Глава 3
Когда О’Нил отдавал последние распоряжения своей до крови избитой рабочей жене, у него даже тени сомнения не возникало в том, что женщина сразу же кинется исполнять эти распоряжения. Как же иначе! И не просто исполнять, а исполнять исправно и добросовестно, и выполнит всё, что от неё требуется. Так было всегда. Для этого, в конце концов, и предназначались рабочие жёны на Агрополисе!
Но на этот раз фермер ошибся.
Рабочая жена О’Нила не стала ничего прибирать в комнате. Тем более, не пошла она во двор, управляться по хозяйству. Превозмогая боль, избитая, почти искалеченная женщина, шатаясь, подошла к большому белому креслу у стены, опустилась в это кресло, да так и застыла в полной неподвижности, обхватив голову руками.
Сидеть в белом кресле запрещалось всем, кроме самого хозяина. Это было его личное кресло… тем более, запрет этот касался рабочей жены, и до сегодняшнего дня женщина ни разу не нарушила строгий этот запрет (как и многие другие запреты, кстати). Сейчас же она, словно нарочно, опустилась именно в это кресло, совершенно не думая о том, что запачканная её кровью накидка никак не прибавит кротости и покладистости и без того уже чрезмерно разъярённому фермеру.
Мгновения складывались в минуты… минуты проплывая одна за одной, отсчитывали часы. И за всё это время женщина в кресле даже не пошевелилась ни разу. Со стороны могло показаться, что она, то ли уснула, то ли потеряла сознание от сильной боли. Но это было не совсем так, вернее, совсем даже не так. Женщина не потеряла сознание, она и не спала сейчас – женщина понемногу ВСПОМИНАЛА СВОЁ ПРОШЛОЕ.
Вернее, ОЧЕНЬ ПЫТАЛАСЬ ЕГО ВСПОМНИТЬ.
Это было нелёгким занятием. Нелёгким и почти безнадёжным. Прошлого у женщины не существовало… прошлое начиналось именно с того самого демонстративного зала, где и приобрёл её когда-то муж. Всё, что было раньше, если оно и было на самом деле, окутывал густой плотный туман, и рассмотреть хоть что-либо в сплошном этом тумане было делом почти невозможным…
Ничего, кроме одной только фразы:
КОГДА-ТО Я ЖИЛА ВО ДВОРЦЕ!
В мыслях женщина вновь и вновь повторяла спасительную эту фразу. Она так боялась потерять её, потерять и уже никогда больше не найти. Ведь это была не просто фраза – там, за ней, за простым обыденным её звучанием что-то существовало… сказочно-прекрасное что-то, и женщине так нужно было, так необходимо было вспомнить это «что-то»! Хоть малую часть его вспомнить…
КОГДА-ТО Я ЖИЛА ВО ДВОРЦЕ!
Смутные размытые образы всплывали один за другим откуда-то, из самых тайных глубин подсознания. Сотни, тысячи образов… и хоть преобладающее большинство из них не ассоциировалось буквально ни с чем – некоторые из образов были странно знакомы, узнаваемы. Но женщина никак не успевала хоть чуточку, хоть с чем-то сравнить, осмыслить обманчивую их узнаваемость. Образы исчезали так же неожиданно, как и появлялись, исчезали, чтобы уступить место следующим. И среди этих новых образов тоже просматривались какие-то странно знакомые черты, и вновь женщина никак не успевала с очередным их осмыслением…
– Когда-то я жила во дворце! – с отчаяньем шептали окровавленные губы женщины. – Я жила во дворце! Во дворце…
И вдруг среди хаотического переплетения знакомых и незнакомых ей замысловатых образов возник… ДВОРЕЦ!
Тот самый, в котором она жила когда-то…
Женщина сразу же узнала его, этот дворец. Вот огромный золочёный зал на первом этаже. А вот уже она идёт по широкой аметистовой лестнице, поднимаясь по ней на второй этаж. Она идёт одна, а за ней, почтительно, как того и требует этикет, отстав на несколько ступенек, следует её свита. И самыми первыми в свите её боевые подруги, преданные её душой и телом, ведь все они, и она в том числе, все они…
Все они – ДИКИЕ КОШКИ БАРСУМА!
Фермер Нил, жестоко и безжалостно избивший рабочую свою жену, сам того не желая, оказал её большую услугу.
Боль, нестерпимая, невыносимая эта боль резко ускорила процесс восстановления памяти, снимая слой за слоем сложную систему гипноблокировки. Ещё мгновение – и там появилась первая узкая трещинка… за ней вторая, третья… А потом…
Словно неисправный шлюз под натиском бешенного весеннего паводка, разлетелась в клочья хитроумная и, казалось, такая совершенная система гипоблокировки, и тяжёлый поток воспоминаний обрушился вдруг на женщину. Даже не поток – целый водопад воспоминаний…
Под воздействием неудержимого этого водопада женщина упала на пол, тело её забилось в судорогах, на него страшно было даже смотреть. То выгибаясь дугой так, что затылок её почти входил в соприкосновение с пятками босых ног, то свёртываясь в какой-то невероятный узел, женщина беспомощно и беспамятно билась на паркетном полу столовой, голова её время от времени больно ударялась о массивную металлическую ножку кресла, широко растопыренные пальцы отчаянно царапали полированную паркетную поверхность в тщетной попытке хоть за что-либо ухватиться…
Конец ознакомительного фрагмента.