Эпизод 5. 54-й армейский корпус
Пока я ехал домой, на каждом светофоре меня так и подмывало взять в руки перевод, однако, куда комфортнее читать на кухне, так сказать, в спокойной обстановке, не отвлекаясь ни на какие другие дела.
Маруська уже ждала меня, сидя посреди коридора. Когда я открыл дверь, встала, мяукнув, и не спеша отправилась в комнату. А еще говорят, что кошки «гуляют сами по себе». Нам достался экземпляр, выпадающий из общих представлений. Невероятно социальное существо, практически ни минуты не проводящее «вне коллектива». Если, конечно, дома нет посторонних. Наша болтливая Маруська постоянно забирается на колени, если кто-то присел на диван или на стул; если же хозяин или хозяйка ложатся спать – тотчас устраивается на груди.
14 лет назад всего за 100 рублей мы с женой купили нового члена семьи (это звучит, конечно, странно, но так оно и есть). Самым удивительным для нас фактом стало то, что с некоторых пор она (Маруська) всегда ждет меня, когда я выхожу покурить на лестницу. Возвращаюсь, открываю дверь – уже сидит столбиком в ожидании, и как только зайду в квартиру, обязательно мяукнет, не торопясь двинувшись туда же, куда и я.
Предвкушая дальнейшее чтение перевода, я быстро скинул куртку, оставил в коридоре портфель и заглянул в спальню, снимая джемпер.
Жена, лежа на кровати, болтала с кем-то по Скайпу.
– Чего так поздно, – спросила она, – где был?
– На встрече. Поесть чего-нибудь имеется?
– В холодильнике – пшенная каша.
– С кем ты там болтаешь?
Катя вздохнула:
– А-а-а… С Кузиной. Представляешь, у них собака поймала на пруду дикую утку и принесла домой щенкам. Пять минут – утки нет.
– Так то же охотничья собака – сразу видно.
Она снова застучала по клавишам.
– Иди, ешь.
Пшенная каша – это я люблю!
Поставив чайник, я достал тарелку с кашей из микроволновки и начал читать с того места, на котором остановился перед уходом от Сергея Николаевича.
Буду сразу говорить о главном. Вспомним мифологию. Конечно, вы читали «Песнь о Нибелунгах». Или… нет? Детали опустим, чтобы не терять времени. Вопросы – по ходу рассказа или потом. Напомню содержание, чтобы все встало на свои места.
Итак, верховный бог наших предков Один был владельцем меча «Нотунг». В те времена даже оружие имело имена. Меч обладал волшебной силой даровать своему хозяину непобедимость. Зигмунд был сыном Одина, и «Нотунг» достался ему после того, как он выхватил его из ствола огромного дерева, когда на семейном пиршестве Один, загнав меч в дерево по самую рукоять, сказал, что достать оружие сможет только достойный. Это было родовое дерево, и каждый из родственников мужского пола попробовал вынуть меч, но сумел только Зигмунд. Меч был необычный, как я говорил, однако, помимо волшебных свойств, была ещё одна особенность – его нельзя было использовать в личных интересах.
Как вы, вероятно, помните, у Зигмунда возник конфликт с королем викингов Люнгви. Конфликт был связан с женой Зигмунда – Хьердис, которая предпочла выбрать в мужья Зигмунда, а не Люнгви. Зигмунд был старше Люнгви, и предпочтение Хьердис было непонятно викингу. В конце концов, Зигмунд и его молодая жена сыграли свадьбу, жили в согласии и, конечно, в достатке, ведь Зигмунд был вождем.
Люнгви не простил Зигфриду женитьбы и, улучив удобный момент, напал на него. Зигмунд в бою фактически преследовал личные интересы – сохранить жену и богатство, которым владел. Ведь противник претендовал и на первое, и на второе. Лишить Зигмунда жены и богатства – вот цели, которые преследовал Люнгви. В разгаре битвы, в которой Зигмунд был неудержим и беспощаден, когда победа была уже близка, появился Один и метнул в Зигмунда свое копье.
