30 июня 2002 года
Висленский край, Варшава
Здание штаба Висленского военного округа
А вот графу Ежи Комаровскому – повезло. Он и сам не знал, как, но повезло. Потом, правда, узнает – и проклянет все на свете, оставшись совершенно один в этом мире.
Как ни странно, он исчез с горизонта на два дня по одной простой причине – он искал Елену. Не найдя ее ни в одном из клубов и злачных мест Варшавы, Ежи решил ждать ее у дома, рассудив, что рано или поздно она там появится. Припарковав машину на стоянке, он молча, терпеливо ждал, час за часом. Дважды он выходил, чтобы купить немного еды и сделать другие дела, какие возможны. И лишь рано утром тридцатого он проснулся, посмотрел в зеркальце заднего вида, увидел себя – грязного, заросшего неопрятной щетиной, всклокоченного – и понял, что так нельзя.
Ближайшим местом, где можно было привести себя в порядок и где бы его пустили – было здание штаба округа, там был, по крайней мере, рукомойник и «дежурная» бритва, потому как офицеры из странствий возвращались в самом разном виде, а устав требовал от них пребывать в виде опрятном. И если на удаленном полигоне на это внимание не особо обращают, то в здании штаба округа извольте соответствовать.
Машину он припарковал недалеко от здания штаба, благо по раннему утру места для парковки были. Металлодетектор среагировал на наган в кармане, но у него в удостоверении написано «с правом ношения оружия», и потому внимания на наган не обратили. Только принюхались – нахождение офицера в людных местах в нетрезвом состоянии и при оружии считалось проступком и влекло за собой взыскание. Но спиртным от графа Ежи не пахло, пахло много чем другим – и пахло омерзительно.
В караулке граф Ежи привел себя в порядок – умылся несколько раз с мылом, кое-как вымыл голову над рукомойником, побрызгал на себя «дежурным» одеколоном, единственным ароматическим достоинством которого было то, что он напрочь отшибал любые другие запахи, даже сильные. Побрился безопасной бритвой – не слишком опрятно, но и так сойдет. Кое-как привел в порядок одежду, шагнул в вестибюль...
Улицу в то время еще не перекрыли. Демонстранты уже собирались, до поры до времени они скрывали свои намерения, чтобы не разогнала полиция – он их не заметил, и они, что немаловажно, его – тоже.
И на припаркованный прямо напротив здания штаба округа большой лимузин «Вольво» с затемненными до черноты стеклами и гербовым, «с орлом» пропуском на лобовом стекле он тоже не обратил внимания – ни он, ни охрана.
А стоило бы...
– Пан Комаровский, вас ожидают... – сказал дежурный офицер, майор с фамилией, которую граф Ежи никак не мог запомнить, и в очках в тонкой золотой оправе. – Я открыл кабинет...
На последние слова граф Ежи резко остановился.
– Кто ожидает?
– Велели не сообщать.
Понятно...
Собственно говоря, граф Ежи и не удивился, увидев в своем кабинете сухощавого, с иголочки одетого пана Збаражского из «безпеки войсковой». Он нервно ходил по кабинету, услышав, как открывается дверь, продолжал ходить.
– Доброго здоровья, пан Збаражский. – Мутная волна злобы на этого человека просто душила, не давала жить.
– Доброго здоровья и вам, – буркнул Збаражский, – зачем вы это сделали?
– Затем, что нечего!
– Что значит – нечего? Вы понимаете хоть, что вы натворили?
– Я всего лишь покарал подлеца и ублюдка.
Збаражский вышел из себя – он резко хлопнул ладонью по столу, граф впервые видел, чтобы разведчик был в таком состоянии. В замкнутом стенами помещении это прозвучало как выстрел.
– Всего лишь? Всего лишь?! Вы так спокойно об этом говорите, что, право, – мне становится страшно.
– А мне становится страшно, пан полковник, оттого что мы видим зло и ничего не делаем, чтобы покарать его!
– Работа полицейского заключается в том, чтобы разматывать клубок до конца, а не отрывать от него первую попавшуюся нить! Вы должны были втереться к нему в доверие и узнать, с кем он работает, кто поставляет ему наркотик, кто связан с ним! Вот что нужно было сделать, нам нужна вся банда, а не только профессор!
– Это я как раз узнал... – мрачно произнес граф. – вам известен некий пан Жолнеж Змиевский?
