Вы здесь

Договор. Рассказы. Договор (Юлия Ершова)

Редактор Дарья Александровна Видовская


© Юлия Ершова, 2018


ISBN 978-5-4490-7812-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Договор

I

На рабочем месте за письменным столом, заставленным стопками бумаги, сидит, согнув спину, Катерина, новая начальница насквозь женского коллектива, и трёт виски, глаза её закрыты. К столу подплыла молодая ещё женщина, вся цветастая, с ног до головы, от шарфика на грациозной шее до милых дымчатых колгот в розовые сердечки.

– Ты с ума сошла, Катя? – обрушилась она на подругу, сверкая глазами и серёжками.– Какое заявление ты отнесла на подпись?

Катя обхватила голову руками и не отвечала, пепельные пряди длинных волос скрывали её лицо.

– Я жду объяснений, – добавила стали в голос цветастая женщина.– Мы дружим с тобой шестнадцать лет, и ни одного прокола с моей стороны.

– Что ты хочешь услышать? – осведомилась, наконец, Катя, не поднимая головы и даже не убирая волос от лица.– Ты же всё видела своими глазами.

– Своими глазами я вижу только испуганную дуру. Где моя Катя? – спросила цветастая, и вопрос этот проник в самую душу её подруги.

Катя выпрямила спину и, отводя взгляд от склонившейся к ней только что вошедшей сотрудницы, выдавила из себя:

– Я приняла решение и остаюсь при своём…

– Это невозможно! – воскликнула цветастая и отбежала к занавешенному туманом окну.– Тебя только что повысили! Подумать только – завсектором! Не об этом ли мечтают десятки наших сотрудниц?

– Ты сама хотела занять эту должность, – заметила с придыханием Катя.– Так возрадуйся! Путь открыт.

– Конечно хотела, – ответила цветастая и дёрнула плечами, – и не хуже тебя справилась бы. Но дело в тебе, а не во мне. Ты тупишь. Перед тобой открылись двери, лестница в небо… Шеф души в тебе не чает, командировку в Китай запланировал, тебя, между прочим, рекомендовал…

– Мне семья моя нужна, а не Китай, – сказала Катерина, – я предназначение своё поняла.

– Мне лапшу свою не вешай, – огрызнулась подруга.– Знаю я твою семью, мамашка одного великовозрастного эмбриона. Да отпрыск твой по бабам уже шастает. В колледж поступит, студент без пяти… было б ещё семеро по лавкам, а так один на три семьи, и из того идола сделали. Ну зачем ты ему дома? Тапочки домашние охранять? Или твой благоверный в списке «Форбса» очутился?

– Будешь свободна, забегай на кофе. Тапочки вместе постережём, – отрезала Катя и дёрнула ящик письменного стола.

Подруга её махнула рукой и опустилась в своё рабочее кресло. От напряжённого взгляда Кати её скрыла тонкая панель монитора. Этот взгляд, устремлённый в бесконечную глубину самой себя, появился у Кати сразу после Нового года, когда шеф, по-отечески сжимая её худое, как у птенца, плечо, опять предложил поработать в выходные.

Нет, Катя не боялась работы и даже не уставала от своих электронных таблиц с вживлёнными в их ячейки формулами, не уставала от писем, которые ей вдохновенно надиктовывал шеф и после диктовки правил до первой таблетки валидола или звонка жены. Молодую начальницу испугал, заледенил полный равнодушия взгляд любимого мужа, когда она в прошлую пятницу сообщила, что выйдет на работу на целый субботний день, который они могли бы провести вместе, только вдвоём, ведь наследник пожелал отправиться на выходные за город с одноклассниками на дачу. Сына он отпустил с лёгкостью, без расспросов и наставлений, тот даже минуты три хлопал глазами, ждал, что отец спросит хотя бы про дневник, оценки, а когда сообразил, что виза в загородный рай открыта, радостно умчался в свою комнату и тут же нырнул в социальные сети, телеграфируя одноклассникам – родители дали ему зелёный свет и бабла. Посты он удобрял матной экспрессией и злобными смайликами. Чин по чину, крутой перец.

