Вы здесь

Доказательство силы. Пролог. Tuba mirum spargens sonum (В. Ю. Панов, 2017)

© Панов В. Ю., Точинов В. П., 2017

© ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Большое озеро, сравнимое по размерам с морем, – это талассократический мир, находящийся под властью Воды. А теллурократические силы осуществляют власть Земли. Между силами Воды и Земли всегда существует напряженность, и нет ничего опаснее, чем оказаться на линии их соприкосновения. Остров на озере, со всех сторон окруженный водой, которая, в свою очередь, со всех сторон окружена земной твердью, – это место двойного пересечения миров. Место столкновения энергий.

Место противостояния.

Пролог

Tuba mirum spargens sonum

15–16 августа 1991 года

Турбовинтовой «Ан-12» неспешно выкатился с ВПП на рулежную дорожку, какое-то время ехал по ней, остановился, окончательно утихомиривая уставшие в полете винты, и сразу же принялся открывать задний грузовой люк.

«Зачастили они, – лениво подумал капитан Дибич, разглядывая самолет. – Торопятся…»

Это был уже второй транспортник за те три четверти часа, что он провел в Бельбеке. Причем первый «Ан-12», разгрузившись, сразу же отправился в обратный полет, без заправки и отдыха экипажа. Русская армия возвращалась домой. Уходила спешно, оставляя, а точнее, бросая европейские базы в режиме аврала, когда срок исполнения – вчера. Победители уходили так, словно будто проиграли…

Дибич старался гнать подобные мысли, но они возвращались, разъедая душу соляной кислотой. Возвращались, несмотря на жесткий внутренний приказ «Не рассуждать!» и требование к себе «Служить!». Потому что сейчас, когда ни черта не понятно, честному офицеру оставалось лишь одно – исполнять свой долг. Именно эти внутренние установки не позволили Дибичу скрыть от руководства таинственную находку в надежде приберечь информацию, чтобы в дальнейшем использовать ее к собственной выгоде, и именно поэтому он ждал сейчас человека, примчавшегося из Москвы на простом, не приспособленном для комфортной перевозки пассажиров «Ан-12».

И когда на пандусе появилась знакомая фигура полковника Градова, капитан внутренне подобрался.

На самом деле фамилия спускающегося по пандусу человека была иной, а в полетном листе вообще фигурировала третья, псевдоним качественный, с хорошей легендой, но псевдоним. И еще он, возможно, не был полковником, но часто использовал погоны с тремя звездами, вот Дибич и привык. Зато рода войск Градов менял регулярно и сегодня явился на встречу под личиной танкиста. В прошлый раз он был химиком, а в позапрошлый – десантником.

– Как вас теперь называть? – спросил Дибич после обмена приветствиями.

Подразумевалось: как представлять посторонним, непосвященным в их тайные игры?

– Товарищем полковником. Без фамилии.

Портфель Градова оказался единственным его багажом, и офицеры сразу же зашагали к служебной «Волге» Дибича.

– Ну и как тебе Крым после Чехословакии? – спросил Градов. – Тамара не жалуется? Как мальчишки?

Едва ли его интересовали жалобы супруги Дибича или мнение сыновей об их новом доме, даже если таковые и звучали: разговор служил ритуалом, не более, требовался, чтобы продемонстрировать подчиненному, что интересуешься его личной жизнью и даже имя жены помнишь. Изобразить, так сказать, отца-командира.

Но полковника, какую бы эмблему тот ни носил и какая бы фамилия ни стояла в документах, Дибич отцом не считал. Даже приемным. Градов был требователен до жестокости и за ошибки взыскивал беспощадно. Сам же их допускал крайне редко и никогда не признавал. Если выбранный им способ действий оказывался неверным, Градов все равно шел напролом, не жалея ни себя, ни других: разносил вдребезги ловушки и капканы или прокладывал новый путь, если пути не было. Сметал всех, кто пытался встать на дороге. Без малейшего сожаления жертвовал жизнями, если надо – многими жизнями. И добивался успеха там, где другие останавливались или не останавливались, но теряли звездочки, должности, а порой и головы.

А заглянуть перед беседой в личное дело и освежить в памяти имя супруги и детей собеседника Дибич и сам умел. Поэтому ответил коротко:

– Все нормально. Обживаются.

