Триумвират закавказских разбойников
Некоторые сталинисты – политические деятели и историки – в своём стремлении вознести Сталина до небес, описывая его бурную революционную деятельность в Закавказье начиная с 1905 года, называют его «вторым Лениным», за которым шли не только революционеры-подпольщики, но и трудовой народ.
Но почему-то Сталин ни разу не появлялся ни в Закавказье, ни на Кавказе за все годы борьбы народов с местными представителями царской администрации, националистами, Добровольческой армией и интервентами за установление советской власти.
Казалось бы, кому, как не «второму Ленину», знавшему народ и революционеров – бывших борцов-подпольщиков, возглавить освободительное движение на Кавказе и в Закавказье.
Но нет, он предпочёл Петроград, близость к ЦК, к Ленину и роль военного комиссара в армейских тылах.
Однако, как только революционным силам Грузии удалось свергнуть власть меньшевиков, «второй Ленин» поспешил, с благословения Владимира Ильича, в Тифлис, в сопровождении Кирова и Орджоникидзе, чтобы засвидетельствовать свою роль в деле борьбы за свободу народа и установить власть во всём Закавказье. Но делать это надо было вроде бы от имени народа. Устраивались сборища, митинги.
Решив блеснуть перед рабочими-железнодорожниками в новом амплуа, Сталин самоуверенно поднялся на трибуну. Но как только начал произносить зазубренные наизусть революционные фразы, в толпе раздался ропот, перешедший в волнение, шум, крики. Путейцы узнали в ораторе шарлатана Сосо, путавшегося когда-то под ногами агитаторов, использовавших шустрого бездельника на побегушках.
Кричащая, свистящая, улюлюкающая толпа ринулась к трибуне валом. Представившийся Сталиным Джугашвили, физиономию которого трудно было спутать с какой-нибудь другой, сопровождаемый двумя вооружёнными охранниками из ЧК, вынужден был ретироваться.
Больше на митингах, собраниях, проводимых в Тифлисе представителями центра и местного партийного актива, он не показывался.
Несколько дней Сталин не мог прийти в себя и тот день запомнил навсегда. Но за событиями в Закавказье, где продолжали бурлить политические страсти, следил зорко.
Его угнетало, что многие из его соплеменников, стоящих у власти в Грузии, в отличие от россиян не признали его как генсека и по всем делам обращались прямо к Ленину.
Неожиданным образом оказавшись во главе ВЦИКа Страны Советов, верховного органа советской государственной власти в период между съездами, Сталин больше всего думал о делах государственных.
Ленин из-за болезни постепенно отошёл от управления страной. Как известно, в августе 1922-го входивший в роль хозяина страны генсек Сталин предложил политбюро ЦК проект так называемого «плана автономизации», созданный с целью объединения всех республик в единое государство и составленный, кстати сказать, с помощью всё той же Людмилы Николаевны Сталь.
Для разработки и практического осуществления этого плана была создана комиссия, в которую входили представители всех союзных и автономных республик.
Ознакомившись с планом автономизации, большинство из представителей местной власти его одобрило. Некоторые, колеблющиеся, от голосования воздержались. А грузинские представители во главе с секретарём ЦК компартии Грузии П. Мдивани признали план несостоятельным, требующим обсуждения.
Вы, дорогой автор романа, считаете, что грузины противостояли осуществлению этого плана из-за националистических побуждений.
Неправда, скорее из-за недоверия к не уважаемому грузинскими коммунистами Сталину. Ведь большинство из них были люди образованные, интеллигентные и хорошо знали настоящую цену Сталину и то, на что он способен.
Но вы считаете фразу «отказали в доверии Сталину» не соответствующей истине, утверждая, что в ту пору подавляющее большинство грузин ещё ничего о нём не знало.
В отношении простых людей, которым безразлично, кто стоит у власти и чем занимается, и которые хотят, чтобы им дали возможность спокойно жить и трудиться, это отчасти верно. А что касается грузинских профессиональных революционеров, заражённых философскими идеями, проповедующими свержение феодального, монархического и буржуазного строя и утверждение свобод и демократических начал, то они, как, впрочем, и революционеры других закавказских республик, боровшиеся за власть Советов с оружием в руках, очень хорошо знали Сосо-Кобу-Сталина и его «вклад» в дело борьбы за утверждение власти Советов в грузинской губернии.
