Jane Austen. Persuasion
2012 © Издательство «Седьмая книга». Борисова С.В., Перевод 2012 © Издательство «Седьмая книга». Гудкова Т.И. Редакция 2013 © Издательство «Седьмая книга». Редакция, оформление
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Глава 1
Сэр Уолтер Эллиот из Киллинч-Холла в Сомерсетшире не любил читать. Истинное удовольствие ему доставляла только «Книга Баронетов». Именно она была для него развлечением в часы досуга и утешением, когда он пребывал в расстроенных чувствах. Вновь и вновь перечитывая скупые строки, хранящие память о его благородных предках, сэр Уолтер переполнялся восхищением и уважением, все нежелательные эмоции, причиной которых нередко бывали домашние дела, уходили, уступая место сожалению и высокомерному презрению. Но даже если вдруг, перелистывая страницы нескончаемой хроники прошедшего столетия, сэр Уолтер оставался равнодушным, он всегда мог перечитать историю своей собственной жизни, а уж это средство действовало абсолютно безотказно. Любимая книга хозяина Киллинч-Холла буквально сама собой неизменно открывалась на странице, где красовалась следующая надпись:
«Эллиот из Киллинч-Холла.
Уолтер Эллиот, рождён 1 марта 1760 г., 15 июля 1784 г. сочетался браком с Элизабет, дочерью Джеймса Стивенсона, эсквайра из Саут Парк, графство Глостер; от брака с вышеупомянутой леди (скончавшейся в 1800 г.) имеет дочь Элизабет, рождённую 1 июня 1785 г.; дочь Энн, рождённую 9 августа 1787 г.; сына, мертворождённого 5 ноября 1789 г.; дочь Мэри, рождённую 20 ноября 1791 г».
Такова в точности была запись, вышедшая изначально из рук издателя. Однако сэр Уолтер добавил некоторые сведения о себе и своей семье. Так, после даты рождения Мэри его рукой были приписаны слова: «сочеталась браком 16 декабря 1810 г. с Чарльзом, сыном и наследником Чарльза Масгроува, эсквайра из Апперкросса, графство Сомерсет», а также с чрезвычайной аккуратностью были вписаны число и месяц кончины супруги.
Далее следовала изложенная в стандартных выражениях история расцвета древнего и респектабельного рода: как они впервые обосновались в Чешире, как объявились в Дагдэйле, где находились на службе у наделённого большой властью шерифа и представляли небольшой городок в трёх парламентах подряд, являя собой образец лояльности, как в первый год правления Карла Второго представитель рода был удостоен титула баронета и так далее, с перечислением всех Мэри и всех Элизабет, на которых женились представители мужской половины семейства, – итого две внушительных размеров страницы, и в конце – изображение герба с подписью: «Основная резиденция – Киллинч-Холл, графство Сомерсет», и приписка, сделанная рукой сэра Уолтера: «Предполагаемый наследник – Уильям Уолтер Эллиот, эсквайр, правнук второго сэра Уолтера».
Тщеславие было главной и определяющей чертой характера сэра Уолтера, причём источником этого тщеславия для него были как собственная персона, так и положение, занимаемое им в обществе. В молодости хозяин Киллинч-Холла был необыкновенно красивым мужчиной, да и сейчас, в свои 54 года, оставался весьма привлекательным. Очень немногие женщины уделяют своей наружности столько внимания, как сэр Уолтер, и очень немногие камердинеры новоиспечённых лордов пребывают в таком же восторге от положения в обществе своих хозяев, как камердинер сэра Уолтера, который полагал, что красота – это дар, уступающий по своей значимости только титулу баронета, поэтому сэр Уолтер Эллиот, сочетавший в себе оба этих бесценных качества, неизменно оставался для него объектом самого трепетного уважения и преданности.