* * *

Они действительно обживались на новом месте: и семейство Дибичей, и вся часть, выведенная в феврале из Чехословакии.

Но после Европы Крым не понравился не только Тамаре, но и самому Дибичу. Полуостров с детства ассоциировался у него с теплым морем, с пляжем, переполненным загорелыми телами, с дешевыми фруктами и ведомственным пансионатом МО СССР. Теперь же капитан оказался в предгорьях, в прокаленной, высушенной солнцем степи, куда питьевую воду привозили в алюминиевых бидонах – двадцать литров в неделю на человека. Потому что из крана текло нечто, даже для стирки малопригодное. И постоянно – изнуряющая жара, в то время как до моря не пять минут пешочком, а два с половиной часа на машине. Фрукты, правда, дешевые, что да, то да, значительно дешевле, чем на курортном побережье.

Чехословакия и чешское пиво вспоминались с ностальгией. Маленький городок в Судетах, живописный и полусонный. Курортный климат. Азартная ловля форели в горных речках – Дибич с детства увлекался рыбалкой и вполне искренне считал, что оказался в раю. Дважды в неделю ему приходилось – приходилось! – навещать уютную пивную, общаться с местными, неплохо говорившими по-русски, и изображать простоватого офицера-связиста с военной телефонной станции – именно в таком качестве знали аборигены объект, за безопасность которого отвечал Дибич. Оперативная работа, выглядевшая как расслабление и отдых, все же была работой: он внимательно прислушивался к разговорам, никак не выдавая знание чешского, и аккуратно, дозированно, случайными якобы обмолвками распространял дезу об объекте. И даже вскрыл предпринятую американцами попытку вербовки одного из штабных офицеров, за что получил капитанские звездочки на год раньше срока и предложение написать рапорт в академию.

В Крыму же… ладно, не стоит о грустном, но местное пиво Дибич в рот не брал после чешского. И Тамара (угадал Градов) все чаще закидывала удочки: не пора ли, пока не поздно, задуматься о смене жизненного пути? В стране большие изменения, происходят они стремительно, и все больше знакомых меняют привилегии, даваемые мундиром, на перспективы частного бизнеса. А кто не успеет, тот опоздает.

Он и сам в последний год задумывался о гражданской карьере. Пока был жив отец, такое казалось непредставимым, но отца не стало прошлой зимой.

Дело в том, что Дибич происходил из семьи с давними традициями. Из рода потомственных защитников Отечества. Причем начиная с Ивана Дибича, сменившего в позапрошлом веке военную карьеру на службу в Отдельном корпусе жандармов: войны, где сражались его потомки, были тайными, невидимыми миру.

Резкий разворот, случившийся в жизни страны семьдесят с лишним лет назад, не сбил Дибичей с избранного пути. Они по большому счету были аполитичны: цари и генсеки приходят и уходят, а Россия остается. Остаются ее рубежи и интересы, их надлежит защищать. И враги остаются, их надлежит уничтожать. Вот и все политическое кредо.

На Станиславе Дибиче в прямой, как стрела, истории рода случился сбой. Гены не так сцепились, наверное. Призвания резать глотки, даже во имя Отечества, он не ощущал. Он вообще предпочел бы гражданский вуз, но о таком и речи пойти не могло. Единственное, что Станислав смог сделать, не нарушая семейных традиций, – выбрать службу в радиотехнической разведке, заняться делом нужным, но без рукопашных схваток, взрывов, стрельбы и прочих спецэффектов.

Поразмыслив, отец дал на то свое благословение.

Но отец умер.

А жизнь продолжалась.

* * *

В Бельбек Дибич приехал без водителя, сам сел за руль, рассчитывая по дороге выложить Градову предварительную информацию, однако при первых же его словах полковник молча поднял ладонь: прикрути, дескать, фонтан. И Дибич послушно умолк, не стал рассказывать, что сегодня внепланово проверил машину на предмет подслушиваюшей техники, поскольку параноидальная подозрительность Градова давно стала притчей во языцех. И если параноить с ним за компанию по полной, то он прав: «Волга» почти час стояла без присмотра, и кто знает, сколько хитрых приборов на нее успели навесить.

И только после получаса, прошедшего в гробовом молчании, полковник сделал новый жест: останови.

– Рассказывай, – коротко приказал Градов, когда офицеры отошли на три десятка шагов от замершей на обочине машины.

