Глава 2 Простите, немного отвлеку вас. Совершим небольшой прыжок в будущее
Когда я познакомился с Глебом, ему оставалось жить 37 дней. Он вызвал во мне смешанное чувство любопытства и жалости. Он рассказал всё. Если человек знает день и час своей смерти – ему нечего скрывать. Глеб вручил мне память, пытаясь освободиться от прошлого. Глыбы каменных слов с грохотом катились по склону воспоминаний.
Я научил его убивать тюленя одним ударом.
Он показал мне, как можно избавиться от головной боли с помощью обычной воды.
Мы были отшельниками, только я, в отличие от Глеба, по собственной воле ушел от людей и день моей смерти был известен только Богу, в то время как о будущей казни моего друга, знали, как минимум, 5 человек.
Постараюсь рассказать всё, что слышал и видел, но за ранее прошу прощения, если начну жонглировать временем и пренебрегать хронологией, всё-таки я китобой, а не писатель. У нас еще будет время познакомиться поближе.
По ходу повествования будем периодически перемещаться во времени…
Не хочу слишком далеко забегать вперед. Возвращаю вас в недоброе утро 3 августа 2014 года.
***
Глеб присел на край кровати, опустив ноги в высокий ворс дорогого ковра, испытывая что-то среднее между тошнотой и головокружением. Руки стали ватными до такой степени, что при желании он не смог бы сжать кулак. Комната была наполнена запахом дорогих духов и выветрившегося шампанского, но над всем этим маячил навязчивый запах мяты. Руки, губы, воздух вокруг, – всё было мятным, как будто Глеб очутился внутри огромного мятного леденца.
Интерьер в африканском стиле, разукрашенные в пёстрые цвета маски. Коричнево-красные тона сливались в одну общую картину чего-то хищного, теплого.
Глеб смотрел на девушку, изо всех сил пытаясь вспомнить события вчерашнего вечера. На какой-то момент, тщеславие скользнуло по его спине, и проникло сквозь кожу в кровеносные сосуды, показывая, насколько она хороша. Равномерный загар покрывал её упругое тело. Коричневый шёлк одеяла лежал на бедрах, напоминая набедренную повязку. Глеб чувствовал её вкус. Казалось, он пропитался этой девушкой насквозь.
На ковре валялся скомканный банный халат бирюзового цвета. Глеб надел его, и отправился на поиски ванной комнаты. Неприятно-яркое освещение ванной ещё больше усилило в нём отвращение к наступившему утру.
Глеб выдавил зубную пасту на указательный палец и начал чистить зубы, если такую процедуру можно назвать чисткой. Ванная комната была для него, чем-то вроде портала перерождения. Просыпаясь после очередной пьянки в компании незнакомых людей, он чувствовал себя существом из животного мира, пусть и прямоходящим. «Пойду, превращусь в человека» – говорил он всегда, перед тем как принять душ и отмыться от ночной оргии, всякий раз пытаясь очистить память при помощи мыла. Сейчас у него было одно желание: как можно скорее убраться отсюда и надеть свежую рубашку, но для этого нужно, как минимум, найти свою одежду.
Когда Глеб вернулся в спальню, девушка уже не спала. Она сидела на кровати, прикрыв грудь одеялом. У нее были холодные глаза и хрустальные плечи.
– Привет, – сказал Глеб, пробегая взглядом по комнате.
– Не беспокойся, я тоже не помню, как тебя зовут, – равнодушно сказала девушка, поправляя волосы.
«Какая красивая», – подумал Глеб. – «И что она нашла во мне. Такие как я и она никогда не просыпаются вместе. Великое изобретение – алкоголь, он стирает неравенства, позволяя человеку потерять себя, своё место в жизни и перебраться в другой социальный пласт.
– Отвернись, я оденусь, – попросила она, вставая с кровати.
Глеб отвернулся, и заметил, что его одежда лежит у дверей, на выходе из спальни. Не оборачиваясь, он сбросил халат, схватил свои вещи и начал быстро одеваться. Одежда пахла ночным клубом и сигаретами.
– Хочется быстрее сбежать? – вопрос, мыльным пузырем приземлился на спину и разорвался на мелкие капли.
