Глава вторая
Рег Симпсон не всегда бездельничал, просиживая домашнее кресло, как сегодня. Когда-то он работал на металлопрокатном стане, но потом болезнь вынудила его уйти с завода. Начались сильные боли в груди, возникли серьезные проблемы с дыханием. Временами одышка делалась такой сильной, что ее можно было унять лишь одним способом: спокойно сидя в кресле и не делая никаких резких движений. Единственная нагрузка, которую позволял себе отец Дот, – это сходить утром в небольшой магазинчик, что на углу их улицы, чтобы купить себе свежие газеты и курево. Или изредка, цепляясь ногой за ногу, Рег брел в букмекерскую лавку, где у него принимали небольшую ставку на заезд в очередных скачках. В результате все заботы по содержанию семьи легли на плечи трудяги Джоан, которая в полном смысле этого слова пропадала от темна и до темна в «Купеческом доме». Между тем Рег отнюдь не протестовал против такого перераспределения семейных обязанностей. Человек простой, он довольствовался простыми радостями и не жаловался на жизнь. Конечно, болезнь не доставляла ему особых удовольствий, но и на свою судьбу он не плакался, не сильно огорчаясь, что потерял роль главного кормильца в доме. Пожалуй, он вообще не комплексовал по этому поводу, как делали бы на его месте другие. Главное – чтобы его ужин всегда был на столе, жена всегда ждала его в постели, а обе его дочери были всегда рядом с ним и в хорошем расположении духа. А на все остальное ему было наплевать.
Дважды в год, обычно тогда, когда погода становилась особенно сырой и промозглой, у него случались особенно сильные приступы удушья. Тогда его укладывали в постель, накрывали дюжиной пледов, а Джоан носилась вверх-вниз по лестнице, как угорелая, подставляла ему тазики и миски, куда он сплевывал, отдышавшись и отхаркиваясь, сгустки крови. А она в это время гладила его посеревшее лицо и вообще возилась с ним, как с больным ребенком. Джоан любила мужа, и все эти хлопоты были ей не в тягость.
– Ты куда? – строго спросил Рег, не отрываясь от чтения очередной газеты. Голос его всегда звучал немного приглушенно, возможно, из-за постоянно торчащей во рту сигареты, которую он не считал нужным вынимать изо рта, когда разговаривал. Большинство своих разговоров с отцом Дот вела именно так: поверх его любимой газеты «Стэндарт». А еще чаще она разговаривала даже не с отцом, а с книжкой, которую тот держал в руках, сидя в кресле возле камина и повернувшись к ней спиной. Джефф Хэрст, Дэвид Лоренс, Гарольд Макмиллан. Так, глядя в обложку очередной книжки, в чтение которой был погружен отец, Дот отчитывалась ему о том, как прошел ее день, спрашивала, надо ли кормить малышку Ди и сделать ли ему чашечку свежего чая.
Дот всегда внимательно следила за тем, что и как говорить отцу, контролируя буквально каждое слово. Вот и сейчас!
– Я собираюсь в Вест-Энд. Мама упросила меня провести экскурсию по «Селфриджез» для их новых жильцов. Им, видите ли, просто позарез хочется попасть туда!
– И чего это она выдумала? Чего ради? Скоро она всех нас упряжет работать на них. Вот уж не думал, что твоя мать…
Отец оборвал себя на полуслове и раздраженно покачал головой.
– Все в порядке, папа! Один раз – я совсем не против.
– Будь осторожна, деточка! Смотри по сторонам, когда переходишь улицу, – по своему обыкновению напутствовал ее отец, стряхивая невидимые глазу крошки со своей груди.
Дот закрыла за собой парадную дверь и зашагала по улице, убыстряя шаг. Нельзя опаздывать. Ведь как ни верти, а Сол – тоже хозяин ее матери. Миссис Харрисон, как всегда, была на своем боевом посту, подпирала дверь и коротала время, наблюдая за тем, что делается вокруг.
– Куда-то торопишься, Дот?
Дот замедлила шаг, не зная, что сказать в ответ. Ясное дело, торопится, раз шагает так быстро. Пока она лихорадочно соображала, как ответить уклончиво, но вежливо, ее внимание вдруг привлекло объявление, вывешенное на окне цокольного этажа в доме миссис Харрисон. Всего лишь три строчки, но ответ моментально застрял у нее в горле, и краска сбежала с и без того бледного личика.
«Черным вход воспрещен».
«Ирландцам вход воспрещен».
«С собаками вход воспрещен».
Дот взглянула на женщину, которую, как ей казалось, она знала всю свою жизнь. А получается, что совсем ее не знала. В равной степени и миссис Харрисон тоже не знает Дот. И не понимает… Да, в принципе, немногие люди понимают друг друга. А ведь она, Дот, могла бы рассказать миссис Харрисон много чего интересного. К примеру, могла сообщить ей о том, что единственный черный, кого она знает на данный момент, живет в необыкновенной роскоши. Он обитает среди полотен старинных мастеров, концертных роялей, вокруг полно слуг, и едва ли ему и в голову бы взбрело заглянуть в ту дыру, которой владеет миссис Харрисон и гордо выдает ее за отель. Даже если бы она сама стала слезно умолять его об этом. Но Дот не посмела сказать ничего такого вслух. Она лишь молча поприветствовала соседку кивком головы и зашагала прочь. Так ведь проще!
Дот заметила Сола еще до того, как остановился автобус. И сразу что-то внутри екнуло, и она почувствовала неприятную пустоту в желудке. Почти как тогда, когда увидела его впервые. Словом, Дот снова растерялась и смутилась. Сол сосредоточенно вышагивал по тротуару взад-вперед. То ли он уже успел замерзнуть, то ли тоже нервничал. По внешнему виду не определишь. Вполне возможно, и то и другое. Длинное пальто из габардина в темно-зеленый рубчик красиво облегало его стройную фигуру. Воротник был поднят до самого подбородка, закрывая часть его красивого лица и полностью – квадратный подбородок. Дот вдруг поймала себя на мысли, что ей нравится наблюдать за Солом вот так, незамеченной, смотреть, как он двигается, как отбрасывает волосы с лица, как зябко сплетает тонкие длинные пальцы обеих рук, чтобы хоть немного согреться в это холодное январское утро.
– А вы, как я посмотрю, уже совсем замерзли! – воскликнула она, подходя к нему ближе, и струйка пара вырвалась из ее рта. Дот тут же застегнула верхнюю пуговицу на своем кожаном плаще, поплотнее закутав горло.
– Еще как замерз! – обрадовался ее появлению Сол. – Мне нужно срочно купить ш-шарф! Хоть какой-нибудь!
Кажется, у него уже даже зубы стучат от холода.
– Никаких шарфов! – тут же отрезала Дот. – Надо закаляться! Приучать себя к холоду. Немного усилий, и вы вполне привыкните к нашему промозглому лондонскому климату. И вообще… прогулки по холодной погоде бодрят. Выдувают из головы всякую дурь. Проветривают мозги, так сказать. Во всяком случае, один мой знакомый считал именно так. Он постоянно твердил мне об этом.
– Знаете что? Передайте этому своему одному знакомому, что я вовсе не желаю проветривать свои мозги таким драконовским способом.
– Я бы с удовольствием, но, к сожалению, его, точнее, ее, уже больше нет в живых.
– Вот как? Право же, мне очень, очень жаль! – На лице Сола моментально появилось скорбное выражение.
– Не стоит жалеть! Большую часть своей жизни она была всего лишь коровой. Да и, по правде говоря, не очень-то она меня и жаловала.
Сол смущенно уставился на свои ноги, не зная, что сказать в ответ. Еще никто и никогда не говорил ему об усопших с такой раскованной чистосердечностью.
Дот посмотрела на него с улыбкой. Она еще не вполне привыкла к его южному говору. Все звуки он произносит в каком-то замедленном темпе, но при этом каждый звук приобретает особую звонкость. Так, вместо «т» слышится «д» и даже «тс» больше похож на «д». А голос у него – необыкновенный, такой глубокий, такой волнующий, просто мороз по спине пробегает. Совершенно завораживающий голос. Он действует на нее гипнотически. Так бы слушала его и слушала часами.
– Ну что? Пошли? – Дот быстро засеменила по тротуару.
Сол попытался зашагать с ней в ногу.
– Да у вас словно пропеллер в одном месте, – пошутил он.
Дот глянула на него и снова улыбнулась. Никакого пропеллера, подумала она про себя. Просто она безумно счастлива. Счастье так и клокочет в ней, готовое вот-вот вырваться наружу.
– Так куда мы все же так спешим? В «Селфриджез»?
– И туда тоже, но потом. А вначале, как мне кажется, нам не помешает выпить по чашечке кофе. Вы хоть немного согреетесь. Есть и еще кое-что. Прежде чем знакомить вас со своими коллегами, я сама хочу узнать о вас хоть чуть-чуть.
