Дискета мертвого генерала. 1 (В. С. Горшков)

1

Отсчет шел уже не на часы, а на минуты. А вполне возможно, что и на секунды.

Внешняя охрана неожиданно обнаружила странные передвижения в непосредственной близости от охраняемого объекта. Началось с того, что один из наблюдателей, на мгновение отвлекшийся на прикуривание сигареты, поднял глаза и заметил почти неуловимое изменение ландшафта. Он попытался воспроизвести в памяти недавнюю картину и сравнить ее с той, что была сейчас перед ним.

На прилегающей к объекту десятиметровой зоне на первый взгляд не было никаких передвижений. Все тот же тщательно перепаханный грунт, очень напоминающий приграничную нейтральную полосу. Там, где заканчивалась контрольная зона, плотной стеной возвышался хвойно-лиственный лес, отделенный от зоны полосой плотных кустов. Наблюдатель – профессионал своего дела, и малейшее движение на контрольной территории не проскочит мимо его когтистого взгляда незамеченным. Он сразу же про себя отметил, что два зеленых куста, растущих возле толстого ствола могучей ели, стали ближе друг к другу на несколько сантиметров, словно один из них был придавлен чем-то тяжелым.

Не поверив своим глазам, уставшим от шестичасового напряжения, наблюдатель прибег к помощи бинокля и спустя секунду почувствовал, как вдруг взорвалось и бешено застучало его сердце. Из-за зарослей можжевельника в сторону обзорной вышки нагло уставились два стеклянных «глаза». Где-то там, посередине вспаханной контрольной полосы, пересеклись траектории усиленных мощной армейской оптикой взглядов. В какую-то секунду застывшему от неожиданности бойцу показалось, будто он может, без риска ошибиться, определить цвет смотрящих на него сквозь другой бинокль глаз. Пытаясь быстро скрыться, притаившийся человек допустил еще один промах. Он задел куст, который тут же, как ему и положено, ответил на прикосновение инородного тела трепыханием зеленых веток.

И рука бойца специального подразделения охраны секретного объекта КГБ «Золотой ручей» моментально выхватила из-за пояса черную портативную рацию…

Сигнал тревоги застал меня в оружейной комнате здания взвода охраны. С тех пор как полностью прервалась связь, я снова ощутил давно забытое чувство страха. Не боится тот, кто никогда не умирает. Я же, несмотря на майорские погоны и богатый боевой опыт Анголы и Афганистана, был самым обычным человеком. Уже шесть лет я не знал ничего подобного, с тех пор как в последний раз в жизни – хотелось бы в это верить – пересек реку Пяндж. Сегодня все было иначе. Чувствую, как выбрасываются в кровь одна за другой порции адреналина, как начинает напряженно пульсировать в висках, а снова взятый в руки автомат Калашникова вызывает лишь воспоминания о давно минувших днях, когда на вытертом до блеска деревянном прикладе мы ставили острым сверкающим клинком маленькие засечки.

– Что случилось, Андрей?.. – Он мог даже не отвечать на мой вопрос. Я уже заранее знал, что невидимый рефери все-таки ударил в свой дьявольский гонг.

– Товарищ майор, на границе контрольной территории замечен наблюдатель! Ведет себя очень скрытно, но я все-таки обнаружил его по отражению «стекляшек».

– Так… – Я почувствовал, как едва заметно закололо кончики сжимающих рацию пальцев. Сообщение Герасимова, полученное мной только час назад, все-таки подтвердилось. – Объявляю общую тревогу!.. По коням, ребята. Даст Бог – отстреляемся…

Я выключаю рацию, засовываю ее за пояс рядом со спутниковым телефоном и с огромным трудом перевожу участившееся дыхание. Ну вот оно, началось… Хотя, если быть объективным до конца, все началось раньше, со звонка по «вертушке» из Главного управления КГБ. Это было ровно час назад, минута в минуту.

– Бобров?

– Да, слушаю. Кто говорит?

– Заместитель начальника Управления генерал-лейтенант Герасимов.

– Здравия желаю, товарищ генерал! – привычно отрапортовал я.

– Как у вас обстановка? – В голосе зама чувствовались тревожные нотки. Генерал явно волновался.

– Полный порядок. Что там в Москве? – закинул я удочку. Но поклевки не последовало.

– Приказываю принять повышенные меры безопасности, – генерал перешел на командный тон. – Все пропуска отменяются. Персонал Центра, согласно инструкции девять, временно становится невыездным до специального уведомления. По любому постороннему объекту, при попытке приблизиться к охраняемой территории, незамедлительно открывать огонь на поражение. Генерал-майор Крамской с вами?

– Да, он на объекте.

– Я звонил ему, но телефон почему-то не отвечает. – Герасимов на секунду замолчал. Я слышал лишь его тяжелое дыхание, доносящееся с той стороны линии. – Хорошо. Ждите дальнейших указаний от меня или от начальника Главного управления. До сих пор строго следовать приказу. К нам поступила срочная оперативная информация о том, что возможна попытка проникновения на охраняемую территорию. Скорее всего это ерунда. Но все-таки существует инструкция. Вам все ясно, майор Бобров?

– Так точно.

– Обо всем подозрительном, чего бы оно ни касалось, немедленно сообщайте прямо мне. До свидания…

Я положил трубку на рычаг и откинулся на спинку кресла, про себя усмехаясь. Герасимов, наверное, перегрелся там, у себя в кабинете. И на моем усталом от дежурства лице появилась легкая улыбка. Несколько минут я прокручивал в голове полученное из Управления приказание, а затем встал, смял оказавшуюся пустой пачку из-под сигарет и вышел из кабинета.

Ровно пять лет я был начальником охраны «Золотого ручья», и за все это время на объекте не было ни единого ЧП. И я не видел причин, по которым оно должно случиться. Даже если принять во внимание чрезвычайные события, вот уже ровно сутки происходящие в раскалывающейся на куски стране.

Оказалось – ошибался.

Экспериментальный исследовательский центр располагался прямо посередине прямоугольника «Золотого ручья». Это было отдельно стоящее на территории здание совершенно белого цвета, с непрозрачными окнами, автономной системой жизнеобеспечения и сверхстрогой пропускной системой даже для режимного объекта. Полноправными хозяевами «Белого дома», как по аналогии с Домом правительства прозвали его мои ребята, являлись профессор медицины Славгородский и генерал-майор КГБ Крамской. Согласно установкам Крамского охрана была размещена таким образом, что никто из моего взвода никогда не оказывался по ту сторону контрольного пункта, где все входящие и выходящие неизменно проходили через «саркофаг» – место идентификации работающего в «Белом доме» персонала. Что там с ними вытворяли, я не знаю, известно только, что все без исключения должны были при прохождении «саркофага» в обе стороны раздеваться догола, оставлять одежду на стенде, где она автоматически проверялась на наличие инородных тел, не разрешенных к вносу и выносу предметов, а сам человек закрывался в похожей на рентгеновский аппарат кабине, где пребывал в течение трех минут. Затем выходил оттуда, принимал душ и следовал дальше – внутрь здания или наружу. Право прохода на объект без процедуры посещения «саркофага» имели только генерал и профессор. Но и им приходилось вставлять в автоматический турникет свою персональную пластиковую карточку.

Дополнительной привилегией «Белого дома» был беспрепятственный и бездосмотровый проезд на территорию и обратно обслуживающего здание черного микроавтобуса «Додж». Кто сидел у него за «баранкой», что перевозилось внутри – можно было только догадываться. Но, судя по внешнему виду, «Додж», несомненно, был бронирован. Уж чего-чего, а отличить обычную консервную банку от спецтехники я могу в считанные секунды.

Чем занимались в «Белом доме»? На сей счет у меня уже сложилось вполне конкретное мнение, но и оно являлось всего лишь результатом пяти проведенных в «Золотом ручье» лет. Дело в том, что я не имел права доступа в сам Центр. Но первое, на что я обратил внимание сразу же после назначения на новую должность, это были сами сотрудники Экспериментального исследовательского центра, принадлежащего Главному управлению КГБ и расположенного среди глухого леса, в двух десятках километров от автотрассы Санкт-Петербург – Москва…

Иногда мне казалось, что все они какие-то неживые. Нет, это были самые настоящие люди из мяса и костей и, уж тем более, мозгов. Но вот глаза меня настораживали. Вы когда-нибудь видели человека, у которого вместо выбитого глазного яблока стоит протез – бесполезная стеклянная болванка, сделанная под заказ в точном соответствии с живым, уцелевшим собратом? Несмотря на все старания специалистов от офтальмологии, разница между оригиналом и подделкой замечается практически моментально. Нечто похожее я всегда испытывал, глядя на сотрудников ЭИЦ. Хотя очень может быть, что из-за своей профессиональной подозрительности я слишком предвзято смотрю на вещи. Впрочем, все люди, «завернутые» на привычном деле, выглядят одинаково.