– Нет, – соврал Глеб, – уже можно смотреть?
– Можно.
Потихоньку оживала память:
Короткие джинсовые шорты.
Футболка с надписью «люблю Барселону».
Ночной клуб «Гауди».
Девушка у барной стойки и самый глупый подкат в истории человечества:
«Не хотите поцеловать меня?».
И самый неожиданный ответ – «хочу».
– Меня зовут Ника, и если тебе это интересно, я ни о чём не жалею, – сказала девушка, возвращая похмельное сознание Глеба в реальность.
– Глеб. Я тем более…
– Я в душ. Если не уйдёшь в течение десяти минут – можем выпить кофе, если уйдешь – ещё лучше.
Глеб проводил Нику взглядом, и какое-то время стоял в полной растерянности. Это утро выбилось из общего сценария. Раньше он уходил до того, как девушки успевали проснуться. Явное безразличие к его персоне успокаивало, и он даже засомневался на секунду, не остаться ли на завтрак, но потом быстро опомнился, и решил уйти. Шум разливающейся воды покинул пределы ванной комнаты. Неожиданно по квартире пронесся завораживающий звук классической музыки. Это был двадцатый ноктюрн Шопена – одно из любимых произведений Глеба. Оригинально – Шопен в дверном звонке.
В зал вбежала Ника обмотанная полотенцем. Она не успела высушиться. Её ступни отпечатались на ковре, примяв ворс, и теперь ковер был похож на небольшую полянку усыпанную снегом, на которой появились первые следы.
– Если это мой муж, то он убьёт нас обоих, – тихо сказала она.
Он даже не понял, отчего усилилась тошнота, от появления мужа или от осознания того, что стал героем заезженных анекдотов.
– Ты замужем?!
– Да умник, я тебе вчера говорила.
– Какой этаж? – спросил Глеб.
– Седьмой.
– Тогда будем надеяться, что это соседка…
Звонок повторился.
– Ладно, слушай меня внимательно, – быстро заговорила Ника, – ты курьер, принес это.
Она подбежала к шкафу и достала из него серебристую коробку.
– Что это?
– Мобильный телефон» Верту», – сказал она.
Глеб держал в руке коробку элитного телефона, постепенно осознавая, в какую неприятную историю он вляпался. Ника за несколько секунд успела нацепить какой-то халат, и теперь они готовы были разыграть эту дурацкую сцену, в случае, если за дверью стоял обманутый муж.
Ника резким движением открыла дверь. Подъезд наполнился приторным запахом измены.
– Не помешал? – послышался мужской голос.
Подойдя к двери, Глеб увидел мужчину пенсионного возраста в чёрном костюме. Выглядел он отвратительно: рост примерно 160 сантиметров, непропорционально длинные руки, поражённые оспой щёки, грязные, причесанные на бок волосы и полное отсутствие подбородка. Словно он был ожившей работой бездарного скульптора.
Скульптура сделала вид, что не заметила Глеба и, перешагнув порог, поцеловала Нику.
– До свидания, – выдавил Глеб, выходя из квартиры. Дверь захлопнулась, но здесь он столкнулся со вторым препятствием.
На лестничной площадке стояли двое мужчин спортивного телосложения, с явными признаками невысокого интеллекта. Когда Глеб хотел протиснуться между ними, один из верзил ударил его маленькой кожаной дубинкой. Глеб почувствовал резкую боль в области затылка. Ноги подкосились, и он уперся лбом в грудь второму громиле, наполнив легкие запахом пота. Получив удар коленом, Глеб упал как подкошенный. Порванная бровь была первым источником ярких красок в это утро. Кровь сочилась из раны, пытаясь смыть гримасу боли.
– Вставай, красавчик, – услышал он сквозь гул.
Поднявшись на ноги, он получил ещё один удар чудовищной силы, и теперь к порванной брови присоединился сломанный нос. Глеб снова свалился, чувствуя, что без помощи уже не в состоянии подняться.
– Бери за ноги, – послышался голос сверху.
Открыв глаза, Глеб увидел, что лежит на ковре в уже знакомой спальне. Сброшенный в спешке бирюзовый халат валялся на том же месте. На кровати сидел обманутый муж в обнимку с Никой, и нежно гладил ее по голове. Ника плакала. При виде Глеба она ещё сильней прижалась к скульптуре.
