Глава 3
Надев белый халат, Медведев шел по коридору. Медсестра со стерилизатором в руке шла ему навстречу.
– Вы к кому? – спросила она, увидев посетителя.
– К Сидоренко.
– А. Он в десятой.
– Спасибо. Как он?
– Ужасно.
Медсестра свернула, переступая порог открытого кабинета. А Медведев пошел дальше, смотря на таблички. Дверь 10 палаты бала закрыта, и Медведев по привычке сначала постучался, а потом уже вошел в небольшую, с четырьмя койками, комнату. Три из них были заняты, на четвертом, привалившись к свернутому матрацу, сидел и скучал Егоров. Увидев Медведева, он тут же вскочил.
– Наконец-то, капитан.
Больные с двух коек отсутствовали, их постели были заправлены и лишь на третьей, вытянувшись на спине, лежал человек. Боксера и олимпийского чемпиона в нем узнать было трудно. Бледный, с заострившимся носом, с черными веками и волосами, ежом торчавшими над слегка выпуклым лбом. Он не шевелился, и только одеяло на груди поднималось от слабого дыхания.
– Как он?
– Сейчас спит. Ему вкололи успокоительного, а до того устроил бучу.
– Что такое?
– Да ему сказали, что жена умерла, ну, он и дал всем прикурить.
– Не надо было говорить.
– Да санитарка, яга, ляпнула. Так бинты знаешь, как летели. Все здесь в кровищи было. Видишь, пол еще мокрый – замывали.
– А рана как?
– Сама по себе не тяжелая. Что-то там задето, правда, но жить можно. Только он на себе все разорвал, какой тут, к черту, рана. Если бы не я, они бы не справились с ним.
– Еще посидишь ночь?
– Я-то? Да жрать охота. Мне тут принесли больничный обед, так от него только живот пучит.
– Иди, поешь. Я посижу пока. А утром тебя сменят.
– Есть. Спасибо, капитан, я скоро.
Медведев сел на свободную койку, хотел взяться за сигареты, но убрал в карман пачку и расстегнул молнию куртки. Посмотрев мельком на раненого, он удивленно задержал свой взгляд на его лице. Карие глаза того были раскрыты и смотрели на него вяло и рассеянно. Тут же поднявшись, Медведев подошел к нему, взял стул и сел ближе к изголовью.
– Здравствуй, Сережа, – как мог доброжелательнее проговорил он, кладя ладонь на расслабленную кисть больного. – Как ты?
– Плохо, – тихо проговорил Сидоренко, отводя глаза. – Ира вот умерла.
– Что же поделать, Сережа…
– Ничего, – согласно прошептал тот. – Только умереть самому.
– Не надо, Сережа. Это ей не поможет.
Раненый глубоко, со всхлипом, вздохнул и отвернулся.
– Я хочу тебя спросить. Тот пистолет, что был у тебя. Где ты его взял?
Сидоренко промолчал, только чуть качнул головой.
– Откуда он у тебя?
– Нашел, – сдерживаясь, прошептал хрипло и сдавленно Сидоренко.
– Я его оформлю, как взятый в лесничестве при обыске. Ты его даже не видел. Понял?
– Зачем?
– Незаконное хранение, понимаешь. Зачем тебе лишние проблемы.
Сидоренко снова глубоко вздохнул, голова его заметалась по подушке, лицо исказилось.
– Ребенок… Мы так ждали его… что они с нами сделали… За что! – он было рванулся, но Медведев схватил его за плечи и с силой прижал к кровати. – Я же нес им эту проклятую сумку, я же нес ее! Пусти! Я не могу так, не могу! Как ты этого не понимаешь!
– Сережа!
– Пусти. Я должен умереть. Я хочу умереть! Пусти!
– Сережа! Успокойся. У тебя есть родные?
– Зачем? Нет у меня никого. Теперь совсем никого.
– А отец, мать?
– Ах, это… Нет. Я жил у тетки, в Коврове. А Ира – у бабушки. Мы ее сюда, в Москву привезли, старая совсем. Зачем ты пришел?
– Я – следователь, Сережа.
– Ну так следи, а ко мне в душу не лезь. Все равно душу в суд не отдашь.
– Тебя никто ни в чем не обвиняет.
– Мне уже все равно. Без Иры мне не жить.
– Сколько ей было?
– Что?
– На вид она совсем девочка.
– 18. А ты откуда ее знаешь? – Сидоренко посмотрел в серые внимательные глаза чуть склонившегося к нему Медведева.
– Видел, – проговорил тот, отворачиваясь.
– Говори.
– Там, в лесничестве.
– Ну!
– Она пришла в себя.
Сергей застонал и закрыл глаза.
– Господи, – пробормотал он, словно во сне, – зачем они это сделали, зачем. Мы были такие счастливые.
Зажмурившись сильнее, Сергей вдруг рывком приподнялся, перевернулся и, уткнувшись в подушку, судорожно зарыдал. Медведев молчал, только крепко сжимал его плечи, стараясь, чтобы он не бился.
– Опять?
В палату возвращались больные. Вошел Егоров.
– Ну все, можешь идти, капитан, теперь продержусь до утра. Бузил, что ли?
Медведев встал с места и пошел к двери, увлекая за собой товарища.
– Вот что, Егоров, иди, попроси у медиков, пусть найдут тебе местечко, поспи часа два, я побуду пока с ним. Ночью чтобы глаз не сомкнул.
– Ты тоже так думаешь? А что, повесится или в окно сиганет – это в два счета. А то и вены порежет.
– Иди, отдохни. Только смотри, не прозевай.
– Понятно. Ценный свидетель. Или подозреваемый?
– Нет, Саша, дело не в том, что он свидетель, а в том, что он – человек. И ему пришлось очень несладко.
– Все понятно, Володя.
Когда Медведев вернулся в палату, Сидоренко уже затих, лежал по-прежнему ничком и редкая дрожь проходила по его большому телу.
Медведев сел снова на стул, положил руку на его плечо в ветхой больничной рубашке и сказал медленно и печально:
– Я знаю, Сережа, боль не пройдет никогда, просто со временем ты поймешь, что жить можно даже с открытой раной.