7
Вернувшийся из Берлина Морозов сидел в кресле в уютном кабинете Марии Федоровны и с удовольствием слушал рассказ о поездке театра в Ялту, чтобы показать Чехову «Чайку» и «Дядю Ваню». Радостно-возбужденная Мария Федоровна расхаживала из угла в угол, и оттого Савве то и дело приходилось поворачивать голову вслед. Делал он это с удовольствием. Андреева была хороша – в светло-бежевом, домашнем платье из мягкой шерсти, со слегка растрепавшимися волосами и румянцем на лице, выглядела как молоденькая девушка.
– Вышло так, что в Ялте сейчас Бунин, Куприн, Скиталец, Мамин-Сибиряк, – старательно перечислила она известные Савве имена. – Мы все собирались вечерами у Антона Павловича, который оказывал нам самый радушный прием и, кажется, был очень доволен. А уж эти писатели, Савва, такой необычный народ! Каждый из них считает, что именно он велик, а остальные – так … – небрежно махнула она рукой. – Кстати, познакомились с Максимом Горьким, – Мария Федоровна загадочно улыбнулась. – Знаешь, Савва, так интересно, когда вначале знакомишься с произведениями, а потом с их автором. – Она снова улыбнулась своим мыслям. – Право же, очень интересно! Ведь страшно разочароваться, каждый из нас рисует свой образ писателя. Но здесь – никакого разочарования! Горький сразу приковал к себе всеобщее внимание. Представь, Савва, – высокие сапоги, разлетайка, длинные прямые волосы, грубые черты лица, рыжие усы. И, ужас – то какой! – все время чертыхается. Но все это так мило! Нет, Савва, ты только представь!
Морозов слушал с полуулыбкой, не перебивая. Давно ее не слышал…
– Двигается он легко и плавно, – продолжила Андреева, – несмотря на рост, но все время руками размахивает, – перейдя на широкий шаг, забавно изобразила, как размахивает руками Горький.
Савва одобрительно рассмеялся и полез в карман за портсигаром.
– И вот об одном вечере хочу тебе сказать, когда все писатели у Антона Павловича собрались, – Мария Федоровна приостановилась. – Да интересно ли тебе?
– И то, разве не заметно? Продолжай, продолжай, Маша, – улыбнулся Морозов, любуясь хозяйкой.
– Чехов на диване сидел, поджав ноги, и с улыбкой внимательно слушал. – Она протянула Савве пепельницу. – Прямо как ты сейчас. Горький всех убеждал, что… нет, ты только послушай! – потребовала она, заметив, что Савва опустил глаза, прикуривая. – Что «Толстой и Достоевский принесли великий вред русскому народу, стараясь пресечь, остановить и удержать историю его развития». Каково? Все его, конечно, слушали и молчали, а когда он ушел, стали возмущаться и кричать: «Какое нахальство! Как он смеет! Самоучка!» Но, это, Савва, только, когда он ушел. Даже Чехов нахмурился: «Что же вы это все ему самому не сказали?» Вот такой народ писатели.
Андреева накрутила на палец локон, мимоходом скользнула взглядом по своему отражению в зеркале, и вдруг весело спросила:
– А не хотите ли, Савва Тимофеевич, пельменей отведать?
– Не откажусь. При условии, что вы, Мария Федоровна, мне компанию составите.
– Составлю, Савва Тимофеевич, составлю. Пойдемте же! – Андреева распахнула дверь в столовую и направилась туда легкой, пружинистой походкой.
«Разве что не подпрыгивает Маша, как девчонка!» – отметил про себя Морозов.
Устроились за круглым столом, уже накрытым к обеду, на котором стараниями прислуги появилось глубокое блюдо с дымящимися пельменями, посыпанными мелко нарубленной зеленью и чесноком.
Андреева наклонилась к блюду и, прикрыв глаза от удовольствия, втянула аромат.
– Голодная, похоже? – Савва застелил колени салфеткой.
– Страсть как голодна! – весело кивнула Мария Федоровна, подставляя тарелку прислуге.
– То – то я гляжу, как про пельмени заговорила, так глаза заблестели ярче, чем когда про Горького рассказывала, – с усмешкой заметил он и проткнул вилкой пельмень. Тонкое тесто растаяло во рту, уступив место сочному комочку мяса.
– Отменно. – похвалил Савва и принялся неспешно опустошать тарелку. – Очень у вас, Мария Федоровна, повар хорош. Мясо какое сочное! Телятинка?
– Телятинка. А к ней вдобавок – свинина, курятина, да булка елисеевская, – пояснила Андреева, демонстрируя неожиданную осведомленность в делах повара. – А повар действительно отменный! Умный, красивый, талантливый, – задумалась, какие бы еще достоинства назвать, но решила подвести итог. – Страсть как мне нравится! – хитро взглянула на Савву, который недоуменно поднял брови и замер с вилкой в руке. – Марией Федоровной зовут! – небрежно сказала она и звонко рассмеялась.
– Неужто сама делала? – изумился Морозов. – Ну, мастерица! Вот уж удивила!
– Да я-то что, – промокнула она губы салфеткой, бросила на стол и перешла на диван, указав Савве рукой на зеленое бархатное кресло напротив. Это ты, Савва, мастер на всяческие неожиданности.
Савва благодарно улыбнулся и бросил взгляд на каминные часы.
– Торопишься куда? – перехватила Мария Федоровна его взгляд.
– Маша, голубушка, как ни прискорбно, но мне идти пора. Встреча важная с князем Голицыным. Необычный, кстати, он человек. Пятнадцать лет изо дня в день запирается вечерами в кабинете и ведет дневник, пишет о делах общественных и семейных. Для потомков, коим наше беспокойное время может показаться интересным. И жена у него – чудесной души женщина. – Морозов снова покосился на часы. – Ну, все, не обессудь, идти мне надобно!
– Иди, иди, Савва, не переживай. У меня тоже кое – какие дела имеются.
Морозов, поцеловал Марии Федоровне руку, но, пройдя через комнату, остановился в дверях.
– Хотя, знаешь, уходить мне прямо скажем, не хочется. Уж больно повар у тебя хорош.
– А плохого повара какой резон держать! – рассмеялась Андреева.
Как только за гостем закрылась дверь, Мария Федоровна, мгновенно став серьезной, поднялась с дивана, подошла к телефону и назвала телефонистке номер.
– Дядя Миша. Я через час буду. Задержалась немного. Сами знаете – дела…