Всем мои знания об особо секретном объекте ограничивались лишь кругом обязанностей начальника охраны. Я совершенно точно знал, что в здании имелись полностью автономная система жизнеобеспечения, сложная система внутренних коммуникаций и прямая спутниковая связь с ГУ КГБ, а также приписанный к нему и находящийся в крытом ангаре небольшой четырехместный вертолет «Робинсон» американского производства. Им почти никогда не пользовались, за исключением профилактических получасовых полетов один раз в месяц. Тогда по разовому пропуску на территорию «Золотого ручья» привозили летчика из дислоцировавшегося в пятидесяти километрах к югу авиационного полка. Он проверял состояние «вертушки», заполнял контрольные баки, а затем поднимался в воздух. И все это – в сопровождении двух бойцов из взвода охраны. Все остальное время вертолет тихо спал под сшитым из легкой парашютной ткани пылезащитным чехлом.

И неизвестно, сколько еще времени я бы пребывал в неведении относительно истинного предназначения «Золотого ручья», если бы месяца четыре назад совершенно случайно не подслушал разговор Крамского со Славгородским.

Они стояли возле бронированного «ЗИЛа» генерала и тихо беседовали. И не заметили, как рядом появился я.

– …совсем плохо ему. Что будем делать? – поинтересовался генерал, стряхивая на асфальт пепел сигареты.

– Будем менять код. Как только жареным запахнет, он сразу застрелится. Оружие-то всегда при нем, – деловитым тоном ответил психиатр. – Так-то оно лучше будет.

– И с Минфином нужно поработать, – предложил Крамской. – Позвоню его врачу, пусть настоит на двухдневном отпуске. Сделаете?

– Почему нет? – пожал плечами врач. – Везите. Его тоже на пистолет?

– Об этом нужно подумать, – генерал почесал гладко выбритый подбородок. – У Нипейводы нет при себе оружия, – лицо Крамского несколько оживилось. – Что можешь предложить?

– Не волнуйся, Саша, определим его как родного! – Психиатр тихо засмеялся. – Кстати, как насчет моей просьбы относительно доктора Прохорова из вашего подшефного института? У меня на него все документы готовы, лежат в сейфе. Олег Данилович старый стал, пользы от него почти никакой.

– Вот месяцев через шесть и обсудим. Надо к парню этому получше присмотреться, – уклончиво парировал генерал, но после добавил: – Ладно… Готовь Олега Даниловича. Хорошую пенсию его семье я тебе гарантирую.

– Спасибо, Саша, – Славгородский благодарно кивнул. – Очень интересный специалист, этот Вадим Витальевич… Он мне пригодится… – И тут психиатр заметил меня. Он сразу же изменился в лице и осторожно толкнул в бок Крамского: – В чем дело, майор?! Вы что, подслушиваете?!

Генерал отреагировал на слова врача, как разжавшаяся пружина. Нет, он даже не обернулся – он дернулся с такой силой, будто его в самую лопатку ужалил скорпион. Лицо Крамского моментально побелело, затем побагровело, а после вновь вернулось в нормальное человеческое состояние. На все это хамелеонство ушло не более пяти секунд, но на такую перемену мимики трудно было не обратить внимание.

– Майор, в чем дело? – почти дословно повторил вопрос Славгородского генерал.

– Товарищ генерал, я хотел поговорить с вами насчет вертолета… – выпалил я первое, что мне тогда пришло на ум. Делать нечего, теперь придется доказывать, что ты не верблюд. И не ставил целью специально подслушивать «барские» разговоры.

– Что с вертолетом? – Брови Крамского приблизились к переносице. – Проблемы?

– Никак нет. Просто я хотел бы предложить один способ улучшения режимной обстановки на охраняемой территории, – у меня в голове моментально созрела грандиозная, а главное, действительно дельная «отмазка». – Насколько вам известно, каждый месяц для профилактического полета на «вертушке» мы вызываем из авиационного полка чужого человека, летчика-профессионала. Вот я и подумал, а зачем нужно прибегать к услугам постороннего, если всю его работу можно выполнять самостоятельно? Как-никак, я ответственный за режим и должен думать над вопросами доступа на объект как можно меньшего количества людей с разовыми пропусками.

– У вас, майор, есть люди, способные взять на себя такую работу? – Крамской заметно расслабился и таким же успокаивающим взглядом посмотрел на профессора Славгородского: «Все в порядке».

– В учебке ДШБ меня многому научили, в том числе и управлять вертолетами. Правда, с тех пор прошло много времени, и там я летал на других, советских, но думаю, что и с этой американской «стрекозкой» справлюсь без проблем, – уверенно ответил я.

– Ну… хорошо, давайте, – пожав плечами, согласился генерал, бросил на асфальт выкуренную сигарету и раздавил ее носком до блеска начищенного коричневого ботинка. – Только для начала тот офицер из авиаполка должен постажировать вас пару-тройку полетов. – Крамской посмотрел на психиатра. Тот недвусмысленно показывал на часы. Пора было ехать.

– Да, сейчас, – кивнул генерал и еще раз взглянул на меня. – У вас еще что-то ко мне?

– Никак нет, все, – как и положено в такой ситуации, я отдал честь и проводил взглядом усаживающегося в бронированный лимузин «ЗИЛ» Крамского.

– Можете быть свободны, майор, – равнодушно выдохнул генерал и захлопнул массивную дверцу «членовоза». Машина почти неслышно завелась и тронулась с места.

Мало-помалу я начинал понимать, что же на самом деле скрывается за красивым официальным названием объекта «Золотой ручей», почему территория в пять с небольшим гектаров, со всех сторон окруженная распростершимся до самой линии горизонта вековым лесом и соединенная с внешним миром только узкой грунтовой дорогой и спутниковой телефонной связью, так тщательно охраняется и к чему все эти «саркофаги», электронные турникеты с пластиковыми карточками, дезинфекция всяк туда входящего, и почему для обеспечения охраны объекта, о существовании которого, как я предполагал, даже в спецслужбах знали всего несколько избранных сотрудников, необходимы двадцать человек отборных профессиональных «бультерьеров», каждый из которых стоит десяти морских пехотинцев или целого взвода ОМОНа!

Шесть лет назад, когда «Золотой ручей» представлял собой всего лишь законсервированный на случай военных действий командный пункт Верховного Главнокомандующего, в подчинении предыдущего начальника охраны находилось не более десяти человек обычных солдат войск КГБ, которых ни при каких обстоятельствах нельзя сравнивать с моими нынешними.

Я почувствовал, как голова моя начинает медленно трещать по швам. Обилие поступившей информации и ее постоянное прокручивание в извилинах порядком перегрузило нервы.

«Будем менять код… Как только жареным запахнет, он застрелится… С Минфином нужно поработать… Пусть врач настоит на двухдневном отдыхе… Нет при себе оружия… Ничего, что-нибудь придумаем…»

И это всего-то один-единственный обрывок разговора!

Настало время пересмотреть свое мнение о тихом затерянном местечке с живописной природой и красивым русским названием.

С того дня я стал более внимательно присматриваться ко всему, что касалось Центра. К грязи на покрышках бронированного микроавтобуса, выражению лиц работающих там людей, к частоте визитов генерала, их продолжительности и связи с каким-то конкретным событием. В своем необузданном стремлении узнать настоящую правду я нередко действовал «на грани фола», так как не имел необходимого доступа к тщательно скрываемой тайне. Но в конце концов мне все-таки удалось соединить отдельные, ничего не обозначающие обрывки информации в четкую и ясную картину.

Через несколько месяцев я уже знал: под моей охраной находился едва ли не самый секретный объект Комитета государственной безопасности – лаборатория разработки психотропного оружия.

Когда неожиданный звонок из Москвы растормошил годами устоявшийся размеренный ритм расположенного вдали от цивилизации секретного объекта, «Золотой ручей» представлял собой почти неприступную крепость с трехметровым металлическим забором, постоянно находящимся под напряжением в полторы тысячи вольт, четырьмя восьмиметровыми наблюдательными вышками с пуленепробиваемыми стеклами и круглые сутки несущими охрану бойцами отдельного спецподразделения «Тайфун», по сравнению с которыми ребята из «Альфы» казались просто лопоухими щенками. И трудно было поверить, что однажды настанет день, когда какой-то безумец рискнет предпринять хорошо подготовленную и поражающую своей дерзостью попытку вооруженного захвата территории «Золотого ручья».

Покинув кабинет сразу же после звонка генерала, я спустился на первый этаж в надежде найти в закромах столовой стакан холодного апельсинового сока и пачку сигарет. Но, проходя мимо настежь открытой двери узла связи, я с удивлением обратил внимание на показавшееся странным поведение дежурного. Он отчаянно дергал клавишу отбоя на телефонном аппарате прямой связи с ГУ КГБ, то и дело прикладывал трубку к уху и что-то тихо бормотал себе под нос. Впервые на его памяти линия не работала! Вместо длинного непрерывного гудка была лишь абсолютная, без единого постороннего звука, мертвая тишина.

Я остановился в дверях и молча наблюдал за его действиями. Я не верил своим глазам!

