Драки
Потихоньку о группе «Асимметрия» стали узнавать в городе. Она уже «вышла» с чердака. Мы выступали на всяких самодеятельных концертах в связи с какими-то праздниками или политическими мероприятиями вроде выборов. Местный комитет по делам молодежи выделял какие-то средства. Их часть шла на организацию мероприятий, где играли местные группы.
Что играть, мы не знали, и как это делать – тоже. Я начал писать песни, когда из группы ушел Леша Черный. Не было у нас с ребятами никакой конкуренции! О чем ты говоришь! Была просто идея. Мечта. Играть вместе. Причем играли все, кто хочет. Не было такого – сесть, прислушаться друг к другу, чтобы как-то все зазвучало ритмичнее. Мы даже об этом тогда не думали. Мы просто играли, кто как умел и как хотел. Что-то из этого получалось. То есть лидером-то был я. Приносил песню, мы ее кое-как делали. Но я не мог отследить и понять многих музыкальных вещей. Кто на что был способен, тот так и играл. Вот и все.
Профессионализм как рос? В тех условиях он не очень как-то рос. Заниматься особых возможностей не было. В этой «Радуге» время было все расписано. Так что чаще мы тусили. Брали гитары и шли во Францию. В центре Таганрога был сквер, мы его называли Франция. Почему? Ну а ты-то как думаешь почему? Почему мы не называли его Собачеевка или Урюпинск? Потому что Франция – это прекрасно! Богема, шарм.
Там собирались неформалы – человек по пятьдесят. Бывало, по сто. А скверик очень маленький, открытый, с фонтанчиком. Там сходятся две главные улицы – Ленина и Греческая (раньше Интернациональная), где проститутки стоят. И на пересечении этих улиц – парк Горького, а с краю маленький скверик с фонтаном. Там все время было несколько гитар. Были всегда девчонки. Люди играли, пели песни. Ставили коробку для мелочи. Играли по очереди, менялись. Тусили, словом. На вырученные деньги брали вино и спускались к морю. Десять минут ходьбы. И там выпивали, терли, пели песни. Кто-то с кем-то крутил. Жгли костры. Утром расходились. Часто туда приезжала милиция и винтила народ.
Забирали в милицию часто. И с компанией, и по одному. Больше не по делу, а для отчетности. Писали заявление о хулиганстве и просто отпускали. Все для галочки. Много было историй, когда забирали в милицию. Посидим в отделении полчасика – и на свободу с чистой совестью. Мы что-то там подписывали типа «больше такого не повторится». И отпускали. По сути, ни за что, а формально – хулиганство. Нет, мы не дрались, просто громко матерились на улице. Составляли протокол, внизу него подписываешься – и на выход. Такая работа была у милиции. Меня там знали оч-ч-чень хорошо, не удивлялись новой встрече, здоровались даже. Один раз в колледж приходила бумага, но все как-то замялось. Что такого? Ничего плохого в этом нет. Если б я украл там…
Вот тебе пример. Шли мы как-то из театра, обсуждали спектакль «Эзоп»: как этот Эзоп поступил, в чем мораль и т. п. Вдруг подъезжает милицейская машина, нас забирают. За что? Сказали, что мы громко ругаемся матом. Нас забрали, отвезли в кутузку, в отделение, написали заявление, рассказали два очень пошлых анекдота и отпустили. Вот так.
Как раз после того случая нас вызвали с родителями в детскую комнату милиции в нашем районе. Меня и Ивана. Мы-то взрослые люди практически. Нам по шестнадцать-семнадцать лет было. Но все равно вызвали, чтобы родители заплатили административный штраф и чтобы им прочитать нотацию. И мы садимся в трамвай с мамами, сейчас типа начнется. Мамы о чем-то друг с другом трещат. Приезжаем, заходим в кабинет. Там сидит тетушка лет пятидесяти-шестидесяти, такая вся правильная, в очках. Мымра. Мы сидим вчетвером напротив нее, и она начинает читать мораль: «Вы знаете, алкоголизм… все дела… а кем они вырастут? Почему не следите за своими детьми? Сегодня они ругались матом, а завтра они станут преступниками! Нужно следить за воспитанием детей! Как не стыдно!»