– То есть вы собираетесь устроить мне собеседование?
– Можно сказать, что и так.
– А что, если ваша затея мне совсем не по вкусу?
– Ну тогда продолжайте мерзнуть в одиночестве и отправляйтесь в «Селфриджез» сами по себе.
– И вы всегда действуете так напористо?
Дот снова посмотрела на него с улыбкой.
– Так вы все же будете пить кофе или нет?
Негромко звякнул колокольчик, когда Дот плечом толкнула стеклянную дверь, ведущую в кафе. Они вошли в зал. Небольшое итальянское кафе под названием «Паоло». Матовые, словно слегка запотевшие окна создают атмосферу особого уюта и интимности. На прилавке вовсю пыхтит огромная кофеварочная машина, она шипит, выпуская пар, который тут же устремляется вверх, к самому потолку, а возможно, достигает и до крыши. В зале вкусно пахнет жареными зернами кофе, к этому запаху примешивается аромат свежего бекона. Двое немолодых мужчин пристроились в самом углу за стойкой бара и угощались тостами, на которые они сверху водрузили жареные яйца, поочередно запихивая себе в рот то яйца с хлебом, то куски какого-то рулета. Рядом с ними стояла пепельница из массивного стекла, в которой валялось несколько окурков. Судя по проблескам желтого и голубого на окурках, посетители курили «Пастикс».
Дот и Сол проследовали в одну из четырех кабинок и уселись на скамьи, обтянутые красным винилом, друг против друга, положив руки перед собой на безукоризненно чистую поверхность стола с пластмассовой столешницей. Сол внимательно обозрел фотографии в рамочках, висевшие на стене, на которых были запечатлены Монтгомери Клифт и Элвис. Сол никак не прокомментировал тот факт, что дарственные надписи на обеих фотографиях были сделаны одним почерком и даже, судя по всему, одной ручкой. Дот открыла свой кошелек и достала монетку в шесть пенсов. Потом взглянула на автоматический мини-проигрыватель, прикрепленный к стене в самом конце стола, и быстро пробежала глазами репертуар, который предлагал посетителям этот музыкальный автомат. Пальцы ее слегка взлетели над столом.
Сол сбросил с себя пальто и, аккуратно свернув его, положил рядом на соседнюю банкетку.
– Итак, что будем слушать? Снова что-нибудь из репертуара Этты?
Дот улыбнулась. Не забыл ведь, однако, песенку, которую наигрывал в тот вечер, когда они познакомились. «Странно, – подумала она, – почему мне самой не пришла в голову такая же мысль? Почему не возникли те же ассоциации?»
– Боюсь, что нет.
Она бросила монетку в щель автомата, быстро пробежала пальцами по колонкам с буквами и какими-то цифрами, и из проигрывателя полилась музыка. Она не только согрела их изнутри, но и словно отгородила от всего остального мира.
– Как вам нравится у нас в Лондоне?
– Здешняя публика, вне всякого сомнения, знает толк в развлечениях. Мне тут пару дней тому назад пришлось побывать на одной вечеринке… Вы бы посмотрели, что они там выделывали! Жонглировали, как самые заправские циркачи. Яйца летали по всему залу.
– Ха-ха-ха! Ваш намек принят к сведению! И что, мне теперь до конца своих дней стыдиться, что я тогда уронила поднос с яйцами? Или всякий раз краснеть при встрече с вами за собственную безрукость?
– То есть, как я понимаю, вы планируете встретиться со мной как минимум еще раз. Так?
– Не думаю! Наша сегодняшняя встреча получается не очень веселой. Вы уже огорчили меня, заставив сослаться на беднягу покойницу, мою приятельницу и корову по совместительству!
И оба улыбнулись, глядя друг на друга, ибо отлично понимали, что ничего огорчительного пока между ними не случилось.
Сол уставился на свои пальцы, которыми ритмично барабанил по столу.
– Тогда я готов извиниться еще раз! Приношу свои самые глубокие и искренние извинения.
Дот милостиво кивнула.
– Ваши извинения приняты. Продолжайте!
– Про Лондон? Скажу так. Лондон – прекрасный город, кто бы спорил. Но он, к большому сожалению, слишком далеко от Сент-Люсии. Вы же знаете, как говорят, в гостях хорошо, а дома – лучше.
– Вот как? – немного растерялась Дот. Она ожидала, что Сол начнет хвалить ее родной город, восхищаться им, восторгаться страной. Ведь, как-никак, она сегодня выступает в качестве принимающей стороны, почти как хозяйка.
– Для меня приезд сюда стал самым настоящим потрясением. Пусть это даже самое красивое место на земле! Но право же! Как можно наслаждаться жизнью, живя в таком холоде?
– Очень даже можно! Во-первых, мы уже привыкли к нашему климату, во-вторых, большинство из нас никогда и не жило в других условиях. Ну а в-третьих, не такая уж у нас тут и холодина. Совсем даже не Арктика.
– Трудно поверить! Мне так кажется, что в данный момент это – самое холодное место на земле.
Она покачала головой в знак несогласия.
– Бедняжка! Мне вас так жаль! Так жаль…
Сол улыбнулся, никак не отреагировав на ее сочувствие, продолжив развивать свою мысль.
– А если вернуться к моим первым впечатлениям о Лондоне, то несмотря на то что здесь действительно очень холодно и некомфортно, мне понравилось, и даже очень понравилось многое из того, что я успел увидеть за эти дни.
– Вот и отлично! – немедленно обрадовалась Дот, восприняв последние слова Сола как комплимент, преднамеренный или случайный, не важно.
– А откуда вы приехали к нам?
– Из Вест-Индии, остров Сент-Люсия.
– Сент-Люсия… Вест-Индия… Понятно!
– А вы хоть представляете, где это?
Дот недовольно сморщила свой носик.
– Понятия не имею! И вы там всегда жили, да?
Сол задумался, вспомнил свой родной остров. В самом деле! Получается, что он там жил всегда. История его семьи… да он знает ее назубок! Но вот вопрос! Что именно он должен рассказать этой девушке?
– Я родился в одном доме, – начал он медленно, – и продолжаю жить в этом доме до сих пор… Так вот! В нем родились и мой отец, и мой дедушка, и его дедушка… Получается, что у нашей семьи давняя история. Всего и не упомнишь.
– Почти как мы с мамой! – почему-то обрадовалась Дот. – Мы тоже обе родились в доме, в котором и живем до сих пор.
Сол понимающе улыбнулся.
– Участок, на котором построен наш дом, был приобретен мистером Джеймсом Арбутнотом, моим предком, более ста лет тому назад. Он сколотил свое состояние на острове Сент-Люсия и решил там обосноваться, построить дом и все такое. А вообще-то, мой предок родом из Шотландии.
– Не может быть! – Дот вытаращила от удивления глаза. – Вот уж не думала, что в Шотландии живут цветные…
– Полно цветных! – улыбнулся Сол. – Только они не черные, а розовые.
– Шуточки, как всегда! Вы же понимаете, что я имела в виду! Но продолжайте! – Дот поставила локоть на стол и подперла рукой подбородок, приготовившись внимать тому, что собирается рассказать ей Сол.
– Ну так вот! Джеймс закупил самый лучший строительный материал. Ему везли его со всех концов земли, даже с самых дальних. Так был построен его дом, самый величественный и самый красивый на всем острове. Наш дом местные называют Жасмин-Хаус, это в честь моего предка. Я читал некоторые из его писем, в которых он описывал, как выглядит его новый дом. Он писал, что даже цвет дома меняется в течение дня. Дерево, окрашенное белой краской, слегка розовеет с первыми лучами солнца, потом, по мере того как солнце поднимается все выше и выше, стены приобретают желтоватый оттенок и, наконец, золотистый. А уж когда наступает закат, величественное, несравненное по своей красоте зрелище, то дом вдруг становится пурпурно-красным, словно весь охвачен языками пламени. Самое интересное, что Джеймс Арбутнот не исказил ни малейшей детали. Все так и есть! Просто чудо какое-то!
Дот уставилась на Сола завороженным взглядом ребенка, которому рассказывают необыкновенно увлекательную сказку. Было видно, что сказка захватила ее целиком.
– Сам Джеймс тоже родился в богатой успешной семье. Однако то состояние, которое он сколотил уже самостоятельно, намного превосходило капиталы его отца. Помимо деловой хватки, он был прозорливым и думающим человеком. Одним из первых понял, какую выгоду его бизнесу сулит торговля специями, развитие чартерных рейсов. Его суда бороздили все океаны, развозя специи в самые дальние уголки мира. Поначалу он фрахтовал суда у других судовладельцев, но уже первые два года торговли специями принесли ему такую прибыль, что он сумел приобрести собственные суда и даже наладил собственный фрахт, то есть стал сдавать в аренду некоторые из принадлежащих ему судов другим купцам, беря в качестве платы за эксплуатацию своего флота часть перевозимых грузов. И очень скоро Джеймс Арбутнот стал самым богатым человеком на островах Вест-Индии. У него было все, что мог только пожелать смертный человек. За исключением одного. У него не было счастья.