Дежурный тем временам оставил в покое «вертушку», быстро взял с «базы» телефон спутниковой связи и начал лихорадочно давить на все кнопки подряд. Но результат был точно таким же, что и раньше – вместо длинного непрерывного гудка сквозь наушник пробивался только отвратительный, режущий слух треск заглушающих помех. Случайности здесь быть просто не могло, потому что не могло быть никогда. Это означало лишь прискорбный факт, что кабель прямой связи с Москвой кем-то только что перерезан, а в непосредственной близости от «Золотого ручья» работала одна из новейших передвижных установок системы «Капкан». Это было ЧП.

Всего несколько секунд понадобилось сержанту, чтобы оценить внезапно возникшую непредвиденную ситуацию, затем его крепкая рука легла на трубку внутренней связи. Сержант звонил в мой кабинет. В этом уже не было необходимости, так как я моментально оказался рядом с дежурным. Еще раз молча проверил все линии, вспоминая о том, что всего две минуты назад разговаривал с генералом из Главного управления, и спустя пятнадцать секунд окончательно убедился в полном отсутствии внешней связи. Как аналоговой и служебной, передающейся по проводам, так и спутниковой, намертво блокированной сильным генератором помех, который не мог находиться дальше, чем в полутора километрах от «Золотого ручья».

«Предсказание» Герасимова начинало сбываться гораздо быстрее, чем я мог себе представить, если вообще верил, что оно сбудется.

– Включай общий сбор! – быстро приказал я сержанту, и он, словно ребенок, уставился на меня непонимающими глазами. Парень не сомневался, что я объявлю общую тревогу. Пришлось объяснить, почему я этого не сделал.

– При объявлении общей тревоги начинают громко выть ревуны не только во всех помещениях объекта, но и снаружи. Совсем не обязательно раньше времени сообщать о том, что мы уже в курсе. Будем считать, что телефонами мы еще не пользовались…

Через полторы минуты все бойцы спецподразделения «Тайфун» уже находились в длинном коридоре на первом этаже корпуса охраны, возле оружейной комнаты с арсеналом и помещения дежурного по связи. Тремя предложениями я ввел своих тренированных «доберманов» в курс дела и заметил, как на лицах бойцов словно застыл расплавленный воск – из обычных веселых парней, еще мгновение назад спокойно играющих в шахматы или смотрящих телевизор в комнате отдыха (который, кстати, тоже перестал показывать одновременно с началом работы генераторов «Капкана»), они прямо на глазах превращались в тех самых профессионалов, о которых мало говорят и еще меньше пишут в книжках. Их жизнь на девяносто девять процентов проходит вдали от устоявшихся в обществе правил и понятий. Среда их обитания – «зона зеро», в которую посторонним вход запрещен.

Я достал из кармана сигарету, позаимствованную у дежурного, сжал ее губами и раскурил, несколько раз выпустив через ноздри клубы густого синеватого дыма. Я впервые за пять лет демонстративно нарушал инструкцию. Но, черт побери, какое же все это дерьмо!

– Я не знаю, кто это, – бесстрастно констатировал я, прохаживаясь взад-вперед перед строем. – Все вы в курсе проклятой возни, происходящей сейчас в стране. Мне глубоко наплевать на нее, но охренеть до такой степени, чтобы отключить связь и поставить «заглушку»!

Сжимающие сигарету пальцы едва заметно дрожали. Мне всегда было противно, когда бойцов спецподразделений представляли как безмозглых и бесстрашных зомби, «отмороженных» настолько, чтобы вообще не реагировать ни на что, кроме команды «Убивай!». Все это полный бред. И страх на лицах многих из стоящих сейчас передо мной высоких крепких ребят в черной форме еще раз доказывал истину – не боится тот, кто не живет. Мы все пока еще жили.

– Возможно, этим и ограничится, – продолжил я, беспокойно поглядывая на пристегнутую к поясу рацию. – Но мне кажется, что все-таки нет… – Я сделал глубокую затяжку, на секунду задержал в легких едкий сигаретный дым, а потом с силой выдохнул его в сторону строя. – Сейчас всем получить оружие и рассредоточиться по периметру, согласно режиму номер один. Саблин…

– Да, товарищ командир, – отозвался светловолосый старлей, мой единственный настоящий друг, вместе с которым несколько лет назад мы поливали свинцом засевших в горном ущелье «воинов ислама». Саша был моим заместителем. В верхнем ящике моего письменного стола уже двое суток лежал подписанный министром приказ о присвоении ему звания «капитан». Второго сентября у Саблина намечался день рождения, и я решил специально поберечь эту долгожданную новость еще несколько дней.

– Возьми двух человек, пару ручных гранатометов и отправляйся на крышу гаража. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Саблин секунду подумал, а потом медленно опустил веки в знак согласия. Если, как и предупреждал генерал Герасимов, все-таки будет предпринята попытка захвата «Золотого ручья», то, пусть теоретически, сделать это возможно только двумя способами. Первый – вертолетный десант, что практически не имело шансов на успех, так как мы расстреляли бы всех захватчиков еще до соприкосновения подошв их ботинок с территорией объекта. Второй – это мощным тараном или направленным взрывом проломать ограждение в любом месте периметра, а уже затем, под прикрытием техники, проникнуть внутрь территории. Самым подходящим для этого местом были раздвижные ворота «Золотого ручья», единственная гибкая секция во всем, опоясывавшем площадь в пять гектаров, трехметровом бетонно-металлическом заграждении.

– Вопросы? – Я внимательно оглядел строй, но не нашел ни одного признака того, что мои слова кто-то не понял. – Если нет, то немедленно в арсенал. Всем брать по три боекомплекта и перевязочный пакет. Через две минуты доклад о готовности от командиров пятерок.

Я быстро дал команду дежурному сержанту отключить сигнализацию, первым прошел в оружейную комнату, взял со стенда свой «АКМ», достал из зеленого деревянного ящика две ручные гранаты, прихватил несколько магазинов с патронами и, отойдя в сторону и пропуская стремительно экипировавшихся бойцов, рассовал боекомплект по кармашкам на поясе. Затем повесил автомат на плечо, встал возле входных дверей и внимательно наблюдал, как поспешно превращались в рейнджеров еще совсем недавно непринужденно переставляющие фигуры на шахматной доске или рассказывающие друг другу анекдоты про Петьку и Василия Ивановича плечистые парни. На их каменных лицах я видел решимость и азарт. И я готов был поклясться, что кое-кто из бойцов «Тайфуна» молит Бога о том, чтобы заварушка все-таки началась. Болезнь, вызывающая жажду войны и получившая название «Афганский синдром», – вот что это было такое. Они уже не могли жить без постоянного чувства опасности. И даже еженедельные пятичасовые тренировки по системе «спецназ», выматывающие до дрожи в коленях и поистине смертельной усталости, были для пораженных этим «вирусом войны» всего лишь жалкой сублимацией, только на время заглушающей намертво засевшую в сознание жажду крови.

И вдруг я услышал слившийся в одну дьявольскую какофонию звук четырех, одновременно пронзительно засигналивших раций. Система экстренного оповещения была замкнута на командирах пятерок и начальнике охраны. Все мы в данный момент находились или в оружейной, или рядом, в коридоре. Я почувствовал, как по моей спине ледяной волной пробежал смертельный арктический холод.

Я готов был поклясться, что уже знаю, что именно сейчас скажет кто-то из ребят, стоящих на одной из наблюдательных вышек.

– Командир, – я выхватил рацию и включил связь.

– Говорит второй пост! – почти прокричал караульный. Голос его был резким, дыхание – прерывистым. Прорвавшийся из зажатой в моей руке портативной рации, он эхом разнесся по всему помещению оружейной. И я увидел, как мгновенно напряглись мускулы на лицах экипировавшихся рядом со мной бойцов. – Товарищ майор, на границе контрольной территории замечен наблюдатель! Ведет себя очень скрытно, но я обнаружил его по отражению «стекляшек»…

– Так… – Я почувствовал, как моментально закололо кончики сжимающих рацию пальцев. – Объявляю общую тревогу! По коням, ребята. Дай Бог – отстреляемся… – И, сорвав с плеча автомат, я бросился в сторону выхода из серого двухэтажного здания охраны, стоящего в совершенно противоположной от КПП объекта стороне. Согласно схеме один я должен был немедленно встретиться с шефом Экспериментального исследовательского центра генералом Крамским. Об остальном позаботится Саблин.

Дежурный сержант слышал весь разговор с караульным. И в следующую секунду над территорией «Золотого ручья» пронзительно взвыл вызывающий мурашки по всему телу ревун сигнала общей тревоги. Со всех окрестных деревьев моментально взлетели птицы и с громким криком устремились прочь от внезапно испугавшего их дьявольского звука. Больше не имело никакого смысла делать вид, будто охрана секретного объекта еще не заметила работу «Капкана», перерезанный кабель и скрывающегося в лесу наблюдателя.