Так что «воинственный национализм» Мдивани тут ни при чём. Ибо он слишком хорошо осознавал, что древнейшие народы Армении и Азербайджана, веками боровшиеся с шахами Ирана и султанами Турции за свою свободу и независимость, не позволят кучке националистов сопредельной Грузии поставить себя на колени.
Чтобы каким-то образом оказать воздействие на ершистого Мдивани, Сталин уговорил Серго Орджоникидзе срочно выехать в Тифлис и уломать его со всеми его сторонниками согласиться с идеей вождя.
Орджоникидзе выехал.
На второй день приезда состоялось внеочередное заседание членов бюро компартии Грузии.
Посланник Сталина – Серго, выступая, пытался всячески убедить Мдивани и его сторонников, входивших в состав бюро, в целесообразности и даже выгоде вхождения Грузии в единый Союз республик, которые составят Советское государство, руководимое партией большевиков.
Но Мдивани был непоколебим. Его единогласно поддержали члены бюро.
Горячие споры приняли характер конфликта. Дело дошло до оскорблений. Один из ярых приверженцев Мдивани А. Кабахидзе в порыве гнева назвал Григория Константиновича (Серго) «сталинским ишаком».
Эмоции перешли в аффект. Орджоникидзе поднялся, подошёл к Кабахидзе и дал ему пощёчину.
Да, Николай Алексеевич, дал пощёчину тот самый Серго, которого вы справедливо характеризуете как человека выдержанного, терпеливого, корректного, прекрасно знающего, сколь велико преимущество разума над силой физической.
Конечно же, вы, Николай Алексеевич, «переродившийся» дворянин, не оправдывали поступка С. Орджоникидзе, который, став коммунистом, не растерял в сложной суете правительственных кругов страны достоинства настоящего мужчины.
Разгневанный Сталин затаил злобу против большевиков Грузии и начал строить планы расправы.
Старые чекисты школы Дзержинского, работавшие в ГПУ Грузии и в какой-то мере придерживавшиеся законности, не устраивали генсека.
Ему нужен был человек пристрастный, не останавливающийся ни перед кем и ни перед чем, понимающий повелителя с полуслова и слепо действующий в его интересах. К тому же с подмоченной репутацией, а лучше – с уголовным прошлым, которого можно всегда держать «на крючке».
Свой выбор Сталин остановил на Берии – он соответствовал перечисленным условиям, как никто другой. Берия, используя все возможные средства и методы, сумеет очистить Грузию от своих и от его противников, способных создать противодействующую оппозицию.
Прежде чем претворить в жизнь свой план назначения Берии на новую должность, Сталин вызвал его к себе и, уединившись на конспиративной квартире, за накрытым столом, под хмельком долго беседовал с ним на грузинском языке, тонкими намёками давая установки на «толстые обстоятельства».
Лаврентий всё понял. К тому времени власть Сталина в стране укрепилась настолько, что он мог позволить себе и своим приближённым материальные излишества, недоступные даже царствующим особам дома Романовых. Кремлёвский дворец, великолепные усадьбы, виллы и дачи богатых российских промышленников, сказочные дворцы царя, великих князей и именитой русской знати на побережье Чёрного моря перешли в его полное распоряжение и пользование.
Зная это, Берия осознал, какая блестящая перспектива откроется перед ним в Закавказском крае, когда он возглавит второй по значимости орган после ЦК компартии Грузии.
Дел у хитрого Берии теперь было невпроворот. Конечно же, он так же, как его всемогущий патрон, начал с экспроприации, разумеется, после того, как обновил весь штат ГПУ.
Карательные действия начались с арестов именитых представителей княжеских династий, не успевших эмигрировать либо не захотевших добровольно расстаться с малой родиной. Многие из них были арестованы, а их имения – реквизированы.
Хороший «капиталл» был вырван из рук «зарождающейся советской буржуазии». Подверглись аресту духовные лидеры, а из церквей, синагог и мечетей были вынесены все драгоценности.