– Сначала пропал боец Омельченко, из старослужащих. Ушел по-тихому, без оружия. Мы…

– План оперативных мероприятий для таких ситуаций можешь не пересказывать, – хмыкнул Градов. – Давай сразу к сути.

– Мероприятия результата не дали, решили, что упустили, и стали ждать, когда он объявится на родине. Ориентировку, естественно, отправили сразу.

Полковник кивнул. Дезертировавшие солдатики богатством фантазии не отличаются, прятаться толком не умеют. Действия их предсказуемы, как бег стронутого с лежки зайца: тот всегда закладывает круг и возвращается туда же, под выстрел охотника.

– Боец объявился в части, прямо на территории. Вел себя неадекватно и… – Дибич помялся, не зная, как точнее сформулировать, – …и выглядел странно.

Учитывая обстоятельства, формулировка была необычайно мягкой, потому что вчера, когда его подвели к беглецу, Дибичу показалось, что в части появился отец Омельченко, непонятно зачем натянувший форму сына. Лицо вроде бы и то же, но принадлежало оно не двадцатилетнему солдатику, а человеку на четверть века старше: морщины, пигментные пятна, седина…

Услышав об изменениях внешности, полковник поинтересовался:

– В чем заключалась неадекватность поведения?

– Омельченко утверждает, что не покидал пределы части. Что выпил, испугался ответственности и решил подремать часок в укромном уголке и ни про какие три недели знать не знает, ведать не ведает. Мне показалось, что не врет. Глупо так врать…

– Где сейчас Омельченко?

– В изоляторе.

– Что с ним?

– Общая слабость, потеря сил… – Капитан вздохнул. – Полное истощение организма.

– Посмотрим… – туманно пообещал полковник. – Изолятор охраняют?

– Так точно. Второй раз не исчезнет.

– Кто именно охраняет?

– Два бойца из Туркмении. Надежные парни, что угодно поручить можно – главное, умело растолковать, чего от них хочешь. По-русски говорят плохо, так что, если Омельченко снова начнет бредить, ничего не поймут и не растреплют.

– Это правильно, – одобрил Градов. – Кто первым обнаружил вернувшегося бойца?

– Замполит. Столкнулся с ним у казармы и сразу увел в штаб.

– Замполит, замполит… – задумчиво повторил полковник, словно припоминая.

Затем продемонстрировал, что поинтересовался перед вылетом не только личным делом Дибича:

– Челищев Олег Янович, шестьдесят третьего года, холост, имеет взыскание на прошлом месте службы за действия, порочащие честь и достоинство офицера. Он?

Капитан подтвердил: он самый. Про честь, достоинство и порочащие их действия Дибич услышал впервые, но не удивился: с Олежки станется. Раздолбаем капитан Челищев был редкостным, но при этом языком чесал гладко и умело растолковывал военнослужащим их задачи в свете последних решений партии и правительства. А вот после пятой или шестой рюмки у Челищева начинались совсем другие речи, за которые он давно оказался у Дибича «на карандаше» как слабое звено, потенциальный объект вражеской вербовки.

– Пещеру, куда забился подремать боец, ты осматривал?

– Никак нет, – качнул головой капитан. – Дальше штольни не пошел.

– Это именно штольня? – продолжил расспросы полковник. – То есть что-то рукотворное?

– Да.

– Почему ты решил, что меня способна заинтересовать какая-то древняя шахта? Я в некотором роде не совсем археолог.

– Там, товарищ полковник, что угодно, только не старая шахта. Я был в Судетах на старинном руднике восемнадцатого века, восстановленном для туристов. Там стены и свод рябые, словно зубами прогрызенные. А здесь они ровные, как по линеечке обтесаны. Не рудокопы кирками долбили.

– Это единственная причина?

– Никак нет. Еще субъективный провал во времени. Плюс странные изменения внешности, – перечислил Дибич.

Однако самую главную причину так и не назвал. Не решился. В конце концов, вдруг ему померещилось?

* * *

Градов и в самом деле не был археологом, хотя на своих выступлениях – а бывало и такое! – нередко рассказывал об археологических находках.

Лекции «майора Лукина» считались у курсантов ВАСА отдыхом. Редкой, раз в неделю, возможностью расслабиться посреди напряженной учебы. Преподавали здесь куда жестче, чем в училище, двоечников отчисляли безжалостно, а курс «майора Лукина» заканчивался зачетом в форме собеседования, и сдавали его, по слухам, все.