А Катя обмерла в тот момент. Предчувствие, которое зародилось в сердце, сковывало его ужасом.

Вчера муж явился домой за полночь и с порога направился в душ. Катя стояла под дверью ванной и тёрла ладонями гладкие, как лёд, наличники, упираясь лбом в бугристое стекло двери. Двухметровый отпрыск с красными от ночного бдения перед компом глазами прошмыгнул на кухню и хлопнул дверью холодильника, его мать вздрогнула и опустила руки.

– Мама, – спросил он, прищуриваясь, – ты чего?

Ответа не последовало. Катя потянула свои шлёпающие тапочками ноги в спальню и осела там на кресле у окна.

Утром отпрыск сверлил мать заспанными глазами, но ничего подозрительного не обнаружил. В голубом халатике с расстёгнутыми нижней и верхней пуговицами она кружилась по кухне, кружилась от плиты к холодильнику, от холодильника к столу и подбрасывала в воздухе блины. Они падают в тарелку то к нему, то к отцу, а мама уже другой рукой варит кофе в турке на огне, чуть шоколадный, пряный аромат щекочет нос и вдыхается жаднее кислорода. А когда она поцеловала его в макушку, конечно, поднявшись на самые носочки, у парня от сердца отлегло, он провалился в глубокое детство и едва не загулил от удовольствия.

Началась полоса кулинарного счастья. Мама сообщила, что ушла с работы, что у неё не хватает здоровья по вечерам и выходным засиживаться в офисе, на что отец пробурчал, опустив голову: «Как ты решила, так тому и быть». А сын обнял её, всю такую голубую и нежную, за талию и сказал: «Я буду работать и завалю тебя деньгами».

– Ты главное, сынок, экзамены сдай, – она чмокнула своё дитя в нос.– Деньгами… Если не пройдёшь на бесплатное, мне придётся-таки выйти, но уже на другую работу. В свою пыточную я не вернусь.

Отец бросил через плечо что-то похожее на «спасибо» и, ссутулившись, пошаркал в ванную. Взгляд Кати мгновенно погас, а сын, воображая себя великим программистом, не заметил ничего странного в старческой походке отца.

Поэтому с чистой совестью он опять отпросился у родителей к другу на вечеринкуи, получив кивком отцовское согласие, тут же сломя голову умчался в школу.

Весь день Катя с удовольствием домохозяйничала. Её женская суть истосковалась по кулинарным рецептам и миксеру, поэтому Катя с самозабвением что-то взбивала: то куриные белки, то жирный творог… Пироги пекла духовка, а хлеб —хлебопечка, салат рубили ножи. Рай. Глаза Кати переполнялись неведомым светом, который впитали будто теперь и белые салфетки, сложенные пирамидками у тарелок, и сами тарелки, и серебристый глянец вилок.

Он… Он вернётся с работы. Стол будет накрыт на кухне. Несколько полных салатниц и тарелочки с закусками, в центре стола – пирог на блюде, а между тем на плите ожидает своего часа утомлённый малым огнём котелок узбекского плова. Над диванчиком, чтобы Его глаза радовались, Кати повесила свою вышивку в рамке, несколько шёлковых роз с капризными лепестками. И никаких свечей на столе! Так пошло. Сколько их – одиноких охотниц за чужими мужьями, поджигающих разноцветный парафин в своих пошлых спальнях с единственной целью – вывалять в грязи чужую семейную жизнь и отгрызть от неё половину? Он не должен вестись на эти свечи!

Сердце забилось в бешеном ритме, когда в замочной скважине повернулся ключ. Он! Катя мечется по кухне, бросает полотенце куда-то в сторону подоконника. Она, задыхаясь, прячет стоптанные шлёпанцы и обувает домашние туфли с милым пушком на носках. Уже в прихожей она набирает полную грудь воздуха и, улыбаясь, произносит с нежностью:

– Это ты? Ужин на столе. Я справилась.

