1
Шесть недель спустя
– Вы что, издеваетесь?
Я говорю это вслух, потому что это просто немыслимо: еще нет восьми утра, а уже такая жара и с меня пот льет ручьем. Шорты замялись в самых неожиданных местах, а вместо обтягивающего топа стоило надеть более свободную футболку. Совсем недавно этот наряд так круто смотрелся в зеркале, а теперь явно выглядит не лучшим образом. В воздухе парит, и трудно дышать.
По крайней мере, можно не спешить. В Авентуре средняя школа всего в шести кварталах от дома. Да я туда и не очень-то тороплюсь. Утро явно не задалось. Эрик еще до рассвета начал баловаться со своим вертолетом с дистанционным управлением, и эта штуковина с жужжанием залетела в мою комнату и врезалась в меня в тот момент, когда я подняла голову от подушки, чтобы ее взбить. Было очень больно.
Я громко завопила, когда вертолет, отскочив от моей головы, приземлился на одеяло, крутясь и подпрыгивая. Я и так уже довольно паршиво себя чувствовала. Последнее время у меня часто такое настроение. И самые тяжелые минуты – между сном и пробуждением.
Когда я сплю, он жив.
Когда я не сплю, я притворяюсь, что он жив. Я обманываю себя, что он не умер, а просто в командировке. Как обычно.
Но на грани сна и бодрствования, когда чувства мои только пробуждаются… Бац, и осознание обрушивается на меня, прямо как вертолет Эрика. Его больше нет! И никогда не будет. Перед моими глазами возникают ужасные сцены автокатастрофы, которые я постоянно гоню от себя – и днем и ночью.
А сейчас я страдала не только от душевной боли, но и физической. Такую боль обычно можно снять только большой дозой ибупрофена.
– Отем, – возмущенно сказал Эрик, забегая в комнату и поднимая свою игрушку. – Ты испортила мою аэросъемку! Вот спасибо тебе большое!
– Съемку? – Я смотрела, как он отсоединяет одну из маленьких навесных камер от вертолета. – Ты серьезно? Ты что, снимал меня во сне?
– Мама велела мне тебя разбудить. Ты не слышала будильника. – Он поднял с пола носок, который я оставила валяться на полу, и, как заправский баскетболист, забросил его в корзину для грязного белья. – Опа! Фоллз в своем репертуаре!
Вот и неправда. Я вообще не заводила будильник.
Я сильно зажмурилась, чтобы унять пульсирующую головную боль. Мой брат был сейчас похож на мальчишку из рекламы овсянки: такой же голубоглазый и беззаботный, готовый начать день со здорового и хорошо сбалансированного завтрака. Меня даже затошнило от этого зрелища.
– Как ты можешь быть таким счастливым? – выпалила я.
– Что?
– Ты что, не боишься первого дня в новой школе?
– Нет, – ответил он.
– А надо бы, – сказала я, прищуриваясь. – Там все дети незнакомые. Что, если ты никому из них не понравишься?
– Понравлюсь, – уверенно заявил он, но в его глазах мелькнула тень сомнения. Я почувствовала проблеск триумфа.
– А может, нет? – я холодно взглянула на брата. – Сейчас середина учебного года. Все уже передружились между собой. Может, они подумают, что новенький – какой-то извращенец, который занимается странными вещами. Например, снимает людей во сне. Никто не захочет иметь с тобой дела.
Эрик безмолвно открыл рот, а уверенность в его глазах начала постепенно таять. Я была довольна собой… До того момента, пока он не развернулся и не пошел прочь, низко опустив плечи.
И тогда я поняла, что вела себя – и веду! – как самое отвратительное человеческое существо во всей Вселенной.
Потому что мои слова на самом деле отражали то, что чувствовала я сама. У моего брата все будет хорошо. Именно со мной никто не захочет общаться. Именно я не смогу влиться в коллектив.
– Эрик, подожди! – позвала я, испытывая стыд за себя. – Ты забыл свою камеру!
– Она мне не нужна.
– Эрик! – Я потом заглажу свою вину. Не то чтобы мне хотелось издеваться над Эриком, просто он справлялся с ситуацией значительно лучше, чем я.
Я схватила с тумбочки свой телефон и послала Дженне сообщение всего из двух слов: «Я – ОТСТОЙ».
Затем я поплелась в ванную и осмотрела себя в зеркале. В центре лба у меня надулась огромная красная шишка. Прямо посередине шишки шла глубокая царапина, и в результате мое опухшее лицо больше всего напоминало обезьяний зад.
После душа отек стал еще больше и смотрелся просто ужасно. Я вернулась в комнату, где на моей кровати меня ждала мама.
– Знаю, – сказала я в ответ на ее укоризненный взгляд. – Я отвратительная сестра.
Она молча взбила мои подушки, и я присела с ней рядом. Я немного выше ее, что по-прежнему кажется мне немного странным. Как будто из-за этого именно я должна заботиться о ней, а не наоборот.
