Глава 11
– Ты уверен, что Макрон действительно говорил о главных силах врага?
– Так точно, командир, – ответил гонец.
– Ладно, отправляйся к декуриону. – Максимий указал на отряд всадников, прикрывавший левый фланг. – Скажи ему, чтобы немедленно сообщил о вражеской колонне Веспасиану. Выполняй!
Гонец, отдав честь, поспешил к конным разведчикам, а Максимий созвал к себе центурионов. Они припустили бегом вдоль остановившейся колонны, и когда все, включая Катона, которому бежать было дальше всех, собрались, командир когорты сообщил им новость.
– Каратак движется именно к нашему броду. И у него преимущество во времени. Посмотрите туда.
Командир когорты указал за реку. Вдоль дальнего берега Тамесис тянулась туманная полоса, на которую Катон до сего момента не обращал внимания.
– А где Макрон? – спросил Туллий.
– У брода, проверяет оборонительные сооружения.
– Сооружения? Да он, похоже, собирается принять бой, – воскликнул Туллий, изумленно подняв брови.
– Ну что ж, именно такой приказ и был отдан когорте.
– Да, командир, но ведь это самоубийство.
– Будем надеяться, что нет, если мы успеем с ним соединиться…
Катон выступил вперед.
– Лучше бы нам поторопиться, командир.
– Это само собой, Катон. Центурионам разойтись по своим подразделениям. Выступаем форсированным маршем, с удвоенной скоростью. И ни в коем случае не отставать.
Командиры бегом поспешили к своим центуриям, после чего Максимий громовым голосом приказал когорте выступать в ускоренном темпе. Под ритмичный, дробный топот сапог колонна двинулась вперед. Краешком глаза Максимий приметил Макронова гонца, бегом возвращавшегося после разговора с разведчиками: один из них, припав к конской гриве и взметая пыль из-под копыт, уже пустился вскачь известить легата. Когда гонец подбежал к Максимию и замер в ожидании дальнейших приказаний, командир когорты оглядел бойца, оценивая его состояние, после чего спросил:
– Ты готов бежать обратно к Макрону?
– Так точно, командир, – не колеблясь, ответил боец, хотя и не успел отдышаться после недавнего бега.
Командир когорты понизил голос:
– Если он все еще там, у брода, скажи ему, что мы маршируем с максимальной скоростью и прибудем при первой возможности. Но если его там не окажется, тут же возвращайся и извести меня. Понял?
– Не окажется?.. – растерянно повторил легионер. – Командир, ты имеешь в виду…
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – рявкнул Максимий. – Вперед!
Гонец отдал честь и припустил по дороге в сторону брода. Максимий оглянулся через плечо, убедился, что все пять центурий движутся равномерно, быстрым шагом, и, набрав полные легкие воздуха, выкрикнул приказ перейти на медленный бег. На тренировках бойцам приходилось бегать в полном вооружении, и считалось, что подразделение способно поддерживать такой темп в течение часа. За это время легионеры должны добраться до Макрона. Будет ли у бойцов возможность перевести дух, или им придется броситься в бой не отдышавшись, прямо с марша, это уже другой вопрос. Хотя и немаловажный.
Замыкавшая колонну центурия Катона, не отставая, следовала за двигавшимися впереди. Над дорогой разносился быстрый топот сапог, ритмичное звяканье металла да хриплое дыхание отягощенных оружием и доспехами солдат.
Кое-где люди сбивались с шага, а потому то здесь, то там вдоль колонны раздавались громкие оклики восстанавливавших порядок центурионов и оптионов, не скупившихся на брань и грозивших самыми страшными наказаниями. Катон двигался чуть в стороне от своей центурии, держась примерно середины колонны.
– Шевелитесь, парни! – подбадривал он своих. – Жизнь Макрона зависит от нас. Не сбавлять темп!