Дот сосредоточенно нахмурила лоб.
– Но почему?! У него же был такой прекрасный дом!
– О, счастье – это не просто кирпичи, из которых сложен дом. Его не слепишь с помощью цементного раствора. И за деньги не купишь. На его беду, молодая жена Джеймса по имени Сара тосковала вдали от родины. Она скучала в разлуке с родителями и всей душой рвалась назад, в свою любимую Шотландию с ее горными хребтами и полями, поросшими вереском. Она выросла среди гор, и ей так не хватало снега. Лично я очень даже хорошо понимаю бедняжку. Мне тоже не хватает здесь тепла и солнца.
– Пожалуйста! Не начинайте эту песенку сначала! Лучше расскажите мне о Саре!
Незаметно для себя самой Дот принялась грызть ноготь на большом пальце, что случалось только в минуты наивысшей сосредоточенности и предельной концентрации внимания.
– Сара родила своему мужу двух белокурых мальчишек, но и те тоже, к несчастью, не смогли приспособиться к местному климату и к жаре, царящей в Вест-Индии. Словом, тянуть с отъездом больше было нельзя. И в один прекрасный день Сара упаковала свои вещи и, забрав с собой сыновей, погрузилась на клипер, который взял курс к родным берегам. Согласно семейным преданиям, в тот самый день, когда Сара вместе с сыновьями отправилась в морское путешествие, перед Жасмин-Хаус появилась босоногая девчонка, которая пришла в имение в поисках работы. Юную девушку звали Мэри-Джейн.
– А кто она такая, эта Мэри-Джейн?
– Мэри-Джейн – это моя прапрабабушка. И вот она-то точно родом из Африки. Ее привезли на Карибские острова как рабыню, для работы на местных плантациях.
– Боже мой! – выдохнула Дот и от волнения даже зажала рот рукой. – Какой ужас!
– Легенда гласит, что в тот день, когда Мэри-Джейн стала любовницей всесильного и могущественного Джеймса Арбутнота, все вокруг расцвело. Алыми цветами гибискуса и клиантуса покрылись даже те клумбы, которые до этого зачахли. А цветущие кусты жасмина благоухали так сильно, что их аромат ощущался на расстоянии нескольких миль от дома. Птицы и дикие пчелы со всей округи слетались в этот райский сад, чтобы насладиться той любовью, которую источали сердца двух пылких любовников.
– То есть она была африканка, а он – шотландец?
– Да.
– Ничего себе! Представляю, сколько шума наделала эта история. Даже в наши дни… а уж сто с лишним лет тому назад!
Солу понравилась откровенная реакция девушки. Она не стала лукавить, притворяться… Сказала все, как думает и как понимает.
– Да, скандал разразился большой, – согласился он с нею. – Прислуга за спиной хозяина откровенно смеялась над этим странным союзом. Да и все местные тоже потешались почти в открытую. Надо же! Явилась какая-то босоножка в богатый дом в поисках работы, совсем еще девчонка, по сути, и вдруг вообразила себе, что она сможет стать хозяйкой всего этого великолепия. Где это видано, говорили они прямо в лицо Мэри-Джейн, чтобы случился союз между белым мужчиной и негритянкой-рабыней? Их любовь не продлится долго, твердили другие. Очень скоро хозяин потеряет всякий интерес к своей чернокожей пассии, и ее выбросят вон за ненадобностью. И уйдет она прочь ни с чем, да еще и свое доброе имя потеряет навсегда. Однако мой прапрадедушка придерживался на сей счет несколько иного мнения. На все насмешки и упреки он отвечал коротко: «Ничто нас не разлучит! Бутылка откупорена, будем пить наш джин вдвоем!» И действительно, они прожили вместе душа в душу более тридцати лет, пока Мэри-Джейн не умерла от гриппа, который случайно завез на остров один из кораблей, принадлежавших Джеймсу. Сам Джеймс тут же слег от горя и вскоре тоже перешел в мир иной вслед за своей возлюбленной. Можно сказать, умер потому, что сердце его было разбито. Жизнь без Мэри-Джейн утратила для него всякий смысл.
Дот молча проглотила комок, подступивший к горлу.
– Какая печальная история! – тихо обронила она. – Но красивая…
– Все четверо детей Джеймса и Мэри-Джейн – Авраам, Саул, Клара и Алоизиус – горько оплакивали смерть своих родителей. Утешало лишь одно. Что и там, в потусторонней жизни, эти двое будут неразлучны, как они были здесь. Воистину, даже смерть не смогла разлучить их. Авраам был моим прадедом. Вместе со своим братом Саулом они продолжили дело отца и преумножили его успешный бизнес. Именно благодаря их усилиям имя Арбутнотов стало синонимом нашего острова Сент-Люсия.
– Как красиво! – снова повторила Дот и вздохнула, положив руки на колени. – Прямо как сказка!
Да! С такой историей ее унылое, ничем не примечательное существование едва ли может сравниться.
– Что-то сказочное во всем этом есть, – согласился с ней Сол. – Но как бы то ни было, а я всю свою сознательную жизнь прожил на острове Сент-Люсия в том же самом доме, в котором до меня жили мои предки. А что вы расскажете о себе?
Дот нахмурила лоб, сосредоточенно обдумывая ответ. И что ей рассказать? Разве она может противопоставить что-то той красивой истории, которую только что выслушала? Нет, не может!
– Ну что-то общее у нас есть, – бодро начала она. – Я тоже живу в том же самом доме, в котором выросла моя мама. А мой сказочный приятель, он, точнее, она, моя сказочная корова, прожила там всю свою жизнь. Слуг у нас, конечно, никогда не было. Разве что какие-нибудь гномы, которые прячутся в чулане под лестницей и помогают маме по дому, когда она спит. Но я их ни разу не видела. Ну что еще сказать? Дом так себе, затрапезный… и с удобствами не очень. У нас и туалет в доме появился всего лишь лет шесть тому назад. И жары особой в комнатах не наблюдается. Вот, пожалуй, и все.
– Смешная вы! Не встречал еще человека, который бы так открыто говорил обо всем.
– Правда? Еще встретите. Погодите! Вы в Англии впервые?
– Нет. Я приезжал, когда был еще совсем маленьким. Но я мало что запомнил из той поездки. Мы здесь всего лишь несколько дней, я даже еще не успел адаптироваться к вашему времени. Утром просыпаюсь и думаю, что это? День? Ночь? Кроме своей квартиры, ничего еще и не видел. Впервые вот вышел в город. – Сол махнул рукой в сторону двери. – Кстати, а где мы сейчас?
– Этот район Лондона называется Степни. Обычный рабочий район в Ист-Энде. А вы хорошо ориентируетесь в незнакомом месте?
– Очень плохо! – рассмеялся в ответ Сол. – Что крайне удивительно. Ведь умение ориентироваться на незнакомой местности входило в мою военную подготовку. Меня учили, как нужно ориентироваться в любой точке земного шара исключительно по солнцу. И где же тут это солнце? Скрылось за кромкой льда и снега?
– И снова вы за свое! – Дот недовольно прикусила губу и, испугавшись, что может показаться грубой, торопливо добавила: – А что еще вы умеете?
– Да кое-что умею. Меня много чему учили. Могу за четыре минуты поймать и освежевать кролика. Могу установить водонепроницаемую палатку из обычного пончо.
Дот насмешливо улыбнулась:
– Подумаешь! Когда я в последний раз свежевала кролика, у меня на это дело ушло шесть минут. Правда, палатка, которую я соорудила из собственного пончо, немного протекала…
– Смейтесь, смейтесь, Дот! Издевайтесь надо мной. Но на самом деле никогда не знаешь, где и когда тебе могут понадобиться все эти умения и навыки.
– Возможно, вы и правы. Но в одном я уверена на все сто. Здесь, в Лондоне, они вам едва ли пригодятся!
Сол даже растерялся от неожиданности. Еще никто и никогда не разговаривал с ним в таком тоне. Он вырос за стенами Жасмин-Хауса, надежно отгораживающего его рафинированный мир от всего остального. Он с детства привык к тому, что жители острова произносят его имя с почтением и даже трепетом. Няня и мать с самого раннего детства потакали малейшим его желаниям и прихотям. Даже в военной академии к нему было особое отношение, ибо и там имя его отца воспринималось с должным почтением. Словом, он уже привык к особой обходительности по отношению к себе со стороны окружающих и ожидал именно такого обращения. Но для этой дерзкой девчонки из Ист-Энда, сидящей напротив него, оказывается, его имя ничего не значит. И это было странно… Задевало и волновало одновременно. Он рассмеялся в ответ на ее последнюю реплику, сверкнув своей белозубой улыбкой в сторону девушки.