Теперь о копье, которое играет в этой истории немаловажную роль. Оно тоже не простое, как, впрочем, все, чем владел Один.
Мы остановились. Я закурил и сказал:
– Давайте постоим. Мы слишком близко подошли к охране, я не хочу, чтобы они слышали, о чем мы говорим.
Дав прикурить Генриху, я продолжил свой рассказ.
– Копье «Гунгнир» поражало любые доспехи, любую цель – ничто не могло ему противостоять. Кроме того, посланное в противника, оно всегда возвращалось назад, к своему хозяину. Его выковали два гнома – братья Ивальди. Отличные кузнецы, братья этим подарком хотели продемонстрировать богам мастерство подземного народа.
Итак, Один бросил копье в Зигмунда, но Зигмунд ударом меча сумел отбить его, однако, Нотунг от удара о копье сломался. Так Зигмунд потерял божественное покровительство, и, в конце концов, сражаясь обломком меча, был смертельно ранен.
Победа не принесла Люнгви богатства. Не досталась ему и жена противника. Сокровища Зигмунда были заранее хорошо припрятаны, а Хьердис спряталась сама. После боя она нашла умирающего Зигмунда и подобрала обломки меча. Зигмунд перед смертью сказал, что их сын, который должен вскоре родиться, выкует из этих обломков новое оружие, с которым покроет себя неувядающей славой.
Со временем другой мистический персонаж – гном Регин, выковал из обломков «Нотунга» новый меч – «Грам» для Зигфрида, сына Зигмунда. Кстати, гном Регин был наставником Зигфрида. Металл «Нотунга» и контакт с копьем Одина придали «Граму» чудесные качества – его владелец должен был совершить множество подвигов…
Кстати, интересный момент в этой истории. Обратите особое внимание на кузнеца, который создал меч «Нотунг». Имя его – Веланд. Вам оно ничего не напоминает? Вспоминайте. Гёте. «Фауст». Правда, там звучало другое имя – Воланд. А вот еще одно созвучное двум другим – Фаланд. Так называли черта наши предки. Стоит отметить, что у многих народов черт достаточно часто появляется в кузнице.
Веланд – знаменитый кузнец. Возможно, он принимал участие и в изготовлении других магических мечей, кто знает… В свое время он учился мастерству у кузнеца-наставника Мимира и гномов с горы Каллав. «Нотунг» – это его, скажем так, наиболее значимая работа.
Вы спросите, зачем я рассказываю эти «сказки»? Я бы не стал утверждать с абсолютной уверенностью, что все, о чем я вам вкратце сообщил, вымысел. Нет. Все предания базируются на реальных событиях. Весьма вероятно, что события эти с течением времени искажены настолько, что стали похожи на сказку. Впрочем, если вы, как пример, возьмете Библию, то будьте уверены в том, что эта книга, события в которой также имеют определенно мистический характер, не является копией изначальной рукописи. Многократный перевод и адаптация сделали свое дело. Ведь одно или два неправильных по смыслу слова могут изменить все содержание, или… впрочем, я отвлекся…
Видите ли, коллеги, ни меч, ни копье сейчас нас не интересуют. Продвижение германских войск на восток – дело времени, и поиск других артефактов – задачи других экспедиций. Нам интересен именно этот, скажем так, амулет. Да, пусть будет – амулет. Ведь он таким стал.
Изначально амулет был навершием меча. После смерти Зигфрида судьба меча точно неизвестна. В одном варианте меч захоронен вместе с владельцем, по другому – достается одному из врагов Зигфрида. Здесь уже вопрос интерпретаций истории.