На бегу Катон то и дело бросал взгляды на противоположный берег реки. Тучи поднятой пыли четко обозначали путь продвижения воинства Каратака, и хотя, конечно, основная масса варваров оставалась вне поля зрения, он по косвенным признакам понимал, что соотношение сил составит, пожалуй, пятьдесят к одному в пользу бриттов. Если Макрону придется отстаивать переправу в одиночку, на каждого его легионера придется по три сотни варваров. Эти подсчеты не оставляли Макрону никакой надежды.
Катон крепился как мог, но бег в такую жару в кольчуге, шлеме, со щитом и оружием выматывал очень быстро. Довольно скоро кровь застучала в его ушах, дыхание сделалось частым и прерывистым. Легкие горели: он чувствовал себя так, словно его грудь обмотана железными ремнями, которые стягиваются все туже и туже. Каждый мускул, каждое сухожилие принизывало болью. Накатила нестерпимая тошнота, желанию остановиться, опорожнить желудок и хоть чуточку отдышаться было почти невозможно сопротивляться. Держаться на ногах Катону помогала лишь боязнь опозориться перед своими солдатами да тот факт, что его другу Макрону грозила смертельная опасность. А потому, хотя уже каждый шаг давался ему с мукой, он превозмогал боль и усталость с той железной готовностью бороться до конца, которую успел впитать и усвоить за время службы в легионе.
Итак, он бежал, не сбавляя шага, ухитряясь не только сам выдерживать темп, но и хриплыми возгласами приободрять своих солдат. И тут неожиданно бежавший впереди него Фигул вдруг замедлил движение и поравнялся со своим центурионом.
– Ты почему… место покинул? – хрипло выдохнул Катон.
– А ты это слышал, командир?
– Слышал что?
– Вроде бы звучали рога. Боевые рога бриттов. Только что.
Катон попытался что-то припомнить, но нет: он определенно не слышал ничего, кроме звуков движущейся колонны.
– Ты уверен?
Фигул тоже заколебался, и на лице его появилось смущенное выражение: стыдно ведь, если он обратился к центуриону с докладом о том, что ему померещилось. Но в следующий миг лицо оптиона просветлело.
– Ну вот, снова. Теперь слышишь, командир?
– Тихо!
Катон остановился и прислушался. Сначала он только и услышал, что пульсацию крови в своих ушах да собственное тяжелое дыхание, но потом… да, далекий, но различимый отголосок: резкая, тягучая нота, одна из нестройного, сумбурного хора кельтских боевых рогов.
– Да, теперь слышу. Возвращайся на свое место.
Фигул припустил вперед, в голову центурии, Катон продолжил бег рядом с колонной. Сейчас они должны были находиться не так уж далеко от брода, не более чем в миле. Катон всмотрелся вперед. Река, обрамленная по обе стороны кустами и купами деревьев, изгибалась на север, благодаря чему открывалась небольшая перспектива северного берега. И там, между двумя небольшими возвышенностями, на расстоянии примерно в полмили, параллельно когорте двигалась плотная масса пехоты.
– Держать шаг! – крикнул Катон своим солдатам. – Уже недалеко. Держать шаг!
Он укрепил себя, выбросив из головы все мысли, кроме одной-единственной – достичь брода прежде, чем воинство Каратака успеет прорваться, и спасти Макрона с его центурией от полного уничтожения.
Когда снова зазвучал резкий, нестройный хор боевых рогов, Макрон вновь обернулся к северному берегу. Бритты с диким ревом устремлялись по дороге к броду, и их первые ряды уже вбегали на отмель, растревожив спокойно поблескивающую воду пенистым бурлением и фонтанами брызг.
– Сомкнуть ряды! – проревел Макрон, перекрывая шум. – Поднять щиты!
Легионеры по обе стороны от него сдвинулись плотнее и подняли щиты, образовав сплошную оборонительную линию. Римляне перехватили древки метательных копий в ожидании приказа обрушить смертоносный град на преодолевающего течение противника.