– Между прочим! А почему вы обучались военному ремеслу?
– Я – солдат.
– Солдат?! В самом деле? Настоящий солдат?
– И вы полагаете, что это я над вами издеваюсь, да? Конечно, я самый настоящий солдат. Хороший солдат! – Сол тряхнул головой в подтверждение своих последних слов.
– Даже? И что вы тогда здесь делаете, позвольте узнать? Как видите, военных вокруг почти не видно. По-моему, вы опоздали минимум лет на двадцать.
– Я здесь с секретной миссией! Вот! Конечно, я мог бы поведать вам о ней более подробно, но боюсь, что потом мне придется убить вас.
– Мило! Очень мило с вашей стороны!
Сол издал тихий смешок в чашку с кофе, а Дот подумала, что тему надо развить. Ибо ей захотелось узнать о его солдатской службе поподробнее.
– Я еще не была знакома ни с одним солдатом! – честно призналась она. – Я имею в виду, с современным солдатом, тем, который несет свою службу прямо сейчас. Конечно, ветераны всякие, те, кто воевал на фронте, а сейчас уже не у дел, – такие среди моих знакомых есть. Да подобной публики много шляется по тому району, где я живу. Бедняги! Сердце разрывается, глядя на многих из них. Ведь некоторые вернулись с фронта откровенно не в себе, просто помешанными. Знаю одного такого… воевал с япошками, между прочим. Тот еще тип! Про него болтали, что он был содомитом.
– На войне многим башку сносит.
– Вы абсолютно правы! Да, горя вокруг, оставшегося от той войны, еще полным-полно. Да и вообще! Сколько людей уничтожено… Целые семьи погибали, словно их не было никогда… А все эти пожары, бомбежки. Мой… моя приятельница работала на военном заводе, где изготавливали снаряды для фронта. Однажды в ночную смену случился налет вражеской авиации. Когда она выбралась из бомбоубежища, то ничего не узнала вокруг. Она даже не могла найти дорогу домой. Все кварталы были охвачены пламенем. Все-все-все вокруг – магазины, жилые дома, остановки, – все было в огне. Вот и попробуй сориентироваться в подобной ситуации. Было уничтожено, стерто с лица земли все, что она помнила с детства, среди чего выросла. А сколько людей погибло под обломками, не успели вырваться из охваченных огнем домов! Она потом рассказывала мне, какое это было ужасное зрелище. Вой пожарных сирен, пожарные команды, пытающиеся совладать с огнем… Я слушала ее рассказы и холодела от страха. Здесь, в Ист-Энде, люди хлебнули горя по полной!
– Да! – сочувственно кивнул головой Сол. – Я видел фотографии. И тоже беседовал с очевидцами тех событий… Это действительно было ужасно! Итак, получается, что я – первый солдат нашего времени, которого вы видите живьем? – намеренно перевел он разговор на другое.
– О да! И первый черный, с которым я разговариваю! Правда, я видела пару темнокожих, но никогда не заговаривала с ними. Так что вы первый! – Дот опустила ресницы, слегка прикрыв глаза. Правильно ли то, что она только что сказала? На всякий случай она не стала сообщать Солу, что вообще боится негров. Ее пугает даже их внешний вид. Наслушалась в свое время всяких сказок о каннибализме, злых колдунах и всяких чарах, которыми негры якобы лечат своих больных. Забила себе голову чепухой, отсюда и эти ложные страхи.
– Итак, я первый черный, с которым вы заговорили? Дела… – задумчиво обронил он. – Что ж, у меня и здесь наблюдается некоторое преимущество по сравнению с вами. Ибо с несколькими черными я даже знаком накоротке.
– А с белыми?
Сол весело рассмеялся.
– Само собой! Большинство моих друзей по военной академии – белые, и у родителей полно среди знакомых белых. У нас на Сент-Люсии ведь все по-другому.
– То есть у вас на острове черные, как у нас белые, да?
– Именно так!
Дот изобразила слабую улыбку.
– Трудно себе представить такое!
Сол нетерпеливо хлопнул в ладоши и снова попытался перевести разговор на что-то иное. Уж пусть эта девчушка лучше подшучивает над ним, чем углубляться сейчас в проблемы расовой дифференциации и обсуждать преимущества того или иного цвета кожи.
– Итак, какие наши планы на сегодня?
– Мм-м! – неопределенно хмыкнула Дот. – Вот сижу и думаю! А не убежать ли мне прямо сейчас? А потом понаблюдать тайком, как вы станете самостоятельно добираться отсюда домой, в свой Вест-Энд. То-то будет приключение!
– Что ж, приключение так приключение! Звучит заманчиво…
– А чем вы обычно занимаетесь дома в свободное время?
– Я? На Сент-Люсии?
– Да! – Дот подтвердила свой вопрос кивком головы. Сент-Люсия… Название острова звучало для нее чистой экзотикой. Пожалуй, она не сумела бы отыскать этот остров на карте. Совсем другой мир, другая жизнь… И там всегда тепло и… полно чернокожих людей.
– Что ж, скажу так! Независимо от планов на предстоящий день, он всегда начинается с хорошего завтрака. А уж потом… Потом большую часть дня я торчу на пляже – бегаю, купаюсь в море…
Сол закрыл на мгновение глаза и мечтательно представил себе, как ныряет в бирюзовые воды Карибского моря, как вслушивается в тихий шорох волн, набегающих на прибрежье бухты Редюит. Ведь именно в этой бухте расположены самые шикарные пляжи на всем острове. К своему удивлению, Сол вдруг обнаружил, что перед его мысленным взором предстала просто фантастическая картина. Он ныряет в воды залива не один, а вместе с Дот.
– А я вот ни разу в своей жизни не видела моря, – обронила Дот и смущенно уставилась в пол.
– Правда? Никогда-никогда?
Она отрицательно мотнула головой.
– Честно! Никогда-никогда!
– А сколько вам лет, Дот?
– Восемнадцать!
– Ну наши местные сказали бы, что вы уже опоздали на целых восемнадцать лет. Ведь у островитян море входит в жизнь буквально с первых же минут после появления на свет. Море – это часть нашей жизни и, по сути, часть нас самих.
Дот глянула на него с растерянной улыбкой.
– Зато я люблю смотреть, как разгружаются суда в нашем порту. Я даже улавливаю запах моря, который приносят с собой все эти корабли. Мы часто ходим в доки вместе с моей подружкой, сидим, наблюдаем… Часто приходят суда из России. Там и сейчас стоит такой большой корабль, а на борту у него написано: «ОДЕССА». Он привез пиломатериалы. Их разгружают прямо в доке и тут же отправляют на склады Монтегю Л. Мейер. А еще мне нравится наблюдать за тем, как проворные юркие баржи причаливают к большим судам, и матросы на листере начинают сновать туда-сюда, словно маленькие рабочие пчелки. Все это завораживает… Только представить себе! Такое огромное, массивное чудовище из металла, избороздившее все моря мира, лениво колышется на якоре возле причала всего лишь в двух шагах от моего маленького домика. Фантастика, правда?
Сол кивком головы подтвердил, да, фантастика! Захватывающее зрелище. Он не стал рассказывать Дот, что его отец – не только военный. Он еще и один из крупнейших в мире владельцев торгового флота. Во всяком случае, его компания числится в первых строчках всех торговых флотилий.
Дот продолжила свой монолог:
– Хотелось бы хоть на одну минуту очутиться на борту, послушать, о чем они там говорят, хоть и непонятно, на своем языке. Что ж, когда-нибудь я тоже, вполне возможно, попаду за границу, и тогда уже иностранкой буду я, а не они. Какие глупости порой лезут в голову, да? А все же интересно, что они думают о наших портовых грузчиках? Вся эта публика в нахлобученных войлочных шляпах, болтающая на откровенном кокни… Вечно они балагурят, над кем-то подшучивают. Должно быть, со стороны они производят довольно странное впечатление.
– А куда б вы хотели поехать, если бы вам вдруг выпал шанс отправиться за рубеж?
– Прямо сейчас? Сию минуту?
– Да! Сию минуту и в любую точку земного шара.
– А к пятичасовому чаю я успею вернуться? Или мне прихватить с собой сэндвичи?
– К чаю вы точно не успеете вернуться домой. А вот ваши бутерброды наверняка испортятся в дороге.