Каким образом навершие или, иначе, «яблоко» начало свой путь отдельно от остальной части меча – остается загадкой. Скорее всего – меч был каким-то образом сломан, разрушен. Далее, навершие использовалось как магический амулет. Да, амулет воина, человека активного и решительного. И раскрывается он человеку, обладающему изначально именно такими достоинствами. Амулет лишь усиливает их и позволяет добиться результата даже в самых сложных ситуациях. На навершии есть рисунок – руноскрипт, один из составляющих знаков которого Tiwaz[23]. Как всякий настоящий немец, как члены нашей организации, вы, конечно, изучали рунологию – значит, знаете, что означает руна Tiwaz… Но руноскрипт – это связка дополняющих друг друга рун…Были еще две…
Мы услышали звук мотора подъехавшей сзади машины…
24 июля 1941 г.
Ночевали в комендатуре Калараш Тырг. Ночь выдалась спокойная, прошел дождь. Утром, после плотного завтрака выехали на Кишинев. Жара несколько спала, дождем прибило пыль, и можно было ехать с открытым верхом машины.
Население возвращается в деревни, восстанавливают дома, разбирают завалы. Начинают функционировать гражданские государственные учреждения. Лучшие здания в центральной части населенных пунктов, наиболее сохранившиеся, заняты под примарию, суды, комендатуры, жандармерию. На каждом из таких домов – вывеска на румынском языке. Все русские надписи замазываются краской или забеливаются.
В районе Буковец через железнодорожный переезд выехали на новую дорогу, параллельную железнодорожной линии. Наше движение на некоторое время было прервано налетами авиации противника. Несколько румынских грузовиков из следовавшей попутно небольшой колонны были разбиты. Для нас, к счастью, все обошлось – люфтваффе вмешались вовремя.
Обедали в Страшень у начальника жандармерии, который рассказывал за столом о партизанах, активизировавшихся в неглубоком тылу сразу после отхода большевиков. Были случаи травли лошадей и поджогов складов с горючим. По имеющимся данным, в зоне, занятой румынскими войсками, было оставлено для подрывной работы более сотни партизанских отрядов и подпольных организаций. Начальник жандармерии сообщил также, что после издания 9 июля декрета маршала Антонеску о расстреле партизан на месте, о зачистках в лесах и о работе с местным населением, активность партизан несколько снизилась, но случаи нападений, тем не менее, имеют место. Он рекомендовал нам ограничить самостоятельное ночное передвижение и усилить охрану.
Выехали после 15 часов.
Прибыли в Кишинев вечером, засветло. Город серьезно пострадал. Центральная его часть значительно разрушена как огнем румынской артиллерии, так и взрывами отступавших советских войск. Въезжая в город, отметил для себя множество глинобитных домов под соломенными крышами. Освещения на улицах нет, как и централизованного водоснабжения. Для освещения государственных и военных учреждений используются автономные установки энергоснабжения, либо просто керосиновые лампы.
С 21.00 действует комендантский час.
Мы разместились в старой части города, в доме, пострадавшем лишь частично. После боев 16 и 17 июля в Кишиневе идут восстановительные работы – улицы очищают от мусора, разгребают завалы.
Ужинали у коменданта. Отличное вино и здоровая еда.
25 июля 1941 г.
Проснулись в 6 утра. Ночью была слышна далекая канонада – фронт уже близко.
Завтракали у себя. Водитель поджарил яичницу с колбасой, пили какао.
Немецких подразделений в городе мало, все ушли на восток или находятся севернее Кишинева. Правда, есть СС, но эта айнзацгруппа занимается в основном евреями. Не наш профиль.
После завтрака отправились к соотечественникам – в комендатуре нас ждут.
– Заходите, господа! – майор встал из-за стола и направился навстречу, – рад вас видеть! Штурмбанфюрер Эйке, прошу простить меня за неудобства, ведь мы только несколько дней как заняли город, помещение еще не обставлено, впрочем, мы здесь ненадолго… Да, я не представился… Майор Цолер, офицер штаба 54-го Армейского корпуса. Коньяк?
– Благодарю вас, майор, – я улыбнулся, – коньяк… неплохо. Мы не пили коньяк уже несколько дней.