– Не напрягайтесь! – крикнул своим Макрон. – Сейчас эти ублюдки доберутся до наших кольев…
Первые ряды бриттов находились уже шагах в восьмидесяти, они рвались по мелководью вперед, подбадриваемые неистовым ревом своих товарищей, заполонивших весь берег реки позади. Неожиданно некоторые из бежавших впереди резко остановились, некоторые сложились пополам. Следовавших за ними это не остановило: они стремительно обогнули своих пострадавших соратников и в результате наткнулись на следующую серию кольев. Однако задние ряды продолжали напирать прямо на раненых, образовав на переправе спутанный клубок барахтающихся тел. Пострадавшие вопили от боли и ужаса, валившие валом сзади ревели от ярости и злобы, поскольку просто не понимали, что за причина воспрепятствовала их стремительному натиску. Задние ряды напирали на передние, буквально насаживая их на колья, и чем больше варваров устремлялось с берега на переправу, тем сильнее становились хаос и неразбериха.
– Славная получилась западня! – радостно воскликнул Макрон. – Лучше не придумаешь!
Легионеры по обе стороны от него вовсю гоготали, осыпая насмешками беспорядочно толкавшихся в воде напротив островка бриттов. Ликование нарушило целостность римского строя, но Макрон решил повременить со строгими приказами, дать своим людям насладиться мимолетным триумфом. Это способствует поднятию боевого духа, а уж он-то знал, что очень скоро его бойцам потребуются все их мужество и выдержка. Ибо следующий вражеский приступ неминуем.
Через некоторое время над шумом и криками на переправе возвысились звуки боевых рогов. Прозвучали три низкие ноты, и бритты, услышав этот сигнал, начали медленно отходить, скапливаясь толпами на берегу по обе стороны от дороги. Последними, ковыляя, возвращались на берег те бойцы из первых рядов атакующих, которым посчастливилось отделаться легкими ранами, но немало воинов так и остались в реке, проткнутые кольями или просто задавленные навалившейся на них сзади массой. Иные, споткнувшись, уже не смогли подняться и утонули, погребенные под телами своих же соратников. Почти все, оставшиеся в реке, были уже мертвы, и лишь немногие раненые еще пытались барахтаться в потоке ниже по течению, окрасившемся в цвет крови.
– Первая схватка в нашу пользу! – крикнул Макрон своим бойцам, и те ответили ему радостными воплями.
Когда эти возгласы стихли, Макрон оглянулся через плечо, и губы его сжались в тонкую линию, поскольку никаких признаков приближения когорты он, увы, так и не увидел. Если посланный им гонец не добрался до Максимия вовремя, чтобы тот успел прийти на помощь Третьей центурии, то очень скоро ему, Макрону, придется выбирать между бегством и сражением до последнего. Но даже если он предпочтет сразиться и вся его центурия поляжет у брода, он выиграет не так уж много времени для преследующей Каратака римской армии. Макрон не был склонен обманываться и прекрасно понимал, что его оборонительные заграждения на острове не задержат врага на столь долгое время, чтобы с тыла его успела настигнуть армия Плавта. Однако если он решит спасти центурию и прикажет солдатам отступить с переправы, ему может быть предъявлено обвинение в том, что это он позволил врагу избежать ловушки. Наказание за такое пренебрежение воинским долгом могло быть только одно – смерть. По всему получалось, что как ни поверни, а он, Макрон, уже, по сути, покойник.
Он пожал плечами, и губ его коснулась легкая, горестная улыбка. В конце концов, для армейской жизни эту ситуацию можно назвать типичной. Как часто ему приходилось оказываться перед дилеммой, благоприятного выхода из которой просто не было. Макрон искренне надеялся, что хотя бы в загробной жизни в отличие от нынешней ему не придется иметь дело со столь безысходными альтернативами.
Противник на том берегу вновь пришел в движение, и Макрон мигом выкинул из головы все мысли о будущем.
– Становись! – приказал он.