А то, что «майор» совсем не майор и, скорее всего, не Лукин, слушатели понимали. Не желторотики из военного училища сидели в аудитории, у многих послужной список был побогаче, чем у Дибича. Дело даже не в том, что среди прочих преподавателей никого в звании ниже полковника не было: на вид «Лукин» был на шестом десятке, не меньше, а майоры в таком возрасте встречаются исключительно отставные. Среди курсантов бытовала версия, что на самом деле «Лукин» – генерал-майор, а его лекторский майорский мундир со скромной наградной планкой служит исключительно для конспирации. Причем подобрал эту планку человек со специфичным чувством юмора: вместо юбилейных висюлек, обычных для майоров-неудачников, на груди «Лукина» красовались ленточки ордена Ленина, двух неизвестных курсантам иностранных наград и медали «За спасение утопающих». Лишь годы спустя Дибич узнал, всеми этими наградами «Лукин» был действительно награжден. И не только ими.

А вот рассказывал «Лукин» вещи более чем любопытные.

Например, о Спецотделе ВЧК, созданном Глебом Бокием в 1921 году. Спецотдел занимался работой с людьми, посвятившими жизнь штудиям запретного знания, владеющими тайнами, не признаваемыми официальной наукой, или обрывками, кусочками, фрагментами тайн. Тайнами незримого управления людскими телами и душами, тайнами, позволяющими прозревать будущее и изменять настоящее, тайнами чудесных исцелений и не менее чудесного уничтожения физически недоступных врагов.

Разумеется, среди адептов тайных знаний хватало как искренне ошибающихся, так и шарлатанов, выманивающих деньги у доверчивой публики. Хуже того, шарлатаны на виду, в центре внимания, а люди действительно серьезные избегают ненужного любопытства. Но Спецотдел ВЧК просеивал страну мелким ситом, отделяя зерна от плевел, а золото от пустой породы. Складывал в единую мозаику разрозненные кусочки тайн, зачастую принадлежащих людям, даже незнакомым друг с другом.

Еще «Лукин» рассказывал о странных артефактах, не раз находимых археологами, которые нельзя было отнести ни к одной из известных цивилизаций, упоминал о летающих тарелках и прочих «выдумках» фантастов и репортеров желтой прессы.

При этом лекции не носили отвлеченный и развлекательный характер. Их смысл был прост: что надлежит делать, когда и если товарищи офицеры столкнутся с чем-то неведомым и непонятным. Как отличить человека, обладающего необычными способностями, от жулика и шарлатана, а части метеозонда или разгонного блока ракеты – от обломков НЛО. Как пресечь утечку информации и как вбросить правильную дезу, установив «дымовую завесу» вокруг по-настоящему необъяснимого события.

И еще говорил, куда надо обращаться – напрямую, минуя штабную бюрократию, – если по-настоящему необъяснимые события действительно произойдут. И в нужный момент Дибич вспомнил все, вплоть до номера телефона.

* * *

Через полсотни ярдов штольня стала шире и выше, что позволило Дибичу выпрямиться во весь рост. Полковник же был на полголовы выше и до сих пор слегка пригибался. Он действовал вполне в духе своей параноидальной подозрительности: держался на пару шагов позади Стаса, в секторе три-шесть, с пистолетом наготове. Позиция идеальная: ему хорошо видно все, что происходит впереди, а вот чужие глаза разглядят лишь шагающего с фонариком в руках капитана.

Но чужие глаза пока отсутствовали.

И вообще не было никаких следов человеческой деятельности, если не считать таковыми идеально гладких стен и свода. Ничего похожего на старый рудник в Судетах: ни потемневших от времени деревянных крепей, подпирающих своды, ни позабытой рудокопами кирки, ни обломков деревянной тачки… ничего.

И никакой информации об этой шахте не существовало ни в документах, ни в рассказах местных жителей. И здесь – ничего.