Мы сидим, втыкаем. А напротив нас на стене висят разные агитационные плакаты типа «Мама, не пей!». И висит среди них один плакат здоровый: на черном фоне желтый цыпленок, а вместо лапок у него – два штопора. И что-то написано. Мы переглянулись с Иваном, и у нас началась истерика. Мы начинаем давиться – ведь нельзя же смеяться. А мамы все поняли, тоже сидят и сдерживают смех, их тоже давит слегка.
Мымра видит, что нам нехорошо, говорит: «Вам стыдно, ребята, да?» Ну и после этого мы, закрыв лица руками, мычим типа: «Да, да, нам так стыдно!» Она такая: «Выйдите, ребята!» Мы выбежали с диким хохотом на улицу, нам было стыдно туда возвращаться. Выходят мамы: «Что же вы делаете! Хоть бы дослушали до конца!» И мы заплатили какой-то там штраф и поехали по домам. Нет, мама не грузила меня. Мама хорошая…
Меня вообще мало воспитывали. Мама говорила: «Это плохо, сынок, а это хорошо. А так лучше не делать». Воспитание в основном проходило на улице. Всем же понятно, что такое дружба, что такое добро, что такое зло. У нас была хорошая компания, мы все прекрасно понимали. А ссать в мыльницу в сортире первого в Таганроге казино – это не зло. Это ребячество. Для того чтобы было весело. Для адреналина. Чтобы потом не выйти с ножом и кого-нибудь не порезать. Я прекрасно понимал, что это плохо, но единственное зло я причинил умывальнику. Это предмет неодушевленный. Убрать стул из-под друга – тоже не зло. Насыпать соседу в лимонад соли, перца и всякого говна – тоже не зло.
Бывало, в городе люди выходили с ножом, бывало. Время такое было. Ростов, все знают, криминальный город. А Таганрог был изначально милицейский город. Но разницы никакой – милиция все держит вместо банд. Вместо братков – одна большая крыша, которая называется милиция. Но даже при милиции все равно бывали случаи. Вспышки насилия. И все сразу знали, по городу говорили. Типа того порезали, этого. Но просто так тоже не резали. Задолжал кому-то. Не на ту бабу напал, не на того пацана нарвался, кого-то обидел. Повел себя некрасиво. Просто так не резали, только психи. Это было очень редко. В основном драки.
Самое главное, если не хочешь драться, нужно базарить. Шанс не драться есть всегда. Ну а если не выходит, дерись. Я обычно говорил: «А что случилось? Что мы сделали? Давайте отдубасим друг друга, и будут у вас синяки, у нас синяки, потом кто-то кого-то бутылкой». Они: «Ты че, бля, пугаешь? Войны хочешь?!» Обычно это подпитые люди, которые уже берегов не наблюдают. Обычно хоть один, но находится, до которого доходят слова: «Петя, на кой он тебе нужен? Идите, бля!»
Я, вообще-то, не был любителем подраться. Да и люди достаточно уважительно относились, с интересом. «О, ты на гитаре играешь!» – «Играю». – «Круто! А «белый снег – серый лед» сыграешь?» Обычные человеческие понятия. Музыканта трогать нельзя – тоже такое правило было. И оно действовало. Если ты сидишь с гитарой, тебя не тронут. Потому что ты поешь песни, вокруг тебя люди, они слушают, подпевают, радуются. Это какой-то авторитет. Если ты тронешь гитариста, то двадцать человек, которые сидели вокруг, скажут: «Ты не оборзел ли?» И тебя так отделают. Музыкант – это некий статус в обществе: тебя слушают двадцать человек. Эти двадцать человек могут за тебя постоять, даже если они не друзья твои. Поэтому гитариста никогда не будут трогать. И вообще, это позорно, он же держит внимание этих людей. Все равно что подойти к ним и по очереди плюнуть каждому в лицо. То же самое.
С ребятами из ПМК я не конфликтовал. Да я и не знал там никого. И знакомиться не хотел, у меня были свои друзья. Противостояние было между ребятами из разных районов. Мы в этом противостоянии старались не участвовать. Но когда приходится драться, надо драться.