Немало хлопот доставляли «папе малому» и переданные ГПУ дворцы, виллы и курортные дачи, находившиеся в Грузии. В них нужно было разместить ответственных лиц, обслуживающий персонал, охрану – внутреннюю и зональную. Создать подсобные хозяйства с садами, парниками, животноводческими и птицеводческими фермами, чтобы при появлении «его величества» генсека кулинары – мастера кавказской кухни – имели возможность подавать к столу деликатесы первой свежести.
И это при условии, что администрация этих дворцов, вилл и дач, находящихся круглый год на полном государственном обеспечении и в мобилизационной готовности, не ведала, когда и куда заблагорассудится Сталину и его друзьям-соратникам явиться на отдых. Причём члены семьи вождя, дети, родственники проводили в этих здравницах целое лето вместе с нянями, обслугой и кремлёвскими охранниками.
Естественно, всеми этими райскими благами пользовался и сам Берия, который умел позаботиться о себе и создать роскошную обстановку для собственной персоны.
Персональные машины в каждом из курортов были к его услугам. С первых дней восхождения на пост хозяина ГПУ Лаврентий Берия обеспечил себя спецпоездом с вагоном-салоном, кабинетом, спальным отделением, дорожной кухней и отдельными купейными вагонами – для охраны, обслуги и поваров.
На этом поезде он вояжировал по курортам, заезжая и в родные края, чтобы произвести «приятное» впечатление на соотечественников в Гульрипши (мингрельском селении Мерхеули, где родился и провёл раннее детство Лаврико Кукуберия).
На полустанке Гульрипши он нашёл свою любовь, если так можно назвать любовью чувства человека, не гнушавшегося первой встречной «специалисткой» древнейшей профессии с отроческих лет.
Здесь, у места стоянки спецпоезда, к грозному начальнику осмелилась обратиться с просьбой освободить арестованного брата юная красотка Нино.
Берия, который редко соглашался принимать любых просителей, выглянув в окно, похотливо залюбовался свежестью и красотой юной особы. Телохранителю было велено доставить девушку в апартаменты на колёсах.
Очарованный свежестью и молодостью девушки, Лаврентий не выпустил просительницу из салона.
Всё остальное уладили его люди, убедив родителей Нино, что им оказана великая честь, их дочь стала женой человека, с которым не может сравниться ни один из грузинских князей.
Но увлечённость Лаврентия молодой женой продлилась лишь до появления первенца.
Пресыщенный любовью, он удовлетворял свою похоть в бывших барских усадьбах, а ныне правительственных санаториях и дачах, где молоденькие, а главное, благонадёжные сёстры-хозяйки и официантки могли в любое время дня и ночи ублажить чувственного «папу малого».
Но самые большие заботы и хлопоты доставлял Берии «папа большой» во время своего долгосрочного отдыха. В такие дни ставили на уши охрану, отобранную из рослых, молчаливых мингрельских «витязей в тигровой шкуре», готовых в любую минуту ринуться исполнять сложные и ответственные поручения своего батоно (господина).
Хотя кортеж Сталина во время прогулок сопровождали личные охранники вождя, «витязи» Берии незримо охраняли весь путь его следования.
Берия знал, что к нему Сталин относится доверительно, как ни к кому другому, и не сомневается в его личной преданности. Но Лаврентий знал чрезмерную настороженность «хозяина», его склонность к инсценировкам и хотел лишний раз подчеркнуть свою верность вождю.
С этой целью он не раз умело разыгрывал сценарии готовящихся на Иосифа Виссарионовича покушений и «героически» их предотвращал.