Возле окна стояли верзилы, не давая дневному свету проникнуть в комнату. Глеб присел на ковер, провел рукой по лицу, для того чтобы стереть кровь и оглядеться. Опухоль от сломанного носа расползлась под глазницы, оставив вместо глаз две узкие щели.
– Ой, смотри, кто вернулся, – сказал пожилой, продолжая гладить Нику.
– Андрей, ничего не было, – всхлипнула она.
– Конечно, не было, – сказал Андрей. – Он просто что-то забыл. Может, ты должна расписаться о доставке?
Теперь уже Ника обнимала Андрея так, словно хотела слиться с ним, став единым организмом.
– Иди, кофе свари, – проревел Андрей, швырнув Нику в сторону кухни.
– Мы не переборщили, Андрей Геннадиевич? – спросил один из верзил.
– Немного… хотя нет, в самый раз. Молодцы, – одобрительно вздохнул Андрей, затем обратился к Глебу:
– Раздевайся.
– Это еще зачем, – спросил Глеб, который к этому времени уже стоял на ногах, посреди зала.
– Или сам, или это сделают мои ассистенты.
Глеб посмотрел на верзил. Тот, который стоял к нему ближе, достал раскладной нож и принялся выковыривать грязь из-под ногтей. Монотонный гул в голове лишил его возможности думать и трезво оценивать ситуацию. Бежать он не может, слишком сильно болит голова, и комната калейдоскопом африканских масок плывет перед глазами. Единственная надежда выжить в подобной ситуации – это, так называемая, милость победителя. Глеб снял рубашку и брюки. Он стоял в трусах посреди комнаты и чувствовал нестерпимый холод. Казалось, что температура здесь ниже ноля. Привидение, которое ещё недавно было Никой, появилось в комнате, двумя руками придерживая чашку.
– Сладкий? – спросил Андрей.
Ника кивнула. Андрей пригубил кофе и разочарованно вздохнул.
– Может тебе…
– Заткнись, – она дернулась в сторону – Почему врёшь? Не сладкий…
– Я, наверно, плохо размешала, сейчас, – сказала Ника, бросившись к чашке, но Андрей схватил её за горло своей уродливой рукой, и отбросил в сторону.
– Сам справлюсь, что я, маленький…
Верзилы засмеялись.
– Чем бы помешать кофе, – наигранно задумался Андрей, затем подозвал к себе опричников и что-то шепнул обоим.
Глеб заметил удивление на лице одного из богатырей, и понял, что сейчас произойдет что-то страшное. Скорее, их глаза говорили» зачем???» – именно так, с тремя восклицательными знаками.
Далее, события стали развиваться куда динамичнее: Один из опричников схватил Глеба за шею и принялся душить, а второй, достал раскладной нож и зафиксировал запястье.
Ещё немного и он потеряет сознание, как это происходит на ринге в боях смешанных единоборств, за исключением того факта, что на ринге можно сдаться и выжить. Всё как положено: первые несколько секунд паника, затем наступает ненормальное спокойствие и человек засыпает. Перед тем как отключиться, Глеб почувствовал тепло, разливающееся от пальцев левой руки до плеча.
– Проснись, Ромео, самое интересное проспишь, – услышал он сквозь туман.
Холодная вода частично смыла кровь с лица. Рядом стояла Ника с чайником. Андрей по прежнему сидел на диване и размешивал кофе каким-то предметом.
Глеб увидел, что пальцы левой руки обмотаны багровым полотенцем. Он освободил руку и почувствовал острую боль.
В горле застрял крик.
Наспех забинтованная рука кровоточила. Срезанный мизинец очерчивал круги в чашке Андрея.
– Это называется синдром фрезеровщика, – сказал он, отложив палец в сторону.
Боль обезличила все остальные чувства. Глеб прекрасно понимал, что его жизнь сейчас ничего не стоит, но при этом не испытывал страх.
– Она не причем. Я напоил её.
Он уже мысленно простился со всеми. Глеб никогда не отличался особой религиозностью, но сейчас, перед его глазами мелькали картины страшного суда, на котором помимо прочих грехов, придётся отвечать ещё и за Нику.
