству личного состава, стояли вряд пять железных стульев с дермантиновыми протёртыми сиденьями, из которых, в некоторых местах, торчала поролоновая вермишель. Под стульями лежали фомки, топоры, врезные и навесные искорёженные замки, обломанная скалка в тёмных пятнах и ещё куча предметов непонятного назначения. На всех них были привязаны листки бумаги с неразборчивыми надписями. На стене, прямо над стульями, висела гордость отделения – добытая неимоверным трудом, карта территории, обслуживаемая подразделением. Она была разделена ломаными линиями, проходящими по проспектам и улочкам, на пять зон ответственности закрепленных за каждым оперативником. Воткнутые в карту красные, синие, зелёные флажки, нарисованные цветными карандашами круги, делали карту весёлой и праздничной.
Но только оперативники знали, и видели в её разноцветье кровь, горе и разлуку. Это была карта их жизни, которую выбрали и знали назубок, как манну небесную, прожив с ней не один год. Никто не заставлял её учить. Потому что не было на ней гор с серебристыми вершинами, голубых морей, зелёных равнин. А только притоны, места концентрации преступного элемента, хазы, малины, скупки краденного, намечаемые облавы, места нераскрытых убийств, серийных грабежей и разбоев.
Шкафа в кабинете не было, и вся одежда висела на вешалке слева от входа. Там же висел майорский китель, а на полочке для головных уборов – фуражка.
Увидев вошедших, мужчина демонстративно быстро убрал в сейф разложенные ранее, лежащие на столе, документы и встал.
– Привет, Володя! – обрадовался он встрече, взяв Сазона за плечи, притянул к себе.
– Жиблов, – представился он Игорю, – начальник уголовного розыска, – можно Александр Николаевич, – и улыбнулся, обнажив красивые белые зубы. Словно клещами, сжал протянутую руку Бойдова.
Свою фамилию он называл, проглатывая букву «б» и вместо неё подсовывая нечто похожее на «х», но более твёрдо. Так что поначалу можно было даже подумать, что он однофамилец героя недавнего популярного фильма, вышедшего на экран.
В подтверждение тому, рядом с портретом Дзержинского, внизу на кнопках, примостилась фотография Высоцкого, в этой роли.
Всем в отделении было смешно наблюдать, как Александр Николаевич старается походить на героя из фильма потому, что на самом деле он походил на него как две капли воды без всякого старания. И даже больше. Такого же небольшого роста. Откровенно честный в мыслях и поступках, которые были направлены только в одну сторону: вор должен сидеть в тюрьме. Это была его любимая фраза. Но трактовал он её по-своему. В его устах она звучала немного по-философски и касалась преступных посягательств на чужое добро только частично, а утверждала то, что каждый должен заниматься своим делом. А его дело – это ловить преступников.
Когда Жиблов вышел из-за стола, Бойдов увидел на нём сапоги с заправленными в них галифе, внутренняя сторона которых была прошита кожей. Усмехнувшись, подумал, что, наверно, они достались Жиблову в наследство от Первой Конной!
Конец ознакомительного фрагмента.