Дот весело улыбнулась и снова погрузилась в раздумья, подперев свое личико рукою и твердо упершись локтем в стол. Мысленно она попыталась представить себе весь этот незнакомый мир с его необъятными пространствами и тысячами чудес. Как же он таинственен, по сравнению с тем маленьким мирком, в котором она живет, в котором живет ее семья. Но зато здесь она может ходить, куда ей вздумается, и есть, когда захочется!
– Ох, не знаю! Не знаю даже, что сказать! Наверное, все же я отправилась бы в Париж. Посмотрела бы на тамошние моды, полюбовалась Сеной, попробовала бы настоящего французского вина, посидела бы в парижском кафе. Думаю, мне бы там понравилось. А потом еще в Америку. Увидела бы своими глазами Голливуд и всех этих прославленных кинозвезд, а потом села бы в автобус и поехала в Нью-Йорк. Хочу посмотреть на статую Свободы и на Эмпайер-Стейт-Билдинг… Только не в тот день, когда по небоскребу шастает этот Кинг-Конг. Конечно, обязательно попробовала бы американский гамбургер, сходила бы в кинотеатр на открытом воздухе. Там фильмы можно смотреть прямо из окошка припаркованного автомобиля. Здорово, да? Сиди себе с каким-нибудь ковбоем… Нет, Америка мне бы точно очень понравилась!
Сол улыбнулся. Для него новизна зарубежных впечатлений уже давно перестала быть диковинкой. Ведь он отправился в первое в своей жизни путешествие вместе с родителями, когда ему едва исполнилось шесть месяцев. И с тех пор колесит и колесит по свету.
А Дот между тем, увлеченная своими собственными мыслями, говорила и говорила:
– Да, я никогда не видела моря, но я зато хорошо знаю, как оно шумит. Я слышала этот шум в морской раковине. Мой дедушка всю свою жизнь работал докером. Он и подарил мне эту раковину. Стоило приложить ее к уху, и тут же слышался шелест волн. Как я любила слушать эти волны! Слушать и слушать до бесконечности… К сожалению, раковины уже давно нет. Папа все время спотыкался о нее, когда она валялась на полу, и в один прекрасный день ее попросту выбросили вон. Странно! Но я впервые вспомнила о ней после стольких лет… И именно сейчас!
– Знаете, Дот, вполне возможно, вашу раковину выловили в волнах того залива, где я так люблю плавать. Мы ведь употребляем в пищу всех устриц, а раковины, в которых они прячутся, потом выбрасываются, как простая шелуха. Правда, иногда ими украшают рабатки и клумбы в наших садах.
Дот широко распахнула глаза от удивления.
– Надо же! Мне такое и в голову не могло прийти. Вы там плавали… Ну это еще куда ни шло. А что же до содержимого самих раковин, то скажу так: я девушка с традиционными вкусами. Предпочитаю жареную картошку с треской. И чтобы побольше соли и уксуса! У нас и тарелок подходящих нет для всей этой гадости…
Сол снова не смог удержаться от улыбки. Забавная девушка! Он еще таких не встречал. Но в целом ему нравится, как она смотрит на мир.
Дот еще ни разу в жизни не ездила на такси в Вест-Энд. Среди ее знакомых вообще не было таких, кто разъезжал бы на такси. Стоило ей сесть в машину, и на нее тут же нахлынул целый ворох самых разных, но очень смешанных чувств. Конечно, она обрадовалась, как ребенок. Это с одной стороны. Все это очень волнующе и необычно. А с другой – что мешало им проехать пару остановок на автобусе, а потом сесть в метро? По времени получилось бы одинаково, а вот кучу денег сэкономили бы. Потратили бы на что-нибудь более полезное.
– О чем задумались? – спросил у нее Сол.
– О чем? О том, как совсем иначе видишь все вокруг, стоит сесть чуть повыше или посмотреть на окружающую жизнь через окно такси.
И тут Дот ни капельки не покривила душой. Она и в самом деле в основном передвигалась по городу либо в метро, либо автобусом. А уж в автобусах, да еще в часы пик, окна вечно запотевшие от дыханий десятков людей, плюс еще табачный дым. Так что из такого окошка ничего толком и не разглядишь. Разве что мелькающие мимо огоньки да силуэты зданий. А уж все подробности, всякие там детали, орнаменты и прочее – это извините! И напрасно будешь стараться, стирая ладошкой влагу с внутренней поверхности стекла. Все равно автобусные окна снаружи так заляпаны грязью, взлетающей вверх из-под колес проезжающих мимо машин, что света божьего ты в них не увидишь.
– А вот здесь я появилась на свет! – Дот указала на темно-серый фасад роддома Ист-Энда, который промелькнул у них за окном. – Мама часто повторяла, что когда-нибудь на стене этого здания повесят специальную табличку с надписью «Здесь родилась Дот Симпсон». И я верила, представляете? И даже хвалилась перед своими одноклассниками. Ну не идиотка ли? Вы только вообразите себе такое! Я еще удивляюсь, что они терпели весь мой бред и не отколошматили меня как следует!
Сол мысленно представил себе бесчисленные улицы, площади, школы, библиотеки, названные в честь его предков. И впервые ему тоже почему-то сделалось неловко.
– В один прекрасный день вы станете прославленным модельером, и тогда никто не посмеет назвать вас идиоткой. Напротив! Рядом с вами уже другие будут чувствовать себя полнейшими идиотами.
– Ах, оставьте! От ваших речей мне делается неловко, ей-же-богу!
– Не понимаю, почему? Вы должны обязательно осуществить свою заветную мечту. Во что бы то ни стало!
– Возможно, вы правы. А возможно, и нет! Я иногда думаю, что жизнь намного легче, когда живешь просто, не забиваешь себе голову всякими бредовыми идеями. Меньше разочарований…
– Не согласен! Отказ от попытки, устранение от борьбы – это уже поражение. А вы не производите впечатление человека, который готов так легко сдаться. Вы по натуре отнюдь не капитулянт!
Дот отвела глаза в сторону. Ей совсем не хотелось объяснять Солу, как тяжело девчонке с рабочих окраин, такой, как она сама, пробиться в совершенно иной мир, чем тот, в котором она живет. К тому же она не была до конца уверена в том, что точно понимает смысл слова «капитулянт». Хотя то, как оно звучит, ей категорически не нравилось.
Она вдруг вспомнила, как давным-давно, еще тогда, когда она была совсем маленькой девочкой, отец однажды вечером, укладывая ее в кровать и заботливо укрывая одеялом, ей тогда было лет семь, не больше, вдруг сказал, что летом они обязательно отправятся в путешествие к морю на автофургоне и что за время их отпуска она сможет научиться плавать и покатается на ослике. А еще каждый день станет есть всякие разные конфеты. О, как она мечтала об этой поездке, как ждала ее… Представляла себе, как станет копаться в песке на морском побережье, как окунется в морские волны, как будет непрестанно сосать свои любимые леденцы. Желание было столь острым, что она даже чувствовала на языке вкус сахарной пудры, которой обычно обваливают карамельные конфеты. Но время шло, а ничего этого так и не случилось. А потом отец потерял работу, стал сильно болеть, лето закончилось, и ни в какое путешествие на автофургоне они так и не отправились. Но она не стала ничего объяснять Солу. Зачем ему знать, что иногда не стоит поднимать планку своих надежд слишком высоко?
Такси остановилось прямо перед универмагом. Сол выскочил первым, зябко поежился и, скрестив руки, стал растирать себе плечи. Потом достал из кармана бумажник и расплатился с таксистом. Прежде чем Дот успела выскочить из машины, таксист вдруг опустил стекло, отгораживающее пассажирский салон от кабины водителя и, выразительно глянув на девушку, вдруг сказал ей громко и четко, так, чтобы она наверняка расслышала каждое слово:
– Надеюсь, домой ты это чудо в перьях не приведешь! Не станешь пугать родного отца. Да, детка? – И при этом рот его искривился в брезгливой улыбке.
– Что? – непонимающе уставилась на него Дот, все еще надеясь, что ослышалась. И какое этому человеку дело до Сола? Но времени на то, чтобы начать дискуссию, у нее не было. Сол уже успел расплатиться с водителем, вознаградив его щедрыми чаевыми, а потом приоткрыл дверь, помогая ей выйти из машины. Дот почувствовала, как все у нее внутри рухнуло. Хам! Невежественная свинья! Однако же умудрился испортить ей такой прекрасный день.
– Вау! – воскликнул Сол, разглядывая здание универмага. – Теперь я понимаю, почему вам так нравится работать здесь. Здание действительно потрясающе красиво. – Сол отступил немного назад и прищурился, чтобы получше разглядеть фасад. Действительно, «Селфриджез» смотрелся очень внушительно. – Вы только взгляните вон на те флаги, что установлены на крыше. Красиво, да?
