В лесу стремительно темнело и становилось заметно холоднее. Я куталась в легкую ветровку, прислушиваясь к барабанной дроби, что выстукивали мои зубы. Я потеряла счет времени. Сколько шла и куда, уже не понимала. В голове поселился туман, мешающий воспринимать реальность. В висках пульсировала мысль, как такое могло приключиться со мной?! В какой момент я потерялась и потерялась ли? Почему я иду, и ничего, ровным счетом, вокруг меня не меняется? Голос я уже сорвала до хрипа и боли в горле, звать на помощь больше не могла. Мысли о диких зверях, которые, возможно, тут водятся, я гнала подальше, как и страх. Стоит только поддаться панике, и не смогу больше сделать ни шагу. И тогда меня ждет верная смерть. Хотя, по всей видимости, она итак маячила неподалеку.
Когда стремительно заскользила вниз по чему-то мягкому и шуршащему, даже не удивилась. А стоило резкой боли прострелить ногу, как я моментально провалилась в темноту. И лучше бы тогда меня растерзали звери…
Приходила в себя я медленно и мучительно. Стоило только сознанию немного проясниться, как оно снова уползало от меня, вытесняемое неясными образами.
– Ты боишься жить… Зачем отталкиваешь Руслана? Ведь он так тебя любит…
Кажется, именно это твердила мне Ксюша, пока… Пока что? Что случилось потом? Я распсиховалась и послала всех к черту. Сделала это довольно грубо. Даже на добрейшем лице Гоши мелькнуло недоумение, смешанное с осуждением. А ведь он никогда и никого не осуждал, принимал людей такими, какие они есть. За это мне так и нравился парень Ксюши – моей самой близкой подруги.
– Нат, ты куда?.. Далеко не заходи, заблудишься…
Это крикнул Гоша, когда я вскочила и пошла, куда глаза глядят. А Руслан даже не посмотрел в мою сторону, пестуя свои обиды.
Тело ломило нещадно, а в ноге пульсировала тупая боль. Я попыталась сесть и определить, где нахожусь. Но вокруг было так темно, что как не таращилась, ничего рассмотреть не могла. Пахло соломой и костром. Холодно не было, значит, я не на улице. В том, что сейчас ночь, можно было догадаться по полнейшему отсутствию звуков. Лишь деревья едва слышно шелестели листвой от легких порывов ветерка.
Я сидела на чем-то упругом, но не жестком. Свесив ноги, поняла, что ложе довольно низкое. А в следующий момент ощутила настоящий приступ паники, когда осознала, что за одну руку к чему-то привязана. Веревка была толстая и плотная. Запястье не сдавливала, но и освободиться не позволяла. Я дергала руку до тех пор, пока не почувствовала боль. Только тогда оставила попытки освободиться.
Где же я?! И почему привязана? А главное, кто это со мной сделал? Раненную ногу снова прострелила боль, когда коснулась ею пола. Невольно застонала и вернула ее на ложе. Мои стоны не привлекли ничьего внимания. По всей видимости, в помещении я находилась одна. Что-то мне подсказывало, что паниковать и звать на помощь бесполезно, а вот дополнительные неприятности на свою голову я могу навлечь таким поведением. Мне ничего не оставалось, как снова закрыть глаза и попытаться уснуть. Тогда я еще думала, что утро вечера мудренее…
Неистовый птичий щебет коснулся слуха, и губы мои расползлись в довольной улыбке. Как у бабушки в деревне! Только петухи не кричат и коровы не мычат. А птицы заливаются точь-в-точь и пахнет так же…
Я счастливо потянулась, но в следующий момент поморщилась от боли в ноге. Только тогда открыла глаза и поняла, что ничего мне не приснилось. Взгляд мой скользил по бревенчатым стенам и потолку, по грубо сколоченным деревянным столу и толстым круглым пенькам вместо стульев, по сложенному из камней очагу в углу с закопченным котелком над огнем, в котором что-то неистово бурлило. Сквозь щели в двери пробивался яркий свет. И, конечно же, я все так же оставалась привязанной. Веревка от моего запястья тянулась к деревянному столбу, что подпирал крышу. С надеждами на освобождение я тут же распрощалась, оценив прочность конструкции.
В комнате было довольно жарко и чисто – земляной пол был тщательно выметен. Оставалось выяснить, кто же хозяин жилища и почему он так негостеприимно со мной обошелся.
Я посмотрела на свою ногу и очень удивилась, заметив, что она обмотана чистой тряпкой. Да и боль почти исчезла. Размотав тряпку, обнаружила еще одну повязку – несколько слоев ткани, чем-то пропитанных. А под ними была жуткая рваная рана, которая тут же начала дико болеть, стоило мне приподнять повязку. Я заскулила и завертелась на ложе, совершенно перестав соображать от все накатывающей боли.
