Глава 6
Лабиринта боялись все, даже наставники. Это Ран понял довольно быстро своим обостренным чутьем, что было присуще ему с самого детства. Откуда взялся лабиринт, никто толком не знал, среди учеников Цитадели о нем ходили байки, одна страшнее другой. Поговаривали, что его создал кто-то из наставников лет триста назад. Он начинался за оградой из светлого камня, оплетенной лозой и дикой розой, что никогда не цвела. За невысокой аркой виднелась кладка стены, просматриваясь до самого поворота. Это был первый виток лабиринта, единственный безопасный.
– Как думаешь, что там? – Линт пытался не показать вида, но расширенные при дневном свете зрачки, вытягивание шеи и суетливые попытки заглянуть за ограду выдавали напряжение, владеющее рыжим. Ран пожал плечами. Сам он стоял спокойно, не двигаясь и не пытаясь предугадать, что ждет их в переходах лабиринта. Он не видел в этом смысла – предугадывать. Не обладая даром прорицания и не имея исходных данных, это было напрасной тратой времени и сил. Любое предположение лишь останется таковым, но не приблизит к правде. Поэтому он молча ждал, зная, что кинжал ляжет в ладонь моментально, а сил его мышц хватит, чтобы убить.
Мальчишки у стены нервничали, лишь один стоял смирно, но выглядел не собранным, а оглушенным. Темные глаза мальчика казались переспелыми вишнями, почти по-девчоночьи красивое, смуглое лицо побледнело, став пепельно-серым.
– Смотри-ка, Нерр сейчас в обморок свалится, – преувеличенно громко захихикал Линт.
– Как бы ты сам не свалился, когда на тебя трехголовый монстр попрет, – хмуро отозвался с другой стороны косматый Брант.
– Ничего, я ему количество голов мигом уменьшу, – Линт демонстративно подкинул в руке топорик. Им разрешили выбрать любое оружие, и каждый взял то, что считал наиболее убойным. На взгляд Рана, выбор Линта был неудачным, но, конечно, он промолчал. Здесь каждый сам за себя.
– Эй, девочка, ты платочком запасся? А то ведь плакать начнешь, маму звать! Или вопить, как тогда, под лестницей. Помнишь? Или тебе тогда понравилось? Ну же, красавица, скажи хоть слово, не молчи!
Топорик снова сверкнул гранью на солнце.
Линт мерзко ухмыльнулся. О его неприязни к смуглому Кристиану Нерру знали все, но предпочитали в развлечения чокнутого рыжего не вмешиваться. Все-таки… каждый сам за себя.
Слова Линта оборвал скрип решетки, а пятеро мальчишек у витой створки вздрогнули и подобрались, когда она открылась.
– Всего лишь пройти один круг, – пробормотал Линт, нервно подкидывая на ладони свое оружие. – Только круг. Всего лишь…
– Заткнись, – оборвал его Брант. – Без тебя тошно. Кто первый?
Он обвел взглядом замерших мальчиков.
– Что, все струсили? Все равно ведь придется идти, кто не войдет, того заставят… – он осекся, повернул голову.
Пока он говорил, Ран уже прошел сквозь арку и сейчас уверенно двигался вдоль стены к повороту. Следом за ним неожиданно пошел молчаливый темноглазый Кристиан, побрел, слегка шатаясь и неуверенно трогая рукой кладку ограждения.
Остальные тоже двинулись вперед, нервно озираясь и ожидая нападения.
Но на них Ран не смотрел, он шел, сжимая в ладони рукоять кинжала и внимательно осматривая узкий коридор лабиринта. Прислушался у поворота. И шагнул… в темноту.
Дневной свет померк, вокруг разлилась тьма, в которой лишь камни светились тусклыми зеленоватыми крупинками. И в этой тьме кто-то ждал, смотрел жадно, протягивал белые руки, похожие на стебли растений. Они тянулись со всех сторон, пытались схватить, обвить, сломать… И темный дар Рана на них не действовал, у этих рук не было тел, не было лиц, в которые можно было посмотреть. Мальчик ударил кинжалом первую, вторую, третью… Он бил снова и снова, сжимая зубы и пытаясь пробиться к выходу, что был где-то там, за стеной хватающих его рук. Удалось, и он метнулся в сторону, ударился ногой о торчащий камень, ругнулся, кувыркнулся, снова вскочил. Побежал, уворачиваясь от рук-стеблей, отсекая их кинжалом, пригибаясь и прыгая. На полном ходу вылетел на пятачок за поворотом и остановился так резко, что перехватило дыхание.