Так, например, в дни отдыха вождя в Пицунде Берия спланировал очередной спектакль. Пригласил к себе одного из охранников, сопровождавших вождя из Москвы, и конфиденциально сообщил:
– Я располагаю сведениями о готовящемся покушении на товарища Сталина. Приняты все меры пресечения. Но необходимо взять врага внезапно, с поличным. Диверсия намечается на завтра, где-то около одиннадцати часов, когда Иосиф Виссарионович будет совершать морскую прогулку. – Лаврентий Павлович перевёл дух, продолжил: – Тебе поручается затаиться в зарослях кустарника, под старой чинарой, что в прибрежном парке. Рядом с товарищем Сталиным буду я. С берега наши люди подадут сигнал. Я пригнусь к борту, чтобы зачерпнуть воду. Тут ты и выстрелишь, это будет сигналом к действиям наших. При успешном завершении операции сам знаешь, что тебя ожидает – награды, повышение по службе. Кроме тебя, никто не должен ни о чём знать.
Отпустив доверчивого службиста, Берия вызвал черноусого, преданного ему как пёс костолома и доверительно прошептал:
– Нашему батоно угрожают террористы, прибывшие из центра. Мы не должны допустить провокации. Твоя задача – завтра в десять утра устроить засаду в кустах прибрежного парка. Место укажу вечером. После завтрака мы с батоно совершим морскую прогулку. Согласно данным чекистов, тут враги и начнут действовать. Ты зорко наблюдай за берегом. Несмотря на то что вся территория прочёсана, именно с берега ожидается угроза. А потому, если где-то из-за кустов раздастся выстрел, беги в ту сторону и уничтожь на месте предателя. Батоно вознаградит по достоинству, я знаю… И ещё, – кроме тебя и меня, об этом никто не должен знать!
Спектакль с двумя служаками-актёрами и наркомом-режиссёром разыграли блестяще. Верный Берия спасёт потрясённого главу государства. «Отец народов», несомненно, оценит, а со временем и приблизит к себе преданного, как генерал Власик, но более бдительного и широкомасштабного предводителя карателей и тайной агентуры.
«Папа малый» – Берия, как и «папа большой» – Сталин, в годы отрочества провёл жизнь с подонками общества, позволившими ему выступать в роли «пахана». Обучение в реальном училище в Мухусе, где из всех предметов предпочтение отдавали математике, породило в нём склонность к делам коммерческим. Посредник базарных мелких торговцев не брезговал и контрабандой.
Мингрел по национальности, из семьи, исповедовавшей иудаизм, он был оберегаем матерью, уповавшей на Бога Яхве.
Каждое утро, когда юный «коммерсант» покидал дом, она с крылечка благословляла его. Лаврентий обязан был трижды пройти туда и обратно под главной книгой иудейской религии и только после этого отправляться по своим делам.
К революционным идеям, которая в те времена увлекла молодёжь, многоликий ловкач подходил с позиций расчёта – кто платил, тому и служил. Причём сразу нескольким нанимателям – мусаватистам, дашнакам, большевикам.
Последними он и был уличён в предательстве и приговорён к высшей мере наказания – расстрелу.
Но пока бакинские большевики обращались через Кирова к Ленину с просьбой утвердить приговор ревтрибунала, обстановка в Азербайджане изменилась. К власти пришли мусаватисты и интервенты.
Под этот шумок известному уголовнику и авантюристу Мирджафару Багирову удалось вырвать своего дружка Берию из камеры смертников.
Был ли Берия английским шпионом? Некоторые политические деятели и маститые писатели Закавказья расценивают это обвинение как глупость. Однако узкому кругу старых большевиков-революционеров, действовавших в Закавказье, было известно, что брат Берии, завербованный английской разведкой, покинул Грузию вместе с разведслужбой оккупационных сил Великобритании в 1920 году.
В годы Второй мировой войны этот таинственный братец явится домой через Польшу, встретится с Лаврентием, наверное, не ради выражения своего восторга и восхищения преуспевающему в делах государственных братцу, который выпроводил его обратно за кордон через Китай.
Но вернусь к первым годам становления советской власти в стране.
Некоторые историки склонны утверждать, что знакомство Берии со Сталиным произошло в середине тридцатых. Это неправда. «Триумвират закавказских разбойников» – Сталин-Берия-Багиров – сложился ещё до революции в бакинский период деятельности Сосо.
Эту версию подтверждаете и вы, уважаемый тайный советник вождя, говоря, что, когда в 1922 году Сталин был избран генсеком ВЦИКа, он не замедлил обзавестись конспиративной квартирой неподалёку от Кремля.