Ведущую под землю дыру вскрыли случайно, когда бойцы расширяли естественную каверну в отвесном горном склоне. Дело в том, что часть хоть и именовалась отдельным дивизионом, но численностью личного состава недотягивала даже до пехотной роты: сто два человека, из которых больше половины офицеры и прапорщики, такая уж специфика службы – к сложной аппаратуре солдата-срочника не приставишь. В новом расположении в/ч 7018 оказалось тесновато, поскольку раньше тут квартировала «точка» МО с личным составом впятеро меньше. Ладно солдатики, им и трехъярусные койки установить можно, чтобы служба медом и сахаром не казалась. Но где размещать спецов и технику? Приходилось выкручиваться. Часть офицеров временно квартировала в отдалении, в частном секторе, ожидая, пока возведут общежитие. Все постройки отдали под аппаратуру, а для нового гаража попытались расширить взрывами ту самую каверну… Неудачно попытались: порода оказалась мягкой, и свод осыпался. На появившуюся в горе дыру сначала никто внимания не обратил, не нашлось дураков протискиваться в узкую и опасную щель. Некоторое время она таинственно чернела, постепенно сливаясь с пейзажем, но затем ефрейтору Омельченко пришло в голову попить домашнего винца, после чего он решил проспаться подальше от начальства и забрался туда, где, по его расчетам, его точно никто не отыщет.

И ведь оказался прав: три недели исчезнувшего солдата никто найти не мог.

– Стой! – шепотом приказал полковник, коснувшись рукой плеча Дибича. – Гаси фонарь!

Дибич подчинился.

Ход здесь резко, почти под прямым углом, изгибался, и, выглянув за поворот, капитан увидел обширную подземную пещеру, стены и свод которой тонули во мраке.

И странное дело: только что их шаги не давали ни малейшего эха (хотя, конечно, оба шли достаточно тихо), но сейчас шепот полковника шелестом разбежался вокруг и вернулся с тихим шипением, словно из темноты им угрожали бесчисленные змеи. Ощущение получилось настолько явственным, что капитан поежился.

Тем временем полковник мягко забрал у Дибича фонарик, выключил его и скользнул вперед, во тьму. Капитан понял, что нужно приготовиться, беззвучно расстегнул кобуру и вытащил пистолет. Несколько томительно долгих секунд ничего не происходило, а затем вспыхнул на полную мощность свет, и Градов громко приказал:

– Медленно выходи! Руки держи на виду! Если дернешься – буду стрелять.

Эхо усилило слова лучше любого мегафона, и прозвучала тирада так, что Дибичу самому захотелось шагнуть в освещенную зону, держа руки над головой.

Из темноты послышались негромкие звуки, словно кто-то судорожно передохнул, а затем из-за какого-то камня выбрался человечек, держащий руки на виду.

Замполит Олежка Челищев, мать его за ногу.

Однако вместо того, чтобы спросить: «Что ты тут делаешь?», оглядевшийся вокруг Градов поинтересовался:

– Где мы?

* * *

Наверное, это был самый древний из всех существовавших на свете глобусов. Глобус тех времен, когда Ойкумена считалась стоящей на трех китах, а те – на громадной черепахе.

Однако киты и черепаха здесь отсутствовали – рельефная карта составляла с каменным полом пещеры единое целое. Совсем плоской изображенная Ойкумена не была, представляла собой часть сферы, окружностью шагов в двадцать и высотой в центральной своей точке примерно по пояс человеку.

Больше в пещере не было ничего – лишь древний глобус (или полуглобус?) в центре и зев еще одного туннеля: то ли второй выход, то ли вход куда-то вглубь. В следующую тайну…

Трудов создатели карты не пожалели, вырезая из камня мельчайшие детали: реки ветвились, как деревья, видны были даже мелкие притоки. В горных цепях тщательно, с подробностями, вырезаны самые высокие вершины.

Очертания Евразии в общем-то угадывались. Но именно угадывались: Индостан куда-то подевался, а Каспийское и Черное моря сливались в единый внутренний водоем, протянувшийся далеко к востоку. Хватало и других отличий.

По окружности рельефной карты с небольшими промежутками были высечены двенадцать символов, но Дибич опознал лишь стилизованные изображения солнца и луны. Еще ему показалось, что некогда глобус имел важную деталь – довольно большая круглая выемка над символами была пуста, – но, может быть, то разыгралось его воображение.

Однако на самом глобусе кое-что лежало: три блестящих металлических диска одинакового размера, примерно с пятак каждый. Два на одном краю карты – на условном севере условной Европы. Третий – в глубинах Азии. Диски блестели так, что сразу привлекали внимание необычной новизной. Словно их вчера надраили и положили на глобус подождать гостей.

