Утро было прохладным…
Так и не сделав факт своего существования достоянием истории, и не добившись почти ничего из того, о чем мечталось и чего хотелось в годы ранней и не всегда безмятежной молодости, Дмитрий Сергеевич Святозаров решил оставить все свои заботы и дела и уйти из дома. Каких-нибудь особых причин, побудивших его на этот поступок не было – ни видимых, ни скрытых. Он просто принял такое решение, проснувшись сегодня утром, во вторник 11 апреля. Утро, не смотря на все прогнозы, было прохладным, как говорится – не май месяц. До мая было действительно еще далековато, и теплые вещи могли бы пригодиться – это было первое, о чем подумал Дмитрий Сергеевич после принятия своего судьбоносного, как ему казалось, решения. Хотя, было ли оно судьбоносным, Святозаров еще не знал. Да и думать об этом в данную минуту ему совсем не хотелось. Решение было принято и, если о чем и следовало думать сейчас, то о его воплощении в жизнь. Нужно взять деньги, хоть и небольшие, но они у него были – он жил довольно скромно, поэтому всегда удавалось что-то отложить на черный день. Теплые вещи – не зимние, а именно теплые, что-нибудь из продуктов на первое время… «Первое время, неплохо звучит», – подумал Дмитрий Сергеевич, и от этой мысли у него зачесалось левое ухо, как бывало всегда, когда ему в голову приходила какая-нибудь дельная мыслишка. Значит, деньги, вещи, продукты – что еще может понадобиться? В голову больше ничего не приходило – все-таки он первый раз уходил из дома насовсем. По крайней мере, ему так казалось, что насовсем. Святозаров сделал себе несколько бутербродов и сложил все, что могло ему пригодиться, в небольшую сумку, с которой обычно ходил в магазин. О будущем, даже самом неотдаленном, думать не хотелось. Поэтому с этого утра, вторника 11 апреля, он решил больше не занимать свои мысли раздумьями о будущем – все должно происходить так, как должно. Тем более, что ничего хорошего или более-менее стоящего, в основном, из всех этих раздумий никогда не выходило. И если чему-то суждено было произойти – это должно было произойти независимо от его мыслей и желаний. Дмитрий Сергеевич включил телевизор на кухне – такой маленький, что в нем помещалась только голова ведущего, налил себе кофе – крепче, чем обычно, и закурил. «Сигареты – вот, что нужно не забыть…". Он пил кофе, не как всегда – быстро и большими глотками, стараясь, в очередной раз, не опоздать на службу, а медленно и протяжно, как будто действительно в последний раз. «Когда еще доведется…» – подумал он ненароком и постарался больше к этой мысли не возвращаться. Она его не тяготила, нет. Она и не могла его тяготить – она была такой настоящей и достоверной, что думать о ней слишком долго было неестественно. Кофе закончился. За время пока он его пил, он успел выкурить две сигареты, чего раньше с ним никогда не бывало. Но это его не особенно обеспокоило. Точнее – это его совсем не беспокоило. Его мысли были уже не дома. Дмитрий Сергеевич думал, куда ему направиться, когда он выйдет из подъезда. Было уже позднее утро, а на улицах в это время полно людей, среди которых могли быть и знакомые, а встречаться с кем-нибудь ему в этот раз совсем не хотелось. Идея пришла, когда он посмотрел во двор, на играющих в мяч детей – стадион. Там уж точно никого нельзя встретить, по крайней мере, знакомых. Он быстро встал, взял собранную сумку, натянул куртку, которую не надевал давно, так как она не подходила к костюму и, тем более к традиционному и неотъемлемому при его работе, галстуку, и вышел из дома.