Она обняла меня, и я положила голову ей на плечо.
– Мне нужно идти в школу?
– Вообще?
– А «никогда» может рассматриваться как вариант?
– Ты помнишь, почему папа назвал тебя Отем? – помолчав, спросила она.
– Потому что в глубине души он меня ненавидел?
Только вдумайтесь: Отем Фоллз[4]. Это имя как констатация факта: я недотепа и подвержена сезонным обострениям. Вот Отем. Что она делает? Падает. И тут возникает еще одна проблема. Лето – это жара, пляж, развлечения на свежем воздухе, веселая жизнь. Зима – это уют, снег, горячая еда и приятная сонливость. А осень мотает туда-сюда. Она сама не знает, чего хочет. Это неприятное время года, грязное и неопределенное. И именно в честь него меня назвали. Причем дважды!
Теперь понятно, почему у меня никогда не было Дела? Ничего странного.
– Он дважды назвал тебя в честь времени года, которое считал самым удивительным в году, – сказала мама.
– Он так считал? – спросила я. Мне известна эта история, но я хочу еще раз услышать ее из маминых уст.
– У меня был целый список женских имен, но он хотел назвать тебя именно Отем. Он говорил, что ему понадобится много времени на то, чтобы разобраться в тебе, и что Отем Фоллз подходит тебе лучше всего.
– Разобраться во мне… И это еще до моего рождения.
– Так он говорил. Он говорил, что тебе на роду написано стать Отем, потому что осень так непредсказуема. Она может быть и теплой, и холодной, в ее палитре множество цветов. Даже когда листва увядает и осыпается, она все равно прекрасна. «Осень яркая и интригующая, – говорил он мне. – И такой же будет наша дочь». Я хочу сказать, что ты сильнее, чем думаешь. Идти в школу или не идти – решать тебе. Но мне пора везти Эрика. Я люблю тебя, Отем.
Я упала спиной на кровать с намерением поспать еще… Только глаза не закрывались. Глупость, конечно. Но мне хотелось быть сильной ради папы. Оставалась проблема с шишкой, но немного косметики и правильная укладка челки могли ее решить.
Когда я спустилась вниз, мама с Эриком уже уехали. Минуту я задумчиво разглядывала диван, собаку и телевизор. Мы втроем могли провести отличный денек вместе.
Потом я взяла со стола снимок в рамке. Это была фотография отца, сделанная во время нашей поездки на Бермуды в прошлом августе. Он стоит на розовом песке в позе супергероя. За день до этого он потерял свои солнечные очки, поэтому надел мои, круглые и в стразах. На нем длинные плавки, сплошь покрытые уродливыми карикатурными портретами американских президентов. Вид у него невероятно идиотский, но он счастлив. Смотришь на фотографию, и хочется оказаться с ним рядом.
– Я люблю тебя, папочка, – сказала я.
И вышла из комнаты.
Когда я брела мимо однотипных одноэтажных домов с розовыми крышами и большими панорамными окнами, мне наконец-то пришел ответ от Дженны: «ОТСТОЙ – это не про тебя!» Как же я по ней скучаю!
Я до сих пор не могу поверить, что живу во Флориде. Я была уверена, что после всего случившегося мы никуда не поедем. Но мама решила, что папе хотелось бы, чтобы мы сделали так, как планировали: переехали в том дом, который он нам нашел, и присматривали за Эдди. Я возражала, что после переезда мы лишимся своего дома, друзей и всего привычного. Я и раньше противилась ему изо всех сил, а уж теперь, когда все изменилось… И разве мама, как всякая хорошая мать, не должна стараться сохранить ту минимальную стабильность, которая у нас еще оставалась?
В ответ она расплакалась. Последнее время я явно испытывала свою семью на прочность.
По пути в школу, буквально в квартале от дома, на дорогу передо мной выходит парень моего возраста с рюкзаком на плече. Наверно, он тоже идет в школу.
Он шагает прямо передо мной, и я невольно рассматриваю его. На нем шорты до колен с кучей карманов и красная футболка. Темные волосы на затылке коротко пострижены. Но что действительно приковывает к себе взгляд, так это его шея – она почти такая же красная, как его футболка. Должно быть, он забыл помазать ее кремом от загара, потому что она явно сгорела. Видимо, парень относился к тому типу людей, которые легко сгорают на солнце. Его руки и ноги такие же бледные, как мои, а мне нужно наносить средство от загара с повышенным уровнем защиты SPF 100+, если предстоит даже ненадолго выйти из дома.
Неужели у меня такая же бледная кожа, как у него? Он почти прозрачный. Я вытянула руку вперед, пытаясь сравнить ее с цветом его ног. Он был на расстоянии вытянутой руки. Может, если подойти чуть-чуть поближе…
Но только я ускоряю шаг, как он внезапно разворачивается мне навстречу.
