Глава 8
Виктория достала из рюкзака свежий хрустящий багет, домашнее печенье, нарезанную ломтиками салями и бутылку яблочного сока. Пока я открывал бутылку, она вытащила платок и разложила на нем еду. Взяв печенье, откусила небольшой кусочек и принялась медленно жевать, наслаждаясь вкусом.
По московскому небу пробежала туча, не уронив ни единой капли дождя. Воздух был сухим. Слабый ветер медленно гнал по небу клочья облаков. Утром по радио передавали, что дождя сегодня не будет.
Мы сидели в парке Лосиный остров. Было воскресенье, второе октября.
– Здесь очень красиво, – сказала Виктория, доедая кружочек печенья.
– Да. Кажется, мы с тобой и раньше здесь бывали?
– Давно, – задумалась она на несколько секунд, – года полтора назад. Нас сюда приглашал твой друг Давид, это было летом, мы отмечали его день рождения.
– А, точно, вспомнил, – я шлепнул ладонью по лбу. – Отдохнули мы тогда неплохо… Помню, как долго мы искали их тут. Парк такой большой, просто бесконечный.
Вика взяла ещё печенье, разломила и протянула половину мне, а вторую положила себе в рот.
– Природу очень люблю, – вздохнув, улыбнулась она.
– А кто её не любит, покажи мне такого человека, – смеюсь я, – она нас создала, и мы не имеем права не любить её.
– Не умничай!
Она откинулась на спинку скамейки.
– А ты будь осторожней, когда сидишь, не забывай, что ты на восьмом месяце.
Она внимательно посмотрела на меня.
– Знаю-знаю, о чем ты сейчас думаешь, – я разлил сок в чашки. – Ты думаешь: Джавад, кого ты учишь? Я же сама доктор! Сама все понимаю, и уж тем более явно знаю про это больше, чем ты!!!
Послышался плач ребёнка, где-то рядом залаяла собака. Мимо нас прошли две пожилых женщины, с добрым любопытством глядя на наш завтрак.
– Дай мне салями с хлебом, – попросила Вика. – Сразу же после родов – сажусь на диету!
И, погладив живот, добавила:
– Мой идеальный вес – пятьдесят семь.
– А сейчас сколько килограммов в тебе? – я передал ей бутерброд.
– Семьдесят один. В последнее время так стесняюсь своего лишнего веса.
– Ты не должна стыдиться того, что делает нас с тобой счастливыми…
– Знаю. Ты не думай, у меня хватит силы воли.
– А я и не думаю об этом.
На соседней скамейке ребенок зашёлся безутешным плачем. Я с жалостью посмотрел на него.
– И наш тоже так будет плакать, – мечтательно вздохнула Вика, – только у нас будет девочка, а это мальчик. С ними больше проблем, они болеют чаще.
– Моя бабушка тоже всегда так говорила, я помню – мальчики растут, как индюшата, а девочки, как цыплята.
– Индюшата? – переспросила она удивленно.
– Да. Просто индюк – самая тяжёлая домашняя птица.
– Ну и сравнение у твоей бабушки… Нас не учили такому в медицинской академии.
– Ты просто мою бабушку не знаешь… она умнее, чем любой доктор.
– Ну прямо Склифосовский.
– Не меньше…, – отвечаю я.
– Знаешь что? Когда буду знакомиться с ней, все-все ей расскажу про тебя.
– Что именно?
– Скажу, что ты меня часто обижаешь… – Она надула губы, как сердитый малыш. – Не слушаешься меня!
Я широко улыбнулся.
– Что смеёшься?
– Она сделает тебе маленький укол разочарования. – Я снова улыбнулся, представив себе беседу бабушки с Викой.
– Ого! Мне уже интересно…
– Однажды моя тетя, жена брата моей мамы, пожаловалась на мужа. Мол, он поздно возвращается домой, а может и вообще не прийти.
– Её муж, сын твоей бабушки? Я что-то запуталась! – перебила она меня.
– Ну, что тут непонятного? Невестка жалуется свекрови – «Твой сын поздно приходит, гуляет, пьёт…»
– Поняла, – она откусила небольшой кусочек от бутерброда.
Наконец-то… – преувеличенно вздыхая, я полакомился кружочком салями.
– И что она ответила?
– Она выслушала невестку внимательно, затем сказала – будто объявила приговор: благодари судьбу за то, что он тебя не бьет! Пусть гуляет, моему сыну можно.
Вика молча провела руками по волосам, несколько раз тяжело вздохнула, и, в конце концов, ударив рукой по спинке скамейки, произнесла:
– Это возмутительно! Что значит – «моему сыну можно»? С какой – стати?!
