Вы здесь

Диверсанты Судоплатова. Из Погранвойск в Спецназ. Глава 3. Охота на дорогах (В. Н. Першанин, 2016)

Глава 3

Охота на дорогах

Особист лейтенант Авдеев вызвал к себе начальника штаба отряда «Сталинцы» Лугового, начальника разведки Аркадия Снитко и в резкой форме отчитал обоих. Сначала речь шла о гибели людей из группы Орехова.

– Ваш подчиненный Аркадий Снитко не обеспечил отход и прикрытие группы. Когда погиб пулеметчик, он попросту сбежал, хотя имел возможность сражаться. С тех пор прошло четыре дня, а вы никак не отреагировали. Снитко по-прежнему возглавляет разведку отряда, даже хвалится, как смело воевал. Вас устраивает такой командир?

Юрий Евсеевич Луговой, бывший начальник арттехвооружения полка, также оказавшийся в окружении, находился в отряде Бажана с весны сорок второго года. Бажан гордился, что у него грамотный начштаба, закончивший в свое время военное училище.

Луговой сразу понял, чего от него хотят. Не вмешиваясь в дела командира отряда, наладил все положенные по воинскому Уставу учеты и документацию. Велся журнал боевых действий отряда, где премудрый капитан умело расписывал мелкие диверсии, обрывы телефонных проводов, расклейку листовок и выступления перед жителями сел. Бойкое перо начштаба изображало все это как активные боевые действия против оккупантов.

Не брезговал он откровенной ложью. Несколько выстрелов, пулеметная очередь в сторону полицейского поста или проходящей автоколонны фиксировались как бои из засады. Приводились даже цифры вражеских потерь, из которых следовало, что немцам на дорогах приходится несладко.

Луговой и выглядел как начальник штаба подразделения: отглаженная офицерская форма, портупея, «шпалы» на петлицах, медаль «30 лет РККА», кобура с пистолетом «ТТ». Обвинения лейтенанта Авдеева он решительно отметал:

– Младший сержант Снитко получил в бою ранение, поэтому мы ограничились выговором. В целом он неплохой разведчик.

– Какой младший сержант? – взвился Авдеев. – Кто дал ему право носить военную форму после того, как он бросил свой полк и прятался полгода в тылу под бабским подолом? Впрочем, как и ты.

Сам Авдеев, служивший в особом отделе пограничного отряда в Прикарпатье, два месяца с боями выходил из окружения вместе с заставой Журавлева и остатками пехотных частей. Однажды, прикрывая отход своих товарищей, в одиночку взорвал немецкий бронетранспортер и перебил экипаж. Позже воевал под Москвой, получил второе ранение и войны хватил под завязку.

Капитан Луговой вытянулся, дрожащим от возмущения голосом стал объяснять, что он честно выполняет свой долг и в тылу не прячется.

– Чем ты сражаешься? Карандашом и бумажками? Из-за трусости Снитко погибли хороший боец Орехов и радистка. А если бы фрицы захватили ее в плен? Соображаешь, что бы случилось?

Начштаба снова попытался что-то сказать в свое оправдание, но Авдеев, не терпевший лжи и трусости, уже закусил удила:

– Ты, Юрий Евсеевич, числишься начальником штаба отряда, значит, разведка в твоем ведении, как это определено штатами боевых подразделений. Так?

– Так точно, – осторожно отозвался неплохо разъевшийся грузный капитан с двойным подбородком.

– А я тебе скажу, ты свои обязанности хреново исполняешь. Доказать?

Виктор Авдеев, кроме прочего, прошел в свое время Польскую кампанию 1939 года, которая была отнюдь не легкой прогулкой, захватил бои на Карельском перешейке во время войны с Финляндией. За эти недели в немецком тылу он достаточно глубоко вник в оперативную обстановку, наладил связь с подпольщиками и местными жителями, готовыми помогать Красной Армии.

– Ты такого бойца, Рымзина Афанасия, знаешь? – продолжал лейтенант.

– Вроде припоминаю.

Заерзал, закашлялся начальник разведки Снитко, а капитан Луговой напряженно уставился на особиста. Сейчас он видел перед собой представителя грозного ведомства НКВД, которое безжалостно расправлялось с «врагами народа» и «военными заговорщиками» в 1937 году.

– Тебе известно, что двоюродный брат Рымзина служит в полиции, а сам партизан Рымзин, ничем себя не проявивший, только за последний месяц трижды навещал свою семью и родственников? Кстати, дом этого полицая находится рядом с подворьем Афанасия. Могли они встречаться?

– Могли… то есть нет. Рымзин Афанасий хороший боец, в комсомоле состоял. Сейчас по возрасту вышел, но с полицаями якшаться не станет.

– Ручаешься? – сощурил глаза лейтенант.

– Как можно за кого-то полностью ручаться? Война все же идет.