Я так и не успел добежать до здания Центра, когда снова засигналила рация. На этот раз все было гораздо серьезней. Сразу двое караульных заметили в лесу передвижение вооруженных людей в камуфляже. Ровно через две секунды двое других, чьи вышки располагались со стороны ворот и КПП, сообщили, что по направлению к «Золотому ручью» на большой скорости движется автомашина «Урал». Она неслась по единственной, ведущей к объекту грунтовой дороге, поднимая за собой облако черной пыли, и не принадлежала к числу машин, которым был разрешен въезд на территорию охраняемого секретного объекта. Я тут же включил передачу и что есть силы прокричал, обращаясь к Саблину, который вместе с двумя бойцами из своей пятерки к тому времени уже должен был занять позицию на крыше гаража, находящегося всего в пятнадцати метрах от ворот:

– Саша!!!

– Я в курсе, командир, – спокойно ответил он. – И знаю, что нужно делать. Все будет в порядке…

– Он не должен выбить ворота!!! Ты меня понял?!! – Я почувствовал, как к горлу подкатывается сдавливающий дыхание ком.

– Я уже держу его на прицеле. Считай до тридцати и наслаждайся фейерверком, – так ответить мог только Саблин.

Когда тяжелый армейский «Урал», несущийся на скорости не менее девяноста километров в час, уже отделяло от ворот всего двадцать – двадцать пять метров, в его правый бок одновременно ударили сразу два гранатомета типа «муха». Бензобаки взорвались мгновенно, с оглушительным ревом разметав на десятки метров вокруг покореженные обломки металлического крытого кузова. Загорелись несколько растущих возле дороги деревьев. Машину кинуло в сторону, развернуло поперек дороги, но все еще тянуло вперед. Ни удар двух гранат, ни взрывная сила воспламенившихся топливных баков не смогли полностью погасить инерцию ускорения, уже набранную «Уралом» во время разгона. К тому же масса тяжелого армейского вездехода была слишком внушительна. Словно пылающий огненный дьявол, он с оглушительным грохотом врезался в раздвижные автоматические ворота. Стальной каркас не выдержал – оторвался от бетонных столбов, вывернув наизнанку тридцатисантиметровую арматуру креплений, и двухтонный прямоугольник ворот вместе со всей рамой с мощью парового молота обрушился на землю. «Урал», наткнувшийся на препятствие, с глухим скрежетом перевернулся на бок, пропахал на асфальте пятиметровую борозду и застыл, похожий на только что появившегося из преисподней дьявола. Языки пламени лизали его раскаленное докрасна железо, высоко в небо, словно смерч, поднимался густой черный дым от кипящих в пламени покрышек. Ворота были выбиты, но взорванный вездеход полностью перегородил образовавшуюся дыру. От огня шел нестерпимый жар, смертельный для всего живого. Пройти через КПП, как и за минуту до неудачно завершившегося тарана, было по-прежнему невозможно. Разве что в серебряном огнеупорном комбинезоне, но это абсурд.

– Отлично, Саша, молодец! – прокричал я в рацию, все еще не сводя глаз с полыхающего как факел, рядом с поваленными воротами, вездехода. Я хотел сказать еще что-то, но то, что случилось в следующее мгновение, начисто отняло у меня дар речи.

Увы, «мухи» были не только у нас.

С интервалом в несколько секунд все четыре наблюдательные вышки «Золотого ручья» были буквально стерты с лица земли выпущенными по ним из гранатометов зарядами. Полыхнув ярким оранжевым пламенем, они разлетелись на тысячи бесформенных обломков, взметнувшихся в воздух, а затем словно адский дождь обрушившихся на землю. Около северо-западной вышки полыхнули старые бочки из-под мазута. И практически везде начала стремительно воспламеняться высушенная палящим августовским солнцем трава. Над «Золотым ручьем» медленно поднималось в небо гигантское облако дыма.

В тот момент мне показалось, будто я медленно схожу с ума. Отвыкшая от восприятия таких страшных картин психика отказывалась понимать происходящее прямо на моих глазах. Я вдруг осознал, что только что погибли, даже не успев ничего понять, четверо наших ребят. Им всем было не больше двадцати двух… Какая-то неведомая сила сбила меня с ног, уронила на колени и заставила отчаянно закричать, словно попавшего в медвежий капкан волка. На глаза навернулись слезы, а пальцы смертельной хваткой вцепились в траву, царапая ее в бессильной злобе и вырывая с корнем.

Со всех сторон началась оглушительная стрельба. Я поднялся с колен, схватил лежащий на земле автомат и, скрежеща от злости крепко сжатыми зубами, рванулся в ближайшую от меня сторону, откуда доносился пронзительный треск автоматных очередей. Трое моих бойцов, расположившихся на крыше старого автобуса «ЛиАЗ», еще с незапамятных времен стоящего на территории объекта рядом с ограждением, поливали свинцовым ливнем расположенный напротив забора лес. Оттуда велась точно такая же массированная ответная стрельба.

Я, как вихрь, ворвался внутрь автобуса через вечно открытые заржавевшие двери, вскочил на оборванное донельзя сиденье, схватился руками за края зияющего в крыше отверстия от люка, подтянулся и забрался наверх. «ЛиАЗ» стоял боком к забору возле четырех толстых сосен, укрывшись за которыми бойцы «Тайфуна» планомерно разряжали «магазины» в сторону находящихся где-то в лесу «камуфляжных».

Прижимаясь плечом к коричневой, местами уже вырванной пулями коре вековой сосны, я моментально уловил мелькнувшие за деревьями тени. Автомат сам собой прыгнул в боевое положение, а указательный палец сильно надавил на курок. В пульсирующих от бешеного пульса висках загрохотали чугунные молоточки, «АКМ» дрогнул, из ствола вырвалось ярко-белое пламя. Я видел, как в двадцати метрах от меня размашисто сыпались к подножиям стволов скошенные пулями зеленые ветки…

Наконец я услышал самый приятный для меня в этот момент звук – где-то в том месте, куда только что я разрядил половину «магазина», раздались пронзительные крики, переходящие в нечеловеческий надрывный вопль. Я так давно не стрелял по живым мишеням, что уже начал забывать, какой мощный допинг представляет собой крик поверженного врага! Дьявольский холодный азарт овладел мной. Нащупав в кармашках поясного ремня ручную гранату, я метнул ее прямо туда, откуда доносился вой. В следующее мгновение раздался глухой взрыв, в котором на время потонули доносящиеся со всех сторон выстрелы, и мои уши едва не свернулись в улитку от толкнувшей в барабанные перепонки ударной волны. После взрыва гранаты ответная стрельба на нашем участке прекратилась, и, выпустив для верности еще несколько очередей, ребята перестали давить на курки. Где-то за кустами мелькнула неясная тень, а потом наступила тишина.

– Дайте кто-нибудь закурить, мать вашу за ногу! – Я повернул взмокшее от напряжения лицо к стоящему в метре от меня бойцу и перевел учащенное дыхание. – Перерыв!..

Володя Борисевич нацепил «калашникова» на плечо, достал из помятой пачки две сигареты, быстро прикурил от пластмассовой зажигалки и протянул одну мне. Я курил так, словно перенес зверскую антиникотиновую пытку – глубоко, до боли в ребрах, втягивая в легкие горький дым дешевой украинской «Ватры».

– Где ты взял эту гадость?!

– Нормальные сигареты, – прохрипел в ответ Борисевич, пожимая плечами. – Из дома прислали!..

– Ну, ты даешь… хохол! – Быстро утолив жажду, я выкинул «бычок» и осторожно выглянул из-за ствола толстой сосны.

Тихо. Тишина была везде. В горячке я даже не заметил, когда отзвучал последний выстрел. Слышался лишь треск сгорающего возле КПП «Урала» и приглушенные голоса находящихся на крыше гаража бойцов второй пятерки. Где-то там должен находиться Саблин. Я не мог его видеть, так как между нами было пустующее здание, построенное, вероятно, еще при царе Горохе и до сих пор не нашедшее применения. «Золотой ручей» появился на секретных воинских картах пятнадцать лет назад, шесть лет назад – пропал, одновременно с передачей законсервированного объекта на попечение «конторе».

Неожиданно засигналила пристегнутая к поясу рация, и я узнал голос генерала Крамского. Начало заварушки застигло его в здании Центра, и генерал явно не горел желанием схватить в руки оружие и броситься на помощь взводу охраны.

– Бобров, ответьте!.. – настойчиво вызывал «кагэбэшник». Когда я включил связь, голос Крамского принял более заметный командный тон: – Немедленно жду вас в здании Центра! Слышите, майор?! Немедленно!! Это приказ!!!

– Коз-з-ел… – непроизвольно вырвалось у меня, когда я вешал на плечо автомат и спрыгивал с крыши старого ржавого «ЛиАЗа». По дороге до «Белого дома», которую я покрывал исключительно бегом, связался по рации с командирами пятерок и узнал о полученных еще тремя нашими ребятами серьезных ранениях. Убитых не было, если не вспоминать о погибших ужасной смертью, буквально разорванных на куски четырех бойцах, находившихся на наблюдательных вышках во время выстрелов из «мухи».