– Что это? – прошептал Дибич.

– Предтечи, – эхом отозвался Челищев.

– Ты идиот?

– А кто еще?

Диалог получился странным, учитывая, что замполит не ответил Стасу, а сам задал ему вопрос.

После чего оба капитана уставились на Градова.

А вот насколько был озадачен полковник и озадачен ли он был вообще, понять было почти невозможно. Вслух он свои эмоции не выражал, а лицо в отблесках двух фонарей не больно-то разглядишь. Но действовал Градов по обыкновению уверенно. Нагнулся, прикоснулся к ближайшему диску, оглядел пальцы, убедился, что с ними все в порядке, и после этого попытался диск взять. Не получилось. Диск лежал не просто так – в круглом углублении, вырезанном в камне идеально по размеру, и подцепить его Градову не удалось.

– У тебя нет с собой ножа или пинцета? – поинтересовался он у капитана.

– Разрешите, товарищ полковник, я так попробую? – предложил Дибич, вспомнив, что как раз собирался с утра остричь ногти, но позабыл.

Личная гигиена – дело нужное и полезное, но иногда забывчивость в исполнении привычных процедур оказывается очень кстати: Дибич легко зацепил ногтями диск и вытащил его из гнезда.

Не муляж, увесистый. Рассмотреть толком в полутьме не удалось, но, кажется, никаких надписей или рельефных изображений поверхность диска не имела. Долго изучать находку не пришлось: полковник ловко выхватил добычу из пальцев капитана, упаковал в бумажный конверт и убрал в карман. Кивнул на второй диск, Дибич коснулся его, и тут же полковник рявкнул над самым ухом:

– Не трогать!

Да так рявкнул, что Дибич не сразу понял, что крик адресовался не ему, а замполиту.

Челищев решил принять участие в происходящем, явно не понимая, что вопрос и в самом деле стоял о его жизни и смерти, и незнакомый полковник действительно мог выстрелить, но…

Но, к удивлению Стаса, Градов решил иначе.

А раздолбай Олежка и рад. Бочком добрался до Азии и, воспользовавшись тем, что полковник и капитан отвлеклись, улегся на каменную поверхность животом и дотянулся до третьего диска.

Окрик полковника опоздал: замполит уже выпрямился, стоял с трофеем в руках и виновато улыбался.

* * *

В Бельбек полковника провожал опять-таки Дибич.

Спать после проведенных на ногах суток хотелось неимоверно, глаза слипались, и две чашки крепчайшего кофе помогли мало. Полковник утомленным и сонным не выглядел, хотя отнюдь не помолодел со времени первой своей встречи с курсантом Дибичем, и по идее должен был вымотаться гораздо больше. Но не вымотался. Сделанные находки он никак не комментировал, догадок не высказывал. Лишь сокрушался, что не успели осмотреть другой туннель, но задержаться не мог, и без того с трудом вырвался, отыскав окно в плотном графике: дескать, непременно должен быть в Киеве до полудня, а в Москве уже к вечеру.

– Труба зовет, – пояснил он и добавил непонятное Дибичу: – Туба мирум спаргенс сонум.

Вход в подземное сооружение они заблокировали надежно, дабы не повторилась история с Омельченко, – подорвали толовой шашкой. Взрыв «ТП-2000» сработал с запасом, с гарантией, каверну несостоявшегося гаража окончательно завалили обломки. Как сказал Градов: «Когда придет время – раскопаем».

А вот Омельченко новые авантюры уже никогда не затеет – умер незадолго до приземления «Ан-12» в Бельбеке. Умер без агонии и прощальных слов: дышал, дышал и перестал, охранник-туркмен даже не сразу сообразил, что произошло.

…А в Бельбек снова прибывали транспортники, и вновь с войсками, хотя никаких учений вроде не планировалось. Дибич сопоставил эту суету со спешкой полковника и рискнул – уже попрощавшись – спросить, кивнув на взлетную полосу:

– Ожидаются события?

Событий и без того хватало. В Прибалтике стреляли, в Приднестровье стреляли, а на Кавказе вообще воевали всерьез, используя уже вертолеты и бронетехнику. В Крыму пока было тихо.

Пока…

– Смотри выпуски новостей, – посоветовал полковник. – Скоро увидишь много интересного.

И пошагал к грузовому люку «Ан-12».