Небольшая группа вражеских воинов приблизилась к броду. На сей раз они не орали, не ревели и не валили валом к острову, на котором укрепились римляне. Нет, они продвигались медленно, осторожно, прощупывая дорогу перед собой. Макрон ожидал этого и не имел ничего против того, чтобы бритты потратили как можно больше времени на обнаружение препятствий, размещенных его бойцами по всему броду. Кроме того, у него в запасе имелись и еще кое-какие хитрости.
– Пращи к бою!
Пращников Макрон расставил по флангам своей центурии, причем возле каждого под рукой находилась кучка собранной заранее у реки гальки. Легионеры положили щиты и копья на землю, расступились, чтобы иметь пространство для раскручивания, и проверили кожаные мешочки на концах длинных ремней. Потом в эти мешочки легли камни, и воздух загудел, когда бойцы принялись раскручивать пращи над головами в ожидании приказа.
– Заряд – мечи!
Последовала серия щелчков, и навстречу двигавшемуся по мелководью противнику со свистом полетел сокрушительный град камней. Некоторые со стуком ударились о неприятельские щиты или просто попадали в воду, не причинив никому вреда, но немало зарядов достигло цели – проломили черепа или сокрушили кости.
– Отлично! – воскликнул Макрон. – Вольная стрельба!
Теперь пращники заряжали оружие, раскручивали его и выпускали камни каждый сам по себе, без особого приказа. Жужжание пращей сделалось постоянным, камни сыпались на неприятеля непрерывно. Но хотя вражеские воины и несли урон, обстрел, в силу малочисленности пращников, мог лишь замедлить их продвижение и работу по очистке речного дна от установленных римлянами препятствий. Каждого бойца, пораженного камнем из пращи, тут же заменял другой, благо на берегу реки их собралось великое множество и собиралось все больше. В свете вечернего солнца, в молчании, к берегу подтягивались все новые отряды пехоты, кавалерии, подкатывали боевые колесницы. Вся эта армада с нетерпением ждала, когда переправа будет расчищена.
Макрон, разумеется, внимательно следил за продвижением варваров и, когда они приблизились на расстояние броска копья, решил обрушить на них смертоносный дождь отточенных стальных наконечников. Однако максимального эффекта такой бросок достигал, если производился по плотной массе, а люди, расчищавшие речное дно, двигались порознь, на расстоянии один от другого. Обдумав ситуацию, Макрон решил поберечь метательные копья для отражения атаки, которая непременно последует после того, как бритты расчистят дно. Кроме того, по мере сокращения расстояния эффективность стрельбы пращников неуклонно возрастала: к удовлетворению центуриона, камни поражали варваров все чаще и чаще. По его оценкам, бойцы Третьей центурии уже вывели из строя более сотни врагов, в то время как потери римлян ограничивались несчастным Лентуллом.
Однако, несмотря на потери, бритты неуклонно продвигались вперед, методично, по одному, обнаруживая и удаляя вбитые в дно колья. Причем было очевидно: чтобы полностью очистить переправу от препятствий, им потребуется меньше времени, чем ушло у бойцов Макрона на то, чтобы все эти препоны установить. По истечении немногим более четверти часа они уже почти добрались до завала из переплетенных, заостренных ветвей и сучьев, сооруженного вдоль берега островка. Некоторые римляне, выступив вперед, уже указывали на приближающихся врагов остриями своих копий.
– Всем назад, в строй! – скомандовал Макрон. – И чтоб никто не пускал копья в ход без моей команды.
Проделав свою опасную работу, бритты, расчищавшие переправу, стали медленно отходить назад, пригибаясь и прикрываясь щитами, поскольку камни из пращей по-прежнему плюхались в воду вокруг них. А позади, на берегу, племенные вожди уже собирали отряды для атаки. Макрон отметил, что в первую шеренгу атакующих ставили особенно хорошо вооруженных воинов, почти все они имели шлемы и кольчуги. Должно быть, Каратак очень торопился, иначе он предпочел бы поберечь лучших воинов, а не бросать их на приступ первыми. Собравшийся на берегу передовой штурмовой отряд состоял из более чем трехсот бойцов, которых прикрывала плотная масса пращников и лучников. Впрочем, последние Макрона беспокоили мало: в мелких стычках короткие луки бриттов служили раздражающим фактором, но пробить щит легионера такая стрела не могла. Другое дело пращники, они могли нанести весьма серьезный урон.