А потом они оба рассмеялись, замешкавшись на мгновение у вращающихся дверей, не зная, проходить ли им поодиночке или втиснуться вместе. Но вот Сол сделал шаг назад и взмахнул рукой, вежливо пропустив даму вперед. Дот прошла мимо него и первой переступила порог универмага. Она даже не посмела коснуться сверкающей ручки двери с латунным набалдашником, чтобы ненароком не оставить на ней своих отпечатков пальцев. Уж она-то не понаслышке знала, скольких усилий стоит навести такую чистоту и блеск на все вокруг. К тому же она впервые зашла в универмаг с центрального входа на Оксфорд-стрит, как обычный покупатель, не воспользовавшись служебным входом для всех работников, который находился в самом торце здания.
Они миновали отдел парфюмерии: сплошное стекло на прилавках, шикарные витрины-горки из драгоценных пород дерева, инкрустированные латунью, на полках которых было выставлено все-все-все, имеющее отношение к парфюмерии, начиная от помад и кончая разнообразными одеколонами. Между витринами чинно расхаживали покупатели – благообразного вида джентльмены с зализанными волосами, в строгих цивильных костюмах, в шляпах-котелках и с неизменными черными зонтиками в руках. Явно вся эта публика пожаловала сюда из Сити. Многие сопровождали дам. Держали под руку расфуфыренных, надушенных, затянутых в корсеты леди с накрашенными губами, которые с чувством и толком разглядывали выставленный товар и приценивались ко всякого рода безделушкам. Сол тоже пришел в полнейший восторг от набора для бритья ручной работы. Кисточки для бритья из натурального барсучьего волоса, а ручки сделаны из цельных фрагментов слоновой кости и украшены резьбой в форме множества узких продольных канавок, напоминающих колоннады. Весь набор был помещен в изящный ящичек из орехового дерева с крышкой, которая крепилась к основанию с помощью миниатюрных латунных петель. Очень тонкая, почти ювелирная работа! Сол уже готов был купить набор, но, заметив, как расширились от ужаса глаза Дот, когда она увидела цену, проставленную на бирке, молча поставил вещицу обратно на полку.
– А сейчас идем в отдел галантереи! – решительно объявил он. – Хочу посмотреть, где вы работаете.
Дот слегка прикусила нижнюю губу. Да уж! Попала так попала! Одно дело – гулять с черным по улицам Лондона, где тебя никто не знает, и совсем другое – продефилировать вместе с ним перед своими товарками.
Сол мгновенно уловил ее смятение.
– Ну смелее же! – подбодрил он ее. – Вот увижу все своими глазами и буду точно представлять, где и как вы работаете. И даже буду мысленно воображать вас стоящей за прилавком, когда у вас будут выходные и вы будете развлекаться где-нибудь на стороне.
– Ну по части развлечений, так это вряд ли… Разве что вдруг по случаю сорву кучу халявных дивидендов…
– Халявных? Не очень понимаю, что вы имеете в виду.
Дот рассмеялась в ответ.
– Да так, ничего особенного! Шутка! Не обращайте внимания.
Не станет же она ему объяснять, что именно имела в виду. Слишком все это сложно…
Сол и Дот были вынуждены буквально вжаться в заднюю стенку кабины лифта, чтобы освободить пространство для дамы в очках, облаченной в шикарное меховое манто, и для ее приятельницы в шляпе с широченными полями. В кабине сразу же повис ядовитым облаком насыщенный аромат сразу нескольких парфюмов, которыми дамы, судя по всему, обильно окропили свои декольтированные туалеты из крепового шелка. Сол не выдержал первым и сдавленно кашлянул в кулак. Дот молча уставилась в стенку кабинки, с трудом сдерживая смех, что было довольно трудно, ибо все стенки кабинки были увешаны зеркалами.
Дамы с ярко выраженным американским акцентом бойко щебетали друг с другом. Когда они вышли, Сол не удержался от реплики.
– Фу! И что это было? У меня в горле першит и щиплет от их ароматов. Под страхом смерти не стал бы покупать ничего из того, что они нам только что здесь прорекламировали!
Мальчик-лифтер в униформе, заложив руки в белоснежных перчатках за спину, изо всех сил старался напустить на себя невозмутимый вид. Его участие в разговорах пассажиров не предусматривалось. Но Сол, глянув в зеркало, поймал легкую улыбку, промелькнувшую по лицу подростка.
– Впрочем, я полагаю, избыток парфюма на покупательнице – это еще не самое страшное из того, с чем можно столкнуться, работая здесь. Я прав? – обратился он напрямую к мальчику.
Мальчик ответил ему на кокни, на том же диалекте, на котором разговаривала и Дот.
– Вы абсолютно правы, сэр! Порой от людей не пахнет, а просто воняет всякими парфюмами. Невозможно дышать!
Он помахал у себя под носом своей белоснежной перчаткой, словно пытаясь разогнать ядовитые пары, все еще витавшие в кабине лифта.
Дот была готова расцеловать этого милого мальчугана, который так легко и непринужденно пошел на контакт с Солом, не испугавшись цвета его кожи. Она даже на время забыла о том досадном эпизоде с таксистом, который изрядно испортил ей настроение. Лифт вздрогнул и замер. Приехали! Четвертый этаж.
– Ну вот мы и на месте! – бодро объявила Дот. – Имейте в виду! Задерживаться надолго не будем. Просто посмотрим и тут же уходим. Договорились?
– Хорошо! Как скажете! – Сол вскинул вверх обе руки, давая понять, что он полностью сдается на милость своей спутнице.
– Мисс Симпсон? Вот уж не ожидала увидеть вас здесь сегодня! У вас же, по-моему, выходной!
Такое впечатление, что эта корова специально караулила ее на этаже!
Меньше всего на свете Дот хотела бы сегодня столкнуться с мисс Блайт. С кем угодно из числа тех, кто трудится в галантерейном отделе или в других службах универмага, но только не с нею! Мисс Блайт посмотрела на Дот своими маленькими свинячьими глазками, посверкивавшими за стеклами очков в роговой оправе. Как всегда, пышные формы были втиснуты в явно узкую для столь объемной талии юбку из поплина и комплект-двойку, тесно облегающий грудь. Полные ноги, обтянутые шелковыми чулками, обуты в туфли на высоченных каблуках, это почему-то напомнило Дот комичное сходство мисс Блайт с такой маленькой, но норовистой скаковой лошадкой. Конечно, думать так про коллегу не очень хорошо, и Дот понимала это. Но уж больно мисс Блайт была вредной особой. И Дот всегда от нее доставалось, как, впрочем, и всему остальному младшему персоналу, да и всем остальным, кто был ниже ее по должности. Мисс Блайт работала в отделе кадров, а потому зверствовала по полной. Барбара и Дот вообще пришли к выводу, что во всех кадровых службах «Селфриджез» нет более вздорного человека, чем мисс Блайт. Судя по всему, для нее не было большего удовольствия, чем наказать работника по административной линии или даже уволить его за малейшую провинность.
– Да! – промямлила в ответ Дот. – Но я сегодня пришла сюда… просто как покупатель. Надо кое-что купить.
– Вижу-вижу!
Мисс Блайт окинула изучающим взглядом спутника девушки. Не приходилось сомневаться, что в течение часа новость о том, в чьем сопровождении Дот явилась в универмаг в свой законный выходной, станет самой обсуждаемой на всех этажах «Селфриджез».
– Что ж, завтра потолкуем! Какой сегодня чудесный день!
Дот очень хотелось вспылить в ответ, спросить, о чем таком эта мегера собирается толковать с ней. Но, если честно, она панически боялась не только предстоящего разговора, но и самой мисс Блайт. Сол между тем неспешно расхаживал вдоль прилавка, рассеянно разглядывая выложенный товар и, к счастью для самой Дот, не обращая никакого внимания на обеих женщин. Потом он увлекся разглядыванием миниатюрных пуговичек цвета слоновой кости, аккуратно разложенных в зависимости от своего размера и величины в ящике со множеством отделений. После чего стал пробовать на ощупь эластик и мотки с тесьмой, перебрал стопку бумажных выкроек, с помощью которых любая домохозяйка, имеющая в своем распоряжении швейную машинку «Зингер» и шпульку ниток, может сварганить себе все, что угодно, начиная от обычной прихватки для кухонной плиты и кончая свадебным платьем для невесты. Наконец, он долго любовался рулонами самых различных тканей, разложенных на стеллажах за прилавком в строгом соответствии с их цветовой гаммой и фактурой.
Дот незаметно подошла к нему сзади.
– Я каждый день любуюсь этой панорамой, – призналась она. – Столько красивых тканей! И все это так похоже на радугу.