– Я не голоден, – бросает он и усаживается на скамейку из ротанга. Глаза его спокойны и темны.– Нам надо поговорить.

– Милый?.. – ещё нежнее произносит Катя, спиной прильнув к стене. Холод тут же пробегает по её позвоночнику и растекается по рёбрам.

– Я буду готов через пять минут, – с трудом произносит муж и снова запирается в ванной.

Катя хочет по недавно приобретённой привычке упасть на дверь в ванную, но сдерживается, до боли сжав кулаки.

– Я жду тебя на ужин, – уже настойчиво повторяет она и слышит в ответ шум бьющейся о фарфор воды.

II

– Попробуй зелёный коктейль! Хоть один глоток, – умоляет она и смотрит в его беспокойные глаза, поднося мужу стакан зелёного смузи, – это так полезно. Авокадо, дыня, шпинат… С твоей-то работой. Активизирует обмен веществ. Ты всегда будешь бодрый… У меня есть теперь время, и я займусь твоим здоровьем… – лепечет Катя.

– Недурно, – заметил он, сделав глоток, – а теперь садись, – муж указал Кате на диванчик, а сам расположился напротив. Взгляд его остановился на картинке с вышивкой. Помедлив, он проговорил, растягивая слова, отчего голос его казался бархатными.– Постарайся понять меня и отпустить. Сохраняй спокойствие. Дело в том, что я люблю другую женщину. И это не блажь, иначе ты бы не услышала от меня ни слова.

Катя кивнула, изобразив понимание на лице, а в голове её забилась только одна мысль: «Не успела».

– Должен признаться, я не был честен с тобой. Никогда, – муж приподнял брови и усмехнулся.– У меня были те ещё истории… Но на этот раз всё серьёзно. Мы хотим жить вместе.

– Но ведь ты и меня любил. Помнишь? – робко спросила Катя, сдерживая слёзы.– На выпускном ты сделал мне предложение и подарил кольцо. При всех однокурсниках.

– Это были счастливые дни юности, – подтвердил он и чуть растянул губы в улыбке.– Но нельзя жить прошлым, к сожалению. Та вода утекла. Настоящее же такое, – он развёл руками, – какое есть. Я благодарен, что ты не закатила скандал, ты классная женщина, настоящая. Не зря я женился на тебе. За сына благодарен. Я рад, что мы расстаёмся по добру. Поверь, я не хочу делать тебе больно и на такой шаг решилсяпотому, что невозможно по-другому.

– Кто она? – спросила Катя, шмыгнув носом.– Я ведь имею право знать, на кого ты меня… не хочу сказать променял, но так и срывается с языка. Прости за нетактичную формулировку.

– Настанет час, и я вас познакомлю. Уверен, что при других обстоятельствах она понравилась бы тебе.

– Попробуй плов, – засуетилась вдруг Катя и сорвалась с места, – а то остынет, и ты не узнаешь, какой я мастер узбекской кухни, – ей надо было несколько мгновений, чтобы прийти в себя после того, как сама душа её была только что растоптана единственным любимым человеком. У неё даже в школе не было влюблённостей. Только он, только Серёжа, с первого дня знакомства в лифте четвёртого корпуса университета: она студентка, он аспирант. – Серёженька, – ласково сказала она, подавая тарелку мужу, – я не держу тебя. Ты так решил, значит, так тому и быть, – вздохнула она и вернулась на место. Глаза её лучились теперь новым особенным светом.– Если любишь человека, его счастье – главное в жизни. Я хочу видеть тебя счастливым. Живи со своей любимой, – голос Кати чуть дрогнул, и муж взял её за руку.

– Ты лучшая в мире, – восхитился он.– Прости.

– Если только за эти «те ещё истории», – улыбнулась она, – а в остальном ты честен со мной, прощаю и тебе благодарна. Спасибо за удивительные, прекрасные годы, что мы были вместе.

– Это я должен благодарить тебя, – возразил Сергей с горячностью в голосе.