Квартира находилась на четвертом этаже стандартной пятиэтажки. Подъезд, как это свойственно стандартным домам в стандартных городах, был загажен детьми из соседних квартир и их приятелями, которые целыми днями толпились на лестничных площадках всех этажей. Но сегодня, как ни странно, в подъезде никого не было. И это почему-то совсем не удивило Святозарова, хотя в любое другое утро это показалось бы ему чем-то необъяснимым. Но сегодня было тихо. Он спустился по заплеванной лестнице и вышел на улицу. Было действительно прохладно, но все-таки уже не так холодно, как могло быть. Весна чувствовалась. Дмитрий Сергеевич не ощущал в душе тяжести, которая обычно бывает, когда принимаешь подобные решения. Почему-то было легко. Единственно, о чем он подумал, оглядываясь на окна своей квартиры – выключил ли он плиту, но это длилось недолго. Он уже жил другой жизнью, еще не понимая, какой, но другой. И ничего сколь-нибудь страшного или неприятного он в этой новой жизни не ощущал. Только предательски урчало в животе. Мысль о безлюдном стадионе его грела, влекла на стадион и потом куда-нибудь дальше. Потом. Сейчас же Святозаров старался не смотреть в лица прохожих, чтобы не наткнуться на знакомого. Его шаг все убыстрялся и убыстрялся, уводя все дальше от дома. Он перестал прислушиваться к утробным звукам и даже улыбался, но как-то по-другому, не как обычно. Настроение было хорошее, чего тоже давно не бывало. «Может, и не было никогда, – подумал Дмитрий Сергеевич, – или, по крайней мере, очень давно…". Настолько давно, что он уже даже и не вспомнил бы когда. Да он и не пытался этого делать.…
Впереди показалась вышка с прожекторами – это был стадион. Еще каких-нибудь два квартала и он будет совсем свободен, если не сказать больше. Дмитрий Сергеевич шел уже не так быстро, как в начале, выйдя из подъезда, поскольку цель была более чем обозрима. Он, скорее, шагал. И теперь можно позволить себе закурить. Он и закурил, глубоко затягиваясь. Даже жадно. Так, как будто не курил несколько часов кряду и теперь наверстывал упущенное удовольствие. Так бывало, когда он был увлечен каким-нибудь делом и на перекуры совсем не было времени. Сейчас же он так затягивался, потому что это была его первая сигарета, выкуренная на свободе. И от этого она казалась замечательной, и даже не горчило во рту, как обычно. Приближение границы, а именно так он определил стадион – граница, переступив которую, попадаешь в новую, неведомую жизнь – пьянило. Ощущение было новым и от того странным. Святозарову хотелось закричать от нахлынувшего на него волнения, но он себя сдержал – границу он еще не пересек.
На стадионе, действительно, никого не было. Т. е. не совсем, что бы никого – где-то внизу маячил одинокий бегун, но больше он никого не видел, а может быть, просто не обратил внимания. Стадион пах свежей, только что родившейся травой, а не мертвой, как это бывает осенью, когда и без того ужасная игра местной команды омрачалась еще и этим запахом. И хотя Дмитрий Сергеевич больше всего любил зиму, этот гниющий запах всегда, год за годом, омрачал ее первые дни, и требовалось некоторое усилие, чтобы отрешиться от этого «знойного аромата», и насладиться в полной мере приходом зимы. Снегом и сопутствующими ему изменениями в пейзаже. Сейчас же Святозаров порадовался этим весенним изменениям, и его любовь к зиме на время уступила место созерцательному настроению. Ему нравилось то, что было вокруг, и предчувствие того, что еще могло бы случиться в ближайшее время. Хотя ничего из ряда вон выходящего Дмитрий Сергеевич не ожидал, по крайней мере, сегодня, да и в ближайшие дни тоже.
Святозаров достал бутерброд и принялся жадно его жевать. Так, как будто после завтрака прошло не сорок минут, а целая вечность и голод был единственное, что его занимало. Не прошло и нескольких минут после того, как он занялся бутербродом – рядом появилась женщина. Она не подошла к Святозарову, не подъехала, не подползла – она именно появилась. Ниоткуда. Из ничего.
«Че расселся, мудила! Здесь я околачиваюсь, и те здесь не место». «Я не знал, что здесь занято, простите.» «Ты че – новенький?» Вопрос несколько озадачил Дмитрия Сергеевича, но не смутил. «В каком-то смысле… наверно… да – я новенький…» «Ясно, жена из дома поперла». «Никто меня ниоткуда не попер. И жены у меня нет». «Значит детки родные. Выблядки сраные». «Нет у меня никаких детей. Я сам ушел». «Ладно, не свисти. Сам он ушел. Это с каких же таких херов сейчас сами из дома уходят!». «Ни с каких… Просто ушел». «Ты точно – мудила».
Ее слова не обидели Дмитрия Сергеевича – это была та сермяжная правда, высказанная прямо в глаза, на которую не обижаются. Кем он был всю свою жизнь? Инженер с копеечным окладом, боящийся всего и вся, к своим пятидесяти годам дождавшийся квартиры-скворечника. И не способный, да и не желавший что-либо менять. Он был – мудила. «Мудила…»
С его последними словами незнакомка достала непонятно откуда, из каких-то немыслимых недр своих многочисленных карманов бутылку водки.