– Дело обещает быть горячим, ребята. Держите щиты поднятыми, пока я не отменю приказ. Метать копья будет только задняя шеренга – передней, возможно, они пригодятся в рукопашной. Метание производить строго по приказу, быстро, без задержки. Бросок – и тут же полная готовность. Будем забрасывать их копьями, пока они не доберутся до баррикады. – Он оглядел своих бойцов. – Все понятно?
Ближайший к нему солдат кивнул, еще несколько пробормотали что-то маловразумительное.
– Дерьмо! Не слышу ответа. Вы меня поняли, ублюдки?
– Так точно, командир! – дружно ответила центурия.
Макрон улыбнулся.
– Вот и хорошо. Надеюсь, что, когда они приблизятся на расстояние рукопашного боя, вы так надерете им задницы. Они у нас навек запомнят, что такое Третья центурия в деле.
– Идут! – выкрикнул кто-то, и все взгляды обратились к дальнему берегу.
Туземные воины двинулись вперед по дороге и с плеском вступили на мелководье. Как только войско пришло в движение, поднялся страшный шум: бритты издавали боевые кличи, подкрепляя их звонкими ударами оружия о металлические ободья щитов. Рога на сей раз не звучали, шума было столько, что их все равно бы не услышали.
Враги находились достаточно близко к римлянам, и можно было различить лица под шлемами, исполненные холодной решимости. То не был обычный набег дикарей с разрисованными лицами и выбеленными известью волосами. В бой шли настоящие, знающие свое дело воины, каждый из которых являлся грозным противником.
Макрон бросил взгляд дальше, за спины уже вошедших в воду атакующих, и увидел, что в их тылу пращники уже начали раскручивать над головами свои ремни.
– Пригнись!
Римляне пригнулись за щитами за миг до того, как воздух вокруг них наполнился свистом множества камней. Вражеские пращники целились хорошо, и лишь немногие камни пролетели над головами и попадали на землю. Остальные беспрерывно и хаотично барабанили по римским щитам. Обстрел был непрерывным и жестоким, так что Макрону приходилось не на шутку рисковать всякий раз, когда он выглядывал из-за края щита, чтобы оценить продвижение атакующего отряда Каратака. Враг наступал по мелководью безостановочно, никакие подводные препятствия его более не задерживали. При этом варвары не валили нестройной, дикой ордой, а продвигались навстречу тонкому строю римлян со смертельной решимостью, не нуждаясь в том, чтобы, по дикарскому обычаю, поддерживать свой боевой дух воплями и бранью.
Град камней поредел, а потом обстрел из пращей прекратился вовсе, после чего Макрон позволил себе осторожно выглянуть из-за обода щита. Как оказалось, неприятель находился уже шагах в двадцати от острова; вода плескалась на уровне вражеских бедер, и пращники больше не рисковали метать камни, опасаясь заодно с римлянами поразить и своих.
– Отбросить их! – скомандовал Макрон. – Метательные копья – к бою! Пращи – к бою!
Конечно, все получилось не так красиво и слаженно, как на тренировочном плацу, однако задняя шеренга римлян с единым возгласом поднялась, бойцы резко отвели правые руки назад и, нацелившись на подступавших к ним плотной группой врагов, метнули в них свои смертоносные копья. Одновременно с этим стоявшие на флангах строя римские пращники вновь принялись забрасывать камнями неприкрытые бока колонны противника. Некоторые варвары попадали в воду, иные больше на поверхности не появились, но остальные быстро восстановили разорванный броском метательных копий строй и продолжили наступление на баррикаду прямо по телам своих товарищей, павших и раненых.
