Глава третья
Пока я приходила в себя от пережитых событий в мирах с Никитой, Саша наконец-то зашевелился и пригласил меня поехать в субботу перед тренировкой на концерт в органный зал. К моему стыду я никогда раньше там не была, и, конечно же, согласилась. Я бы с ним сейчас куда угодно согласилась пойти, даже в пейнтболл, лишь бы поддержать его инициативу.
C Сашей у меня недавно тоже возник один мир, точнее мирок, он мне там просто подарил большой букет ромашек. Они (миры) вообще обычно не возникают с мужчинами, которые мне в реальной жизни нравятся. В этом, пожалуй, их основная странность. Зачем фантазировать об отношениях с мужчинами, которые мне НЕ нравятся?! И есть ещё одна особенность, которой я даже рада, если я знакома с девушкой или женой мужчины, у меня никогда не возникает с ним мира. Я не могу вспомнить, когда именно начали возникать эти миры. Такое впечатление, что с тех пор, как мне начали нравиться мальчики, а это с 6 лет. Получается, что уже двадцать лет я живу с этими «снами» и совсем не продвинулась в понимании природы их возникновения. Может, литературу какую-нибудь специальную почитать. С этими мыслями я уснула.
Почти всю субботу я провела с Сашей. С начала на замечательном концерте органной музыки, затем гуляли в парке и обедали в кафе. Завершили вечер танцами. Похоже, у нас всё налаживалось, он вполне осмелел и, когда проводил меня с тренировки домой, мы долго ещё стояли под подъездом и целовались, как влюблённые подростки.
Он удивительный. С ним можно говорить о чём угодно. Он так интересно рассказывает, и если я чего-то не знаю, терпеливо и спокойно мне объясняет, не задирая нос и не фыркая: «Как можно этого не знать?». Мы даже попробовали говорить с ним на английском. Он сам предложил, когда узнал, что мне нужна практика. Но я почему-то постоянно сбивалась на русский или заливалась смехом. Смешнее всего было, когда на его альтернативные вопросы, типа «Тебе больше нравятся комедии или драмы?», я отвечала уверенное да или нет. Не могу объяснить почему, но иностранцев, с которыми у меня не было возможности поговорить на русском языке, я понимала гораздо лучше, чем Сашу. Хотя произношение у него замечательное и говорил он достаточно медленно. Так, через полчаса мучений и смущений мы вернулись к нормальной речи на родном языке.
Всю неделю мы виделись почти каждый вечер, только в четверг он слишком задержался на работе и не приехал. А в субботу мы снова гуляли, ходили в кино и, конечно же, танцевали.
Вечером Любава вернулась домой совершенно счастливая и сказала, что завтра мы будем готовить для Саши обед.
Воскресное утро началось не так, как мы планировали. Вместо желанного валяния в постели допоздна и просмотра фильма, который посоветовала Виола, нас разбудил звонок мамы Любавы, которая уже выехала к нам в гости.
Отношения с мамой у Любавы были не простые. Они очень любили друг друга, но любой их разговор, даже пустяковый, чаще всего заканчивался на повышенных тонах. В конечном счете, мама всегда поддерживала Любаву и помогала ей всеми силами, но только после обязательной порции нравоучений и нотаций. Она всё ещё пыталась воспитывать дочь, а воспитание в её понимании – это несколько раз ткнуть носом в ошибку, чтобы больше её никогда не захотелось повторить, а после уже пожалеть и приласкать. От этих маканий лицом в лужу Любава порядком устала. И теперь, когда они давно уже жили порознь, виделись не чаще раза в месяц. Потом не выдерживала Анна Геннадиевна (мама) и приезжала посмотреть, как тут её чадо поживает.
Её визиты обычно случались спонтанно, если не считать предупреждением звонок по телефону с фразой «доченька, буду у тебя через пятнадцать минут, встречай».
За эти 15 минут Любаве следовало привести в порядок и себя, и квартиру. Мама всё равно найдёт к чему придраться, но всё же хотелось свести поводы к минимуму. Даже я, зная о приезде Анны Геннадиевны, принимался с особым усердием умываться, не выношу критики в свой адрес.
Ровно через 15 минут во входную дверь постучали. Анне Геннадиевне не нравилась мелодия нашего дверного звонка, и она демонстративно игнорировала его существование. И каждый раз, ожидая её и в панике моя пол одной рукой и вытирая пыль – другой, Любаве приходилось постоянно прислушиваться, чтобы не пропустить деликатный стук.
Любава впустила маму, вручила ей тапочки и помогла снять шикарное пальто из тёмно-серой шерсти со вставками кожи и меха нерпы. Они проследовали на кухню.
– Чем угощать будешь? – тоном барыни осведомилась гостья. По правде сказать, не только тон, но и манеры, и осанка, и в целом поведение выдавали в Анне Геннадиевне, как минимум, герцогиню, а никак не дочь швеи и слесаря, которой она являлась.
– Чаем! – бойко ответила Любава.
– А к чаю? – лениво протянула мама.
– Мёд, варенье, могу бутерброд с сыром сделать, будешь? – затараторила дочь.
– Нет, спасибо – недовольно ответила женщина, – могла бы и торт испечь к моему приезду, не так уж часто и видимся, – заключила она, и скрестила руки на груди.
– Обязательно бы испекла, если бы ты предупредила о встрече хотя бы вчера вечером, – начала закипать Любава.
Уж не знаю, чем бы закончилась эта перепалка, но я в целях сохранения мира и спокойствия в доме появился на глаза Анне Геннадиевне. Радость, восторги умиления, объятия, цветы. Хм, ну с цветами я перестарался, но всё остальное было. Мама радостно схватила меня на руки и начала тискать. Эх, чего не сделаешь ради любимой хозяйки. Анна Геннадиевна растаяла от общения с несравненным мной и согласилась на бутерброд.
Конец ознакомительного фрагмента.