Про драки тебе рассказать? Драка длится очень быстро. Это очень короткое мероприятие. Буквально один удар трубой или палкой, и все, финиш. На этом твоя драка заканчивается. «Ты дрался?» – «Дрался!» – «А что помнишь?» – «Помню один удар». Вот и вся драка. Жесткие были драки. В основном район на район. На дискотеках. Я представлял район центра. Я же года через два после возвращения в Таганрог осенью переехал в центр, на улицу Фрунзе.
На дискотеках? Нет, мы не играли. Там же совсем другой репертуар. Нас все это не очень привлекало. Есть в центре города место, называется «пятак» – огороженная площадка, залитая бетоном. Там сцена, на которой стоят колонки. Плюс какая-то простая светомузыка. И крутятся песни. Вход на «пятак» стоил рублей пять. Весь город съезжается вечером на дискотеку. Все танцуют на этом «пятаке». По краям стоят лавочки. Народ сидит, курит, что-то выпивает. Возле самого «пятака» на площади тусуются люди: встречаются, расходятся. Некоторые приезжают на дискотеку драться. Не танцевать приезжают, а реально драться. Ну да, типа того – мужики не танцуют. Они приезжают просто на разборки. Для начала драки нужен очень маленький повод. Если ты вдруг подойдешь к какой-то незнакомой девушке, начнешь общаться и вдруг окажется, что это девушка тех парней. А они в принципе и используют эту девушку как приманку, для того чтобы получить повод к драке. И начинается пиздиловка. Очень серьезная.
Мы попали только один раз. Совершенно случайно. Такая атмосфера! Я стою и понимаю, что никто не танцует. Все ждут, когда начнется. Они, конечно, танцуют, но практически на пределе, в ожидании. Все ожидают удара. И так озираются по сторонам – ничего еще не началось? Не, ничего, можно танцевать. И все ждут, откуда же в этот раз начнется волна. И начинается! Один на другого: «Ты откуда?» Подтягиваются друзья, постепенно человек двадцать-тридцать. Начинают бузить. Мочилово начинается – район на район. Потом с клетки всех выгоняют наружу. Эта толпа сама выходит, и там уже вступают зрители, ожидавшие начала. И тогда начинается очень большая пиздиловка. Дискотека пустеет, остаются девочки, какие-то парни непонятные. Девочки начинают визжать: «Перестаньте!» Некоторые девочки пытаются разнять, часть остается на танцполе. Драка большая длится полчаса, по-разному бывает. Потом потихонечку рассасывается, люди возвращаются на «пятак» и снова танцуют. Вот такая дискотека.
Дрались до крови. Бывало, разбивали головы. Менты никогда не вмешивались. Они просто в конце уже приходили, забирали несколько человек: кого отправляли в больницу, кого в отделение. Мочили друг друга серьезно: кастеты, цепи, трубы. Пару раз под раздачу попадал. Было дело. Просто когда несется такая волна, ничего ж непонятно. Получаешь свое, падаешь, встаешь – о, круто, подрался. А с кем дрался, не видно, не разберешь. Волна захлестывает. Идет толпа дерущаяся, кто-то кого-то зовет, к тебе подбегают: «А ты че сидишь, бля?! Получай!» И хрясь в пятачину! Я ходил на дискотеку не драться, танцевать. Там, конечно, не каждый день были драки, раз на раз не приходилось. Бывало, что и попадало.
Подо что танцевали? Под песни разные. Доктор Албан – помнишь такого чувака черного? «It’s my life»? А позднее какой-то рейв пошел. Тун-тун-тун. Скутер… Попсы откровенной не было. Рядом же Ростов – город, который всегда отличался музыкальной культурой, столица электронной музыки. Оттуда много разных групп вышло.
Да я не особо помню, как на эти дискотеки народ одевался. Ну как? Парни – рубашечки всевозможные, белые, черные, с золотом воротничок стоечкой. Помнишь, на рынках продавались? Тут еще цепочка на воротнике. Или просто майки… треники, кроссовки. Пытались выглядеть «правильно». Обычные черные туфли, черные брюки, черная майка. Наряжались, в общем. А девочки тем более. Все, что было модно. Не то чтобы с шиком. Мини-юбки, кофты – побольше секса. Чтобы красиво.
