2002: Начало
Все начиналось с того, что я агитировал Зяму на поиски приключений. Его авантюрная натура требовала, чтобы жизнь шла своим чередом, чтобы в ней происходили всякие интересные события (истории не сочетается с глаголом происходить), но чтобы при этом не надо было прикладывать особых усилий. На лекциях, вместо того чтобы усиленно конспектировать, я рисовал сюжеты про войну, немецких солдат в форме и с автоматами, в касках на фоне горящих строений. Зяма сидел рядом, слушал лекции одним ухом и смотрел на мои рисунки. На перерывах между занятиями я прорывался в Интернет, заходил на сайты официальных поисковых отрядов России и Украины. Тексты, которые они помещали на страницы, были очень скудными. Зато фотографии и подписи к ним будоражили воображение. Представьте, на фотографии с сайта петербургского отряда вы видите бруствер со свежим отвалом земли, на котором лежит немецкая каска в белом зимнем окрасе, рядом лежит пистолет-пулемет МР-38 без магазина и пистолет Р-08 «Парабеллум». Десятки выкопанных ржавых и пробитых осколками касок немецких парашютистов, противогазные бачки из синей глины в превосходном состоянии, вынутые из этих бачков оранжевые сигнальные полотнища для обозначения переднего края, немецкие кожаные сапоги с подковами, немецкие штыки в ножнах и с кожаными подвесами, осветительные ракеты, стрелковые очки, алюминиевые пряжки cо свастикой и надписью «Gott Mit Uns». Остатки разбитой советской и немецкой техники, вещи из братских захоронений бойцов Красной армии, бумажные вкладыши в солдатские медальоны русских солдат, подписанные инициалами владельцев ложки, котелки и другие личные вещи.
Когда смотришь на все это впервые, то тебя охватывает непонятный трепет. Казалось бы, обычные вещи. Но у них такая мощная энергетика, такие сильные заряды, что хочется смотреть и смотреть, хочется подержать их в руках. А взяв их в руки, кожей ощущаешь вереницу лет, которая пролегла между тобой и теми событиями. Война уже прошла, над Рейхстагом поднялось и опустилось красное знамя Победы, застрелился Гитлер, умер Сталин, дядя Юра Гагарин слетал в космос и вернулся обратно, умер Жуков, умерли тысячи и тысячи участников той войны. Этот магнит кого-то к себе тянет сразу, а кого-то резко отталкивает. Отталкивает тех, кто стремится жить только сегодняшним днем, не пытаясь понять лично для себя причин и следствий. Притягивает тех, кто живет не только в одномерном пространстве настоящего, а еще и помнит то, что было вчера, позавчера, и хочет узнать, что же было на самом деле до его рождения. Ну а война в жизни нашей страны всегда много значила. Сколько было снято фильмов о ней, сколько написано и сколько спето? Люди, чье сознательное детство пришлось на советское время, непременно помнят бесчисленные игры в войнушку, в немцев и русских, как строгали себе ружья и автоматы и носились по двору. А как было здорово выскочить на противника и притворно умереть геройской смертью на глазах у всех. Это игра, которая лежит корнями в нашем русском менталитете.
Образ войны из художественных фильмов, когда орды немецких солдат с автоматами и с засученными по локоть рукавами идут на нескольких оставшихся в живых раненых советских солдат. У немцев сверкают каски, надвинутые на брови, они очередями поливают позиции наших. На заднем плане скрежещут гусеницами немецкие танки. Гибель наших неминуема. Паника и страх, ничто не остановит немцев. Но тут оживает русский пулемет в руках молодого солдатика с рязанской внешностью, он зло и весело стреляет по врагам. Немцы падают на землю, кто-то больше никогда не поднимается, а кто-то в страхе ползет назад. Вот такое геройство, вот такую удаль нам показывали в кино. В детстве обычно веришь всему, но когда становишься взрослым и начинаешь всерьез интересоваться историей, то натыкаешься на множество несоответствий между тем, что ты знал о войне по фильмам и книжкам, и тем, что об этом пишут историки, какие цифры и документы приводят. Не замечать этих несоответствий просто невозможно – слишком велика разница между тем, что у всех на устах в качестве общепринятой «правды» и той правды, которая не выпячивает себя, а проявляется только при пристальном изучении цифр, боевых донесений и даже таких вот фотографий с мест раскопок.