У стены стоял Кристиан, а у его ног бился на земле Линт, зажимая колотую рану в боку и пуская кровавые пузыри.
Мальчик поднял голову, посмотрел на Рана темными, как вишни, глазами. Его лицо все еще было бледным, но совершенно спокойным, как бывает у человека, хорошо сделавшего неприятную, но нужную работу. Красивое лицо рассекали уродливые порезы, и кровь заливала рубашку. Два подростка уставились друг на друга, словно звереныши, почти принюхиваясь и оскаливаясь, пытаясь распознать и предотвратить нападение другого.
Ран выпрямился первым. Медленно кинул, пожал равнодушно плечами и прошел мимо, чувствуя, как смотрит ему в спину мальчик.
А на выходе из лабиринта не сказал наставникам ни слова.
Каждый сам за себя. Но иногда молчание становится началом чего-то большего.
Выйдя из купальни, Оникс застыла у двери. Пока она пыталась прийти в себя, ее комнаты вновь заполнились прислужницами.
– Я хотела бы побыть одна, – сказала Оникс, с отвращением разглядывая свои покои.
Никто из женщин даже не повернул голову в ее сторону, продолжая деловито заниматься своими делами: перестилать постель, отдергивать шторы, рассматривать содержимое шкафов и стряхивать пыль с сундуков. И все это – переглядываясь и переговариваясь, словно самой раяны и не было в этой комнате.
– Прошу вас уйти, – Оникс чуть повысила голос, чувствуя себя глупо. На ней была лишь купальная рубашка, с волос капала вода, и чувствовать себя уверенно в таком виде не получалось.
Может, поэтому на нее вновь не обратили внимания. Одна из женщин даже позволила себе усмехнуться.
Оникс прикрыла глаза. Открыла. Набрала воздух. И заорала так, что все прислужницы взвизгнули и подпрыгнули, роняя свои метелки.
– Я сказала – пошли все вон!!!
Старшая, кажется, ее звали Магрет, скривилась, поджав тонкие губы.
– И не надо на нас кричать, мы всего лишь делаем свою работу, – возмутилась она.
– Я хочу, чтобы вы ушли. – Оникс с трудом сдерживалась, чтобы снова не заорать. – Хочу остаться одна!
– Не велено, – вновь поджала губы Магрет.
– Кем не велено?
Прислужницы переглянулись, и Оникс сжала кулаки, ощущая, как поднимается внутри ярость. Небесные! Неужели ее не могут просто оставить в покое? Хоть ненадолго? Да за что с ней так?
– Уходите. – Голос прозвучал сипло. – Прошу вас. Мне надо побыть одной! Мне надо, понимаете?!
– Не велено.
Она открыла рот, понимая, что сейчас снова заорет, что не сдержится, что начнет топать ногами, как торговка рыбой, что просто сейчас убьет кого-нибудь, если ее не оставят одну!
И замерла, потому что дверь скрипнула, а прислужницы, как одна, склонились в поклоне.
– Вам-то что здесь надо? – почти простонала Оникс.
– Милая непосредственность простолюдинки, – усмехнулся советник Итор, ступая в покои. Скривился брезгливо на прислужниц. – Пошли вон.
И уже через мгновение в комнате никого не осталось.
Мужчина прошел на середину покоев и остановился, разглядывая замершую у дверей купальни девушку. Чуть прищурившись, словно рассматривал потертое и неприглядное кресло, которое ушлый лавочник пытается выдать за редкость.
– Мне кажется, вам не место здесь. – Оникс вскинула голову. – И если вы не заметили, я не одета. Что вам нужно?
– Вернее было бы сказать, что вам от меня нужно, – задумчиво протянул советник.