Сколько бы еще длились мои мучения, не знаю, если бы в какой-то момент меня не откинула на ложе какая-то сила, и загорелые мужские руки не вернули повязку на место, снова плотно обмотав тряпкой ногу. Лишь когда боль притупилась, я смогла рассмотреть хозяина этих рук.
Моим глазам предстал настоящий отшельник. По крайней мере, я их именно такими и представляла. Не очень высокий, широкоплечий, в длинной холщовой рубахе, из-под которой выглядывали такие же штаны. С сильно отросшими черными волосами, свисающими на плечи неровными прядями и перевязанными лентой в районе лба. Такие же черные борода и усы… И с этим я еще могла бы смириться, если бы не злой взгляд черных глаз, что прожигал меня из-под нахмуренных бровей.
Сколько лет этому отшельнику трудно было предположить. Не так часто мне приходилось встречать усатых и бородатых, разве что в кино. Но кажется, он довольно молодой, не больше тридцати. И очень сильный. И до ужаса суровый. Сидит на краю моего вынужденного ложа и сердито рассматривает меня из-под насупленных бровей. Аж знобить начало от его взгляда. Таких страшных глаз мне тоже еще не доводилось встречать. Буры какие-то, а не человеческие глаза.
– Вы кто? – рискнула спросить я, как тут же заслужила очередной хлесткий взгляд, от которого невольно поежилась. – Не могли бы вы развязать меня и рассказать, как отсюда выбраться? Просто, меня ждут друзья, тут… неподалеку…
Складывалось впечатление, что он не понимает, о чем я толкую. Взгляд его не менялся, осмысления в нем я не читала. Хотя, так могло казаться, потому что глаза мужчины были непроницаемо черными. Ведьмак какой-то, снова поежилась я.
– Развяжите меня, пожалуйста, – предприняла я еще одну попытку, все еще стараясь говорить вежливо и держать себя в руках.
Но и это моя просьба осталась без ответа. Да он даже не дослушал ее – встал и направился к очагу. Спокойно, даже равнодушно, отвязал от пояса какой-то мешочек и принялся что-то сыпать в котел. По комнате моментально растекся запах чего-то пряного и довольно приятного. Как назло, сразу же проснулся аппетит, напоминая, что ела я последний раз черте когда.
– Эй!.. – позвала я, и снова ответом мне стало молчание и полное невнимание.
Может он немой? – мелькнула мысль. Только это еще хоть как-то могло оправдать подобную невежливость. Но не глухой же он! Это я поняла сразу. Тогда почему хоть как-то не отреагирует на мои просьбы? Почему все еще держит на привязи, словно зверюшку в цирке? Если он спас меня вчера в лесу (а это я тоже поняла, достаточно было вспомнить ужасную рану на ноге) и приволок сюда, то, получается, что я его гостья. Но почему-то таковой я себя не чувствовала.
– Долго еще будете играть в молчанку?! – не выдержала и повысила голос. Спокойные речи до него явно не доходили. – Отпустите меня! Нога уже почти прошла… Меня ждут и, наверное, уже ищут…
И снова я терпеливо ждала ответа, пока не поняла, что его не будет. Разговаривать со мной не собирались. Вместо этого, мужчина взял с полки на стене кружку и налил в нее варева. С дымящейся посудиной в руке он направился в мою сторону. И снова я поежилась под его недобрым взглядом. Почудилось что-то страшное в его глазах. А может, и не почудилось. От этого мужчины исходила почти осязаемая опасность. Интуиция еще никогда раньше не кричала до такой степени дурным голосом, предупреждая меня о чем-то плохом. Вдруг стало так тоскливо, как никогда раньше. А еще нестерпимо захотелось в туалет, по всей видимости, от страха.
Когда он протянул мне кружку, и пряный запах еще явственнее коснулся обоняния, я не выдержала и затрясла головой, подметив искру удивления во взгляде мужчины. Ну хоть что-то!.. Он держал кружку у моего лица и терпеливо ждал, когда я возьму ее.
– Мне нужно… Я хочу… – сказать ему о естественной потребности было очень стыдно. Я даже почувствовала, как краснею. Облегчать задачу он мне не собирался, поэтому я и выпалила в следующий момент, крепко зажмурив глаза: – Я хочу в туалет!
Лишь уловив рядом какое-то движение, рискнула открыть глаза. Меня отвязывали от столба. Все так же, не говоря ни слова, мужчина потянул за веревку, вынуждая меня встать с ложа. Уж не хочет ли он сказать, что поведет меня в туалет на привязи?! От подобной перспективы ноги мои подкосились, но упасть на ложе я не смогла, увлекаемая к двери с нешуточной силой.
– Что вы делаете?! – заголосила я, пытаясь упираться. – Отпустите меня сейчас же! Вы не имеете права!..