Макрон надеялся, что они устремятся на завал в присущем дикарям беспорядочном, яростном порыве, однако эти воины отличались выучкой и выдержкой. Одни из них, подняв щиты, прикрывали себя и своих товарищей от римского метательного оружия, другие под этим прикрытием рубили, ломали и растаскивали нагромождение древесных стволов, ветвей и сучьев.
– Рази! – вскричал Макрон.
Выхватив копье из рук ближайшего легионера, он перехватил древко верхним хватом и, прикрываясь щитом, подскочил к самому завалу, оказавшись в пределах досягаемости противника. Резко выбросив вперед руку, нанес колющий удар в просвет между ветвями. Наконечник копья вонзился в плоть противника чуть ниже локтя, и тот заорал от боли. Макрон вырвал острие из раны, и в этот момент его щит громыхнул и содрогнулся от нанесенного кем-то сильного удара. Оглядевшись, он увидел множество вражеских воинов: вооруженные длинными, тяжелыми копьями, они наседали, стараясь отбросить римлян от баррикады.
– Следи за копьями! – проорал Макрон, одновременно высматривая новую мишень.
Его внимание привлек злобный, горящий взгляд воина, прикрывавшегося плетеным щитом. Центурион сделал ложный выпад и, когда враг вскинул щит, закрываясь от удара, резко изменил направление удара и поразил острием копья незащищенное бедро. К сожалению, враг находился на самом пределе досягаемости короткого римского копья, так что наконечник только разорвал его узорчатые штаны, оставив под ними лишь неглубокую царапину.
Центурион раздраженно хмыкнул и осторожно попятился от баррикады, кивком приказав легионеру из заднего ряда занять его место.
Отступив, Макрон оглядел центурию, оценивая ее состояние. Бойцы держались. Пращники, находившиеся на расстоянии от схватки на баррикаде, сами стали мишенью для врагов, что, впрочем, не заставило их выйти из неравного боя: обе стороны продолжали осыпать друг друга камнями. Римляне применяли хитрую тактику: они раскручивали пращи, присев на корточки за баррикадой, резко выпрямившись, выпускали камни и тут же пригибались, избегая вражеских зарядов. У противников такого укрытия не имелось, и Макрон с удовлетворением отметил, что окрашенное кровью ниже брода течение уносило с собой и немало полузатопленных человеческих тел. Однако, решил он, перестрелка между пращниками сейчас не главное: пращники требовались для другой цели. Набрав полную грудь воздуха, он, перекрывая шум, вопли и стоны, выкрикнул новый приказ:
– Пращники, цельте по пехоте! По пехоте!
Бойцы на флангах глянули на него с пониманием. Один бедолага вскочил, чтобы выпустить последний камень в неприятельского пращника, но сам получил заряд пращи прямо в лицо. Его голова откинулась назад, а стоявших по обе стороны от него товарищей забрызгало кровью. Безжизненное тело солдата осело на землю, и Макрон заскрежетал зубами в бессильном гневе. В его распоряжении было слишком мало бойцов, чтобы они могли позволить себе растрачивать попусту свои жизни. Солдат воюет не сам по себе, его первейший долг поддерживать своих товарищей, а для этого необходимо оставаться в живых и сражаться с ними бок о бок. Подобное безрассудное геройство в ходе общего сражения, на взгляд центуриона, являлось не более чем преступным эгоизмом, так что Макрон мысленно выругался на этого храброго идиота. Однако тот оказался не единственной и не первой жертвой. Уже трое римлян расстались с жизнью: один распростерся на земле под баррикадой, двое других застряли в подвешенном положении среди ветвей. Кровь из их ран стекала на глинистый речной берег.
– Посмотри туда! – воскликнул находившийся рядом легионер, и Макрон проследил за его взглядом на противоположную сторону брода.