С момента обнаружения несущегося к воротам «Золотого ручья» «Урала» и до того, как я быстро вбежал в открытые настежь двери Экспериментального исследовательского центра, прошло всего-навсего семь с половиной минут…

Крамской, с белым от страха лицом, стоял возле электронного турникета и, когда в дверном проеме вдруг выросла моя фигура, моментально вздрогнул от неожиданности. Окинув меня каким-то странным лисьим взглядом, генерал махнул рукой, чтобы я следовал за ним, а сам направился наверх, минуя болтающуюся из стороны в сторону хромированную вертушку. Я с удивлением отметил, что сложнейшая пропускная система была отключена. Поднявшись по ступенькам на второй этаж, где за все время службы в «Золотом ручье» я никогда не был, мы оказались в узком коридоре, по обе стороны которого выходили шесть совершенно одинаковых дверей. Нетерпеливым размашистым жестом открыв одну из них, Крамской пропустил меня внутрь, а потом, захлопнув, запер на замок.

Это становилось совсем интересным.

Я очутился в тесной полутемной конуре, площадью не больше шести метров. На единственном источнике дневного света – окне – висели плотно прикрытые черные жалюзи. Возле стены стоял серый, обшарпанный металлический шкаф с выдвижными ящиками, вроде тех, что используются в архивах для хранения картотеки. Как ни странно, но больше в помещении ничего не было. Я удивленно огляделся по сторонам, а потом перевел взгляд с полуистлевших зеленых обоев на стенах на стоящего спиной к двери генерала.

– Зачем вы меня вызвали?! – Я ровным счетом ничего не понимал. Уж не поехала ли «крыша» у этого бравого чекиста от внезапно начавшейся пальбы?

– То, что я сейчас вам скажу, майор, представляет государственную тайну… – не сводя с меня настороженных глаз, начал Крамской. – Даже больше, чем государственную тайну. Но прежде чем отдать приказ, я хочу, чтобы вы знали. Иначе мои действия могут показаться вам нелогичными.

– Интересно… – Я смотрел на Крамского и удивлялся происшедшей в нем буквально за несколько минут разительной перемене. Ребята из взвода охраны предпочитали не попадаться ему на глаза, так как Крамской никогда не мог равнодушно пройти мимо, не найдя хотя бы пустякового повода в очередной раз «поучить» бойца. Иногда он так распалялся, что начинал кричать до хрипоты в голосе, его студенистое щекастое лицо моментально краснело, а изо рта, похожего на зловонную яму, вырывались капли слюны. Сейчас же передо мной стоял спокойный, если не сказать – робкий, испуганный мужик в мешковато сидевшем на нем полевом генеральском мундире.

– Вот уже пять с половиной лет профессор Славгородский проводит здесь разработки психотропного оружия, – несколько помедлив, продолжил генерал, нервно вытаскивая из кармана сигареты. – Достигнутые им результаты просто фантастичны. Вы когда-нибудь слышали о кодировании на самоликвидацию? – Крамской внезапно остановился и поднял на меня блуждающие серые зрачки.

– Только в фантастических книжках, – я чуть заметно скривил губы. В моей голове стремительно зрела мысль о том, что после неожиданной «исповеди» генерала для меня уже не существует пути назад. Я становился живым и совершенно не предусмотренным ранее всеми секретными директивами носителем информации. Это плохо пахло.

– Фантастических книжках! – взорвался Крамской. – Это реальность! Во время сеанса гипноза человеку вводят специальный код в виде определенной последовательности слов, записанных на магнитную ленту и произнесенных каким-то одним голосом. В нужный момент звонит телефон, клиент снимает трубку и, услышав сидящие у него глубоко в подсознании слова, тем или иным образом кончает жизнь самоубийством, – генерал жадно затянулся, выпустив через нос две густые струи синеватого дыма. – Те, кто сейчас атакуют объект, – понизив голос, сказал он, – пришли за этой программой. Я знаю…

– Вы знаете, кто они?! – Мои брови немедленно сошлись возле переносицы, а пальцы механически сжали висящий на плече автомат. Его черный стальной ствол еще хранил остатки тепла.

– Я знаю, зачем они пришли! Этого достаточно! – Крамской неожиданно снова сорвался на крик, представ в своем привычном обличье. – Вся дорогостоящая аппаратура лаборатории ничто без специальной программы. Программа кодировки существует, как положено по инструкции, в единственном экземпляре на несгораемой и не копирующейся дискете и находится в сейфе у Славгородского. Ценой любых усилий надо сохранить программу. Для начала ее нужно забрать у Славгородского. Затем – вывезти в безопасное место, генерал покосился в сторону окна. По всему периметру снова возобновилась ожесточенная перестрелка. – Если хотя бы на минуту представить себе, что попытка захвата увенчается успехом, эти твари проверят каждый карман, каждую ниточку, каждый сантиметр живого или мертвого тела у всех, кто сейчас находится в «Золотом ручье»… А если это не принесет успеха, то разберут по кирпичику каждый дом и перекопают каждый метр земли на площади в пять гектаров!

– Мне кажется, вы слишком торопитесь, генерал, – резко перебил я. – Еще ни одна тварь не проникла за ограждение. Они вообще ведут себя словно сонные мухи! После попытки выбить ворота, единственное, на что у них хватает мужества, это…

– Молчать, майор!!! – снова заорал, брызгая слюной, Крамской. – Не считайте их за полных идиотов. Не пройдет и нескольких минут, как нам преподнесут очередной сюрприз!..

И, черт побери, он оказался прав. Практически тут же меня вызвал по рации командир второй пятерки Радич и сообщил, что по направлению к «Золотому ручью» медленно движутся два армейских БТРа. Я нахмурился. Дело пахло керосином. У нас в арсенале, никак не рассчитанном на массированную осаду объекта, оставалась всего одна «муха». Правда, был еще целый ящик ручных гранат «РГД», но от этих противопехотных хлопушек мало толку, если речь идет о броневиках…

К своему огромному удивлению, я заметил на покрасневшем и потном от напряжения лице Крамского едва уловимую ехидную усмешку. Он что, псих? Или просто неадекватно выражает свое удовлетворение от того, что оказался прав насчет грядущего «сюрприза» от «камуфляжных»?! Так или иначе, но мне это не понравилось.

Крамской тем временем изобразил на одутловатой роже подобающее моменту выражение и медленно, выделяя каждое слово, произнес:

– Так что вот вам мой приказ, майор. Немедленно подготовить вертолет, доставить меня вместе с дискетой в условленную точку, а затем вернуться обратно и до конца держать оборону объекта! А я позабочусь, чтобы секретная информация не попала в руки врагов! От вас требуется отдать приказы командирам отделений и готовить вертолет к взлету. Через пять минут я буду в ангаре… Выполняйте!!!

Не дожидаясь моего ответа, Крамской развернулся, открыл дверь, быстрым шагом сбежал по ступенькам на первый этаж, остановился возле неработающего электронного турникета, еще раз окинул меня взглядом, щелкнул указательным пальцем по циферблату наручных часов, кивнул, криво ухмыльнулся и прошел в чрево бункера. Я вышел наружу и короткими перебежками направился в сторону восьмого поста. Именно оттуда слышались самые ожесточенные выстрелы и приглушаемые ими крики, состоящие на две трети из отборного русского мата. Своих ребят я мог узнать по голосу, каждого из двадцати человек. На этот раз голос принадлежал старшему лейтенанту Саблину.

– Сережа, Олег!.. К подстанции, быстро-о-о!.. Сукины дети!..

Саблин, а с ним еще двое бойцов находились на крыше гаражных боксов и, укрывшись за тридцатисантиметровым выступом, окружающим плоскость со всех сторон, вели отчаянную перестрелку с засевшими в лесу «камуфляжными». Красный с зелеными прожилками гранит, которым было облицовано все здание, от соприкосновения с сотнями натыкающихся на него пуль отвратительно гудел моментально сводящим зубы пронзительным звуком.

Заметив меня, поднявшегося на крышу с тыла по приставленной к стене лестнице и крадущегося к ним почти на брюхе, лейтенант моментально оценил ситуацию, вставил в «калашников» новую «упаковку» патронов, высунулся из-за укрытия и выпустил в сторону залегших за ближайшими соснами «камуфляжных» полный рожок. Тем временем я успел молниеносным рывком добраться до выступа со стороны забора и, упав на рубероид ничком, перевести дыхание.

– Все в полном порядке, командир! – Саблин юркнул обратно, и, к своему удивлению я заметил на его раскрасневшемся от смертельного азарта лице подобие улыбки. – Хрен они сунутся ближе чем на десять метров к забору… С ума сойти, я, русский, стреляю по таким же русским… Вот гады!

Тыльной стороной ладони старший лейтенант обтер мокрый лоб, быстро достал из-за пояса новый рожок, одним движением вставил в автомат и снова высунулся из-за укрытия. Прямо над моим ухом сухо треснула очередь. Но она оказалась совсем короткой – спустя две секунды Саша вскрикнул, опустил оружие и снова нырнул за выступ. Между растопыренных пальцев прижатой к его щеке ладони тремя тоненькими струйками неторопливо стекала густая алая кровь. Пуля прошла вскользь, сорвав несколько верхних слоев кожи.

– Попали, падлы, – совершенно спокойно констатировал Саблин и, оперевшись на локоть, полез в карман черной форменной куртки за перевязочным пакетом. – Подождите, сейчас я вам рога пообламываю… – Разорвав упаковку, он еще раз жестко выматерился.