– Наконец-то вспомнил про войну, – хлопнул по столу ладонью Авдеев. – А где же ты раньше был, и кто отпускал Афанасия в гости к полицейской родне? Может, поэтому, когда мы пытались эшелон взорвать, вместо эшелона нарвались на броневагон с патрулем? В тот раз два наших товарища погибли, если не забыл.

– Вызывайте командира, товарища Бажана, – замотал головой начштаба. – С ним разговор ведите.

И разговор состоялся. В нем участвовали Журавлев, Кондратьев, Бажан. Бывший директор совхоза Илья Карпович Бажан вначале сам перешел в наступление. Напомнил, что его отряд сражается с фашистами более полугода, а товарищ Авдеев прибыл совсем недавно и, не успев оглядеться, обрушивается с какими-то непонятными обвинениями. Отряд, по словам лейтенанта, активности не проявляет, бездействует, а это оскорбление для всех партизан и партийной организации.

Капитан Журавлев был во многом согласен с особистом Авдеевым, но обострять до предела отношения с самолюбивым Бажаном не хотел. Оставив в стороне слабую активность отряда, предложил разобраться с начальником разведки Снитко и допросить Афанасия Рымзина. Аркадия Снитко командир отряда отстоял. Разведчик энергичный, добросовестный, а за неправильные действия предложил объявить строгий выговор.

– За трусость выговор, – усмехнулся Авдеев. – Далеко мы так уедем…

– Ладно, помолчи, – толкнул его Журавлев.

С Рымзиным ситуация вырисовывалась двусмысленная. Бывший совхозный бригадир Афанасий Рымзин занимал должность помощника командира взвода и был в приятельских отношениях с Бажаном. Оправдываться он не собирался и заявил, что посещал семью с разрешения командира отряда.

– Ну и что, если двоюродный брат полицай? – уверенный в поддержке Бажана, заявил Афанасий. – Его силком туда загнали. Когда я с ним встречался, прямо заявил ему, не дело, мол, в полицаях ходить. Подумай хорошенько о своем поведении. Что думал, то и высказал, хоть он мне двоюродный брат.

Вдруг повисла тишина, значение которой до Рымзина дошло не сразу.

– А еще о чем ты с полицаем разговаривал? – негромко спросил Журавлев. – Наверное, за бутылкой сидели?

– Ну и что, если за бутылкой? – набычился здоровяк Рымзин. – Родня все же.

– Ты вопрос слышал? О чем еще с полицейской родней беседовал?

– О жизни, о войне… да мало ли о чем.

– А ведь это разложение, – заявил Федор Кондратьев. – Я считаю, у товарища Авдеева имеются все основания провести тщательный допрос подозреваемого бойца о связях с полицаями.

Илья Карпович Бажан беспокойно поглядел на своего комиссара, инструктора райкома партии. Тот сидел с непроницаемым лицом, затем коротко высказался:

– Безобразие! Партизаны пьют водку с полицаями и болтают невесть что.

Он первым понял, что руководство НКВД стремится в корне изменить благодушную обстановку в подразделении Бажана. Как бы самому не угодить под эту метлу. Лучше пусть занимаются дураком Рымзиным.

Чтобы расследование получилось объективным, в помощь особисту Авдееву выделили одного из старых, опытных партизан отряда «Сталинцы».


Результаты расследования если не ошеломили, то крепко встряхнули и командира партизанского отряда Илью Бажана, и многих его подчиненных. Оказалось, что Рымзин встречался со своим братом-полицаем довольно часто. Почти всегда за бутылкой, и после таких встреч бывший бригадир не мог толком вспомнить, о чем они вели разговор.

– Спорили, кто верх одержит, Красная Армия или ихний Гитлер.

– Ты, конечно, за Красную Армию агитировал, – усмехнулся Авдеев.

– Трудно за нее агитировать, – бесхитростно ответил Афанасий, имевший жену и двоих детей. – Немцы до Волги дошли, Сталинград по кирпичам развалили, на Кавказ прут.

На вопрос, вел ли Рымзин разговор о планируемых диверсиях на железной дороге, от простоты или сдуру, ответил утвердительно:

– Говорил я ему, что война в тылу не на шутку разворачивается. Паровозы под откос полетят, спецназ НКВД прибыл.

Проболтался Афанасий и насчет двух раций, имевшихся в отряде Журавлева. Теперь, мол, прямая связь с Главным штабом установлена. Старый партизан, помогавший Авдееву в расследовании, только головой покачал:

– Ведь ты, Афоня, получается, форменный предатель. Из-за твоей болтовни эшелон не сумели взорвать и группа радистов накрылась.

Афанасия Рымзина разоружили и посадили в землянку под охрану. Илья Бажан хитрил и не желал ссориться со своими людьми. Предложил Журавлеву как представителю власти самому решить вопрос с Рымзиным.