Майор рассмеялся:
– Несколько дней – это срок! Я угощу вас отличным французским коньяком и кофе. Что скажете насчет кофе? Отличный кофе…
– С некоторых пор, после Индокитая, лично я предпочитаю зеленый чай, но с этим, вероятно, у вас трудности, – заметил я, – поэтому кофе вполне достойная замена. Познакомьтесь с моими спутниками – оберштурмфюрер СС Генрих Тилль, гауптштурмфюрер СС Отто Унгарт.
– Очень приятно! Я получил распоряжение из штаба армии относительно вашей миссии. Моя задача – оказать вам всемерное содействие. Кстати, в городе работает ваш коллега – штурмбанфюрер СС Пауль Запп. Вы в курсе? Нет? Присаживайтесь, я сейчас, – майор указал открытой ладонью на стол и стулья в центре кабинета и быстрым шагом направился к двери. – Рейне! Четыре кофе ко мне в кабинет!
Вернувшись, он подошел к шкафу, достал оттуда бутылку коньяка и четыре маленькие рюмки, затем разлил коньяк и жестом предложил:
– Прошу, господа…
Мы выпили. Цолер пододвинул пепельницу:
– Курите…
– Благодарю вас. Майор, вы не могли бы ввести нас в курс происходящего? Нас интересует эвакуация советов и обстановка на участке фронта в районе Дубоссар.
– Пожалуй… Начнем с эвакуации. Согласно нашим данным, сразу после начала боевых действий органы власти отдали указания относительно организации тыла и недопущения самовольной эвакуации населения. В целях борьбы с нашими разведгруппами в последних числах июня были созданы 63 истребительных батальона из числа сотрудников НКВД, а вскоре около сотни партизанских групп – для ведения подрывной деятельности в нашем тылу. Это были не полноценные отряды, а лишь их основа – 3–5 человек из числа советского партсостава, которые должны были в дальнейшем сплотить и организовать группы людей. Однако не всем это удалось, если не сказать, что, в основном – мало кому удалось. Один год советской власти, работа репрессивного аппарата, ну и, конечно, пассивность населения, нежелание людей вообще воевать на какой-либо стороне создали определенные трудности для формирования диверсионных групп большевиков. В конце концов, наше стремительное наступление практически парализовало их деятельность – они не успели организоваться! В этом преимущество блицкрига.
В то же время, при запрете самовольной эвакуации начался отток большевистских руководителей на восток. В этой связи жизнь в населенных пунктах была частично дезорганизована, среди населения отмечались панические настроения. Есть информация, что мобилизованные в Красную армию бессарабцы оставляли оружие и дезертировали, чем вызывали недоверие у командиров уже только местом своего призыва. Эта информация частично подтверждается оперативными документами разбитых или отступивших советских подразделений.
В начале июля началась эвакуация людей и материальных ценностей. В первую очередь эвакуировали инженеров, служащих, квалифицированных рабочих. И, наконец, 6 июля, в соответствии с приказом большевиков, начался вывоз «…ценностей, скота и населения из МССР». Да, господа, такое «веселое» постановление… Ценностей, скота и населения… В порядке приоритетов. Штаб эвакуации возглавил Ильинский – председатель местного совнаркома.
В кабинет принесли кофе… Его нежный аромат смешался с ароматом коньяка…
Майор взял чашку и продолжал, закуривая:
– Следуя этому приказу, все основные дороги на Криулень и Бендеры были очищены от беженцев для нужд эвакуации имущества – беженцы уходили второстепенными путями. Для эвакуации имущества специально были наведены мосты и переправы. Советам действительно удалось вывезти значительное количество ценностей и продовольствия.