Вам он выделил две комнаты, себе взял остальные, разделённые капитальной стеной, в которой была звуконепроницаемая дверь, скрытая портьерами, через которую только и можно было попасть в аппартаменты вождя.
Другой вход в конспиративную квартиру вёл со двора.
Появлялся в этой квартире Сталин один-два раза в неделю, только сам или с неизвестными приезжими людьми с Кавказа, с которыми подолгу вёл беседы, попивая вино или коньяк.
В те уже далёкие от нас двадцатые годы вы впервые увидели моложавого Лаврентия Берию. Держался гость скромно, разговаривал тихо, по-кошачьи бесшумно ходил по комнатам, заглядывая в ванную, на кухню. «И вроде бы обнюхивал углы. После его посещения на всех дверях сменялись запоры и замки», – пишете вы.
Надо полагать, что тогда ещё молодой Лаврентий являлся из Закавказья не к Власику, чтобы засвидетельствовать своё почтение. Уж если заменялись замки конспиративной квартиры, значит, Сталин знал, кто такой Берия, и не доверял ему.
Но Берия, как было сказано, был нужен Иосифу. В то время он являлся заместителем председателя Азербайджанского ЧК Мирджафара Багирова – того самого, который спас приговорённого к расстрелу Берию.
Кто же такой М. Багиров, долгие годы метавший «громы и молнии» – с первых дней установления советской власти, сначала в роли главы ГПУ-НКВД, а затем – самовластного первого секретаря ЦК компартии Азербайджана?
Багиров – такой же, как и Сталин, уголовник. До революции верховодил воровскими шайками в Баку, затем подолгу скрывался от правосудия в Астрахани.
Здесь и попался при ограблении табаханы (мастерской кожевенно-шорных изделий).
Был судим, водворён в каталажку, откуда сбежал в Гянджу. Когда началась предреволюционная смута, вернулся в Баку.
Здесь у него оставались дружки – повзрослевшие недоросли. Не находя места для достойного приложения сил, они прибились к контрреволюционной националистической партии «Мусават» («Равенство»).
Проявив себя в роли шустрого рассыльного, Багиров был включён в состав агентуры мусаватистской разведки в буржуазно-националистическом правительстве Баку, о чём свидетельствовала случайно сохранившаяся характеристика помощника уездного комиссара, гласящая: «Багиров является ревностным мусаватистом, исполнительным служакой».
В этой роли Багиров сколотил из бывших дружков-уголовников новую банду головорезов, которая зверски расправлялась с революционно настроенными людьми Азербайджана.
Прямой пример – физическое уничтожение взбунтовавшихся крестьян Кубинского уезда.
Как продажный тип, которому безразлично, кому служить за плату, Багиров, не задумываясь, переметнулся в отряд дашнаков Амазаспы – армянской буржуазно-националистической, контрреволюционной партии «Дашнакцютюн» («Союз»).
И в этом отряде Багиров преуспевал, громя русских и азербайджанских рабочих и крестьян, причастных к волнениям.
Во время одного из погромов был схвачен командиром красногвардейского отряда Г. Стуруа и арестован. Однако матёрому уголовнику и на сей раз удалось избежать заслуженной кары – помогли всё те же дружки.
Когда под натиском революционных сил местное буржуазно-националистическое правительство вместе с союзной российской контрреволюционной силой и интервентами вынуждено было бежать, Багиров и его друг Берия не покинули страну вместе со своими хозяевами.
Оба продажных оборотня-провокатора под шумок неразберихи поспешили примкнуть к большевикам – по собственной воле, а может быть, по заданию «хозяев», не терявших надежды на возврат к прошлому.
Не ограничиваясь фиктивными справками и удостоверениями, Багиров даже решился на убийство родственника, болыиевика-революционера, чтобы завладеть его документами и назваться его именем.
Итак, Мирджафар вместе со своим приятелем Берией оказался в авангардном отряде большевиков, установивших власть Советов в Азербайджане. Но для этого ему нужно было быть членом партии. Он изготовил фальшивые документы и стал «членом РСДРП с 1917 года», якобы по рекомендации старой большевички Н. Абрамовой (которая впоследствии была немало удивлена и категорически опровергала сие утверждение Мирджафара).