Но слова мои отскакивали от его спины, что маячила передо мной широченная и непрошибаемая. Мой стражник уже вывел меня из дома и подтащил к покосившемуся строению. Сгорая от стыда, кое-как притянув дверь и удерживая ее рукой, я справила нужду в обычную выгребную яму.
На обратном пути заметила еще одно строение, сколоченное из досок. На сарай это слабо походило, уж больно плотно доски были подогнаны друг к другу. Невольно разыгралось любопытство, что он там прячет? К слову, дом его находился на маленьком пятачке леса, вырубленного от деревьев. Какой человек может добровольно поселиться в чаще лесной? От кого он тут прячется? А о том, что мой стражник тут живет давно, говорила обжитость этого места.
– Послушайте… – снова заговорила я. Опять возвращаться в дом и становиться пленницей, до ужаса не хотелось. Странно, но на свежем воздухе я чувствовала себя увереннее. – Я не двинусь с места, пока вы не объяснитесь!..
Веревка натянулась между нами, руку мою снова обожгла боль. Но я намеревалась стоять до последнего. Если и дальше будет тащить, то придется водворять меня в дом волоком. Слава Богу, он тоже остановился. Медленно повернулся ко мне и явно ждал продолжения, ну или когда я одумаюсь и добровольно пойду дальше.
– Объяснитесь! – потребовала я. Считала себя вправе говорить и действовать именно так. – Зачем вы меня удерживаете силой? И когда собираетесь отпустить?
Хоть я и ждала ответа, мысли мои унеслись далеко от этого места – к поляне, где остались Гоша, Ксюша и Руслан. И когда я только поумнею? Почему психую по поводу и без? Ну, навела на меня подруга критику, к слову, справедливую, как я сейчас понимала. С Русланом я, действительно, вела себя некрасиво. Не я ему делала предложение вот уже третий раз, и не он меня снова и снова просил об отсрочке, не разобравшись в собственных чувствах. Да его терпению еще можно позавидовать! Другой бы уже давно плюнул и послал меня лесом. А он все терпел и ждал. Конечно, обижался. А я ничего умнее не придумала, как обидеться на него, за то что он обиделся на меня. Да еще и критика со стороны лучшей подруги показалась мне неуместной. А ведь она была права, когда назвала меня собакой на сене…
– Когда надоешь мне…
Только тут я сообразила, что впервые услышала голос незнакомца.
– Что? – переспросила. Смысл слов упорно отказывался достигать моего сознания. В такое я просто не могла поверить.
– Я сказал, что отпущу тебя, когда надоешь мне.
Голос его был низким и хриплым. Невольно мелькнула мысль, что только такой и может быть у подобных типов. Но все это пронеслось в голове стремительно и не задержалось в ней. Осело главное, буквально пришибив меня.
– Ч-что значит, не надоем?..
Впервые в жизни я заикалась и не могла подобрать слов, а ведь риторика была самым любимым предметом на филфаке, четвертый курс которого я и закончила в этом году.
– Это значит, что ты останешься здесь на столько, на сколько я захочу.
От пережитого шока я даже не смогла сопротивляться, когда он снова потянул меня за веревку. Продолжала сохранять молчание, пока он привязывал меня к столбу. Молча таращилась, в то время как он нарезал толстыми ломтями мясо и хлеб и складывал все это на столе. Даже когда он потянул меня за веревку к столу и заставил сесть на табурет, я не смогла вымолвить ни слова.
– Ешь, – велел он, ставя передо мной все ту же кружку с остывшим варевом и придвигая миску с мясом. – Силы тебе понадобятся.
– Для чего?
– Для меня.
Он даже не смотрел на меня – вгрызался в мясо, шумно запивая варевом и с хрустом все пережевывая. Я же даже не могла смотреть на еду, чувствуя, как меня подташнивает.
– В каком смысле? – выдавила из себя, пряча дрожащие руки под стол, стыдясь собственного страха, что накатывал волнами.
– В прямом, – пригвоздил он меня взглядом к табурету. – Я не был с женщиной много лет. Ты станешь ею.
Голова пошла кругом, и я бы упала, не пихни он меня больно в плечо и не верни в вертикальное положение. Он предлагает мне стать его самкой?! Да, такое даже в страшном сне не может присниться! Я попала в рабство? По всей видимости, спросила об этом вслух, потому что в следующее мгновение он произнес:
– Называй, как хочешь, смысл не изменится.
– Но… меня будут искать…
Губы мои задрожали, и из глаз выступили слезы. Если я и думала кого-то этим разжалобить, то тут же распрощалась с надеждами. Он спокойно посмотрел на меня и ответил:
– Здесь тебя никто не найдет. Будешь вести себя хорошо, выживешь. Иначе…
Больше он ничего не сказал, а я с ужасом осознала, что все это происходит со мной на самом деле, что он не врет, и меня тут никто не найдет.