Благодаря работе наших агентов, да и в результате действий советской власти во время эвакуации, нам «совместно», – майор улыбнулся, – и я это с удовлетворением отмечаю, удалось «организовать» в отдельных населенных пунктах настоящий хаос. Перестали работать магазины, электросети и другие элементы инфраструктуры. Началось мародерство. Советы, пытаясь как-то стабилизировать положение, совершили еще одну ошибку – приняли решение, начиная с 8 июля 1941 года, запретить всем лицам переход через Днестр без особого разрешения НКВД. Это сыграло нам на руку. Люди брали переправы штурмом. Вот то, что касается эвакуации. Повторим коньяк?
– Благодарю вас. Меня интересует вывоз из республики исторических ценностей.
– К сожалению, я не готов ответить на этот вопрос с необходимой компетентностью. У меня нет достоверных данных, но могу предположить, что все, представляющее ценность, советы вывезли.
– Хорошо. Вернемся к этому вопросу чуть позже. Давайте перейдем к обстановке на фронте.
– Вас интересует участок в районе Дубоссар, насколько я понял?
– Да.
Цолер откинулся на спинку стула и затянулся сигаретой.
– Если партийное руководство республики допускало существенные ошибки в своих действиях, то о военных я этого сказать не могу. Они сражались достойно. Наши союзники, – майор улыбнулся, – оказались неспособными в полной мере противопоставить большевикам свой напор и решительность при проведении боевых операций. Впрочем, это входило в наши планы, я имею в виду затяжные бои. Южный участок восточного фронта необходимо было сковать до тех пор, пока мы не выйдем на оперативный простор на центральном и северном участках. И нам это удалось. Теперь над частями Южного фронта русских нависает угроза окружения с севера, и они начали организованный отход за Днестр. За Днестром – «линия Сталина» [24], и румынам ее не взять. Наступил наш черед. Завтра начнем форсировать Днестр. На интересующем вас участке уже сосредоточены две дивизии. Мы взломаем здесь оборону так же, как взломали ее севернее по Днестру. Еще кофе?
– Кофе? Пожалуй, кофе у вас замечательный. Откуда, если не секрет?
– Ну что вы, какой секрет! Друзья из африканского корпуса балуют меня. Знали бы вы, какой кофе варят бедуины! Мне довелось бывать там. Момент – сейчас все организую…
Майор направился к двери, отдал распоряжение, о чем-то переговорил и вернулся к столу.
– Кстати, сейчас восточный берег Днестра штурмуют части 50-й и 72-й пехотных дивизий.
– Где именно? – спросил Отто, взяв рюмку двумя пальцами.
– 50-я дивизия атаковала в районе Кучиер, 72-я – в районе Оницкань. Здесь и здесь, – майор достал из папки на столе карту без пометок и указал населенные пункты, – в определенной мере наши действия успешны. Предварительно, 21–22 июля мы провели разведку, забросив несколько разведгрупп на территорию противника. Кроме того, у нас уже были карты размещения огневых точек этого, как, впрочем, и других укрепрайонов по Днестру. Что-то получено от румын, что-то из наших источников. Задачами разведгрупп было уточнение сил противника, диспозиции его частей, огневых точек, данных по которым мы в силу разных причин не имели. Все прошло удачно. Я уверен в успехе.
– Румыны участвуют в операции?
– Пока только артиллерией. Пехотные подразделения в боях не участвуют.
– Вам не нужна поддержка пехоты союзников?
– Господа, в рискованных операциях необходимо быть уверенным в боевых качествах каждого подразделения. Но мы не можем быть полностью уверенными в румынах. В настоящее время наши цели и интересы совпадают, но в дальнейшем… Если вы знаете историю Румынии, то сделаете такой же вывод. Они уже предали нас в первой мировой. Нет гарантий, что это не случится в дальнейшем. Правда, Антонеску – наш человек, но ведь есть еще королевская семья…
В дверь постучали, и Рейне внес поднос с чашками и кофейником. Майор, принявшись разливать кофе в чистые чашки, дождался, пока Рейне покинет кабинет, и продолжил:
– Румыны всегда стремились к расширению территорий. Они претендовали на земли Бессарабии, Венгрии, Болгарии и, надо сказать, в значительной степени им это удавалось. Они всегда занимали сторону сильных, выбирая момент, когда можно получить максимальную выгоду от союзника. Только в первой мировой войне румыны несколько раз меняли сторону конфликта, закончив ее в лагере победителей, хотя Бессарабию и часть Буковины получили при нашей поддержке.