Збаражский остановился, повернулся к графу:
– Кто?
– Жолнеж Змиевский. Этот пан, судя по словам профессора, промышляет наркоторговлей по-крупному. Профессор работает на него. И более того – по мнению пана Ковальчека, пан Змиевский является сотрудником полиции или спецслужб.
Збаражский все более успокаивался.
– Он сам вам об этом сказал?
– Да, сам. Вы знаете пана Змиевского?
– Нет, но узнать будет нетрудно. И все равно – вам не стоило его убивать, теперь у нас нет свидетелей против этого Змиевского, придется начинать все с начала.
– Простите... – графу Ежи показалось, что он что-то недопонял.
– Нет свидетелей, говорю. Возможно, вы считаете, что беспека может хватать людей, каких ей вздумается, но это далеко не так. Над нами есть надзирающий спецпрокурор, и мы тоже подчиняемся закону. Этот Змиевский – что я ему теперь предъявлю? Ваши слова? Со слов покойного пана профессора Ковальчека? С чужих слов – не примет не один суд.
– Да я не об этом... что значит... покойного пана Ковальчека?
– Да то и значит! Зачем вы его убили?!
– То есть, как так – убил? – снова не понял граф Ежи. – что значит убил? Я его просто избил, а не убил.
Теперь недоуменный взгляд бросил на собеседника пан Збаражский.
– Нормально вы его избили. Вы его застрелили, его обнаружили мертвым. Убитым из пистолета!
– Я его не убивал!
Пан Збаражский покачал головой.
– Спокойнее, мы не в полиции. Я не прокурор и не судья, убили – ну, что поделаешь...
В следующую секунду граф Ежи сделал два шага вперед и схватил пана Збаражского за грудки, тряханув его, как охотничья собака подстреленную утку.
– Я его не убивал, слышишь, ты, курва!! Не убивал!
– Отпустите! – приказал пан Збаражский, не меняя выражения лица.
Граф оттолкнул от себя разведчика, так что, если бы не стол, тот упал бы на пол.
– Я его не убивал, – глухо повторил граф, начиная понимать, что произошло непоправимое.
– Тогда кто? – ответил пан Збаражский, приводя одежду в порядок.
– А я знаю?! Этот ублюдок торговал наркотиками! Кокаином – я у него больше килограмма в унитаз высыпал! Его любой мог грохнуть, любой! Когда я от него уходил, он был еще жив, понимаете, жив! Я ему сказал, что убью, если он еще раз подойдет к Елене или снова начнет торговать, и ушел! И все! Вот, смотрите!
На пыльную, неприбранную поверхность стола грохнулся укороченный наган.
– Посмотрите! У меня был этот наган, я ему им пригрозил! Ткнул стволом в зубы и сказал, что вышибу мозги! Но я не стрелял – видите, все семь патронов в барабане.
– Ну... можно было и перезарядить.
– Понюхайте! Из него не стреляли лет пятьдесят!
Пан Збаражский достал из кармана пиджака платок, навернул на руку, поднес револьвер стволом к носу, понюхал...
– Действительно... курва блядна...
– Что я вам говорил!
Полковник протянул обратно револьвер владельцу.
– Заберите. Насколько я понимаю – он наградной...
– Моего прадеда...
– Тем более заберите. Итак, вы говорите, что не убивали Ковальчека?
– Матка боска, именно это я и говорю уже битых полчаса! Не убивал я его, когда я уходил – он жив был!
– Тогда кто его убил?!
– Йезус ведает! Пусть полициянты и разбираются!
Збаражский тяжело вздохнул.
– Уже разобрались... Вы знаете о том, что вы в розыске?
– То есть? В каком розыске?
– Пока – по Варшаве... Сегодня утром сторожевик[29] на вас выставили, пока – в пределах Варшавы, но так – и до общеимперского недалеко. У нас программа, она отслеживает всю информацию по лицам, сотрудничающим с вами. Мы вас ищем целый день, где вы были все это время?
– Не ваше дело... – буркнул граф
– Не мое?! Не мое?! Вы хоть понимаете, что с меня за совершенное моим агентом убийство – могут погоны долой! Или неполное служебное – и вперед, стучит паровоз, Сибирь под колесами[30]! Какое к бисовой маме не мое?!
– Извините...
Удивительно, но графу в самом деле стало стыдно. Он был воспитан так, что одним из самых тяжких грехов в его системе моральных ориентиров считалось подвести другого человека. Тем более – полковника.