Я отвернулся, отыскивая взглядом плачущего мальчика, зная, что её возмущение будет долгим.
– Джавад? Ты меня слышишь?
Она неловко поднялась, опираясь на спинку скамейки.
– Отвечай, как твоя бабушка могла сказать невестке такие слова?
– Я не знаю, – ответил тихим голосом.
– А кто знает? Это же твоя бабушка?
– Да, моя.
– Тогда объясни!
– Не могу. Она очень своеобразная женщина.
– Женщина не должна обижать женщину, и, уж тем более, свою невестку.
– Вот когда я вас познакомлю, тогда сама у неё и спросишь, как она может это делать… И хватит об этом.
Захлопав ресницами, Вика молча села на скамейку. Наступила тишина, мы снова принялись за еду.
– Джавад, – вдруг сказала она. – Я не могу есть, пока не узнаю, что ответила невестка…
– Ничего не ответила, в этом я уверен.
– Просто замолчала и пошла заниматься своими делами?
– Послушай, ты так говоришь, как будто не знаешь кавказских обычаев. Все, что она скажет, обернётся против неё. Невестка не имеет права голоса. И уж тем более на претензии.
– А уйти от такого мужа она может?
– Нет, не может!
– Прямо девятнадцатый век! – возмутилась она.
– Правильно, моя бабушка родилась в 1899 году…
– Все равно не понимаю я твою бабушку… Как зовут-то её?
– Сабах. Она родилась ранним утром, поэтому и назвали в честь утра, «сабах».
– Все равно не понимаю, – повторила она, сжимая в руке бутерброд.
– Да, конечно, тебе это трудно понять. Она восточная женщина, воспитана совершенно по-другому. Человек помнит Николая Второго…
– Ну и бабушка у тебя… Дай мне ещё бутерброд. Понервничала, и сразу есть захотелось! Но после родов все изменится, ты не переживай! – принялась за свое Вика.
– Моя бабушка ради своих детей готова на все, хоть на войну ее отправляй. Пойдёт, не задумавшись, сам видел, как она стреляла из охотничьего ружья и всегда попадала в цель.
У Вики глаза расширились от удивления.
– Да, да! – покивал я головой. – Она говорила, что женщина должна уметь защищать свою честь.
– Теперь понимаю, почему невестка не стала спорить, жить-то хочется, – прошептала Виктория и широко улыбнулась.
– Тебе смешно, но моя бабушка и правда не могла уснуть, пока все члены семьи не оказывались дома, в безопасности, и не засыпали в своих кроватях. Она всегда всех контролировала, от малых детей до взрослых. Так уж она воспитана.
– После того, как ты рассказал мне все это, – она покрутила своё золотое кольцо, подаренное мной, – мне очень хочется познакомиться с твоей бабушкой.
– Непременно. Она действительно интересная и мудрая женщина. Вот, когда я решил уехать в Москву, она знаешь что дала мне?
– Что?
Я полез в карман и вытащил маленькую открытку, где был изображен Шиитский Имам Али ибн Абу Талиб, и показал ей.
– Талисман.
– Это кто? – удивлённо спросила Вика.
– Это Шиитский Имам Али, первый мужчина, принявший ислам, двоюродный брат и зять пророка Мухаммеда.
Вика, забрав мой талисман, внимательно осмотрела его и вернула мне обратно.
– Все время думала, что это ты носишь с собой постоянно, то в одном кармане, то в другом.
– Это святая связь между мной и бабушкой. Имам Али всегда защищал угнетённых, сирот и беззащитных людей. Он был ещё и известным ученым своего времени. Вот так.
Я снова положил изображение в карман.
– И он тебе помогает?
– Талисман?
– Ну не я же, – она показала на себя длинными тонкими пальцами.
– В этом деле главное уверенность и наличие цели. Если у тебя все это есть, тогда талисман закрывает треугольник удачи, и помогает везде. Он не для того, чтобы положить его в карман и спать с ним с утра до вечера.
– Как подкова?
– Именно…
– Теперь мне все понятно… Интересно, что твоя бабушка подарит мне?
Она на минуту задумалась.
– Если ты ей понравишься – подарит хороший подарок. Если нет, то мало не покажется. Будет язвить.
– Опасная женщина твоя бабушка!
Вика натянуто улыбнулась.
– Моя бабушка резкая, беспощадная, может поколотить любого из нас, но при этом щедрая в любви и всегда готова расправиться с теми, кто угрожает её семье.
Виктория, дожевывая последний кусок второго бутерброда, сверлила меня взглядом, который мог означать что угодно. Кончик ее носа стал ярко-красным от холода.