Они успешно пожинали плоды новых территориальных приобретений, воспользовавшись тем, что выполняли роль буферной зоны между странами-победительницами в первой мировой войне и большевистской Россией, и являлись поставщиками нефти для Англии и Франции. Советы никогда не признавали Бессарабию румынской территорией. Впрочем, это в чем-то обосновано, ведь Бессарабия действительно никогда не была вассальной территорией Румынии.
Когда Россия окрепла, ее претензии к Румынии звучали все более угрожающе. В 1938 году король Румынии посетил фюрера для переговоров. Король задал два вопроса: какое государство немцами будет создано на северо-востоке Румынии (имея в виду, вероятно, оккупацию Гитлером Украины), и интересуется ли Гитлер внутриполитическим положением в Румынии. Фюрер ответил, что у него в настоящий момент нет оснований говорить о войне с СССР, что же касается внутриполитического положения и режима в Румынии, то этот вопрос его не интересует. Ответ практически выбил все козыри из рук короля. На самом деле, наша растущая экономика испытывала дефицит нефти, и Румыния, как наиболее близко расположенный ее источник, была нам интересна. Вы не устали, господа? – спросил майор.
– Что вы, – возразил я, – очень интересно.
– Хорошо, продолжаю, – Цолер поднес спичку к сигарете и выпустил струю дыма, – надо сказать, что визит короля был в какой-то степени инициирован англичанами, которые, разрабатывая сложную политическую схему, пытались сохранить влияние на поставки румынской нефти и подтолкнуть Румынию к союзу с нами, ориентируя направление удара такого союза именно против России. Мне известно, что в октябре 1938 года английский военный атташе в Бухаресте Мекнен говорил в одной из личных бесед о том, что желание румын установить близкие отношения с Германией англичане приветствуют.
Майор встал и открыл окна. Струя воздуха шевельнула портьеры и всколыхнула стоящий над столом табачный дым. Он постоял несколько секунд, придерживая створки окна, затем подошел к столу, снова разлил по рюмкам коньяк и продолжил:
– К тому времени король оставил королеву-мать и сожительствовал с еврейкой, которая даже имела некоторое политическое влияние, позволяющее англичанам нашептывать на ухо румынскому королю, – все это бесило фюрера, и он принял решение убрать Кароля II с престола и поставить во главе румынского государства своего ставленника. Да, да, у румынского короля любовницей была еврейка, надо сказать, весьма привлекательная и скрывавшая свое происхождение фамилией Лупеску. Но еврей остается евреем, несмотря на фамилию.
Задачу по смене власти предполагалось решить организацией переворота, в котором главная роль отводилась «Железной гвардии» [25], а мы корректировали и оказывали финансовую поддержку таких действий. Благодаря нашим деньгам, железногвардейцы выпускали газету «Porunka Vremii», девизом которой было: «Жиды – в Палестину». Знаковый лозунг, не так ли? Особенно, если учесть национальность госпожи Лупеску.
Действия «Железой гвардии» способствовали дестабилизации обстановки в стране и неуклонному сближению Румынии с Германией, только уже по нашему сценарию. Дестабилизация в стране осуществлялась как посредством роста националистических и профашистских настроений среди населения, и особенно молодежи, так и методами террора. Железногвардейцы убили ряд государственных деятелей, которые не способствовали сближению наших стран, например – лидера Либеральной партии Румынии Иона Дука, когда он выходил из Зимнего королевского дворца, где король поручил ему сформировать новое правительство после победы на выборах. Следующим был премьер Арманд Калинеску, который попытался ограничить действия железногвардейцев и, наконец, министр иностранных дел Румынии Николае Титулеску – за профранцузскую и проанглийскую политику. В последнем убийстве был использован сильнодействующий яд, которым было пропитано белье министра.