– Понимаю! – откликнулся он, не отрывая взгляда от созерцания тканей. Бедняжка! Разве она может представить себе настоящую радугу? Такую, какая зависает над Сент-Люсией после дождя, когда из-за туч вдруг неожиданно появляется солнце. Вот и получается, что рулоны разноцветных тканей и есть пока ее радуга. – А какой цвет вам нравится больше всего?
– Даже не знаю! – смутилась Дот и бережно тронула рукой рулон с дамаском. – Сразу так и не скажешь. Но, пожалуй, темно-розовый. – Потом ее пальцы скользнули по рулону с небесно-голубой тканью. – А вот этот цвет напоминает мне чистое небо в солнечный летний день.
– Отличный выбор! И цвет чудесный. Почти похож на цвет неба над Сент-Люсией. Давайте купим немного этой ткани.
– Зачем? – тут же разволновалась Дот. Отрез материала, она знала это наверняка, обойдется ей в зарплату за несколько дней работы.
– Да сам не знаю, зачем! Смоделируете себе какой-нибудь фасончик. Вы же говорили, что хотите стать дизайнером.
– Ради всех святых! Не начинайте все снова! Все эти разговоры… уж точно не здесь их стоит вести.
– Привет, Дот!
Барбара стремительно надвигалась прямо на них двоих, прижимая обе руки к своей впалой груди. Но вот она остановилась, слегка повела бедром и чуть-чуть подала вперед носок одной ноги, замерев перед Солом в неком подобии балетной позы.
– Так это он? Тот парень, что музицировал на фортепьяно? Ну в тот вечер…
– Да, Барбара! – тяжело вздохнула Дот. – Кстати, он не глухой. Правда ведь? – Она повернулась к Солу.
Тот энергично закивал головой в знак согласия.
– Пока еще не оглох.
Барбара внимательно оглядела Сола, потом прошлась одной рукой по голове, после чего принялась теребить кончики своих волос, словно желая удостовериться, что с ее стрижкой все в порядке.
– Не думала, что он…
– Такой высокий? – тут же подсказала ей Дот.
– Такой… экзотичный! – откликнулась Барбара, не пожелав воспользоваться предложенной подсказкой.
Несколько секунд все трое молчали. Но вот Сол слегка откашлялся.
– А где вы работаете? – немедленно набросилась на него с вопросами Барбара.
– Я служу в армии.
– В какой армии вы служите?
– В армии Великобритании.
– Но вы же не англичанин! Вы и говорите с другим акцентом.
Дот почувствовала, как краска бросилась ей в лицо. Стыд-то какой! Нет, все же ее лучшая подружка может быть порой очень несносной.
– Это правда! Я не англичанин. Я родился и живу на острове Сент-Люсия. Но наш остров является частью Британской Империи, и у нас с вами даже одна королева.
– Да что вы говорите! – совершенно искренне удивилась Барбара и с некоторым вызовом подбоченилась, взглянув на Сола с откровенным недоверием.
Тот лишь весело рассмеялся, глянув на ее немного воинственный вид.
– Правду! Я говорю вам истинную правду. Я военный и служу, защищая и вашу страну, и королеву. Хотя в ближайший год воевать точно не собираюсь. Я приехал сюда в составе военной миссии от острова Сент-Люсия как сотрудник военного атташе.
О том, что вся военная миссия состоит из одного человека, который одновременно является и его начальником, тем самым военным атташе, и его отцом, Сол благоразумно умолчал.
– Понятно! – несколько растерянно бросила Барбара. – Ну и дела! Не сойти мне с этого места, Дот! Но этот парень умеет запудрить мозги, когда захочет!
– Еще раз напоминаю, Барбара, что «этот парень» тебя отлично слышит! – вконец разозлилась Дот.
– Барбара! – окликнул девушку Сол. – А вы нам не поможете? Мы бы хотели купить немного ткани. Вот этой! Такой красивый небесно-голубой цвет…
– На что конкретно вам нужна эта ткань? – поинтересовалась у него уже профессиональным голосом Барбара, слегка наморщив носик.
Сол глянул на Дот и по умоляющему выражению ее глаз, по тому, как она едва заметно качнула головой, понял, что своей заветной мечтой Дот не поделилась даже с лучшей подружкой.
– Да так, ни для чего конкретно! Просто иногда хочется иметь рядом хоть что-то, что напоминает тебе о ясном летнем небе. Вам так не кажется?
Барбара разразилась громким смехом.
– Мало ли что, кому и как кажется! Ну и дела, Дот! Да он у тебя самый настоящий поэт, не сойти мне с этого места!
– Барбара! Прекрати немедленно! Сол тебя прекрасно слышит!
– Хорошо-хорошо! Прекращаю! Только не кричи на меня, пожалуйста!
Она положила рулон голубого ситца на прилавок и выровняла края ткани металлическим метром.
– Куда сейчас путь держите?
Дот бросила взгляд на Сола. Как-никак, а сегодня он – ее гость. Ведь Лондон – это ее родной город.
– Еще точно не решили. Может, совершим небольшую прогулку по парку.
– Отличная идея! – обрадовался Сол.
– А вы быстро ходите? Бегаете-то вы наверняка очень быстро!
Сол слегка склонил голову набок, видно, пытаясь уразуметь, в чем суть подвоха в том вопросе, который задала ему Барбара.
– Понятия не имею, как я хожу. Вполне возможно, что и быстро. А вот бегаю я действительно быстро. Но почему вы спрашиваете?
– Мой отец говорит, что у всех черных в ногах имеются дополнительные кости и мускулы. Вот поэтому они все такие отличные бегуны.
Барбара начала разматывать рулон с тканью, а Сол всецело ушел в созерцание процесса. Он тяжело дышал, уткнувшись носом в свой носовой платок. Видно, боялся, что сорвется и нагрубит подружке Дот.
Дот же не могла дождаться, когда все наконец закончится и они смогут уйти.
– Ну как вам она? – поинтересовалась она у Сола на обратном пути. – Немного бесцеремонна, да?
– Прелестная девушка! Настоящее сокровище!
Прогулка по Гайд-парку сопровождалась самыми разными разговорами. Они проговорили всю дорогу, не чувствуя взаимной неловкости или скованности. Говорили свободно, без обиняков, как два человека, которые давно знают друг друга. И у которых за плечами не просто крепкая дружба, но и совместно нажитый житейский опыт. Ну неудивительно ли это, размышляла про себя Дот. Такое стремительное сближение… Совместная прогулка по Лондону завершились традиционным чаепитием и поеданием пирожных в кафе отеля Лионс-Корнер-Хаус. Над городом уже сгущались сумерки. Последние всполохи уходящего дня освещали небо, окрашивая его в розоватый цвет. Но ноги стыли, ибо тротуар оставался холодным и даже слегка подмерз. Сол между тем с интересом разглядывал ярко-красные автобусы, снующие по улицам города, пытаясь определить по табличкам конечный пункт их назначения. Многие названия были ему знакомы по книгам, по кинофильмам. Трафальгарская площадь, например. Или Гринвич, или Хайгейт, фешенебельный жилой район, расположенный в северной части Лондона. Или тот же Эмбанкмент, как называют район вокруг набережной Темзы. В принципе, можно садиться в любой из этих автобусов, и он довезет тебя до нужного места. Огромный город! Что сразу же напомнило Солу о том, как же крошечно мал его родной остров Сент-Люсия, всего каких-то двадцать семь миль из одного конца острова в другой.
Дот поглубже упрятала подбородок в ворот пальто. Холодно!
– А как вы относитесь к кинам?
– К чему-к чему?
Дот рассмеялась.
– Ну в кино вы любите ходить? Смотреть всякие там фильмы?
– Ах, фильмы! Конечно, люблю! Еще как люблю! А что показывают?
– Да какая разница! Просто мне еще не хочется возвращаться домой.
Дот, как всегда, была честна и предельно правдива.
– Какое приятное совпадение! Представьте себе, и мне тоже не хочется!
Дот побежала вперед. Сол рассмеялся, мысленно повторяя слова, только что сказанные девушкой. Так удивительно, что их мысли и желания совпали! Поплотнее запахнув пальто на груди, он заторопился вслед за Дот.