– Чего ты несешь? – вскинулся капитан. – У тебя комиссар, партийная организация, партизанский отряд. Ты и есть советская власть. Решай сам. А нас сюда прислали вести боевые действия против врага.

– Ну а что посоветуешь?

– Какие тут советы? И так ясно. Этого болтуна Рымзина за связь с полицаем и болтовню шлепнуть по решению вашего суда, а с Аркадия Снитко сорвать сержантские «угольники» и отправить на кухню дрова колоть.

– Насчет расстрела ты лишка хватил. Брожение в отряде начнется. Своих уничтожаем…

– Оно уже идет. Только я назвал бы это разложением. Сотня вооруженных мужиков отсиживаются без дела в землянках, водку пьют, шатаются по округе. Смотри, доиграешься, Илья Карпович. Тебя ведь немцы до поры не трогали, а сейчас, когда мы начинаем настоящую войну, все эти хождения по родне и беспечность могут боком выйти.

В те дни Журавлев принял решение готовиться к самостоятельной деятельности и в ближайшее время отделиться от отряда Бажана. Он уже принял к себе после тщательной проверки десяток местных парней, несколько бывших красноармейцев, попавших прошлой осенью в окружение, и подыскивал место для нового лагеря. Старшина Будько налаживал каналы снабжения.

Но главное сейчас было нанести несколько первых чувствительных ударов по врагу. Только этим капитан мог укрепить авторитет особого отряда и привлечь на свою сторону людей.

Журавлев заранее обсудил план ближайшей операции с Федором Кондратьевым и особистом Авдеевым. Было решено железную дорогу пока не трогать. Пусть немцы немного успокоятся. Было решено устроть засаду на заранее присмотренном участке проселка, где наблюдалось оживленное движение немецких автомашин и обозов.

Операцию возглавлял Федор Кондратьев. Заместителем назначили Николая Мальцева, а всего группа насчитывала двадцать три человека, в том числе восемь новых бойцов из местных.

Илью Бажана поставили в известность в последний момент, когда группа уже была сформирована. Командир партизанского отряда сделал вид, что обиделся:

– Могли бы со мной посоветоваться, воюем ведь вместе.

– Болтунов у тебя много, – заявил капитан Журавлев. – Не хотим, чтобы как на «железке» все повторилось.

– Так не пойдет, – мотал головой Бажан. – В операции должны участвовать и мои люди.

– Аркашу Снитко предложишь?

– Давайте без подковырок.

– Хорошо. Берем Саню Гречихина, он паренек проверенный. И выдели хорошего пулеметчика с «дегтяревым» и запасом патронов.

– Что, только двоих человек из отряда возьмешь?

– Достаточно, – поддержал Журавлева особист Авдеев. – Сунешь полицейскую родню или героя вроде Аркаши Снитко, и накроется операция. Кстати, пока Снитко не уберешь, веры твоей разведке не будет.

Илья Карпович Бажан подковырку проглотил молча. Возразить было нечего.

А накануне вечером капитан Журавлев имел разговор с Авдеевым:

– Возьми пару-тройку ребят и сходи в деревню. Найди полицая, родственника Афони, и приведи его в отряд. Надо прощупать, с кем он полученной информацией поделился.

– Сделаем, – кивнул лейтенант. – Но в отряд его тащить необходимости нет. Разберемся на месте. Не возражаешь, Иван Макарович?

– Поступай, как сочтешь нужным.


Место для засады выбрали на повороте, где дорога, присыпанная щебнем, шла на подъем. Имелся соблазн установить противотанковую мину, но тогда оставалось надеяться только на случайность. Если колонна будет большой, сразу после взрыва придется уходить.

Хотелось не только нанести врагу урон, но и разжиться трофейным оружием, боеприпасами, теплой одеждой и обувью. Особенно не хватало патронов и гранат. Они расходовались быстро, да и новички хоть и пришли с винтовками, но патронов принесли с собой всего по несколько обойм.

Группа из шестнадцати человек замаскировалась на месте засады, а четверо бойцов страховали дорогу с двух сторон. Их задачей было дать сигнал, если появятся другие машины или бронетехника.

Еще пятеро бойцов на двух подводах поджидали группу в лесу: погрузить раненых, трофеи, если таковые будут, и обеспечить прикрытие с тыла.

Два ручных пулемета, автоматы, винтовки – сильно не разгонишься. Имелись гранаты, но в скоротечном бою из засады их могли эффективно использовать только подготовленные бойцы. Местные ребята, недавно принятые в отряд, могли подорваться сами. Особенно на сложных в обращении гранатах «РГД-33».

Журавлев просил у Бажана станковый «максим», но тот отказал. Мало патронов, а кроме того, «максимы» – главный резерв в случае нападения карателей на партизанскую базу.