Я уже тогда понимал, что поисковая деятельность – дело очень непростое. Для человека, который никогда не ходил в пешие туристические походы, это просто целый неизвестный мир. Оказалось, что Зяма в школе участвовал в туристическом кружке, ходил с рюкзаком за спиной по всяким маршрутам. А самое главное – его не пугала походная жизнь со всеми ее лишениями и тяготами. Меня она тоже не пугала.
Дело за малым – уговорить товарища поучаствовать в раскопках. Обычно после занятий мы выходили из здания журфака и спускались в подземный переход под Моховой улицей. Покупали пиво в ларьке и стояли, общались. И вот в один такой момент я предложил Зяме:
– Давай тоже как-нибудь съездим на места боев?
– Не вопрос! А куда?
– Да мест полно! Вон они почти до Москвы дошли, 40 километров не хватило, Кремль из бинокля виден был.
– Кстати, да. У меня дача есть под Крюково, там много памятников. Правда, там сейчас много дач. Наверное, нужно искать более глухие места.
– Да места найдем. Я в Интернете видел такое – техника, каски, пряжки, автоматы. Все валяется, а ведь прошло 60 лет. Это под Петербургом.
– Ну, до Питера ехать далеко. Что-нибудь поближе надо смотреть.
– Поближе? Сейчас навскидку: Ржев, Тверь, Наро-Фоминск, Калуга, Тула, Вязьма, Смоленск.
– Ржев? Да, про Ржев я слышал.
– Там более миллиона человек погибло. Бои шли и летом, и зимой.
– Сколько туда ехать от Москвы?
– Да километров 200—250 примерно. Только машина нужна. С вещами и рюкзаками в электричке тащиться, да потом еще по лесу идти до места – никаких сил не хватит. Тебя мама на «Фелиции» отпустит поехать за город?
– Да она-то отпустит. Только вот… Стремно как-то на иномарке ехать. Ну, сам подумай, приедем мы в деревню, там местные на нас посмотрят – номера московские, иномарка. И сразу начнутся всякие вопросы, дай денег на водку, а там недалеко и до проблем. Я на даче на такие разборки насмотрелся.
– То есть боишься ехать?
– Да не то чтобы боюсь. Да и «Фелиция» низкая, это машина для города, а не по деревенским дорогам ездить. Представляешь, застрянем мы там, на пузо сядем и что? Где-нибудь в глухомани окажемся, где телефон не ловит, до деревни далеко. И что?
– Что-нибудь придумаем, можно в деревню сходить, попросить помочь, вытолкать…
– Э, нет-нет. Придут местные, увидят пару москвичей с иномаркой в глуши. Машину заберут и все. А вокруг лес… Стукнут по голове, закопают в овраге, пропадем без вести. Лучше так не рисковать.
– Так что же теперь, вообще не ехать? Неужели только на джипе?
– Да, на Уазике или на джипе. Но джипа нет.
– Эх, ладно. Будем думать.
– Давай думай.
Вот так и начинались разговоры о возможных приключениях. Потом уже стало понятно, что с лопатами в лесу делать нечего. На местах боев сразу после событий ходили трофейные команды, которые подбирали оружие, забирали все мало-мальски ценное. Только крупное железо могло остаться после них. А затем уже после войны в лес приходили местные жители, собирали латунные гильзы от орудий, каски, пустые патронные ящики, одежду, остатки техники – в общем, все, что могло пригодиться в хозяйстве. И через 60 лет в лесу, где шли жестокие бои, где остались еще контуры окопов и блиндажей, уже ничего просто так на земле не валяется. Поэтому для раскопок необходим металлоискатель.