Но чтобы попасть под раздачу, необязательно надо было идти на дискотеку. Бывало так: сидим в центре где-нибудь, на лавочке в парке или еще где. Подходят ребята. Типа сигаретку стрельнуть: «Привет, пацаны. А вы ваще откуда? С кого? Че делаете тут?» Сначала по-доброму. Мы говорим: «Да мы из центра, здесь живем недалеко». – «Ну, пойдем отойдем, поговорить надо…» И сразу понятно, что сейчас будет. Так спокойно говорят: «Пойдем поговорим». Все! Значит, нужно либо убегать, либо идти и драться. Но чаще пытались как-то замять. Когда начинаешь пытаться с человеком разговаривать, то можно найти каких-то общих знакомых, Таганрог-то – город маленький, и в принципе все друг друга знают. Даже если ты с другого района, ты можешь назвать пару кличек с района, который против твоего. Клички дворовых авторитетов, достаточно взрослых людей, которые что-то там делают, машины воруют, например, хрен его знает. Так вот тогда есть шанс замять типа: «Брат, а ты знаешь Васю Кривого?» – «Все нормально, братан. Извини». Я с такими авторитетами не общался. У нас была своя дружная компания, тем более мы занимались музыкой, редко ходили на дискотеки, где основное мочилово и проистекало. Мы играли на гитарах и хотели заниматься музыкой. Мы, конечно, видели все, что происходит в городе. Но в этой криминальной волне не участвовали.
Но так было везде. Когда к Лехе в Мариуполь приезжал – тоже. Один раз я приехал к нему, и мы шли по району Ильича недалеко от его места. И там проходная металлургического завода и рядом кинотеатр с тиром. И мы туда часто ездили. Кто больше выбьет – вроде соревнования, прикольно. Не было такого раньше – выбьешь пять фигур и получишь игрушку. Не додумались тогда еще.
Мы с Лехой зашли выпить чуть-чуть в кафешку. А кафешка – пивнушка банальная на три столика. Заходит чувак, смотрит на нас долго, подходит: «Пойдемте, ребята, выйдем». Леха говорит: «Все, мы попали, короче, сейчас нас будут рубить. Бабло забирать…» Мы подходим к официантке, спрашиваем, есть ли черный ход. Нету. И мы понимаем, что нужно выходить. Мы посидели, что заказали, так и не выпили от нервов. Вышли. Там еще один стоял. Они взрослее нас были. Два пацана: «А чего вы у нас тут делаете?..» «Да вот сидим…» – говорим по-мирному. А они ни с того ни с сего: «А деньги?» – «Да у нас мало денег. Че скрывать-то? Мы, конечно, можем дать, но так чтобы не все. Сами понимаете…» То есть мы не нарывались. И тут один из них дает мне в лицо. Сильный удар в скулу. Такой «тыдыщщщ» с призвуком, что в кость бьется. Второй Лехе врезал. Деньги они так у нас и не взяли. Просто вломили слегонца и ушли.
Потом мы сидели с Лехой, выпивали. Он орал матом типа: «Я их найду, я приду с ребятами!». Прошло уже месяца три-четыре. И когда я в очередной раз приехал в Мариуполь, он меня встретил с автовокзала, говорит: «Ромка, я разобрался! Помнишь, к нам приходили? Я разобрался…» А он, короче, молодец, собрал своих ребят, вычислил этих чуваков – они все время там паслись и у пацанов, которые, видать, послабее и помоложе, отбирали деньги. Он их нашел, причем рядом с этим кафе практически. Приехал туда вместе с ребятами с Горького. Со взрослыми и большими. У него был пистолет газовый, баллончик. Леха практически один их «учил», а старшие стояли и смотрели. В общем, отомстил. То есть он не бросил все это дело, типа, ну, избили и избили. Нет! Он тех чуваков наказал жестко: они уже встать не могли, когда надо было срочно сваливать, потому что милиция приехала.