– Мне? Ничего. – Оникс все-таки не сдержалась и обхватила себя руками, желая и согреться, и закрыться от изучающего взгляда. Анрей Итор коротко усмехнулся.
– Даже не знаю, чего в этом ответе больше – наивности или глупости, – обронил он. – Всем что-то нужно, раяна. Тем более от тех, кто обладает силой и властью.
– Вы ошибаетесь. Все, что нужно мне, это покой. И свобода.
– От кого? – мягко произнес Итор.
– Ото всех! Всех вас! Как же я вас всех… – она осеклась и замолчала, отвернувшись. Стащила с кровати покрывало, завернулась в него, прячась от мужского взгляда.
Советник подошел ближе, и Оникс с трудом заставляла себя оставаться на месте, а не рвануть в купальню.
– Ото всех? Не думаю. – Советник остановился совсем рядом, так что она почти чувствовала тепло его тела. Наклонил голову, заглядывая в синие глаза девушки. Его дыхание коснулось ее виска, и раяна дернулась, желая отодвинуться. Но советник к ней не прикоснулся. – Ты бежишь лишь от одного человека. Только от одного… Почему твой цветок сегодня раскрылся? Скажи мне, Оникс.
– Я не знаю.
– Разве? – он склонился еще ниже, так близко, словно хотел поцеловать. – Разве не знаешь? Может… ты вспомнила? Или увидела? Его. – Дыхание щекотало кожу. – Того, кого ты не можешь забыть, как ни стараешься.
– Я не понимаю, о чем вы.
– Твое сердце учащает свой ритм, когда я говорю о нем… Ты боишься, раяна? Или ждешь? Что произошло сегодня на площади?
– Я уже все сказала!
– Ты не сказала ни слова правды.
– Мне нечего добавить!
– Почему цветок открылся, Оникс? Скажи мне! Из-за того, что ты увидела в толпе Рана Лавьера? Так?
Девушка гневно посмотрела в светло-серые глаза мужчины, прищурилась.
– У вас отличное воображение, советник. С чего вы это взяли?
– Ты упряма, – в голосе Итора скользнула насмешка. – Цветок открылся из-за него? Или будешь и дальше врать?
– Вы ошибаетесь! – Оставаться на месте становилось все труднее, но неожиданно советник отошел, словно потерял к девушке интерес.
Оникс вздохнула с облегчением.
– И все же тебе стоит подумать о моих словах, – обронил он, неспешно направляясь к двери.
– Каких? – не поняла раяна.
Он на ходу поправил пышные манжеты и вышел, не ответив. Оникс медленно сползла по стене и обхватила голову руками. Она не понимала, что происходит вокруг нее, лишь осознавала, что попала в водоворот дворцовых интриг, в которых она лишь маленькая соринка. И как выбраться из этой губительной воронки, она не представляла.
Зачем являлся советник? Чего хотел от нее? Непонятно.
Одно радует, после его визита прислужницы в покои Оникс не вернулись, оставив наконец девушку в желанном одиночестве.
– Назови мое имя, раяна.
Она сопротивляется. Все еще сопротивляется, хотя его губы заставляют тело девушки дрожать, выгибаться и истекать любовным соком. Он любит ее вкус, любит чувствовать на языке терпкость ее желания, любит доводить до той точки, когда ее сопротивление становится беспомощностью, а после – страстью. На этот раз он использует пальцы, потому что хочет смотреть ей в глаза. Видеть, как туман наслаждения застилает их синеву, как приоткрываются упрямо сжатые губы, как запрокидывается голова. Конечно, она снова скажет, что ненавидит его.
И тогда он уберет ладонь от ее лона, прижмет палец к ее губам.
– Не хочешь? Правда? Оближи, Оникс. Возьми в рот и оближи.
Она тяжело дышит, смотрит со злостью. Но губы открывает и проводит языком. Потом в синей бездне ее глаз появляется что-то новое… и девушка медленно втягивает его палец в рот, выталкивает языком, снова втягивает…
– Думаешь, только ты умеешь дразнить, аид?
Игра? Оникс хочет поиграть? С ним?