– Ты не ешь плов? – спросила Катя, задыхаясь от волнения.– Я старалась. Это вкусно.

– Конечно, конечно… Ем, – ответил муж, припадая к тарелке, а попробовав, воскликнул, – удивительно, ты превзошла лучших поваров! Настоящая баранина! Песня, а не плов.

– Серёженька, я хочу попросить у тебя.

– Валяй. Любой каприз.

– Я подпишу все документы, я всё подпишу, – взволнованно пропела она, – только умоляю об отсрочке.

Муж поднял на Катю свой масляный взгляд.

– Не удивляйся, – продолжила она, – это ради Миши. Всего месяц. Вот сдаст экзамены в колледж, тогда уж… Ради сына, милый, – взмолилась она.

– Ну… ладно, – с трудом произнёс муж и опять припал к тарелке.

– Спасибо. Ты всегда был добр ко мне, – Катя поднялась и поцеловала мужа в лоб. – Всего месяц! И ещё, чтобы не ранить мальчика, нам придётся изображать счастливую пару. Это не слишком тягостно для тебя?

– Да нет, – несмело ответил муж.

– Я не против твоих встреч и свиданий, только прошу, чтобы ребёнок не понял, чтобы он видел – папа дома, всё хорошо. Наверное, будет тяжело нечасто видеться с любимой женщиной? – участливо осведомилась Катя.– Но это только несколько недель. Она должна понять, ты ведь отец.

– Проблем не будет, – заверил жену Сергей и промокнул губы салфеткой.

– Ну, тогда начнём новую воображаемую семейную жизнь, счастливую, но короткую, – улыбнулась Катя и до боли сжала ладони, укрытые под крылом скатерти.

III

– Мы идём на матч? Я не дебил? – спросил Миша, прищуриваясь и глотая кусок пирога.

– Эта папина идея, – улыбнулась мама и поцеловала отца в щеку.

Она слишком счастливая в последнее время, глаза сияют молодым огнём, новая причёска: локоны какие-то на висках, косая чёлка, круглый затылок. А похудела-то как – словно на подиум собралась, даже слишком, пожалуй, колени уже костлявые. Отец тоже спокойным стал, взгляд сильный, дома по вечерам сидит, чай пьёт, с мамой беседует. Вчера вообще выдал – уроки проверял и дневник. И ещё того круче – учебник по физике листал, очки то натянет, то сбросит, а сам шипит, как устрица в уксусе. Миша угорал с него: «Пап, ну чё ты заморачиваешься? Мы его ни разу за год не открыли. Нам Мария Васильевна наша конспекты диктует, это и учим». Но в тему отец въехал не сразу, читал и покрикивал: «Это же абсурд!..» Потом на кухню с учебником убежал и маме принялся цитаты излагать, а та подпевает ему и драниками потчует. Мишка пожал плечами – мама-то знает, что он, сын её, с седьмого класса учебники в школу не носит за ненадобностью. Нормальные учительницы конспекты диктуют, а обычные – так им до фонаря, с книжкой ты или нет.

– Пап, я к репетиторам год почти хожу, – крикнул сын в последней попытке остановить возмущение отца, крикнул и махнул рукой. Разве такого человека, одержимого наукой, остановишь?

И точно так же, с изумлением, спросил Мишка, чаевничая с родителями в пятничный тёплый вечерок:

– Мы в цирк завтра идём? Я не дебил?

– Это моя идея, – проворковала на этот раз мама и поцеловала сына в затылок. Она по обыкновению уже кружится по кухне и подкладывает в тарелки сына и мужа новые лакомства, вот только что Мишке песочное пирожное, усыпанное миндалём, досталось, а отцу – завитой кренделёк с джемом. Весь день пекла, торт на окне стоит слоёный«Наполеон», на завтрак обещала подать – вот как женщину украшает безработица.—Придётся завтра встать рано, до девяти, – сказала она и посмотрела на отца полным любви взглядом, – а вы с Мишуном до полудня привыкли спать, так что никаких киношек на ночь, никаких стрелялок. Спать и спать, – скомандовала она, и отец почему-то подчинился. Он кивнул, и щёки его чуть залились румянцем.