Римские пращники не прекращали обстреливать незащищенные бока неприятельской колонны, но тут какой-то немолодой воин громко выкрикнул приказ, и атакующие бойцы плотно сомкнулись вокруг него: находившиеся по краям прикрыли щитами фланги, а воины в центре подняли щиты над головами, полностью закрыв колонну от обстрела. Макрон был поражен этим маневром, явно позаимствованным варварами у легионеров: до сих пор такой строй, именуемый «черепаха», использовали только римляне. Обстрел потерял смысл, камни попусту барабанили по надежно укрывшим воинов щитам.
– Чтоб мне сдохнуть, – пробормотал Макрон. – Эти бритты умеют учиться.
Неожиданный тревожный возглас вернул его внимание к схватке у баррикады. В самом центре линии враги добрались до одного из скрепляющих сооружение столбов и теперь, одновременно ухватившись за него, пытались вывернуть, чтобы разрушить конструкцию. Ствол уже начал подаваться в их сторону, увлекая за собой и часть баррикады.
– Дерьмо! – выругался центурион и сквозь ряды своих людей устремился к опасному месту. – Остановите их! – кричал он. – Отгоните этих ублюдков!
Легионеры обрушились на тех, кто пытался вывернуть столб, нанося отчаянные удары по их незащищенным рукам. Однако и варвары не менее рьяно стремились помочь своим товарищам: они атаковали баррикаду, нанося ее защитникам колющие удары широкими железными наконечниками своих длинных, тяжелых копий. Напряжение схватки было таково, что сил не хватало даже на возгласы: и те, и другие дрались молча, стиснув зубы, всячески пытаясь отбросить неприятеля. Неожиданно послышался громкий треск ломающегося дерева, и столб выломился из своего гнезда, причем с полдюжины воинов полетели по инерции в воду. Бритты торжествующе взревели и ринулись в образовавшийся пролом.
– Отбросить их! – воскликнул Макрон, метнув копье прямо в гущу атакующих. – Отбросить!
Он выхватил из ножен меч, низко пригнулся и, вложив в бросок всю свою силу и вес, прикрывшись щитом, ринулся навстречу врагу. Его бойцы сомкнулись по обе стороны и следовали за ним. Противники столкнулись вплотную, щит к щиту, так что теперь можно было слышать хриплое, надсадное дыхание врага. Укрывшись за щитом, Макрон правой рукой наносил из-за его кромки постоянные колющие удары, пытаясь поразить любого из варваров, до которого мог дотянуться. Копья и длинные мечи бриттов в тесноте свалки, где не было возможности для замаха, оказались бесполезны, в то время как короткие клинки легионеров, предназначенные для боя в плотном строю, быстро показали свое преимущество. Все больше и больше врагов попадало под их удары. А поскольку сзади подпирали новые атакующие, они не имели возможности отступить, а некоторые, зажатые в толпе, так и умирали на ногах, истекая кровью среди своих еще живых товарищей.
Преимущество нахождения на высоком берегу и более основательная опора пока позволяли римлянам выдержать и с успехом отразить натиск значительно превосходящих сил неприятеля. Макрон понятия не имел, сколько времени длилось это противостояние. Он утратил представление о времени, полностью сосредоточившись на том, чтобы поражать врагов и не сдавать позиции. Вокруг лязгала сталь, звучали надсадные крики, стоны и вопли, плескалась окрашенная кровью вода, лучи клонившегося к западу солнца все еще отражались от клинков и полированных шлемов, пусть даже теперь они были вымазаны в грязи и заляпаны кровью.
Макрон не слышал даже хриплого рева вражеских боевых рогов и осознал, что бритты отхлынули назад, лишь когда напор на его щит неожиданно исчез и нанесенный им очередной удар мечом пришелся в пустоту.