Что лишает его остатков разума – понимание этого или ощущения? Влажность шелкового языка, губы, посасывающие его палец…
Он откатывается рывком, встает у кровати, не отрывая тяжелого взгляда от раяны. Манит ее пальцем, указывая вниз. И она улыбается. Медленно, насмешливо, встает на колени, а потом скользит по меху покрывала, словно кошка, выгнув спину и отставив круглые ягодицы. Приближается к краю, смотрит снизу вверх. От ее позы, от подчинения у него перехватает дыхание. Оникс подползает еще ближе, теперь ее пухлые губы так близко… И так хочется почувствовать их…
Но он не двигается с места. Лишь смотрит на нее, такую…
– Оникс…
…Проснулся от собственного стона. Тело в испарине, губы сухие, и желание так сводит с ума, что дышать больно. Эти сны доводили до безумия. И самое страшное, что он не хотел просыпаться. Иногда ему в голову даже закрадывалось желание надышаться запрещенным дурманом, что привозят контрабандисты из Черных земель. Его дым погружает в сон, сладкий сон, который так реален. Этот сон все длится и длится, он может продолжаться сутками, пока тлеет палочка дурмана.
Пристрастившиеся к нему умирают от истощения, потому что не едят и не пьют, они грезят и подыхают с блаженной улыбкой на иссохшихся лицах.
А другие сходят с ума, отказываясь возвращаться в бренный мир и желая вновь оказаться в стране своих снов.
И Лавьеру казалось, что он в шаге от этих безумцев. Оникс снилась ему, и ему хотелось остаться в реальности сновидения. Там он был почти счастлив.
Ран выругался сквозь зубы, перекатился, встал с кровати, направляясь к купальне.
Надо выбросить раяну из головы. Слишком много дел, чтобы думать о ней. Или чтобы чувствовать.
– Итак, что я должен делать?
Дом Кристиана Нерра – двухэтажный и основательный – был похож на своего хозяина, бывшего сумеречного, похороненного семь лет назад. Когда-то Верховный аид империи лично «убил» пса. И был единственным, кто не только знал о его воскрешении, но и мог пройти преграду, окружающую огромную территорию в лесах Вересовой Впадины, принадлежащей «покойнику».
– Ты неплохо устроился, – Лавьер остановился напротив кабаньей головы, что скалилась на него со стены. Рядом косил стеклянными глазами дикий медведь.
– Не жалуюсь, – Кристиан налил в глиняную кружку вино. – Здесь точно лучше, чем в Цитадели. Или на службе у императора. Что прежнего, что нынешнего. Ты же знаешь, мне честолюбия не досталось при раздаче. Я вполне доволен жизнью отшельника.
– Что знаешь об изменениях во дворце? – Лавьер продолжал рассматривать звериную пасть.
– Слухи, – усмехнулся Кристиан. – Порой приходится выбираться в ближайший городок. Там разное болтают. Я предпочел бы узнать из первых уст.
Ран пожал плечами.
– Темный Владыка превратился в мумию, престол занял Ошар, как мы и предполагали. Но мальчишка слишком слаб: ни силы, ни влияния, ни поддержки. Сам знаешь, кто стоит за его плечами.
Кристиан мрачно кивнул.
– Главное, чтобы наш владыка не породнился с какой-нибудь принцессой из Чиара, – обронил Кристан. – Тогда он получит и поддержку, и дополнительные войска.
Ран усмехнулся.
– Не породнится. По крайней мере, в ближайшее время. Светлейший Ошар выбрал себе невесту. Раяну, сразившую Темного тирана.
Кристиан приподнял вопросительно бровь.
– Я думал, это вранье.
– Правда порой занятнее любой байки.
– Хм, – Кристиан сделал глоток вина, прищурился. – То есть свадьба будет?
– Несомненно, – Лавьер отвернулся от кабаньей головы и сел напротив Кристиана. – Ну а теперь к делу. Мне нужна твоя поддержка. А для начала перенос, Дух.
Кристиан нахмурился.
– Но с тобой это невозможно, мы ведь уже пытались. Твой темный дар не позволит, сожжет меня, как только я попытаюсь…
Лавьер налил себе вина, выпил одним глотком. Только Кристиану он и мог сказать эти слова.