– Замерзла?
– Немного. Мы с тобой забыли взять термос с горячим чаем. Сейчас чай бы нам не помешал, согрелись бы.
– Хорошо бы кофе сейчас горячего, черного. Надеюсь, где-нибудь рядом есть Старбакс.
– Кому что, а тебе кофе из Старбакса, – слегка обиделась Вика, – нет бы пойти поискать, где можно купить горячего чаю.
– Вообще-то нам уже пора заканчивать трапезу и идти домой, – заметил я, оглядываясь вокруг.
– Джавад, я сейчас точно обижусь, – Вика отправила в рот последний кусочек салями.
Я молча поднялся, взял рюкзак, повесил его себе на плечо и внимательно осмотрелся в поисках места, где можно раздобыть чай.
– Оставь, – вздохнула Вика, – зачем ты берёшь рюкзак? Дай мне, пусть останется здесь, – показала рукой на край скамейки.
– Ну, нет, вдруг его украдут?
– Кому он нужен, что в нём такого ценного?
– Ничего, просто обычный рюкзак. Вещь теряет свою цену, как только ты понимаешь, что можешь купить такую же. Пока мы с тобой не можем позволить себе такую роскошь. Планы другие.
– Ладно.
Кажется, все-таки обиделась…
К счастью, недалеко от нас была ярмарка выходного дня. В последние годы их организуют московские префектуры. Туда я и отправился, и быстро вернулся с кофе для себя и с чаем для Вики.
– Ты все ещё обижена на меня? – я поставил перед ней стакан горячего чая и свой кофе рядом.
– Когда ты перестанешь выводить меня из себя?
Я подошел ближе, погладил её волосы, не в силах больше смотреть на расстроенное лицо.
– Малышка, – говорю я, – это был последний раз, больше не повторится.
Если бы я сам верил в то, что говорил…
– Честно? – она посмотрела на меня и носом ткнулась мне в живот. Я сделал глубокий вдох, смотря на нее сверху вниз.
– Джавад…
– Ну, не обижайся, – я обнимаю ее, прижимая к себе, – подумай о нашей дочке. Как она шевелится, толкается у тебя в животе… Главное, мы же её очень скоро увидим, представляешь? Она будет твоей копией, только в уменьшенном виде. Что может быть важнее и приятнее этого? А ты обижаешься на каждое мое слово…
– Уменьшенная копия? Это ты намекаешь на то, что я толстая?
– Ну что ты говоришь? Что за глупости? Ты совсем не толстая, просто вас двое. – Чуть отодвинувшись, я присел напротив. – Я всегда просил у Бога, чтобы послал мне жену-красавицу, вот он и подарил мне тебя. Чтобы волосы были длинные, густые, чтобы она могла сесть на свои волосы… Когда впервые увидел тебя, понял, что Бог меня услышал. Помню, лет в двенадцать молился о том, чтобы моя жена была красивая, красивее всех в мире. Бабушка это услышала и, дождавшись конца молитвы, позвала меня к себе и сказала: «Джавад, молись лучше о том, чтобы твоя жена была мудрая (я-то не знал тогда, что означает слово „мудрая“), с красивыми женщинами слишком хлопотно. Пусть она будет простая, зато никогда не испортится. Такие женщины всегда довольны своей судьбой и никогда не будут сохнуть по бриллиантам. Красивая женщина – это бездонное ведро, которое ты никогда не наполнишь».
Я согласился с ней, хоть и не очень понял, о чем она говорит.
– Послушай, твоя бабушка действительно очень мудрая, – она глотнула уже остывшего чаю, – даже удивительно, столько мудрости в одном человеке…
– Так ей уже больше ста лет…
Вика расплылась в улыбке и сладко зевнула. Я расправил плед и уложил ее к себе на колени.
– Поспите, мои милые девочки, – ласково сказал я и прикрыл Вику своей курткой. Она уснула, прикрыв глаза длинными густыми ресницами. Я смотрел на ее безмятежное прекрасное лицо и вспоминал нашу первую встречу, молился в душе и благодарил за счастье, которым наградил меня Господь.
Стояла ранняя осень. Теплая, золотая. Был непоздний вечер. Я прогуливался по центральным улицам Москвы. В Камергерском, у МХАТа толпился народ перед началом спектакля. Вдруг я увидел девушку, которая стояла немного в стороне и смущенно держала приподнятую руку с билетом. Лицо девушки меня поразило: большие ярко-голубые глаза под темными густыми ресницами, тонкий изгиб бровей, высокий чистый лоб и длинные, русые косы, спадающие на тугую грудь.