– Это правда? – спросил Андрей.
Ника сидела на ковре у ног Андрея. Её лицо не выражало эмоций. В кармане обманутого мужа пикнул телефон. Он посмотрел на дисплей, затем на Глеба, снова на дисплей, как будто сравнивал изображение на телефоне с внешностью своей жертвы.
– Я тебя спрашиваю, – протянул Андрей, схватив ее за волосы.
– Да. Ты убьёшь его?
– А что, тебе разве не плевать, он же незнакомый курьер?
Голова Ники превратилась в маятник.
– Тогда заткнись и вали отсюда. Если через пять минут не исчезнешь, – пристрелю. Квартиру забираю. Здесь всё мое. Кроме одежды ничего не бери.
Ника медленно поднялась и направилась к выходу.
Часто вспоминая то утро, он, практически, ничего не говорил об избиении и отрезанном пальце. Всё это стало для него фоном малодушия. Когда Ника уходила из квартиры, ему хотелось быть на её месте. Уйти, и пусть Андрей сделает с ней всё, что угодно, но только так, чтобы он, Глеб, был к этому не причастен.
После того как она ушла, воцарилось минутное молчание, показавшееся Глебу вечностью. – Скорее всего, обманутый муж избавился от свидетеля, – «думал Глеб», но тут, поведение Андрея изменилось, он как будто бы даже проникся жалостью к своей жертве.
– Ждите за дверью, – обратился он к опричникам,
Снова тишина, словно мир за окном вымер. Немного полежав на диване, Андрей неторопливо встал, потянулся, издал какие-то нечленораздельные звуки и вышел из зала. Через несколько минут он снова появился, неся поднос, на котором стояли два стакана наполненные напитком коньячного цвета.
– Встань, сколько можно на ковре валяться.
– Ты псих, – выдавил Глеб и сделал попытку подняться на ноги, но сразу потерял равновесие и грохнулся на край дивана, разбив рукой светильник на ночном столике.
– Ну, ладно, не хочешь, тогда приляг, я не заставляю. Ты устал, ночь была тяжелая, – сказал Андрей, поставив поднос на пол.
– Ты всё равно убьёшь меня, тварь, чего тянешь, – выкрикнул он в отчаянии, с трудом подавляя в себе желание молить о пощаде.
– Тсссс, – Андрей приложил указательный палец к губам, и помог Глебу принять сидячее положение, подперев его со всех сторон подушками.
Теперь Глеб находился в таком состоянии, когда уже нет сил ни сражаться, ни кричать, ни даже разговаривать. Он просто смотрел на Андрея, точнее, сквозь него, и частично воспринимал информацию поступающую из внешнего мира. Он был уверен, что исчерпал лимит болевых ощущений, и если Андрей выстрелит ему в голову, он ничего не почувствует.
– Вот почему мне вечно снится всякая фигня? – как ни в чём не бывало, спросил Андрей, продолжая культивировать идиотизм создавшейся ситуации. – Понимаешь, Казанова, мне уже тошнит от всякого рода кошмаров. Как же хочется увидеть какой-нибудь удивительный сон, от которого осталось бы послевкусие на долгие годы. Увидеть бы во сне – он на секунду задумался, затем продолжил, – что-нибудь такое – например, я бегу по радуге вслед за единорогом, у которого грива состоит из сладкой ваты и не могу догнать, но иногда мне удается отщипнуть кусочек его гривы и я наслаждаюсь её вкусом на бегу. Кошмары, только кошмары, – это не справедливо, не правда ли – Казанова? – что делать?
– Для начала перестань размешивать кофе человеческими конечностями, – сказал Глеб, с удивлением обнаружив в себе способность шутить.
– Ты мне нравишься, Казанова, – рассмеялся Андрей. – Может, я и не убью тебя… Хотя нет, скорее всего, убью.
Глеб хотел сказать что-то важное, то, что обычно говорят перед смертью. Ничего не придумал, только спросил:
– Позвонить можно? Дочке?
– Аааа, вспомнил про семью, гуляка. А что же ты про жену ничего не говоришь? С ней не хочешь попрощаться?
– Нет.