Капитан мог бы нажать покрепче и забрать один станковый пулемет, но, видя настрой Бажана, не настаивал:

– Охраняй свои землянки. Справимся и без твоего «максима».

Командир «Сталинцев» заметно терял авторитет. Особенно среди молодых, желавших сражаться с немцами партизан. Его осторожность постепенно превращалась в желание тихо отсидеться в глуши и не дразнить немецкие власти.

Когда Красная Армия перейдет в наступление, тогда ударят и «Сталинцы». Воевать сейчас Бажан не рисковал, опасаясь ответных карательных операций. В душе он желал, чтобы вылазка чересчур активного капитана и его людей закончилась неудачей. Они думают, так легко воевать с немцами в их тылу!

Ни Журавлев, ни Кондратьев так не думали. Они готовили своих людей к серьезному бою, который наверняка не обойдется без потерь.

Как важен был первый успех! Однако уже через час-другой стало ясно, что это непросто. Как правило, автомашины, перевозящие грузы, двигались небольшими колоннами, не меньше чем по пять-семь штук.

Их сопровождал либо вездеход с охраной, либо мотоциклы с пулеметами в колясках. Пулеметы устанавливались также на крышах головных автомобилей.

Иногда проходили одиночные грузовики. Но это была не та цель, ради которой, рискуя, находились в засаде два десятка бойцов.

Проследовала колонна бензовозов (восемь машин). Перед подъемом увеличили скорость два мотоцикла «Цундапп» с пулеметами в колясках и остановились неподалеку от группы.

Огромные бензовозы «МАН» с массивными радиаторами и кабинами шли на подъем тяжело – цистерны были загружены под завязку, в каждой не меньше шести-семи тонн горючего. Николай Мальцев видел, как напрягся старший лейтенант Кондратьев, готовый дать команду открыть огонь.

Но, прикинув возможности группы, от рискованного замысла отказался. В каждом бензовозе два человека охраны, стволы автоматов наведены на лес. И самое главное – тяжелый бронеавтомобиль «Магирус» с 20-миллиметровой пушкой, пулеметом и экипажем из пяти человек.

Колонну замыкали еще два мотоцикла. Большими потерями обернется нападение – немцы горючее стерегут крепко. Скрепя сердце Кон-дратьев пропустил колонну мимо, так и не дав команды.

Затем проследовали грузовики с солдатами, какими-то ящиками. Тоже неразумно затевать бой – солдат не меньше взвода. В какой-то момент Федор Кондратьев поймал себя на неприятной мысли – он не хочет рисковать, а значит, боится.

– Жаль, бензовозы упустили, – сказал он, обращаясь к Мальцеву. – Там с полсотни тонн горючего было, не меньше. Но охрана сильная.

Кондратьев ожидал, что сержант согласится с ним, однако Мальцев с вызовом ответил:

– Федор, мы в ста шагах от дороги лежим. Еще одна-другая колонна, и нас заметят. Люди устали ждать, головы высовывают.

– Ты считаешь, надо было ударить?

– Не знаю. Но я считаю, либо наносим удар, либо сворачиваемся и уходим. Ты же сам понимаешь ситуацию, Федор Прокофьевич. Чем дольше лежим, тем больше нервозности. А насчет потерь… Без них войны не бывает. Надо рисковать.

Кондратьев подозвал сапера Степана Пичугина:

– Слушай, Степан. Пока дорога пустая, бегом к повороту и установи с помощником противотанковую мину. Замаскировать успеете?

– Попробуем.

Рыжий сапер по прозвищу Воробей и его помощник быстро разгребли на обочине дороги щебень (здесь он был не такой укатанный) и опустили в ямку шестикилограммовую мину. Теперь самое главное – хорошо замаскировать ее.

– Машины идут, – дал сигнал наблюдатель.

Теперь пути назад не оставалось. Нападение состоится, будь там пять машин или пятнадцать.

– Кажется, снова бензовозы, – сказал, вглядываясь в бинокль, Кондратьев. – Наверное, на станцию эшелон с горючим пришел, торопятся разгрузить.

– Поможем, – нервно потирал руки Степа Пичугин, тяжело дыша после быстрого бега. – Жаль, на дороге «тарелку» врыть не успели. Заметят, гады. Но колесом все равно заденут, я на узком месте подарок установил.

Люди готовились к бою. Снайпер Василь Грицевич протирал затвор винтовки. Партизанский пулеметчик взвел затвор и передвинул планку прицела. Николай Мальцев положил рядом с автоматом две «лимонки».

– Не слишком большая колонна, – сказал он. – Везет нам на бензовозы.

Он промолчал, что вместе с дозорным мотоциклом во главе шести бензовозов движется бронеавтомобиль «Хорьх», а позади колонны пылит еще один мотоцикл.

Конец ознакомительного фрагмента.