– Этим делу не поможешь... – немного успокоился Збаражский, – надо разобраться, что к чему. Рассказывайте. Все до мельчайших деталей, что вы делали в тот день. Говорите правду, может быть, мне еще удастся что-то сделать и для себя, и для вас.
– Ну... я с Еленой поссорился... узнал, что она на кокаине сидит. Потом...
– Что потом? Говорите.
– Проследил, где она берет. Оказалось – на авеню Ягеллонов. Там меня полицейский видел, штраф выписал.
– Штраф?
– Да, за неправильную парковку.
– Это худо... – сказал Збаражский, записывая в блокнот.
– Почему худо?
– Да потому! Вы знали, куда эта ваша... пошла?
– Откуда же мне знать, там домов под сотню.
– А там профессор и жил! Информация о выписанных штрафах собирается в единой программе, чтобы потом контролировать взыскание! Из этой программы ее может выудить любой полициянт, и получится, что вы за несколько дней до убийства были у дома этого проклятого Ковальчека! И это доказано – полицейским и штрафом. Что вы там делали?! Следили, чтобы убить – вот что подумают! А я вас направил на это дело!
– Но я же...
Тут до графа дошло, что Елена ему алиби не даст – хотя бы потому, что она не знала, что за ней следят. И все очень шатко.
– Пся крев...
– Вот так вот! Вы полицейского запомнили?
– Откуда... Здоровый...
– Ладно, найдем. Дальше.
– Дальше... Этот пан Ковальчек мне позвонил. Я как раз тут был, сидел... думал что делать.
– Он вам что – сюда позвонил? – изумился Збаражский.
– Ну да... – протянул граф Ежи и тут же понял, чему изумился полковник. Он так и не понял тогда – что в его состоянии вполне простительно.
В здании штаба Висленского военного округа нельзя было иметь при себе никакие сотовые телефоны. Они изымались при входе и выдавались при выходе, кроме того – здесь работали генераторы помех, делающие невозможными любые звонки. В общедоступных телефонных справочниках были телефоны только дежурной части и никаких более. Получается, что пан Ковальчек откуда-то знал номер, на который ему нужно было позвонить... а ведь он...
– Вы давали номер своего телефона очаровательной пани Елене? – угадывая мысли графа Ежи, спросил его полковник.
– Никак нет, нельзя же... Что это значит?
Полковник Збаражский снова что-то строчил в своем блокноте.
– Боюсь, что ничего хорошего. С нами играет какая-то разведка, она нашла способ подставить вас, да и меня заодно вместе с вами. Хорошо, сначала разберемся, что тогда произошло. Он вам позвонил – и?
Какая – не составляет труда догадаться. Та самая, которая и леди Алисию Гисборн сюда заслала.
– Пригласил на какое-то сборище. В университет.
– Как пригласил?
– Обычно. Сказал, что Елена там будет.
– То есть он знал, что у вас проблемы.
– Да... наверное.
– Хорошо, дальше.
– Дальше я пошел. Мы встретились перед университетом, Ковальчек сказал, что нас пропустят только вдвоем.
– А заодно – перед университетом работают камеры уличного наблюдения, – добавил полковник, – а вот на самой территории их нет ни одной. И вас, получается, они запечатлели. Продолжайте, продолжайте.
– Ну... мы вошли в здание.
– Минутку. В какое время это было?
– Между девятнадцатью и двадцатью часами, ближе к девятнадцати.
– Точнее не помните?
– Нет.
– Хорошо, дальше.
– Дальше мы пришли на факультет. Химии, там комната побольше, там и собрались. Человек двадцать, в основном паненки. И Елена там была.
– Как вас представили?
– Просто – как Ежи. Профессор сказал.
– Дальше.
– Дальше лекторша какая-то появилась. Не сразу, Ковальчек ей звонил, потом она пришла. Какая-то пани Алисия Гисборн.
– Опишите.
– Ростом... среднее между вами и мной, мужеподобная, лицо вытянутое, одета плохо.
– То есть – плохо?
– Ну... Женщины всегда одеваются так, чтобы быть привлекательнее. А эта... как будто специально оделась, чтобы недостатки свои выказать. Лицо вытянутое, по возрасту – ближе к сорока, хотя голос молодой.
– Ей двадцать девять – улыбнулся полковник.
Конец ознакомительного фрагмента.