«Давай выпьем, мудила. За знакомство. Я теть Дуся». «Святозаров Дмитрий Сергеевич». «Ну, ты хватил, Дмитрий Сергеевич! Митрий будешь. Держи». И протянула ему бутылку, которую она уже успела откупорить. «А стаканчика у вас не будет?» «Ну, еб, мудила. Стаканчик ему. Пей уже».
Дмитрий Сергеевич, или Митрий, как его окрестила теть Дуся, брезгливо вытер горлышко бутылки и сделал небольшой глоток. Теть Дуся, тем временем извлекла из своих карманов еще одну бутылку и приложилась к ней сама. Тепло внутри Митрия разливалось быстро и уверенно. Он хлебнул еще – на этот раз побольше и закурил. «Как же это тя угораздило-то?» «Да никак, просто вот ушел. Надоело все». «Ну, твое здоровье, Митрий. Да ты пей, не бойся – не отравишься». «Я и не боюсь».
День перешагнул полдень и солнце, не смотря на довольно прохладный ветер, пригревало. Дмитрий Сергеевич разомлел и от теплого солнца, и от выпитого, но больше от новой жизни, которая была вокруг. Как она замечательна. Не нужно никуда спешить, кому-то что-то объяснять и т. д. «Когда допьешь – бутылку не выбрасывай. Сдадим».
Митрий залпом допил то, что оставалось в бутылке. Оставалось еще много, и он поперхнулся, но аккуратно поставил бутылку рядом со своей сумкой. «Бутылки – да! Бутылки нужно беречь – это всегда востребованный товар, за который платят, хоть и небольшие, но, все-таки деньги. А деньги могут всегда пригодиться». Мысли Дмитрия Сергеевича заплетались, как язык после хорошей попойки… Он хотел расстегнуть куртку, так как ему стало нестерпимо жарко, даже душно, но замок заел и нивкакую не хотел открываться. Руки не слушались. Становилось все труднее дышать. «Это уже совсем ни к чему… Это совсем не вовремя…» «Че, ты бормочешь?» Но Святозаров не слышал ни вопроса теть Дуси, ни своих последних слов, ничего вообще…
Митрий… Дмитрий Сергеевич Святозаров очнулся, когда уже совсем стемнело. Ничего не болело. Просто ничего не было. Ни рук, ни ног, ни головы. Он ничего не чувствовал. Ничего из того, что могло бы напомнить ему о его собственном существовании. Вокруг тоже никого не было. Дмитрий Сергеевич судорожно пробовал вспомнить или понять, что он делает один на этом стадионе. Что это был стадион – он каким-то образом сообразил – увидел. Несколько больших фонарей освещали футбольное поле и беговые дорожки. Как он сюда попал после работы, ведь он, судя по времени, уже давно должен был сидеть дома, смотреть телевизор и наслаждаться вечерним кофе? Что с ним произошло? И только теперь Святозаров заметил, что он совершенно голый… «Меня раздели. Избили и обобрали… Но почему тогда ничего не болит? Значит, не били, значит, я сам все отдал. Наверно мне угрожали… А может, это был какой-нибудь нищий, которому я сам все отдал? Но почему тогда я ничего не помню?»
Дмитрий Сергеевич пробовал так и эдак объяснить самому себе, что с ним произошло, но все получалось как-то вяло и неубедительно, даже для себя. Он пробовал трясти головой, стучал по ней, но все было тщетно. «Как же теперь домой идти? Мои вещи… А ключи!» Некое подобие паники охватило Святозарова. Его даже начало трясти, но это было скорее от холода. При этом он вспомнил, что запасные ключи есть у соседа Кирилла, которые он оставил давно – так, на всякий случай. Но случай так и не представлялся. До сегодняшнего вечера.
«Где же это тебя угораздило так нализаться, Дмитрий?» «Ключи,» – процедил сквозь зубы Святозаров – его не на шутку бил мандраж. «Кто там, Кирилл?» «Дмитрий за ключами, на – держи. Везет же некоторым. Завтра расскажешь». Последние слова Кирилл произнес почти шепотом, чтобы не слышала жена. Дмитрий Сергеевич, пряча глаза и прикрывая одной рукой срам, быстро открыл дверь и скрылся в своей квартире, которую, как ему казалось утром, он покинул навсегда. Но об этом он не помнил – ни сейчас, ни когда-либо после. Никогда… Он не включал свет, не стелил постель – просто упал на пол. Упал и уснул крепким сном. Сном смертельно уставшего человека. Так и закончился это день. День начала новой жизни Дмитрия Сергеевича Святозарова.