IV

В очках, которые Катя прятала от мужа и сына в нижнем ящике кухонной тумбы среди салфеток и полотенец, она, закусив губы, бежала глазами по напечатанным строчкам обычного писчего листа. На листе жирными буквами зеленеет шапка и крест – аббревиатура самого раскрученного медицинского центра столицы. Она вздыхает и трёт лоб, а за её спиной нежно вздрагивает полная мяса и мясного бульона мультиварка. Напрасно она щекочет нос своей хозяйки ароматным духом пряностей и трав – Катя не съест ни кусочка даже под угрозой расстрела – аппетит и вкус к еде давно покинули её. Дребезжащий тревогой звонок из прихожей заставил Катю вздрогнуть и подскочить. Листочек в зелёной шапке слетел на пол вместе с книжкой кулинарных рецептов для мультиварки. Хозяйка упала на колени и принялась поспешно складывать злосчастный недочитанный листок в четверть, а потом спрятала его в книжке с рецептами. «Всё. Можно открывать», – вздохнула она.

Запах духов окатил Катю с порога, она зажмурилась и затаила дыхание, чтобы эфир французского парфюма не разорвал её лёгкие.

– Соня, – прошептала она с закрытыми глазами.

– Думаешь, кто вместо тебя коротает ночи с шефом? В последнее время он даже переодеться домой не выпускает, – полным достоинства голосом сказала гостья и сбросила голубой плащ прямо в руки хозяйки.– Но должности он мне до сих пор не предложил, – хмыкнула она.

– Для женщины главное – семья, – успокоила гостью Катя и повесила плащ, – а с этим у тебя всё уже в порядке.

– Ты стала слишком скучной, – отозвалась Соня и оглядела подругу, – а похудела-то, респект, – протянула она с тихим восторгом.– В наши годы это невозможно. Пойдём, диету распишешь. Я тоже буду… Ой, а дух-то какой мясной, живот свело, – восхитилась Соня, присаживаясь за кухонный столик. Взгляд её упал на книжку рецептов для мультиварки, которая, сверкая глянцем, лежала на столе. Из пухлой середины книжки торчал уголок белой бумаги. «Закладка», – сообразила гостья и потянулась к рецептам, но не тут-то было – с кошачьей ловкостью Катя вцепилась в книжку и спрятала её за спиной.

– Ты руки помыла? – спросила хозяйка придушенным голосом и попятилась к кухонному шкафу.

– Да, – соврала Соня, не отрывая взгляда от напряжённого лица подруги, —ещё туфли не успела скинуть, как сподобилась…

– Тогда давай… обедать? Я жаркое тут по-гречески приготовила, – пролепетала хозяйка, вплотную придвинувшись к шкафу.– А то ведь тебе на работу, перерыв не резиновый, надо поесть…

– Ничего, ничего, – успокоила подругу Соня, – у меня отгул за субботу. И вообще, я дома поела. А к тебе на кофе заскочила. Дай, думаю, проведаю, как она там, родная душа. Профитролей, вот, захватила. Потрескаем, думаю. А ты на диете, – пронизала она взглядом Катю, отчего та побледнела и тут же покраснела.

– Ааа, – протянула Катя и опустила голову.– Как шеф? – нашлась она вскоре. Глубокий вздох снял её напряжённость.

