Дело было так —
на первом курсе одну девочку отчислили. Она на лекции не ходила и вела свободный образ жизни. И ее не допустили к сдаче сессии. А она оказалась беременной, на приличном сроке. И из общежития ее тоже выписали, раз она не студентка. Надо возвращаться домой, в крошечный городок. И девочки из общежития эту Нонну пожалели очень – все были такие очкастые, романтичные и учились на философском. И спрятали ее у себя в комнате. Одна девочка стала спать на раскладушке, а беременной уступили кровать. Она боялась ехать домой! Она рыдала и плакала. Она надеялась родить ребенка, взять академический как-то и продолжить учебу. Она была трудная, с характером, требовательная, истерила постоянно – но все ее жалели. И прятали от коменданта. И делились скудной едой. И привозили из дому варенье и картошку. И жили не вчетвером, а впятером, было тесно, но в юности все терпимо. А их еще и обворовывали постоянно – двери были хлипкие, замок смешной, копейкой открывался. И у них, у этих девочек, все крали и крали. Ведь трудно в общежитии держать дверь закрытой и никого не пускать. Особенно – студента Полеванова, тот вообще прибыл откуда-то с Кузбасса, весь в угольной пыли. И выпивал. И просил еду. Что ему надо было на философском – загадка… Все знали, что это он ворует. И смотрели на него с презрением сквозь очки. Он крал еду, косметику жалкую, духи украл, деньги, и в конце концов украл у одной девочки сапоги. Это была трагедия – сапог купить было нельзя, вот совершенно ничего не было в магазинах. И денег не было. И девочка страшно плакала. И даже утром они решили все пойти в милицию и написать на вора заявление! И тут у этой Нонны, которая горячо ругалась и проклинала ворюгу, начались схватки. Все засуетились, забегали, вызвали «Скорую», Нонну повели к машине, а девочки спохватились и стали собирать ей чемодан – забыли в спешке. Чемодан-то открылся, а оттуда посыпались вещи. И сапоги тоже. Эх! Ужасная сцена, печальная история. Хотя потом девочки носили Нонне передачи в роддом. А потом за ней родители приехали и забрали ее домой. Прошло почти тридцать лет, вот и рассказываю – не про Нонну. А про Полеванова, перед которым до сих пор стыдно – хотя он ничего не знал. И потом ужасно удивлялся, что его зовут к чаю и дают пряники. И конспекты переписывают. Перед ним все были очень, очень виноваты. И одна девочка, ныне профессор, очень хотела, чтобы я эту историю рассказала – не надо ни на кого думать. Не надо. Все может оказаться не так совсем. И будет ужасно стыдно потом…