– Слушай меня, старлей! – Я раскинул ноги, занимая удобное для стрельбы положение. – Генерал приказал мне доставить его подальше отсюда. Попробую рискнуть на «вертушке». Он сильно боится, что нас перестреляют, как клопов, и вбил себе в голову, что должен спасти какую-то секретную хреновину, из-за которой эти ублюдки решились на захват, – я перевел взгляд чуть левее, заметил возню возле ствола старой кривой ели и выпустил туда десяток пуль. Скошенный, как сорняк, на землю рухнул «камуфляжный». Вряд ли в ближайшее время ему захочется пострелять еще. Трупы не умеют стрелять.

– А он случайно не сказал, что это за ур-р-роды такие?! – Саблин кое-как обработал рану и снова схватился за автомат. – Они даже воевать ни хрена не умеют, щенки!!! И, командир… почему ты не послал его в задницу?! Пусть сам выбирается, сука кабинетная!

На вымазанном кровью лице старлея я без малейшего удивления прочел злость.

– Принимай взвод. Когда вернусь, чтобы ни одной посторонней твари не было на территории.

– Пока я жив – так и будет, – лицо Саши исказила зловещая гримаса. – На обратной дороге слетай в гастроном, за бутылкой. Будем чем отметить победу!..

Саша демонстративно, размашисто перекрестился и снова припал к «калашникову». В сторону укрывшихся в лесу тварей ударила хлесткая автоматная очередь.

Уходя, я полностью доверял Саблину. Не потому, что он был моим другом. Он знал, что нужно делать…

Семь лет назад, недалеко от Кандагара, он вместе с пятью солдатами и подполковником из штаба дивизии был атакован полусотней «духов». Бились до последнего, четверо ребят погибли, один – тяжело ранен. Затем ранили и Сашу. От нестерпимой боли он потерял сознание, а когда очнулся, то уже «отдыхал» в контролируемом моджахедами горном кишлаке, привязанный за ноги к вбитому в стену крюку с кольцом и со связанными за спиной руками. Рядом находился подполковник, весь испуганный и бледный. Во время перестрелки с «духами» он спрятался в горную расщелину и там, дрожа от страха за свою жирную кабинетную задницу, дожидался, пока его не найдут и не захватят «воины ислама». А когда, уже в плену, на глазах у молоденького лейтенанта подполковник принялся спасать свою шкуру – ползать на коленях перед бородатыми джигитами, целовать их обувь и бодро отвечать на все задаваемые ему вопросы, в том числе и секретного содержания, – Саша Саблин едва смог себя сдержать, чтобы не завыть от злобы и беспомощности повлиять на события. Спасло положение то, что внезапно послышались выстрелы. «Духи», бросив беззащитных русских пленных, поспешили вместе с автоматами туда, где уже вооруженные русские солдаты из ДШБ вошли в кишлак и теперь поливали стальным огнем все, что могло передвигаться, а следовательно – оказать сопротивление.

Лейтенант Саблин и подполковник Крылов находились в душной глиняной мазанке, по всей видимости, специально приспособленной для содержания здесь пленных. Едва оставшись вдвоем, Саша предпринял попытку освободиться от связывающих руки веревок. Занятия акробатикой еще в школьные годы оказались как нельзя кстати. С одиннадцатого раза ему удалось поднять кисти рук до уровня лопаток, выполнить хитрое движение головой, вывернуть суставы на сто восемьдесят градусов и сделать, казалось, невозможное – связанные запястья оказались спереди. Затем зубами Саблин распустил тугие узлы, после уже без суеты отвязал от левой ноги толстый капроновый шнур и поднялся с устланного грязной сырой соломой пола. Все это время дрожащий от страха Крылов молча сидел в углу и выпученными, как у жабы, глазами наблюдал за манипуляциями лейтенанта. А когда Саша встал, подполковник расплылся в довольной мине, затем моментально стал серьезным и крикливым тоном приказал:

– Хорошо, солдат! Я доложу вашему командованию о находчивости и профессиональной подготовке подчиненного. А теперь быстрее идите и помогите мне отвязаться.

Саблин стоял в двух метрах от слизняка и с презрением смотрел на его ожидающую рожу.

– Лейтенант, вы что, не слышали приказа?! Ну… Пожалуйста, освободите меня от этих чертовых веревок. Все руки затекли… Совсем уже онемели… – едва не хныкал жирный подполковник.

В этот момент дверь, вышибленная сильным ударом шнурованного спецназовского ботинка, провалилась внутрь мазанки, упала на вонючую солому, и в проеме появился капитан ДШБ с автоматом наперевес. Он моментально оглядел помещение и сразу узнал «своих». Но что-то в глазах стоящего перед связанным подполковником лейтенанта показалось ему странным и до удивления знакомым.

И он понял, что именно.

Такие уничтожающие взгляды «дарят» только подонкам и предателям Родины. Капитаном, своим неожиданным появлением предотвратившим неизбежную расправу, был я. После того как год спустя нас с Сашей отправили в Союз, а меня, с подачи знакомого старшего офицера в Главном управлении, назначили начальником охраны «Золотого ручья», я добился его перевода ко мне в подчинение. После истерзавшего нервы и здоровье Афганистана это тихое неприметное местечко казалось настоящим раем на Земле.

С момента первого прозвучавшего выстрела с нашей стороны набралось уже трое серьезно раненных и четверо убитых при взрыве наблюдательных вышек бойцов. Но, к сожалению, это был не окончательный расклад. От гаража я бегом бросился в сторону ангара с вертолетом и увидел еще одну смерть. Она настигла одного из парней, занимающих оборону у КПП, возле выбитых ворот и пылающего черным дымом «Урала».

Глядя на истерзанного пулями молодого бойца, я почувствовал, как где-то внутри моей души закипает отчаянная злость. И в такой момент, когда здесь гибли ребята, я должен был садиться в вертолет и спасать какую-то чертову дискету?!! Я стоял на коленях возле лежащего на земле парня и от бессилия едва не выл.

Денис Волошин последний раз посмотрел своими светло-карими глазами на нависшие над «Золотым ручьем» облака, на его изможденном болью и отчаянием лице чуть заметно дернулись мускулы, зрачки повернулись в мою сторону, с каким-то умоляющим выражением впились мне в глаза, а потом медленно и спокойно закатились.

И именно в этот момент у меня на поясе затрезвонил сотовый телефон. Не веря своим ушам, я резко схватил трубку и включил линию связи.

– Алло, кто это?!

– Командир? – услышал я незнакомый голос. – Ты еще не надумал сдаться?.. Очень зря. Потому что единственный для тебя и твоих собак шанс вообще остаться живыми, это послушать моего совета… До сих пор были шутки, но терпение мое лопнуло!!! – По уху резанул яростный крик. – Через две минуты я даю команду «бэтээрам», и тогда вам конец! Ты меня хорошо понял, орел выщипанный?! Две минуты. Потом – все!!! Падла…

В трубке что-то щелкнуло, и связь пропала. В какой-то момент я уже понадеялся на чудо, пробежал пальцами по кнопкам, набирая номер Главного управления КГБ, но вместо щелчка соединения снова услышал режущие слух помехи. «Капкан» снова работал. Единственное, что я мог сделать в ответ, это грязно и отчаянно выматериться, снова пристегивая телефон к поясному ремню. Эта мразь смогла не только лишить нас всей связи, но и засунуть в нее свое поганое жало!

Рядом со мной прямо из воздуха вдруг материализовалась крепкая фигура Крамского. В руке генерала я заметил портативный компьютер «ноутбук», своим внешним видом очень напоминающий обычный «дипломат». Безразличным взглядом он посмотрел сначала на меня, затем на мертвого Волошина, потом снова на меня и наконец заговорил.

– Идемте, майор, у нас очень мало времени. Вы подготовили вертолет? – Генерал перевел тяжелое дыхание.

Я отрицательно покачал головой и покосился на заляпанную вязкой кровью трубку «мобильника». Крамской заметил.

– Звонили? Кто?!

– Кто-то.

– И…

– Предлагает прекратить сопротивление и сдаться, – я презрительно сплюнул. Каменное лицо Крамского налилось кровью, губы задрожали.

– Суки гребаные!!! – взорвался он, выставив вперед большой, крепко сжатый кукиш. – Вот что им нужно! – Генерал приподнял и тряхнул чемоданчиком. – Нечего здесь дурня валять, быстрее к вертолету, – и Крамской, мертвой хваткой вцепившись в рукав, буквально потащил меня в сторону находящегося в двухстах метрах от нас ангара.

При помощи электронного ключа я открыл автоматические двери, прошел к «вертушке», стянул с нее невесомый оранжевый тент и залез в кабину. Рядом запрыгнул Крамской. Я быстро осмотрел панель приборов, включил все необходимые для работы системы, запустил двигатель. Широкие лопасти главного винта дернулись, качнулись и начали раскручиваться, быстро набирая обороты. Спустя двадцать пять секунд они вошли в необходимый для взлета режим.