Документы, разумеется, партийные, составленные Багировым в разное время, как выяснилось, носили противоречивый характер, вызывая сомнение в том, состоял ли он когда-нибудь вообще в партии большевиков.
Вся беда советского строя с первых дней установления народовластия до утверждения в органах НКВД ежовщины и бериевщины – в том, что никто не занимался выяснением истинной биографии и деятельности некоторых вождей в дореволюционный период.
Видимо, это было невыгодно самому Сталину и людям с уголовным прошлым, таким как Берия.
Тот же Багиров был нужен ему для установления в республике единовластия и жандармского режима, чтобы окончательно утвердить бесправие народа.
Главным в анкетах при оформлении на руководящую работу или вступлении в партию было пролетарское происхождение.
Преступное, контрреволюционное и уголовное прошлое «триумвирата закавказских разбойников» было известно многим большевикам Закавказья. Именно работа Багирова в карательных органах Азербайджана, а позднее работа Берии в Грузии была необходима всем троим, но прежде всего Сталину. Теперь они могли легко собрать и уничтожить документы, изобличающие их преступное прошлое. И после этого приступить к постепенному поочередному уничтожению своевольных старых большевиков – азербайджанцев, грузин, русских, скупых на аплодисменты и громкие возгласы «ура» и «да здравствует».
У Сталина, Берии, Багирова почерк преступлений, преисполненный коварства и звериной беспощадности, был один: все трое прошли школу в чудовищном заведении – тюрьме, обучавшей беззаконию, наглости, предательству, дьявольской лжи, бесчестью и мести – только за то, что жертвы знали, кто они, дорвавшиеся до власти вожди.
Мирджафар с первых же дней руководства Азербайджанским ЧК приступил к разработке планов уничтожения семей и целых селений в районах Али-Байрамлы, Исмаили, Шемахи.
Для того чтобы обвинить жителей сёл в подготовке восстания против советской власти, устроили несколько схронов с огнестрельным и холодным оружием.
Винтовки, пистолеты, гранаты подбрасывали на чердаки, сеновалы. Ничего не подозревающих крестьян, ни в чём не виновных жителей хватали, предъявляли обвинения.
Шиитов обвиняли в шпионаже в пользу Ирана, суннитов – в пользу Турции и приговаривали – одних к смертной казни, других к ссылке в Сибирь.
Ненавистны были Багирову, как, впрочем, Сталину и Берии, не только старые большевики. Эти жестокосердные недоучки люто ненавидели образованных, высококультурных интеллигентов, снисходительно относившихся к ним даже тогда, когда они оказались у власти.
Дабы на фоне просвещённых людей не выглядеть жалко, их истребляли.
Так, Багиров беспощадным и подлым образом расправился с Мусабековым, Д. Буниат-Заде, М. Гусейновым, А. Караевым, Г. Султановым. Опустилась разящая рука оборотня и на голову секретаря ЦК КП Азербайджана Р. Ахундова, председателя СНК С. Эфендиева, многих других, число которых составило 1700, в том числе 20 наркомов, 52 секретаря райкома, 34 председателя райисполкома, руководителей молодёжных организаций и простых граждан.
По сравнению с советским «шахом» народов Азербайджана Багировым иранский шах Мухаммед-Риза Пехлеви, высокообразованный самодержец, казался агнцем. Не крыл он матерными словами своих слуг, как это делал Мирджафар в обращении с подчинёнными.
Наверное, не одаривал шах-ин-шах старейшин магалов (городских и сельских районов) пощёчинами, как это делал большевистский вождь Багиров.
И это чудовище в человечьем обличье, находясь у последней черты своего кровавого пути, не осознало, что он и есть истинный враг своего народа.
Пытаясь дать Берии типологическую характеристику, некоторые борзописцы, привыкшие лавировать, когда речь идёт не о простом смертном, а о вожде нации, стараются представить его человеком мыслящим и даже талантливым – видите ли, он разбирается в зодчестве, любит музыку.