– Это не проблема теперь. Моего дара больше нет.
Выросший в цитадели Сумеречный пес не смог удержаться от изумления.
– Что?
– Я развернул его, чтобы спасти… кое-кого. И выгорел после этого. Полностью.
Кристиан медленно поставил на стол кружку. Выражать сочувствие он не стал. Ран Лавьер не выносил сочувствия и не нуждался в нем.
– Что же, в таком случае перенос может получиться. Когда начнем?
– Прямо сейчас. Для начала нужен кратковременный, на несколько минут. Давно не был во дворце.
Он усмехнулся, снял рубашку и сел на пол, сложив кончики пальцев.
– Сколько тебе нужно на вхождение в транс?
– Десять минут.
– Хорошо. – Кристиан кивнул. – Я жду. Ты помнишь, что для слияния нужен тот, кого ты знаешь лично и с кем хоть однажды был в физическом контакте? Достаточно прикосновения.
Лавьер кивнул, и Кристиан отошел к шкафу, достал длинную холстину и нож.
– Кстати, тебе это удалось? – небрежно бросил, не поворачиваясь, разрезая ткань на длинные полосы. – Девушка выжила?
Ран не открыл глаза, но все же ответил, хотя Кристиан был готов услышать тишину.
– Да. Выжила. И скоро станет новой императрицей.
Дух развернулся, кинул на сидящего мужчину острый взгляд. Но больше задавать вопросов не стал. Он и так спросил слишком много, пользуясь правом старого друга.
Лавьер закрыл глаза, усмиряя бурю своего сознания. Безжалостно давя чувства, отсекая мысли, образы, воспоминания. Ничего не должно остаться внутри, ничего не должно отвлекать.
Через обозначенное время в голове стало пусто. Он открыл глаза, спокойно разрезал запястья и опустил руки.
– Ом. Хана отава. Саматхи. Сурах. Ом… Шаонта Рана. Арохаминтар…
Слова звучали в голове, но они не несли с собой образов, не были окрашены ощущениями. Пустые оболочки без сути, погружающие в транс с каждым толчком сердца, с каждым выплеском крови…
– Госпожа Оникс, Светлейший Владыка приглашает вас на прогулку в зимний сад.
Прислужница присела перед раяной, отвлекая от чтения. Оникс отложила книгу и встала из кресла.
– Я с радостью приму приглашение повелителя, – ответила она, поворачиваясь к двери.
И не солгала, ей действительно нужно было поговорить с Ошаром, а после поездки на площадь пять дней назад она его ни разу не видела. Владыка покинул дворец, а саму Оникс загрузили занятиями так, что ей некогда было вздохнуть. Кажется, дай госпоже Олентис волю, и она третировала бы раяну круглосуточно.
Даже сейчас Оникс читала список геральдических линий и пыталась разобраться в сложной иерархии империи.
Из ее скромной обители в горах жизнь придворных всегда виделась эдаким бесконечным праздником, но оказалось, что это тяжелый труд!
– Я готова.
Служанка кивнула и пошла впереди. За дверью их снова взяли в кольцо стражи. Оникс уже почти привыкла, что они сопровождали ее везде, куда бы раяна ни пошла. Не прикасались, даже почти не смотрели, обшаривая взглядами пространство вокруг, но всегда присутствовали.
В зимнем саду дворца Оникс еще ни разу не была и сейчас застыла пораженная. За высокими арочными дверьми расположился кусочек лета. Воздух пах пряными травами и нектаром, от многоцветия цветущих деревьев и кустов зарябило в глазах. Здесь даже порхали стайками бабочки и чирикали на ветвях крошечные птички. Раяна восторженно застыла возле ветки, рассматривая оранжевую пичугу с синими крылышками.
– Правда, красивая? – Она повернулась на голос Ошара и присела в реверансе. – Это клири, живут только на Свободных Островах. Такие яркие и совсем не боятся людей. Протяни руку, Оникс.
Раяна покосилась удивленно, но послушалась. Птичка склонила голову, подпрыгнула на ветке и слетела с нее, опустившись на ладонь девушки.