Впрочем, более чем неравнодушное отношение сэра Уолтера к своей внешности и общественному положению можно отчасти оправдать тем, что именно благодаря этим своим качествам он получил в жёны женщину гораздо более достойную во всех отношениях, чем, собственно, заслуживал. Леди Эллиот была действительно замечательной женщиной, здравомыслящей, милой и добродушной. Если простить ей то, что по молодости лет она не смогла противиться пылкому увлечению, в результате которого и стала именоваться леди Эллиот, то во всём остальном её суждения и поведение всегда были безупречны. По мере возможности она обращала в шутку, смягчала или скрывала промахи мужа и в течение 17 лет заботливо пестовала в нём истинную респектабельность. Не будучи особенно счастливой, она, тем не менее, находила достаточно удовольствия в своих обязанностях, общении с друзьями и детьми, чтобы ценить жизнь, и поэтому, когда пришёл её срок, она покидала этот мир с тяжёлым сердцем. Три девочки, двум старшим 16 и 14 лет, – матери нелегко оставлять после себя такое наследство, тем более, когда приходится препоручить их заботам тщеславного, самодовольного и недалёкого отца. У неё была, однако, одна очень близкая подруга, – разумная и в высшей степени достойная женщина, – которая, будучи сильно привязана к леди Эллиот, обосновалась неподалёку от Киллинч-Холла, в городке Киллинч. Главным образом именно на неё и надеялась леди Эллиот, рассчитывая, что своей добротой и советом она сумеет помочь её дочерям никогда не отступать от тех норм и правил, которые мать так стремилась им привить.
Эта дама и сэр Уолтер НЕ поженились, вопреки ожиданиям и предчувствиям знакомых. Со времени смерти леди Эллиот прошло 13 лет, и они по-прежнему были соседями и близкими друзьями, оставаясь он – вдовцом, а она – вдовой.
Леди Рассел, будучи дамой степенного возраста и столь же степенного характера, и, кроме того, чрезвычайно хорошо обеспеченной, и не должна была задумываться о повторном замужестве, поэтому нет необходимости оправдывать её перед публикой, которая, кстати, скорее склонна выказывать необъяснимое неудовольствие, когда женщина ВЫХОДИТ снова замуж, чем когда НЕ ВЫХОДИТ. Что же касается сэра Уолтера, то его продолжающееся вдовство требует объяснений. Да будет известно в связи с этим, что сэр Уолтер как хороший отец (столкнувшийся, впрочем, с 1–2 разочарованиями личного характера, последовавшими за весьма неразумными предложениями руки и сердца) гордился своей готовностью оставаться вдовцом ради дочерей. Для одной из дочерей, старшей, он действительно пожертвовал бы чем угодно, но подходящих обстоятельств так и не представилось. В 16 лет Элизабет уже унаследовала, насколько возможно, права и положение своей матери. Будучи очень красивой, она всегда имела огромное влияние на отца, и они прекрасно ладили друг с другом. Двух других дочерей сэр Уолтер ценил значительно меньше. Мэри приобрела некоторую искусственную значимость, став миссис Чарльз Масгроув, Энн же, чей утонченный ум и мягкий характер по достоинству оценили бы те, кто действительно разбирается в людях, не пользовалась ни у отца, ни у сестры ни малейшим уважением: её слово не имело никакого веса, ей всегда приходилось поступаться своими интересами ради интересов других – ведь она всего лишь Энн!
Однако для леди Рассел Энн была бесконечно дорогой приёмной дочерью, любимицей, которую она очень высоко ценила и считала своим другом. Леди Рассел любила все их семейство, но только в Энн она, казалось, видела возрождённой её мать.
Несколькими годами раньше Энн Эллиот была очень хорошенькой девушкой, но быстро отцвела. Отец же, который находил в ней мало привлекательного даже когда она была наиболее очаровательна (настолько её тонкие черты и мягкие тёмные глаза отличались от его собственных), теперь вообще не видел в поблекшей и похудевшей дочери ничего, что могло бы изменить к лучшему его мнение о ней. Никогда, в общем-то, и не питавший особенных надежд, теперь он и вовсе отчаялся когда-нибудь увидеть её имя на какой-либо другой странице любимой книги. На равный брак можно было рассчитывать только в случае Элизабет: Мэри вышла замуж за человека из семьи, которая всего лишь уважаема и богата, прибавив, таким образом, благородства им, но не получив ничего для себя. Элизабет когда-нибудь сделает соответствующую партию.