Заявление фюрера об отсутствии интереса к Румынии, как, впрочем, и проводимый в стране террор, задело короля, и, вернувшись в страну, он резко обрушился на железногвардейцев, в результате чего Кодряну и одиннадцать других руководителей и активных деятелей «Железной гвардии» были сначала заключены в тюрьму, а затем казнены якобы при попытке к бегству. Фактически – застрелены в тюрьме. Такая же участь ожидала Антонеску, тогда еще генерала.
Поведение короля возмутило фюрера, и он даже приказал вернуть румынские ордена, полученные им ранее. После этого отношения между странами стали несколько натянутыми. Но наши потребности в нефти все же сыграли определенную роль, и в феврале 1939 года королю было заявлено, что возврат орденов связан напрямую с его нетерпимым отношением к железногвардейцам, но, тем не менее, наступившее охлаждение между странами можно исправить поставками нефти для Германии и заключением экономического договора.
Вскоре соглашение было заключено, а англичане и французы были оттеснены румынами в сторону – как не желавшие дать гарантии и оказать помощь Румынии в интересующих ее вопросах.
Когда русские вступили в Бесарабию, Кароль II вновь обратился к Германии за помощью и с просьбой установить более тесное сотрудничество, с учреждением в Румынии наших военных миссий для реорганизации и обучения по германскому образцу деморализованной в результате последних событий румынской армии. Однако и после этого король не изменил свое отрицательное отношение к «Железной гвардии», хотя и знал, что ее деятельность направляется нами, в лице фон Большвинга, Крюгера, Конради и Шиккерта.
В этой связи, весной 1940 года, фюрер опять оказал давление на короля, отказал ему в направлении в Румынию германских военных миссий и передал венграм Северную Трансильванию, дав таким образом железногвардейцам, как последовательным сторонникам расширения жизненного пространства Румынии, новый повод для усиления пропаганды против короля, которого они объявили виновным в потере румынских территорий.
Наш румынский друг, генерал Антонеску, будучи тогда приверженцем «Железной гвардии», явился к королю с требованием назначить его главой правительства Румынии для исправления ситуаци, сложившейся с венграми, и был арестован.
Мы ответили ультиматумом, иначе это назвать нельзя, об освобождении Антонеску из-под стражи, заявив, что в противном случае просьба об учреждении германских военных миссий в Румынии удовлетворена не будет.
В начале сентября 1940 года Антонеску был освобожден и с нашей помощью стал главой румынского государства, а король вынужден был уехать за границу. Все препятствия были устранены, и в октябре 1940 года в Румынию прибыли наши военная, военно-воздушная, военно-морская и военно-экономическая миссии, которые окончательно подчинили румынскую политику, экономику и армию интересам Германии, а также подготовили Румынию к войне против большевиков.
Однако в январе 1941 года железногвардейцы во главе с Хория Сима[26] подняли путч уже против Антонеску. Путч был подавлен силами румынской армии без привлечения немецких войск, хотя мы были к этому готовы.
Не секрет, что «Железная гвардия» по существу являлась организацией, деятельность которой осуществлялась под руководством СС и напрямую – Гиммлера. А Антонеску оценивался фюрером как «свой человек».
Поэтому конфликт между двумя нашими сторонниками был нежелателен, и, сделав ставку на Антонеску, 120 наиболее активных деятелей «Железной гвардии» во главе с Хория Сима были переправлены в Германию.
Разыгранная карта оказалась, таким образом, козырной – мы сохранили удобное для нас правительство Антонеску и, поддержав кадры «Железной гвардии», дали знать генералу, что, в случае, если он попытается выходить за рамки политики Германии и не станет защищать ее интересы, мы всегда сможем поставить на его место у власти железногвардейцев.