– Ой, – подпрыгнула Оникс и рассмеялась. – Действительно не боится! Никогда таких не видела!
– В наших краях для клири слишком холодно, – улыбнулся Ошар.
Птичка клюнула ладонь девушки и, не найдя угощения, вспорхнула обратно на ветку.
– Пройдемся, – владыка кивнул на дорожку между цветущих кустов. Оникс кинула на него внимательный взгляд. Ошар снова выглядел уставшим, и тени под глазами углубились.
– Я слышала, вы уезжали?
– Ты, – поправил Светлейший. – Мы ведь договаривались, Оникс.
– Никак не могу привыкнуть, – пожала плечами раяна. – Так ты куда-то уезжал?
– Да. В Шрафруте начались волнения на шахтах, к сожалению… Это город недалеко от Темного Града, слышала о нем? Пришлось… принять меры, – Ошар поморщился, показывая, насколько устал от таких забот. Но сочувствовать ему Оникс не стала.
Они дошли до небольшого искусственного водопада, с темных камней падала в чашу хрустальная вода. Стражи застыли под деревьями, на расстоянии, достаточном, чтобы не слышать их разговор.
– Оникс, я понимаю, что ты на меня злишься, – Ошар повернулся к ней лицом. – Винишь меня и обижаешься. Но поверь, мне тоже не нравится многое из происходящего. Увы, я вынужден так поступать. Я – правитель и не могу позволить себе проявлять… мягкость. Меня сочтут слабым.
Оникс промолчала, надеясь, что ее лицо не выражает эмоций. Ошар вздохнул, его взгляд стал виноватым.
– Постарайся понять меня. И помочь. Наступили трудные времена, нам надо объединиться, чтобы выстоять. А после…
– После? – вскинулась Оникс. – Что – после?
– Я тебя отпущу, если захочешь, – произнес владыка.
– Отпустишь? Ты говоришь мне правду? Я стану свободной? – надежда сдавила грудь так, что стало нечем дышать.
– Когда я тебе врал? – криво усмехнулся Ошар. – Помнишь, я дал тебе кристалл, чтобы ты могла убежать? Даже тогда я пытался тебе помочь, Оникс! А ведь я рисковал своей жизнью, жизнью наследника трона! Помнишь?
Раяна промолчала. Помимо кристалла она помнила еще и пожар, в котором чуть не погибла. Но об этом она говорить не стала – ни к чему.
– Так вот, ты должна помочь мне, Оникс, – Ошар взял ее ладонь, сжал в своей руке. Раяна постаралась не заскрипеть зубами. – Помочь отстоять империю. А после… станешь свободной и отправишься куда пожелаешь! Ты поможешь?
Как будто у нее есть выбор!
– Я постараюсь, мой повелитель, – Оникс выдавила улыбку.
– Я знал, что ты умная девушка, – оживился Ошар. – Лори раскрывался снова?
Она отрицательно качнула головой.
– Пытайся его открыть! – настойчиво потребовал владыка. – Пытайся! Нам нужна сила лори, понимаешь? Народ не очень любит меня… к сожалению. Даже придворные позволяют себе… разное. При отце такого не было. А с тобой и цветком мы получим всеобщее поклонение!
Оникс проглотила фразу о том, что не любят Ошара вполне заслуженно, за что его любить? Он и сейчас пытается решить свои проблемы за счет раяны. Но она промолчала и даже изобразила теплую улыбку. В конце концов, пора и ей научиться хитрости в этом логове притворщиков!
– Я пытаюсь, мой повелитель, вы ведь понимаете? – Оникс томно опустила ресницы. – Но… я ничего не знаю о цветке! Раньше о нем и говорить было страшно, не то что спрашивать! А кто знал о нем, давно умер! Но ваш советник Итор упомянул, что во дворце есть хранилище знаний. – Ее лицо приняло мечтательное выражение. – Если бы Светлейший позволил мне его посещать… – еще один томный взгляд. И Ошар уже не отрываясь смотрит на ее губы. – Я могла бы найти там полезные сведения о лори! И научиться им управлять. Ты позволишь мне это?