Андрей достал из кармана мобильный телефон и бросил его Глебу. Сенсорный дисплей вспыхнул ярким светом от прикосновения, и на экране появилась девочка лет девяти, со смешными косичками и большими карими глазами. На мгновение, Глеб окаменел, словно не мог поверить своим глазам, затем на лице у него появилась гримаса злости, которая лавиной прокатилась по мимическим мышцам и застыла в маске ненависти. Глеб ловким движением метнул телефон в Андрея, разразившись проклятиями. Андрей, видимо не ожидавший такого поворота, даже не успел увернуться, и довольно объемный телефон угодил ему в лоб, оставив красную полоску на морщинистой коже.
– Откуда у тебя ее фото?
– Страшно? – спросил Андрей, проводя рукой по лбу.
От бессилия Глеб заплакал. Беззвучно, как плачут потерявшие надежду. Слёзы текли по рассеченному лицу, обжигая ссадины.
– Пожалуйста, не трогай её. Сделай со мной все что хочешь. Ей всего девять лет, не надо…
– Вот, теперь можно и поговорить, – сказал Андрей, протирая шелковым платком ссадину на лбу.
– Я приму любые условия, только…
– Да хватит тебе суетиться, конечно примешь, куда тебе теперь деваться.
Слушай внимательно и не перебивай, я буду объяснять подробно, чтобы даже такой тупица, как ты, понял, что нельзя лезть в постель к чужим женам.
Глеб кивнул.
– Скучно мне. Проблема в деньгах. Видишь ли, я богат, умён, а это страшное сочетание. Деньги умножают печаль – это закон, который работает всегда и везде. Но если человек тупой, к примеру, такой как ты, – он не чувствует умножения. А я вот умный, и с этим надо как-то жить.
Глеб, молча, вслушивался в каждое слово, не рискуя перебить, теперь он думал только о дочери.
– Я понятно объясняю?
Глеб снова кивнул.
– Тебе повезло, сразу убивать не стану. Есть для тебя кое-что интересное. Я, видишь ли, человек со вкусом. Застрелить кого-то и закопать в лесу – это признак дурного вкуса. Ты станешь участником одного эксперимента. Я давно уже ищу подходящего человека.
– Дай слово, что не тронешь дочь, – выдавил Глеб сквозь слезы.
– Это уже зависит от тебя. Будешь выполнять все правила эксперимента, – никто не умрёт, а начнёшь выпендриваться…
– Всё сделаю.
– К делу. Ты отправишься на необитаемый остров, и проживешь там 60 дней. Климат суровый, гостиниц нет, с едой туговато. В общем, все, что поймаешь в океане, – твое.
– Какой еще остров? Зачем тебе это?
– «Мак Мердо» – так называется остров, а зачем мне это – не твоё собачье дело.
– Как я попаду туда?
– Тебе сделают укол, уснёшь, а когда проснёшься, пойдёт отчёт твоего времени.
– А что будет потом.
– Когда время истечёт, я приплыву чтобы убить тебя. Считай, что твоя казнь отсрочена на некоторое время. Правда здорово? На острове нет деревьев, так что построить плот и слинять – не получится. Представляешь, ты будешь ждать приговор, считая дни и выживая в суровых условиях. Ух… какой же я выдумщик… обожаю себя. Чуть не забыл. Если придумаешь способ слинять, я убью всю твою семью. Так что будь мужиком, раз уж вляпался.
За дверью раздался хохот.
– Заходите, – крикнул Андрей, и дверной проём разродился слугами-великанами. – Всё помните?
Новорожденные синхронно подтвердили.
– Тогда действуйте, но предупреждаю, если он умрет раньше времени, я вас собакам скормлю.
Глеб уже не пробовал оказывать сопротивление. Он наблюдал за происходящим со стороны, будто не с ним всё это произошло. Правую руку перетянули ремнём, и толстая игла плавно вошла в вену. Тепло разлилось по всему телу. Невесомость… все болевые ощущения смыло волной удовольствия… Сейчас он любит всех, даже громил, которые только что избивали его. Ковер превратился в сочную весеннюю траву и воздух в квартире наполнился запахом чабреца и мяты. Свет, пробивающийся сквозь занавески, становится тоненькой полоской, а затем, и вовсе исчезает.