Несколько мгновений я в оцепенении смотрел на нее. Внезапно я заметил, что кто-то направился к девушке и, интересуясь билетом, сорвался с места и стремительно бросился к ней, доставая деньги.
– У вас лишний билет?! – громко спросил я.
– Да… Подруга моя заболела, – как бы оправдываясь, объяснила девушка.
Даже не узнав, какой сегодня спектакль, я расплатился с прекрасной незнакомкой и уже не отходил от нее.
Мы прошли в зал, заняли места в середине партера. Какое-то время, пока не поднялся занавес, сидели молча. Потом, набравшись смелости, спросил:
– А что мы будем смотреть?
– «Три сестры» Чехова, – тихо, с улыбкой, сказала она, обнажив ровный ряд прелестных зубов. Я не очень внимательно следил за тем, что происходило на сцене. Вместо этого, осторожно повернувшись к сидевшей возле меня девушке, я любовался ее изящным профилем, следил за каждым ее движением.
В антракте я пригласил ее в буфет, но она вежливо отказалась.
– Тогда давайте познакомимся. Меня зовут Джавад.
– А меня – Виктория. Можно просто Вика. Вы работаете или учитесь? – поинтересовалась моя новая знакомая.
– Я работаю. У меня маленький бизнес.
– А у меня сегодня необыкновенный день. Я в первый раз вышла на работу. Начался мой трудовой стаж.
– Кто же вы по профессии?
– Детский врач.
Все оставшееся время, пока мы находились в театре (после мы признались друг другу в этом), каждый думал о случайном знакомстве, но в глубине души чувствовал, что оно вовсе не случайное, именно так сводит людей судьба.
Виктория без кокетства разрешила проводить ее. Жила она на Большой Никитинской, и мы направились к Тверскому бульвару. Разговор наш не умолкал ни на минуту. Нам было интересно знать друг о друге абсолютно все. Я рассказал о своем маленьком красивом городе в Азербайджане, где я родился, ходил в школу, о любви к книгам, о своей семье.
– Какой вы счастливый! – проникновенно сказала она. А вот у меня нет семьи… Вообще никого из близких людей.
– Как так? – удивился я.
– Вот так, – вздохнула Виктория и надолго замолчала. Я робко взял ее под руку. Она не отстранилась.
– Вы мне очень понравились …Я хотел бы стать вашим другом. Но вы удивили меня предыдущими словами. Расскажите, как такое могло случиться?
– Начинать надо издалека…
– Начните! – убедительно попросил я.
– Ну, что ж, наберитесь терпения … – она опять надолго замолчала, как бы собираясь с силами.
– Мама моя, Светлана Николаевна, родилась и росла на Кубани. Отец ее, мой дедушка, погиб в последние дни войны. Бабушка осталась вдовой с единственной дочкой. Мама, закончив десять классов, поехала в Москву и поступила в педагогический институт. Однажды к ним на студенческий вечер пришли выпускники военного училища. Среди них был мой папа. Он сразу приметил маму среди множества девушек, подошел к ней и пригласил на вальс. С того вечера они не расставались. Они были очень счастливы, особенно когда узнали о скором рождении ребёнка.
Виктория замолчала, медленно шагая рядом со мной.
– А что было потом? – осторожно спросил я.
– Началась афганская война. Папа получил приказ отправиться к месту военных действий. Мои родители жили в военном городке недалеко от Москвы, в двухкомнатной квартире. Когда у мамы подошел срок рожать, в часть пришло сообщение о гибели папы. Маме, естественно, ничего не сказали, опасаясь за её здоровье. Роды прошли благополучно. Меня, новорожденную, поместили в особый стерильный бокс. В палате же, где лежала мама, ночью случился пожар от короткого замыкания. Во сне, надышавшись угарным газом, она получила столь сильные ожоги, что спасти её не смогли. Вот так, с первого дня своей жизни, я стала круглой сиротой.
– Какая страшная трагедия, – только и смог промолвить я. И… и… что же с вами дальше было?
– Врачи всё сделали, чтобы я жила. А потом приехала бабушка. Она-то и вынянчила, и воспитала меня.
После первой нашей встречи мы стали почти неразлучными, виделись часто, как только были свободны, а уж звонили друг другу и вовсе постоянно. И скоро поняли, что мы одно целое – семья.
Моё блаженное состояние, унесшее меня в водоворот памяти, прервала Вика, которая проснулась. Взглянув на свои маленькие часики, удивилась:
– Так долго я спала? Помоги мне встать и давай собираться домой.
Собрав весь мусор в пакет, мы медленно пошли по широкой протоптанной дорожке к автобусной остановке.