– Что? – Светлейший осоловело моргнул. – А, хранилище. Да, оно есть. Но…
– Ошар, – Оникс попыталась удержать на лице нежную улыбку, хотя больше всего ей хотелось ударить владыку коленом в пах, чтобы стереть с его лица выражение зарождающейся похоти. Но кроме привлекательной внешности у раяны не было другого оружия, а значит, она будет использовать то, что есть. Ей необходимо выжить. И освободиться. – Ты ведь сам говоришь, что мы должны помогать друг другу. Я хочу этого! Помочь тебе стать сиятельным правителем, который войдет в историю! Ты сможешь это, ты достоин этого! И лори – наш шанс, ты ведь сам сказал? Ты позволишь мне искать сведения о нем? Позволишь?
Она придвинулась ближе, снизу вверх заглядывая в глаза владыки. На миг показалось, что Ошар сейчас рассмеется и скажет: ты плохая притворщица, Оникс… Но нет. Он смотрел на ее губы, и на мужском лице уже явно читалось желание. Значит, не замечает, как ей противно и гадко, не видит презрения в ее взгляде. Вот и хорошо!
– Ошар? Я могу ходить в хранилище?
– Да, – выдохнул он. – Можешь. Я распоряжусь. Ты права, Оникс…
Она мило улыбнулась и попыталась отодвинуться, но мужская рука притянула ее к телу владыки.
– Знаешь, я думаю, наше сотрудничество может быть очень приятным, Оникс. Ты так красива…
Раяна скрипнула зубами. На продолжение она не рассчитывала.
– Возможно, – потупилась. – Но… Я должна к тебе привыкнуть. Ты ведь понимаешь?
Она поморгала, со злостью пытаясь выдавить хоть одну слезинку. Небесные заступники, помогите! Кажется, она совсем разучилась плакать…
– Ты ведь не станешь меня принуждать, правда? – еще один взгляд из-под ресниц. Как же трудно притворяться! – Ты мне нравишься, Ошар. Ты такой сильный, умный, мужественный… Но…
– Я все понимаю, – самодовольство отразилось в голубых глазах Светлейшего. – Ты привыкнешь, Оникс. И научись скорее управлять цветком, он нужен мне. Думаю, я заслужил один поцелуй своей невесты?
Оникс опустила глаза, лихорадочно соображая. И пытаясь скрыть ненависть во взгляде. Оглянулась на молчаливых стражей. Вздрогнула. От застывших фигур Сумеречных псов словно повеяло могильным холодом, и на миг ей даже показалось… Она закусила губу. Заступники, что за бред? Ей показалось, что под осыпающимися лепестками дерева стоит Лавьер. И его зеленые глаза прожигают в раяне дыры и рвут на части.
Но там был лишь коренастый бородатый мужчина, не имеющий ничего общего с внешностью аида.
Она сходит с ума. О небесные…
– Но мы не одни… – пролепетала она, пытаясь отстраниться.
– Это всего лишь слуги, – небрежно улыбнулся владыка. – А нам надо привыкать друг к другу. Почему бы не начать прямо сейчас?
– Возможно… – она вновь обернулась на деревья. Конечно, лишь псы, их стражи…
Повернула голову и застыла, потому что ждать Ошару надоело и он ее поцеловал. Прижался к ее губам, языком попытался открыть ей рот. Оникс напряглась, дернулась, пытаясь сдержаться и не заорать. Убеждая себя потерпеть. Ей надо потерпеть! Ведь это всего лишь поцелуй, ничего страшного. Просто соединение ртов, не более того…
Ее никто никогда не целовал, кроме… Лавьера. Ничьи губы не касались ее. И возможно, поцелуй Ошара поможет? Сумеет стереть из памяти ласки другого мужчины, сумеет обесцветить их?
Она замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Но чувствовала лишь желание отодвинуться, сбежать, прервать эти влажные толчки чужого языка, что рождали в ней рвотные позывы. Ей было противно. Мерзко. Гадко.
И даже Ошар, похоже, это почувствовал.
– Оникс, какая же ты вкусная… – его голос стал сиплым. – Иногда я понимаю Лавьера… Наш брак станет удовольствием, дорогая.
Конец ознакомительного фрагмента.