– Они отступают! – выкрикнул кто-то, словно не веря самому себе, и эти слова были тут же подхвачены нестройным хором радостных восклицаний римлян. Макрон от возгласов воздержался, неожиданной передышкой он воспользовался для того, чтобы быстро оглядеться и оценить обстановку. Один из легионеров проскочил мимо него, прыгнул в воду и устремился вдогонку за отступающим врагом.
– Эй, ты! – заорал Макрон так, что солдат испуганно оглянулся. – Тебе кто, на хрен, разрешил покидать строй? Живо назад, сынок!
Легионер попятился и выбрался на берег прямо перед разъяренным центурионом.
– Ты каким местом думаешь, болван? Может, решил собственноручно, в одиночку, раздолбать все проклятое Каратаково войско?
– Виноват, командир. Я…
– Вот именно, на хрен, что виноват. Так виноват, что хуже не придумаешь. Только попробуй отмочить что-то подобное еще раз, и я, слово даю, загоню этот меч прямо тебе в задницу! Дошло до тебя, парень?
– Так точно, командир.
– Тогда возвращайся в строй.
Боец попятился и вернулся в ряды товарищей, которые принялись поддразнивать его, покачивая головами и отпуская шуточки. На это Макрон внимания не обращал: он смотрел за реку, стараясь понять намерения врага. Скорее всего бритты решили перегруппироваться и предпринять вторую, может быть, более упорядоченную попытку штурма пролома в баррикаде.
Потом внимание центуриона привлекло какое-то шевеление под ногами и, опустив взгляд, он увидел на берегу вражеского воина, пытающегося подняться на ноги. По всему краю брода, на глинистом берегу и галечных отмелях, громоздились мертвые тела, стонали и шевелились раненые. Без размышлений, повинуясь инстинкту, Макрон наклонился и вонзил меч варвару в шею. Бритт охнул и снова упал туда, где громоздились тела его товарищей. Из раны хлынула кровь. Безумный, злобный взгляд варвара встретился на миг со взглядом центуриона, но почти сразу же глаза бритта остекленели. Он умер. Макрон покачал головой и поднял взгляд. Одним врагом меньше – это, конечно, хорошо. Плохо то, что, по его подсчетам, их осталось еще примерно двадцать девять тысяч.
На той стороне брода племенной вождь, возглавлявший потрепанный штурмовой отряд, формировал из своих людей подобие «черепахи», передние ряды которой щетинились длинными копьями. Сочтя построение удовлетворительным, он выкрикнул приказ, и его воины снова вступили в воду.
– Я-то думал, мы преподали ублюдкам урок, – пробормотал солдат, стоявший поблизости от Макрона.
Центурион криво усмехнулся.
– То-то и оно: мы преподали им урок, и они его усвоили.
На сей раз враги имели возможность беспрепятственно добраться до защитников баррикады. «Черепаха» выйдет из воды, ворвется в пролом и неизбежно отбросит римлян назад.
Макрон понял, что наступил решающий момент. Отступив назад, он поднялся на небольшой бугорок и всмотрелся в южный берег реки, пытаясь углядеть хоть какие-то признаки приближения Максимия. Увы, таковых не наблюдалось. Затем он приметил отблеск, потом еще один – примерно в полумиле вниз по течению. Макрон прищурился и, кажется, сумел разглядеть вдали что-то вроде ползущей по направлению к нему маленькой серебристой сороконожки. На миг сердце его возликовало, но потом он понял, что когорта находится слишком далеко и ей не поспеть на помощь вовремя. Решение все равно оставалось за ним. Он мог слепо повиноваться полученному приказу стоять и сражаться насмерть, не имея ни малейшей надежды сдержать врага, или же отдать приказ к отступлению и попытаться спасти своих бойцов пусть даже ценой потери собственной репутации.
Макрон повернулся, оглядывая стену вражеских щитов; бритты преодолели уже треть брода, ухитряясь при этом сохранять строй. Сомнений в том, что следует делать, у него не осталось. Другого выхода просто не было, и он поспешил назад, к своим измотанным, тяжело опиравшимся на щиты бойцам.