Соня улыбнулась и застрекотала. Длинные сережки её, пучки цепочек, с задором подпрыгивали, сожженные краской завитки волос вздрагивали на висках. Тема шефа была у Сони любимой. О его брюках, стрижке, туфлях и перстне на безымянном пальце она готова была в красках и деталях излагать с утра до вечера, причмокивая язычком. Катя заскучала и успокоилась одновременно. Рассказ о костяшке на пальце шефа пролил бальзам на её воспалённые нервы, и Катя зевнула, а её гостья, прищурив глаза, в которых блеснули хитринки, протянула медовым голоском:

– Кэти, ангел мой, давай вернём юные годы. Помнишь наш альбом? Ты с волосами до пят? Во где чудо…

Катя, доверившись сладкому голосу подруги, унеслась в спальню. Там, в шкафу, на обувной полке, где томятся в ожидании своего часа её лаковые итальянские туфли, уже шестнадцать лет хранится альбом с настоящими бумажными фото, глянцевыми и матовыми. К ним можно прикоснуться, на них может упасть слеза, губами можно запечатлеть поцелуй на любой из картонных карточек.

– Я решила немного помыть тут… посуду, – торопливо пробормотала Соня, едва подруга залетела на кухню с кожаным альбомом в руках.

– Хочешь кофе с кремами? Ещё чашечку? – спросила сияющая Катя и, считав неуверенное согласие с лица подруги, ринулась к плите. Она не признавала никаких автоматических машин, только ручная варка в турке с закопченной ручкой из дерева и волнистыми краями почерневшей меди.

Они обнялись, когда кофе в турке забурлил вулканической лавой и выплюнул на плиту немного шоколадной жидкости, тут же зашипевшей на металле. Соня поцеловала волосы любимой подруги и прижала её к груди так искренне, что та разревелась, будто сжатые воды прорвали, наконец, дамбу и унеслись в открытый океан слёз.

V

– Катя, – начал Сергей, пошелестев газетой. Катя, нахмурив лоб, крутила тумблеры духового шкафа, в глубине которого зрели будущие эклеры.– Понимаешь, – продолжил он, откашлявшись, —сегодня я ухожу на ночь. И всё такое… Надо как-то объяснить Мишке. Помоги, ок?

– Ок, – ответила Катя, с усилием поднимая брови и уголки губ, – без проблем, – добавила она и отвернулась к плите.

– Ты… не обиделась? – уточнил муж, нервно пошелестев газетой.

– Что ты, – отозвалась Катя, с повышенным интересом изучая содержимое кухонного ящика, – мы же обо всём договорились. Я не держу тебя, милый. Просто соображаю, что же Мишуну сказать. Лучше всё-таки ничего не говорить.

– Как?

– Зачем привлекать его внимание? Вдруг расспрашивать начнёт, и я как-нибудь провалюсь. Ааа, – хлопнула себя по лбу Кэти и повернулась лицом к мужу, ресницы её дрожали, —ничего не придётся объяснять. Для тебя всё сложилось «кайфово», как говорит наш сын. Он за город собрался на все выходные.

– С кем это? – сбросил очки муж.

– Не помню, с друзьями, кажется. Твоя задача простая – уйти позже него и вернуться раньше. Надеюсь, это не слишком затруднит твоё путешествие?

Мишка влетел на кухню ураганом и тут же осушил два стакана воды.

– Ты с тренировки, что ли? – спросила Катя голосом влюблённой в своего птенчика голубицы. Сын кивнул и схватил со стола колечко докторской колбасы.– Сегодня же не среда, – удивилась мать.

– Точное наблюдение, – усмехнулся сын, – и даже не вторник.

– Ах ты, чудо природы, – восхитилась мать, – иногда удивляюсь, какое я… какое отношение мы имеем к тебе, – она бросила быстрый взгляд на осунувшееся лицо мужа.

– Да уж, гении на заказ не рождаются, – с достоинством заметил Мишун и уселся за стол, – поем, потом в душ.

– А не лучше в душ, а потом уже принимать пищу? – заметил отец и отбросил газету.

– А я потом ещё раз приму пищу, – сострил сын и запихнул в рот помидорчик и ломтик сыра.– Обрадую сразу, – бросил Мишун и обвёл взглядом притухших родителей, —а то вы смурные, походу. Пап, дай карточку, я номер на выходные забронировал нам в «Беловежской пуще».

– Какой номер? – почернел отец и опять зашелестел газетой.