Иногда случается, что в 29 лет женщина более привлекательна, чем 10-ю годами раньше. Можно даже сказать, что, если не вмешиваются физические болезни или тревоги, то очарование едва ли хоть сколько-нибудь утрачивается в этом возрасте. Так было с Элизабет: она была всё той же красавицей мисс Эллиот, которой стала 13 лет назад. Поэтому можно простить сэру Уолтеру забывчивость в отношении её возраста или, хотя бы, считать его только наполовину глупцом за то, что он считал себя и Элизабет цветущими по-прежнему среди увядающей красоты всех остальных: ведь он отчётливо видел, как стареют остальные члены его семьи и знакомые. Энн выглядела худой и измождённой, Мэри – далеко не утонченной, лица соседей и знакомых постепенно теряли привлекательность. На висках леди Рассел резко увеличилось количество морщинок, с чем он долго не мог смириться.
Нельзя сказать, однако, что Элизабет была довольна собой абсолютно также, как и её отец. 13 лет она была хозяйкой в Киллинч-Холле, управляя и распоряжаясь с самообладанием и решительностью, которые никак не способствовали тому, чтобы она казалась моложе своих лет. Целых 13 лет она принимала гостей, устанавливала порядки в доме, скакала верхом впереди экипажа или двуколки и выходила из всевозможных салонов и гостиных первой после леди Рассел. В течение 13 зим именно она открывала всякий более-менее достойный бал, который могло себе позволить не слишком богатое графство, а каждую весну отправлялась с отцом в Лондон, чтобы на несколько недель окунуться в полную блеска и развлечений светскую жизнь города. Все эти впечатления хранились в её памяти, и она вполне осознавала, что ей уже 29, что было для неё источником сожалений и смутного беспокойства. Элизабет очень хорошо знала, что по-прежнему красива, но ощущала приближение опасного возраста, и уверенность, что в ближайшие год – два какой-нибудь баронет станет настойчиво добиваться её руки, принесла бы ей огромное облегчение. Тогда, возможно, она с таким же удовольствием, как в юности, обратилась бы снова к Книге Баронетов, которая сейчас не доставляла ей радости. Более того: Книга стала злом, поскольку там была дата рождения Элизабет, но, увы, не было даты её бракосочетания, а только запись о замужестве младшей сестры. Нередко, когда отец забывал Книгу открытой на столе, дочь старалась даже не смотреть на неё, а захлопывала и убирала подальше.
Кроме того, Книга, и особенно запись о семействе Эллиотов, была для Элизабет постоянным напоминанием об одном очень личном разочаровании, повинен в котором был тот самый Уильям Уолтер Эллиот, эсквайр, «предполагаемый наследник», права которого её отец столь благородно признавал.
Элизабет была ещё совсем юной, когда узнала, что, поскольку у сэра Уолтера нет сына, этому молодому человеку суждено стать баронетом. Уже тогда она решила, что выйдет за него замуж. Точно также считал и её отец. Детство кандидата в мужья прошло вне поля зрения Эллиотов, но вскоре после смерти леди Эллиот сэр Уолтер стал предпринимать попытки познакомиться с ним, и, хотя никакой ответной реакции не последовало, продолжал упорствовать, объясняя себе поведение молодого человека его скромностью. В конце концов, во время одной из весенних поездок в Лондон, когда Элизабет ещё только расцветала, господина Эллиота всё-таки вынудили к знакомству.
В то время он был ещё очень молод и только-только начал заниматься юриспруденцией. Элизабет нашла его в высшей степени привлекательным и окончательно утвердилась в своём намерении. Молодого человека пригласили в Киллинч-Холл, о нём говорили и его ждали весь остаток года, но он так и не приехал. Следующей весной в Лондоне его снова видели, снова всячески подбадривали, приглашали и затем ждали, но он и на этот раз не приехал, а затем пришла весть, что он женился. Вместо того чтобы стать наследником дома Эллиотов, он купил себе независимость, сочетавшись браком с богатой женщиной менее знатного происхождения.
Сэр Уолтер не мог с этим смириться. Он чувствовал, что с ним, как с главой дома, должны были посоветоваться – особенно после того, как он столь явно оказывал молодому человеку своё покровительство. «И ведь нас, должно быть, видели вместе, – думал он, – однажды в Таттерсаль и дважды – в вестибюле Палаты общин». Сэр Уолтер не скрывал своего неодобрения, но никто не обратил на это никакого внимания. Господин Эллиот даже не попытался принести извинения и продемонстрировал полное безразличие к тому, будут ли Эллиоты впредь поддерживать с ним отношения – что сэр Уолтер счёл его абсолютно недостойным. На этом знакомство прекратилось.