– Либо ты частный детектив, упавший мне на хвост, и тогда я готов немедленно расколоться и поведать тебе все, что тебя интересует. Либо ты тоже направляешься в Авентурскую среднюю школу, и тогда с моей стороны было бы ужасно невежливо идти к тебе спиной всю оставшуюся дорогу.
Он мне сразу понравился. Частично потому, что он веселый и уверенный в себе, а частично потому, что он – мой бледнолицый брат в мире людей с золотым загаром.
– Я иду в Авентурскую школу, – говорю я. – Отем Фоллз.
Он смотрит на меня с недоумением, и я решаю уточнить:
– Меня зовут Отем Фоллз. Я вовсе не собиралась сообщать тебе о наступлении осени.
– Зло ем флот, – произносит он в ответ.
– Что?!
– Это я составил из букв твоего имени. А меня зовут Джей-Джей Остин, и, к сожалению, никакой приличной анаграммы[5] из этого не составишь. Если бы в моем имени была хотя бы еще буква «К», могло бы получиться «Джей – не джойстик», но, поскольку ее нет, ничего не выходит.
– Увлекаешься анаграммами? – спрашиваю я, когда мы продолжили свой путь вместе.
Он кивает.
– Я вообще люблю играть в слова. Анаграммы, кроссворды, акростих[6], «Мешанина»[7]…
– «Мешанина»?! Разве в него играют те, кому еще не исполнилось восемьдесят?
– Да, если ты член моей семьи. Это то, чем мы занимаемся вместе. Понимаю, звучит странновато, но это наше общее дело.
– Семейное дело? – переспрашиваю я, так как это произвело на меня впечатление. – Я и не знала, что это возможно.
Я делюсь с ним своей теорией на этот счет. И добавляю, что общее занятие, Семейное дело, может стать приятным дополнением к моему трактату по теме. Я провела с Джей-Джеем каких-то пять минут, а уже на него запала. Надеюсь, у нас будут в школе совместные уроки.
Мое новое учебное заведение представляет собой низкое, распластанное по земле здание, окрашенное в очень причудливый оттенок лилового цвета. Вдоль самой длинной стены гигантскими бирюзовыми буквами красуется надпись «Авентурская средняя школа». Здание построено в виде подковы с широкой и ровной лужайкой посредине. Сейчас она вся заполнена людьми, которые кидают друг другу тарелку фрисби, перебрасываются футбольным мячом и просто слоняются туда-сюда.
Может, знакомство с Джей-Джеем – хорошая примета? Может, я так же легко сойдусь со всеми остальными? Возможно, к началу следующей недели – а может быть, и к завтрашнему дню – у меня уже будет свое собственное место на этой площадке, где новые замечательные друзья будут приветливо встречать меня и тусоваться со мной до начала уроков.
– Не подскажешь, где кабинет директрисы? – спрашиваю я, когда мы входим в здание. Слава богу, внутри работает кондиционер, хотя уже поздно: я не глядя в зеркало знаю, что мою прическу уже не спасти. – Мне нужно ей представиться.
– Конечно. Это в конце коридора. Твоя семья сюда перебралась недавно?
Я предпочла бы, чтобы мы не затрагивали эту тему. Она неизбежно приведет к разговору о папе, а значит, к широко распахнутым глазам с сочувствующим выражением из серии «бедняжка, даже представить себе такого не могу!». Снова появится мучительное ощущение невосполнимой потери, которое, подобно вакууму, затягивает в себя все и вся.
– Да, пару недель назад.
Я боюсь, что он начнет задавать мне вопросы, поэтому увожу его от темы просьбой составить анаграммы из названия моего города «Стиллвотер» (получается «Трест воли»), «Школа Авентура» («Шкура вола – не та!») и «Слишком уж жарко!» («О! Жук жрал с шиком!»). К этому моменту мы уже подошли к директорскому кабинету. Его огромное окно выходит прямо в коридор, но сейчас жалюзи на нем плотно закрыты.
– Хочешь, подожду тебя? – предлагает он. – Я могу проводить тебя в твой класс.
– О! – Я не ожидала такого предложения. – Я справлюсь. – И начинаю оттягивать свой топ, чтобы немного охладиться.
– Понял.
На самом деле, я бы очень хотела, чтобы он подождал меня и проводил в класс, но не хочу, чтобы он услышал то, что может сказать директриса. Если она заговорит о папе, может получиться очень неловко.
– Ну тогда… Ммм, еще увидимся? – произношу я.
– Конечно. Увидимся. – Он разворачивается и уходит прочь по коридору. А потом вдруг поворачивает голову, чтобы бросить через плечо: «С виду – имя!», что, как я понимаю, должно быть анаграммой от «увидимся».
Когда он отходит, я начинаю рыться в своей огромной сумке, нахожу телефон и посылаю Эрику сообщение: «Извини меня за сегодняшнее утро! Дети в школе полюбят тебя».
Он немедленно отвечает: «Я это знаю. Я клевый».
Иногда мне так хочется быть моим братом!