– Не благодари, – улыбнулся сын и выскочил из-за стола, – сегодня моя очередь делать сюрпризы. Мам, я в душ, а ты иди чемодан собирай. Нам надо выехать через час. Пап, ты карточку мне на клаву кинь, оплатить надо до двадцати ноль-ноль.

– Сыночка, – взмолилась мать, – ты же с одноклассниками за город собирался…

– Я семьёй хочу отдохнуть, – повысил голос Миша, – ты что, не рада?

– Что ты, милый, – засуетилась Катя, – я рада, конечно, но… – тут она онемела под тяжестью взгляда любимого мужа.

– Что но? – нахмурил брови сын.

– Мы могли бы хорошо подготовиться и в следующие выходные выехать на дачу, – нашлась она и с нежностью взглянула на сына.

– На дачу? – хмыкнул Мишун.– Да я ради тебя старался! Мы в бассейне плавать будем, открытом! Гулять по дикому лесу. Вечером ужин в ресторане, живая музыка. У вас, между прочим, годовщина была, а вы даже в кино не сходили. На дачу! Ты же там из кухни выползешь, только чтобы полы вымыть. Или я не прав? Пап, скажи ей! – прильнул сын к отцу.– Ну, уговори её. Мам! У меня скоро экзамены. Ты о ребёнке думаешь вообще? – сын решил, что теперь точно вышел победителем, и умчался в ванную.

Сергей навис над женой и сжал челюсти.

– Ты всё это подстроила, – прошипел он, а трубный голос бодрой воды из ванной наполнил шелестящим шумом квартиру.

– Серёжа, – прошептала Катя и опустилась на стул у окна.– Серёжа… – её подбородок задрожал, а глаза наполнились влагой. Она закрыла лицо ладонями и разрыдалась. С тех пор, как он начал возвращаться поздно с работы и на выходные оставлять её одну, Катя ни разу не плакала, ни разу. На работе даже Соне не обмолвилась ни словечком, хотя та всё чаще вглядывалась в её каменеющее от тайной душевной боли лицо.

– Не лицедействуй, – безжалостно оборвал Сергей.– Выкручивайся, как знаешь. Я ухожу…

В прихожей звякнули ключи, и послышался кашель, а из распахивающейся двери ванной раздался голос Миши:

– Па-ап, не парься, я поведу. Давай ключи, – сказал Миша, плотнее заворачиваясь в полотенце, – ну па-ап, я всё замутил, я и за руль, а ты будешь расслабляться на заднем сиденье.

Катя, чувствуя, как всё холодеет внутри, вслушивалась в нахрапистое дыхание мужа – на реплики сына тот не отвечал. Наконец звякнули ключи, а сын, закутанный в полотенце, крикнул уже в пустоту:

– А карточку?

VI

Багажник новенькой бэхи заполняли мать и сын, отец же вышагивал по тротуару вдоль ленты припаркованных авто и слушал свой мобильник. Капризный абонент несколько раз сбрасывал вызов, и отцу приходилось ещё и ещё раз повторять набор. Мишка был настолько поглощен сборами и собственной значимостью, что не обращал на отца никакого внимания, даже не поглядывал в его сторону, но мама… Та вытянулась в струну и ловила каждое слово, произнесённое мужем. Глаза её от напряжения аж выкатились, и даже белки порозовели.

– Пуся… виденное… пупсё… скоро… может, в понеде… – доносились обрывки фраз.

Занять пассажирское кресло рядом с юным водителем никому из желающих не удалось. Отца он атаковал заботой, а маму – лаской. Родители оказались на заднем сиденье, и оба смотрели в пол.

– Вы чё как перваки? – расхохотался Миша и повернул ключ зажигания.

Бэха слушалась молодого хозяина с трепетом и из кузова вон лезла, только бы угодить ему, крепкому русоволосому юноше с васильковыми глазами.

Всю дорогу он отмахивался от замечаний, вылетающих из-за спины:

– Осторожно… скоро светофор… сойди с первой полосы… сбавь скорость…

Конец ознакомительного фрагмента.