Воспоминания об этой весьма неловкой истории даже теперь, спустя несколько лет, вызывали гнев Элизабет, которой молодой человек нравился и сам по себе и особенно – как наследник её отца, и которая, в силу фамильной гордости, только в нём видела достойную партию для старшей дочери сэра Уолтера Эллиота. Никакого другого баронета, сколь бы благородным он ни был, не признала бы она столь же охотно равным себе. Однако он повёл себя настолько недостойно, что, хотя она и носила сейчас (летом 1814 г.) чёрные ленты в знак траура по его жене, тем не менее, не считала возможным думать о нем снова. Возможно, его оскорбительной женитьбе и позволили бы кануть в прошлое, поскольку она вроде бы не была увековечена наличием отпрысков, если бы молодой человек не совершил ещё более страшного преступления: как не замедлили довести до сведения Эллиотов вездесущие доброжелатели, он весьма неуважительно отзывался о своих родственниках, говорил с презрением и пренебрежением и о самой фамилии, к которой принадлежал, и обо всем том, что должен унаследовать. Это было совершенно непростительно.
Таковы были чувства и мысли Элизабет Эллиот. Именно эти заботы и волнения омрачали, но вместе с тем и разнообразили ее жизнь – монотонную и элегантную, безбедную и пустую, зажатую в узкие рамки местного общества. Да это и не удивительно: ведь Эллиоты не имели привычки путешествовать заграницей, у них не было никаких особенных увлечений или любимых занятий, за которыми можно проводить время.
Однако теперь к этим привычным заботам добавился еще один повод для беспокойства: отец Элизабет все больше и больше переживал из-за денег. Она знала, что теперь он обращался к Книге Баронетов, когда хотел отвлечься от мыслей о счетах, которые присылали торговцы, и от ехидных намеков господина Шеперда, его агента. Киллинч-Холл был доходным имением, но не настолько, чтобы удовлетворять потребности своего владельца. Когда леди Эллиот была жива, хозяйство велось по определенным правилам, с умеренностью и экономией, и в строгом соответствии с доходами. Однако вместе с женой сэр Уолтер похоронил и эти порядки, и с тех пор его расходы постоянно превышали доходы, получаемые с имения. Он не мог тратить меньше, поскольку и так делал только то, чего просто не мог не делать в силу своего благородного происхождения, но, хотя все его действия и были абсолютно оправданы, он не только глубоко увяз в долгах, но и стал слышать об этом от других настолько часто, что не имело смысла продолжать скрывать плачевное состояние финансов от дочери. Он уже попытался намекнуть ей на положение дел, когда они были весной в Лондоне. Он даже решился спросить ее, нельзя на чем-нибудь сэкономить, и надо отдать должное Элизабет, она, всерьез обеспокоившись, немедленно начала размышлять, и, в конце концов, предложила две меры: сократить некоторые излишние расходы на благотворительность и воздержаться от покупки новой мебели в гостиную. Затем ей также пришла в голову счастливая мысль, что можно на этот раз не везти подарка для Энн, что традиционно делалось каждый год. Однако этими мерами, сколь бы превосходны они не были, оказалось явно невозможно поправить положение дел, в чем сэр Уолтер и был вскоре вынужден признаться дочери. Элизабет оказалась неспособной предложить что-либо более эффективное. Как и ее отец, она чувствовала себя жестоко и несправедливо обиженной судьбой, и ни один из них не представлял себе, каким образом сократить расходы, не потеряв достоинства и не ограничив себя во всем сверх всякой допустимой меры.
Небольшую часть имения, расположенную на отшибе, сэр Уолтер мог бы продать без особенного ущерба, однако даже если бы вся земля была расположена точно также, это бы ничего не изменило. Он снизошел до того, чтобы заложить имение, поскольку имел такую возможность, но он никогда бы не согласился ничего продавать. Нет, он ни за что не опозорил бы так свое имя. Киллинч-Холл должен перейти к его наследникам целиком и полностью, как он сам когда-то получил его.
Двое доверенных друзей, господин Шепперд, живший в торговом городке по соседству, и леди Рассел, были теми людьми, от которых ждали совета в сложившейся ситуации. И отец и дочь ожидали, по-видимому, что кто-нибудь из этих двоих найдет выход из затруднительного положения, и расходы сами собой сократятся, не заставляя их поступаться ни чувством вкуса, ни гордостью.