Кстати, экономическое соглашение между Германией и Румынией представляло собой фактически подчинение румынской экономики задачам нашего четырехлетнего плана. По этому договору Румыния должна была поставлять нам ежегодно 4 млн. тонн нефтепродуктов, а также большое количество хлеба, фуража и сырьевых припасов.
Вся румынская промышленность была построена в соответствии с нашими требованиями для производства необходимой нам продукции, главным образом, военной. Мы получили право строить автострады и аэродромы на территории Румынии. С нашей стороны обязательства исполнялись поставками оружия, техники, средств связи и обмундирования, поставкой на румынские авиазаводы необходимых материалов и оборудования. Кроме того, мы направили наших специалистов для руководства и контроля румынской промышленности.
Румыния выполняла поставки, но нам требовалось больше продовольствия. Отмобилизованная армия – это затраты. Конечно, с потерей Бессарабии поставки продовольствия снизились, однако обязательства следовало выполнять, и Румынии пришлось компенсировать недостачу из собственных районов. Бессарабия – это была потеря, и прежде всего продовольствия, что ощущалось. Я не готов сейчас сказать, какое его количество вывозилось из Бессарабии ежегодно, но уверен, что этого бы хватило, чтобы обеспечить нужды, например, нашей 11-й армии. Впрочем, объемы продукции всегда можно отследить по архивным записям. Если это интересно…
– Архивы? Архивы – это всегда полезно… Скажите, майор, – Отто потер висок, – а где в городе был архив? Он же должен здесь быть.
– Действительно, он есть. Здесь недалеко. Если вам интересно, я распоряжусь – офицер проводит вас до места.
– Это было бы весьма кстати. Но разве большевики не вывезли архивы?
– Частично. При боях за город в здание были попадания, разрушения значительны, и часть хранилищ завалена. Вы можете убедиться сами. Документы, относящиеся к деятельности большевистских организаций, которые не успели эвакуировать, мы перевезли сюда, в подвал. Все остальное для нас не представляет особого интереса.
– А мы с удовольствием покопались бы в старых бумагах, – улыбнулся мне Отто, – не так ли, штурмбанфюрер?
Я уловил мысль Отто и даже немного расстроился, что она не пришла в голову мне первому. У нас появился шанс, и этим следовало воспользоваться. Чем черт не шутит…
– Майор, мы хотим посмотреть архив, – сказал я, – как быстро можно это организовать?
– Думаю, в течение получаса.
– Отлично. Давайте, еще по рюмочке. Вы интересный рассказчик!
– Я обязан был ввести вас в курс дела, – Цолер улыбнулся, – возможно, я слишком углубился в детали, но в нашем деле мелочей не бывает, не так ли?
– Конечно. Я предлагаю выпить за наш успех!
Все встали, приветственно подняв бокалы. Зазвонил телефон. Майор выпил, поставил рюмку на стол, извинился и снял трубку:
– Цолер у аппарата…
Каша давно закончилась, а чай остыл. Я просто забыл про него. Сергей Николаевич был прав. Дневник был интересен не только описанием подробностей пребывания в Бессарабии и войны глазами этого Эриха, но, самое главное – целью экспедиции. Теперь появились первые детали поиска, и я решил для себя, основываясь на информации дневника, попытаться параллельно с повествованием собрать материалы по Потемкину, его окружению, в частности, по тем людям, которые относились к ближнему кругу князя.
Я даже собрался, было, начать поиск немедленно, но, поняв, что без надлежащей подготовки он будет совершенно бессистемен, отложил это на ближайшие выходные.
Конечно, затраты на перевод существенны, и впереди еще достаточно страниц, но интрига… Меня зацепило, и я стал перебирать, кого бы можно было подключить к переводу, чтобы разделить издержки. Впрочем, довольно быстро я отказался от этой идеи. Неизвестно, что там дальше, но пока лишь я владею полной информацией, и привлечение кого-либо со стороны означало ее распространение, а этого чертовски не хотелось.
На часах уже было начало второго ночи. Пора в койку, завтра разберемся, как быть дальше.