По завершении сеанса они вышли из кинотеатра и, прошагав Керзон-стрит, свернули в сторону станции метро «Лаймхаус», что в восточном районе Лондона. Время близилось к десяти вечера. Родная улица Дот, Роупмейказ-Филдс, утопала в темноте. Чему лично Дот была только рада. Еще не хватало, чтобы Сол лицом к лицу столкнулся с миссис Харрисон и та бы испепелила его своим ненавидящим взглядом. Но это в том случае, если Сол вызовется провожать Дот до порога дома, то есть потащится вместе с ней в самый дальний конец улицы. Легкая морось витала в воздухе, то ли дождь, то ли просто туман. Влажные камни мостовой поблескивали в тусклом свете уличных фонарей. Ночные шторы в большинстве домов были уже опущены, и лишь кое-где пробивался свет из-за неплотно задернутых драпри. И эти крохотные лучики, отбрасывающие световые дорожки на мокрую мостовую, казались ослепительно яркими на фоне окружающей тьмы. Сол небрежно прошелся рукой по бледно-голубому капоту припаркованной машины возле дома номер двадцать девять. «Остин Мини», седьмая модель. Единственная машина на всей их улице, хозяин – очень умный мальчишка, живущий в этом доме. Но сейчас, согласно сведениям, полученным от миссис Харрисон, его дома нет. Учится в каком-то университете, грызет гранит науки, да и сам, по ее словам, собирается заниматься науками. Сол машинально заглянул внутрь салона, посмотрел на обтянутые кожей сиденья и представил себе, каково это – мчаться на таком автомобиле по песчаному бездорожью на какой-нибудь самый дальний пляж, раскинувшийся на юго-западе Сент-Люсии.
Сол проводил Дот только до ворот дома, как она сама о том и попросила, и ни шагу дальше. Он напустил на себя абсолютно равнодушный вид, старательно отводя глаза от созерцания окружающего пейзажа. Узкая улочка, вереница крохотных домиков, буквально прилепившихся друг к другу вдоль тротуара. К тому же в воздухе явственно ощущается слабый запах серы. Да! Нищета! Бедность так и прет из всех углов. И пахнет бедностью. Нет, совсем не это ожидал он увидеть в Лондоне. Конечно, и у них на Карибах полно нищих. Многие даже обитают прямо на улицах. Но все же такая убогость, и где… в столице Великобритании!
На какое-то мгновение Сол вдруг представил родительский дом Жасмин-Хаус, выстроенный на самой вершине холма с видом на воды залива и бухты Родни-бей. А там, на горизонте, виднеется горная гряда Питонов. Он представил себе густые заросли жасмина, благоухающего по ночам своим дивным ароматом. Широкая терраса, окольцовывающая их дом со всех сторон, утопает в кустах жасмина, отчего воздух в доме, особенно в ночные часы и рано утром, всегда напоен сладковатым, немного пьянящим запахом цветущего жасмина. Этот запах волнами проникает через окна и распространяется по всем комнатам, он пробивается через плотные створки белоснежных, только что выкрашенных ставен, он окутывает своим благовонием занавески на окнах, которые едва колышутся под слабыми порывами бриза. Этим запахом уже успел пропитаться тончайший французский муслин, из которого изготовлены балдахины над массивными кроватями из красного дерева. Кажется, стоит только провести пальцем по простыням, и запах жасмина с новой силой заполнит всю комнату. Наверное, впервые в своей жизни Сол вдруг по-настоящему осознал все преимущества роскоши, среди которой он вырос.
– Спасибо вам большое за этот день, который вы провели сегодня вместе со мною. Спасибо, что показали мне город… И вообще, спасибо за все! – Сол слегка ударил каблуком о кромку тротуара.
– Нет, это вам спасибо! – растроганно воскликнула Дот. – Великолепный был день! И спасибо за ткань! Я все тщательно обмозгую и обязательно придумаю такой фасон, который будет не хуже самой ткани. Что-нибудь такое необычное… такое, что всегда будет напоминать мне об этом дне.
– Вот и чудесно. Как это там поется в песне? «Как цветут клевера по лугам, так и я с каждым днем расцветаю…»
Дот улыбнулась, услышав знакомые слова любимой песни.
– Да, расцветаю, – повторила она задумчиво.
– Знаете, какая мысль только что пришла мне в голову? – неожиданно воскликнул Сол. – Отныне я буду звать вас Кловер. Ведь Кловер означает «клевер»! А что может быть прекраснее цветущего клевера на лугах? А тут всего лишь какая-то Дот! Точка… Точка, точка, запятая… Как-то все это мелко, незначительно, недостойно вас.
Дот снова улыбнулась. Всю свою жизнь она именно таковой себя и воспринимала: мелкой и незначительной. Кловер! Звучит красиво…
– У нас бытует поверье, что цветы клевера многим приносят удачу, – тихо промолвил Сол. – Но главное – отныне ваше имя будет напоминать мне нашу любимую песню.
– Не думаю, что я уже успела принести кому-нибудь удачу! – чистосердечно призналась Дот, немедленно просияв лицом, не столько от того, что ее имя теперь будет ассоциироваться с удачей, сколько потому, что он сказал: «наша любимая песня», тем самым как бы связав их друг с другом. Она взглянула на Сола и широко улыбнулась ему, прижимая к груди бумажный пакет с небесно-голубой тканью и начисто забыв о своем намерении строго держать дистанцию.
Сол слегка подался вперед и выдохнул тоном заговорщика:
– Ненавижу прощаться! Для меня самый ужасный момент любого свидания – это расставание. Если честно, то я с самого утра со страхом ждал наступления этого момента.
– Вот как? Значит, по-вашему, у нас с вами уже было свидание. А я-то думала, что просто помогаю вам получше узнать наш город.
Сол застенчиво улыбнулся.
– Знаете, у парней тоже есть свои проблемы, и немалые. Ведь изначально считается, что мы, сильный пол, должны играть первую скрипку в отношениях с девушками. Но я всегда почему-то теряюсь в самый ответственный момент и начинаю лихорадочно соображать, что лучше: наклониться и поцеловать девушку, запечатлеть на ее лице, так сказать, легкий прощальный поцелуй, или же просто ограничиться рукопожатием. Вот и сегодня… Ужасно боюсь все испортить, и одновременно ужасно не хочется терять шанс.
– Что ж, по-моему, сегодня ваши шансы как никогда велики! – Дот бросила на Сола мимолетный взгляд.
– Да? То есть я могу расценить ваши слова как приглашение к…
Сол обхватил ее рукой за талию и привлек к себе.
– Вы все правильно поняли! – прошептала в ответ Дот.
Сол медленно прошелся рукой по ее тонкой шее, потом коснулся обеими руками ее волос. Шелковистые пряди заскользили у него между пальцами. Резким движением он притянул лицо девушки к своему и закрыл ей рот поцелуем. Дот поднялась на цыпочках, чтобы стать вровень с ним, и тоже прильнула к губам Сола. И оба одновременно улыбнулись, когда их носы коснулись друг друга.
– Увидимся? – спросил он у нее шепотом, осторожно пройдясь пальцем по овалу ее лица.
Она лишь молча кивнула в ответ. Все внутри нее трепетало от радости, пело и смеялось от возбуждения, даже комок к горлу подступил, мешая говорить.
– Кловер! – окликнул ее Сол, все еще стоя на улице и наблюдая за тем, как она возится с замком входной двери.
– Что? – отозвалась она и замерла в счастливом предвкушении.
– Ничего! Я просто хотел произнести вслух твое новое имя.
– Дурачок! – ласково прошептала она, хотя, конечно, в глубине души была счастлива еще раз услышать свое новое имя. Звучит просто как музыка! Кловер…
Она открыла дверь, вошла в дом и, опершись спиной на стекло, замерла. Сердце билось, готовое вот-вот выскочить из груди.
– Дот! Это ты, доченька? – услышала она из задней комнаты голос матери. – Как прошел день? Я уже начала волноваться. Папа тебя не дождался, пошел наверх спать. Постарайся не шуметь, ладно? Ты что-то припозднилась, однако. Чай пить будешь? Ди нарисовала тебе картинку, вазу с фруктами. Рисунок лежит у тебя на кровати. А ты хоть ела сегодня? Надеюсь, ты не возилась с ним весь день? Вечером встречалась с Барбарой, да?
Дот сделала глубокий вдох, пытаясь унять сердцебиение. Потом она приложила пальцы к губам и осторожно потрогала крохотный синячок на нижней губе. Это все, что осталось ей на память от их первого поцелуя. Волшебный поцелуй! Она снова прикоснулась к ранке и вдруг явственно ощутила теплоту дыхания Сола в тот момент, когда его красивые губы слились с ее губами в страстном поцелуе. Разве может мама вообразить себе, что пять минут тому назад ее дочь и весь тот мир, в котором она существовала до сих пор, – все это изменилось за одну секунду и кануло в небытие? Джоан продолжала что-то щебетать о своем, домашнем, но ее монолог воспринимался Дот как некий посторонний шум, мешающий думать о главном. Ей даже не хотелось вникать во все подробности того, о чем рассказывала ей мать. В ее голове продолжали ненавязчиво звучать слова любимой песни. «Ты – мечта, что сбылась наяву. Я щеки твоей нежно касаюсь…» И перед ее мысленным взором снова возникло красивое лицо Сола. Огромные карие глаза, слегка подернутые влагой и завораживающие своей глубиной, жемчужно-белые зубы и такой нежный, такой долгий и такой сладкий поцелуй.