– Готовы? – спросил я у чекиста, внимательно наблюдавшего за моими уверенными действиями и прижимающего к груди хрупкий пластиковый чемоданчик.

– Быстрее, майор, – нетерпеливо бросил Крамской и зачем-то огляделся по сторонам, будто хотел убедиться в отсутствии в чреве четырехместного «Робинсона» посторонних.

С пульта дистанционного управления я включил раздвижной механизм крыши ангара, и она с легким гудением разошлась в разные стороны. Шасси вертолета оторвались от гладкого пола, и «вертушка», легонько качнувшись, поднялась вверх. Мы зависли над крышей, я включил форсаж, развернул вертолет на север и увеличил обороты до максимума.

Если «Робинсон» был бы машиной, то на уходящей под колесами дорожной ленте он непременно оставил бы черные следы от прокрутов… Твари, занявшие позиции вокруг периметра, явно не ожидали такого поворота событий. На минуту оторопев, они принялись отчаянно палить вслед уходящему вдаль вертолету. Я дергал штурвал то в одну, то другую сторону, уходя от прицельного огня и ввергая в совершенно дикий мат сидящего рядом генерала, который, казалось, вообще был удивлен тем, что в сторону «Робинсона» летели пули… Он скакал на мягком сиденье, как мячик, болтался то вправо, то влево и постоянно цеплялся за все, что подвернется под руку. Расстояние между «стрекозой» и засевшими в лесу «камуфляжными» стремительно увеличивалось. Краем глаза я успел заметить, как выехали из-за елей два зеленых БТРа и остановились метрах в пятидесяти от главных ворот.

Когда я уже посчитал, что «Робинсон» ушел на достаточное расстояние и можно не опасаться летящих вдогонку пуль, два маленьких металлических конуса прошили вертолет с правой стороны. Один попал в топливный бак и двигатель, вызвав серьезные сбои в работе и стремительную утечку горючего, а второй – точно в спину расположенного рядом со мной сиденья. Пуля прошла насквозь, оторвала генералу кусок ребра, край пластиковой обшивки «ноутбука» и вышла через лобовое стекло обратно на свежий воздух, обрызгав алой горячей кровью всю правую сторону салона.

Крамской так и умер, не успев ничего понять, с широко открытым ртом и выпученными, как у рыбы, глазами. Остывающие руки крепко прижимали к телу перепачканный чемоданчик.

«Вертушка», захромав на одну ногу, стала болтаться в воздухе, как утлая лодочка, подвернувшаяся под цунами. Мое чуткое обоняние уловило запах топлива и дыма, и это было совсем не смешно. Как ни странно, но смерть Крамского не произвела на меня должного впечатления. Наверное, еще и потому, что моей собственной жизни в данной ситуации была грош цена. Внизу – сплошная стена из сосен, ни одной пригодной для посадки поляны, да и о какой посадке может идти речь, если штурвал в моих руках уже почти не слушается, а горючего в баках осталось не больше, чем в пипетке…

Но, как известно, надежда в наших душах умирает последней. А уж тем более в душе такого отчаянного сорокалетнего парня, как я. Мы с моей шкурой в ситуации еще и похлеще попадали, всякое бывало. Застрявшие в мускулах пули, сломанные кости, отбитые внутренности и содранная полосками кожа – все это настоящая ерунда, в большинстве случаев ничего общего не имеющая со смертью. Самое страшное – ее ожидание. Ничто так не утомляет, как задержка поезда, особенно когда лежишь на рельсах. Прямо как сейчас, когда, как сраный веник, болтаюсь в воздухе на однокрылой и одноногой «стрекозе»!

Собрав в узел все свои мысли, я пару секунд активно поработал серым веществом и пришел к однозначному решению – нужно садиться (хотя правильней было бы сказать – броситься) на «мягкие» кроны высоких сосен и елей. Расстояние до них резко сокращалось, а я отчаянно пытался удержать пикирующую «вертушку» в вертикальном положении. Согласитесь, падать вверх головой гораздо спокойней, чем наоборот.

Можно сказать, что мне повезло. Мы со «стрекозой» не напоролись с размаху на ствол самой крепкой сосны, а провалились между двумя растущими в десяти метрах друг от друга лесными красавицами. Хотя их ветки и сучки на поверку оказались куда менее гостеприимными, чем я предполагал, еще барахтаясь в небесной вышине. Хруст ломающегося стекла, ужасная вибрация и сотрясение от рубящих все вокруг лопастей главного винта, плюс к этому – падение спиной вниз, сделали свое дело. Сильно влепившись затылком в сиденье, а затем ударившись левым виском о стойку, я болезненно отключился.

Во время короткого забытья мне померещилось, будто внезапно оживший генерал КГБ, вытирая с губ кровавую пену, лезет ко мне своими переломанными, скрюченными и посиневшими пальцами, пытаясь схватить за горло и вырвать кадык. Я защищаюсь, пытаюсь отстранить от себя назойливого зомби, а когда убеждаюсь в бессмысленности стараний, в полную силу запускаю ему «розетку» из двух растопыренных пальцев прямо в глаза, выдавливая зрачки и добираясь подушечками до трепыхающихся и студенистых мозговых клеток… Слава Богу, я очень скоро очнулся и с первыми проблесками сознания хотел уже было обрадоваться окончанию кошмара, но, как оказалось, слишком поторопился.

Вертолет завис, запутавшись в мохнатых переломанных ветках, метрах в шести над землей. Внизу лежало трухлявое поваленное дерево, так что прыгнуть и умудриться не сломать при этом обе ноги было под силу только гимнасту-профессионалу. Я лежал на левом боку, сверху на меня навалилось бездыханное тело Крамского со все еще крепко прижатым к груди «ноутбуком». Дверца с моей стороны была широко открыта, и очень удивительно, что я не вывалился и не свернул себе шею во время падения вертолета.

Список ближайших задач представлялся мне вполне ясно. Для начала нужно благополучно достигнуть земли и не переломать все кости. Затем как можно быстрее убираться отсюда, так как псы в камуфляже уже натянули поводки и готовы в любую секунду плюнуть в меня кусочком свинца.

Сделать задуманное оказалось гораздо сложнее. Едва я только освободился от тяжеленного трупа генерала, обмотав его болтающимся рядом со мной пристяжным ремнем, и, отодвинув куда-то за простреленное сиденье, попробовал вытащить из его крепко сжатых кистей ручку портативного компьютера, как неожиданно что-то треснуло в метре от меня – там, где находился двигатель, – и вспыхнул огонь. Я дернулся от неожиданности, и тело Крамского обрушилось на меня сверху.

Полет не занял много времени. Сначала, рядом со стволом поваленного дерева, упал на бок я. Затем мне на голову свалился чемоданчик. После я уже ничего не запоминал. Кроме того, что поднялся на четвереньки, схватил «ноутбук», отполз в сторону и снова провалился в бездонный колодец…

Очнулся я от тошнотворного запаха горящего человеческого тела. В метре от меня пылал упавший сверху вертолет, который подмял под себя останки генерала КГБ Крамского и теперь с удовольствием изжаривал их на огне. Каким-то чудом лопасти винта не сломали мне позвоночник. Я приподнялся, мутными глазами оценил окружающую меня обстановку и пришел к утешительному выводу, что майору Боброву в очередной раз повезло. За прошедшие пятнадцать минут я мог умереть по меньшей мере трижды. Но, видимо, или срок мой еще не настал, или смерть-старуха просто-напросто промахнулась на полметра и утащила с собой под землю верного цепного «добермана» могущественной секретной службы. Ну что же, я не против.

Портативный компьютер, как я и ожидал, оказался испорчен. Зато дискета – в полном порядке. Когда я держал ее в руках, то внезапно ощутил некое подобие «кондрашки» в коленных суставах. В этой упакованной в несгораемый плоский контейнер и надежно защищенной от деформации пластине хранилась чрезвычайно ценная информация. Ради нее многие пошли бы на все. Что, впрочем, уже с успехом и осуществлялось. Пока со мной дискета, я могу не переживать за свою жизнь – с одной стороны, и опасаться за нее – с другой. Парадокс. Никто не станет убивать меня (по крайней мере – специально), пока не узнает, где дискета. А как узнает – сразу в расход. Для определенных кругов уже перестал существовать майор Валерий Николаевич Бобров. Есть только гипотетический носитель информации. Со всеми вытекающими из этого для него последствиями. Вот такое радужное теперь у меня будущее!

Мне понадобилось около двух-трех минут, чтобы плавающая перед глазами картинка более-менее сфокусировалась. Я, пошатываясь и опираясь рукой о ствол сосны, поднялся и, насколько был способен, быстро направился на юго-восток. По моим подсчетам, понадобится не менее пяти часов активных шевелений «поршнями», чтобы добраться до большой дороги. Там я сяду на какое-нибудь подходящее транспортное средство и попытаюсь как можно быстрее оказаться в Москве. В такой одежде, как черный спецкостюм, изорванный и измазанный кровью, далеко не уйдешь. К тому же – нет денег. И нет связи с «Золотым ручьем». От некогда верой и правдой послужившего мне сотового телефона остались только воспоминания и несколько тщедушных кусочков.

Пока я, продираясь сквозь ветки, быстрым шагом направлялся в сторону шоссе, голова моя работала в режиме «супертурбо». Мне было над чем поразмыслить. Первым в длинной череде вопросов был риторический – что делать? О том, что дискета у меня, рано или поздно обязательно узнают в КГБ. Не исключена вероятность, что о том же пронюхают «камуфляжные». Они предприняли попытку захвата объекта с одной целью – завладеть программой кодировки. А внезапно ускользнувший, пусть и не далеко, вертолет недвусмысленно свидетельствует о предпринятой попытке спасти дискету. Следовательно, по моему следу уже стремительно несется стая голодных собак. Несложно представить, что меня ждет, попади я им в руки. Даже помолиться не успею.

Если же найти возможность разыскать компетентных людей в спецслужбах и вернуть им утраченный алмаз «Око света», то они, едва завладев дискетой, не колеблясь, поставят меня к ближайшей стенке, дабы ликвидировать лишний источник возможной утечки информации. По воле случая я стал обладателем не предназначенного для посторонних секрета, а это равносильно смертному приговору…

Нет, такой расклад никак не подходит. Я, хоть и выбрал профессию военного, как любой нормальный человек не отказался бы пожить на этом свете еще три-четыре десятка лет. Пиво, женщины и все такое… Я не собираюсь умирать.

Ко всему прочему добавлялся еще один, чрезвычайно существенный факт. Календарь бесстрастно констатировал, что сегодня – девятнадцатое августа тысяча девятьсот девяносто первого года. В стране творилось что-то непонятное. Я уже знал, что во все более-менее крупные города были введены войска. Нетрудно себе представить, что сейчас творилось во властных структурах, и тем более в КГБ. Напавшие на секретный объект, безусловно, владели оперативной информацией на самом высоком уровне. И они знали, что сегодня им никто не помешает осуществить задуманное. К тому же, без всякого сомнения, они уже стремительно шли по моему следу.

В таком случае остается только один выход – уйти до поры до времени «на дно» и там, окопавшись со всех сторон, ждать удобного момента для окончательного принятия решения. Ближайшие же задачи представлялись более-менее ясно.

Во-первых, нужно добраться до Москвы.

Во-вторых, узнать, как дела в «Золотом ручье». Это – особенно важно!

В-третьих, как можно быстрее уезжать из региона, а еще лучше – из России. Я даже знаю, куда именно.

Спустя три часа я вышел на трассу, тормознул рефрижератор с молдавским номером и без особых проблем добрался до Москвы. Правда, поволноваться все-таки пришлось, когда на въезде в город я увидел стройные ряды бронетехники и людей в военной форме. Молчаливый водила «КамАЗа» с «буденновскими» усами почти сразу заметил мое напряжение, спокойно порылся под своим сиденьем и положил мне на колени видавшую виды джинсовую куртку с бессчетным количеством заплат.

– Накинь, – он еще раз остановил взгляд на исцарапанных и кое-где испачканных кровью мускулах странного попутчика, втиснутых в черную футболку с короткими рукавами (форменную куртку с майорскими погонами я снял загодя, в лесу), и вздохнул: – Мало ли что…

«Дальнобойщик» остановил рефрижератор на первом же городском перекрестке.

– Приехали, братишка. Мне сейчас в одно место заехать надо, одному. Сам понимаешь… – будто извиняясь, сказал «Буденный». – Бывай.

Я спрыгнул на асфальт, начал снимать джинсовку, но не успел. «КамАЗ» заревел, дернулся и, выпустив густой черный дым из расположенной над кабиной высокой выхлопной трубы, рванул вперед.

До дома я решил идти пешком. По дороге внимательно вслушивался в обрывки разговоров прохожих и вглядывался в лица сидящих на «бэтээрах» и танках солдат. Почти на каждом большом перекрестке была военная техника. Я с удивлением и какой-то внутренней радостью замечал редкие улыбки на лицах молодых ребят в форме, которых, помимо их воли, заставили стать устрашающим монстром для простых мирных граждан. В стволах пулеметов и орудий я то и дело замечал целые букеты цветов. Невиданное зрелище! Последний раз такая картина была перед моими глазами на экране телевизора в последний день вывода советских войск из Афганистана. Тогда мы, те, кто там когда-то был, не чувствовали себя победителями. Это была бесславная война, которая так же бесславно и завершилась, не принеся ничего, кроме слез и ноющего сожаления о безмозглой тупости отдавших некогда роковой приказ «отцов народа».

Подойдя к своей пятиэтажке, куда обычно меня привозила и отвозила обратно на службу светло-коричневая «Латвия», я огляделся. Ничего подозрительного. Тихо, стараясь не производить лишнего шума, я поднялся по лестнице на четвертый этаж и позвонил в соседнюю с моей дверь. Из глубины квартиры мягко прошлепали детские шаги. Сережа, сын Павла Дмитриевича, был дома.

– Здрасьте, дядя Валера! – выпалил мальчик. – Папы нет, но он скоро будет. Вам дать ключ?

Уезжая на службу, я всегда оставлял ключи соседям, так как с самого детства имел отвратительную привычку везде оставлять зонтики, перчатки и ключи. Победить этот «порок» не удалось, и приходилось перестраховываться простейшими методами. Второй ключ от квартиры был у моей бывшей жены, которая жила сейчас с новым мужем в другом конце города.

– Да, дай, пожалуйста, – кивнул я в ответ.

Через минуту майор Бобров был уже внутри своей квартиры. Не мешкая ни секунды, я переоделся в приличную одежду, собрал самое необходимое в спортивную сумку, положил туда документы и деньги – все, что были, в большой серебряный портсигар спрятал дискету и засунул его между рубашек, повесил сумку на плечо и уже собрался уходить, как неожиданно зазвонил стоящий на журнальном столике телефон.

Наверное, минуту я стоял и думал – брать трубку или нет? Но любопытство все-таки одержало верх.

– Алло? – спокойным, как у развалившегося на кресле перед телевизором шахматного болельщика, голосом ответил я.

– Это ты, командир?! Молодец, хорошо бегаешь… – Я узнал голос человека, с которым уже имел возможность говорить в «Золотом ручье». Сейчас он просто шипел от бешенства. Его рваное дыхание больше напоминало свист старых кузнечных мехов. – Если хочешь умереть быстро и безболезненно, возьми дискету и спускайся вниз! Там тебя уже ждут. Боюсь, это все, что я могу для тебя сделать. Ты проиграл свою жизнь вчистую, придурок!..

– Что с «Золотым ручьем»? – Я не смог сдержаться, чтобы не задать этот вопрос. В ответ услышал лишь отчаянный мат и обещание «свернуть мне башку собственными руками».

– Все, сука, считай – договорился!!! – И в трубке раздались короткие гудки. Я бросился к окну и успел заметить, как из двух припаркованных возле моего подъезда машин выскочили сразу несколько вооруженных людей в штатском. Случайные прохожие, моментально почувствовав опасность, в панике бросились в разные стороны. Какая-то женщина громко и пронзительно закричала… И тут я вспомнил очень простой трюк, время от времени применяемый квартирными ворами.

Я быстро покинул квартиру, прихватив с собой сумку, отдал ключ Сережке-соседу, спокойно поднялся по лестнице на последний этаж, слыша гул поднимающегося в шахте лифта и громкий топот ног где-то внизу, там через чердачное помещение перешел из моего первого в четвертый подъезд, спустился на лифте вниз, зашел в подвальную дверь, выходящую не на улицу, а внутрь подъезда, около входной двери, и спустился вниз, в царство толстых, мокрых, крытых колючей стекловатой труб канализации и отопления.

Дома в моем дворе стояли в форме пятистороннего прямоугольника. Жильцы называли это архитектурное чудо не иначе как «Пентагон». И система труб всех жилых домов была соединена. Подвал четвертого подъезда одного дома отделяла от подвала первого подъезда второго дома только выложенная в этом месте стена из белого кирпича. Но в самом ее верху, в правом углу под потолком, над тянущимися там трубами канализации была полуметровая пустота. Благодаря такому подарку строителей, поленившихся класть кирпичи, стоя враскоряку и упираясь задницей в потолок, у меня был шанс.

Спустя каких-то три минуты я уже вышел в совершенно противоположной от своего подъезда стороне «Пентагона». Тут же поймал частного таксиста на раздолбанном «жигуленке» и коротко попросил его «ехать прямо и очень быстро».

Некто, не учтя хода мысли гениального архитектора, спланировавшего жилмассив в виде гайки, так желающий немедленно заполучить дискету мертвого генерала, остался «при своих». Я же, помня «прокол» в квартире, предпринял все возможные меры предосторожности, три раза пересаживаясь из машины в машину, и быстрым темпом направился в противоположный конец города, увозя с собой в путешествие всю сверхсекретную информацию, за которой в данный момент охотились могущественные силы.

Тогда я даже не подозревал, что помимо своей воли стал главным действующим персонажем тщательно спланированного и почти увенчавшегося успехом грандиозного спектакля.