Конечно, идиотом Берию не назовёшь. Напротив, в практической жизни он обладал незаурядными способностями и дьявольской энергией настолько, что сам Сталин пасовал перед ним.
При этом, к великому сожалению, Господь наделил его многими низкими инстинктами, поскупясь на совесть, милосердие, великодушие, справедливость, что отличает человека от зверя.
Берия ценил Сталина и многому учился у него – особенно терпению и умению ждать своего часа. И коварство его тоже было сталинское.
Что касается заверения приспособившихся к новой власти историков и писателей, будто Берию испортила система, но такие, как Лаврентий Павлович, дорвавшись до власти, разрушат любую благоразумную форму общественного устройства.
Прежде чем расправиться с непокорными грузинскими большевиками, Берия очистил край от тех советских и партийных руководителей, которые были хорошо осведомлены о его уголовном прошлом. Среди них – первый секретарь ЦК компартии Армении Агаси Ханджян.
Человек скромный, немногословный, к тому же больной туберкулёзом, он порой с раздражением реагировал на высокомерие и надменность изменника и предателя, оказавшегося под надёжным крылом Сталина.
Без всякого к тому повода Берия добился снятия с работы Ханджяна.
Чтобы выяснить причину и объясниться, Ханджян прибыл в крайком к концу рабочего дня и без приглашения вошёл в кабинет Берии.
Кроме хозяина, там никого не было, а потому никто не может рассказать, о чём и в каком тоне шёл их разговор.
Но грянул выстрел!
Один из сотрудников кинулся к двери кабинета Берии из соседнего кабинета, распахнул её и застыл в ужасе, увидев, как Берия швырнул на стол пистолет.
На полу в луже крови лежал Ханджян.
Тишину в здании никто не нарушил. Никто не осмелился сорвать с собственных уст печать молчания, зная, чем это может кончиться.
Тело Ханджяна в потёмках перенесли в номер гостиницы. Его телохранителя заставили произвести в номере выстрел, свидетельствующий о самоубийстве.
И, конечно же, последовало извещение в газете об акте самоубийства Ханджяна, который «за последнее время допустил ряд политических ошибок, заключающихся в недостаточной бдительности в деле разоблачения националистических и контрреволюционных троцкистских элементов».
Осознав свои ошибки, Ханджян, дескать, не нашёл в себе мужества исправить их и решился на самоубийство.
Лишь в 1956 году труп Ханджяна эксгумировали и установили, что выстрел произведён в левый висок, а то, что Ханджян не был левшой, подтвердили близкие.
Укрепив свои позиции, Берия с удвоенной энергией взялся за уничтожение старых грузинских партийцев, писателей, учёных, многих представителей интеллигенции, «предавая анафеме» даже тех, кто задолго до революции отдал Богу душу, но оставил след, компрометирующий Сталина.
Всё это проводилось под лозунгом разоблачения грузинского троцкистского центра террористов и вредителей и бывших национал-уклонистов.
Затем последовали обвинения в причастности «вредителей и врагов народа» к антисоветскому правотроцкистскому блоку Бухарина, Рыкова, Розенгольца.
Берия лютует, вскрывая мифические заговоры в Грузии. На площадях он даже демонстрирует документы, свидетельствующие о том, будто грузинские националисты были связаны с Троцким ещё до октября семнадцатого. Обвиняет Тбилисский горком и райкомы партии, где якобы пригрелись враги советской власти и творят чёрные дела. Грозит: «Пусть никто не думает, что мы разоблачили и уничтожили всех врагов. Товарищ Сталин учит нас, что борьба предстоит острая, а дальше будет ещё острей».
Особое внимание Берия обращает на литераторов Грузии. Конечно же, не без определённой цели.
По его предписаниям устраивались заседания, собрания творческого союза, на которых идеологические работники аппарата учиняли разносы под девизом: «До конца вскрыть подрывную работу врагов народа в литературе!»
Так оказались заклятыми врагами народа председатель правления Союза писателей Грузии Малакия Торошелидзе, писатели Платон Кикодзе, Феодосишвили, Нароушвили, Важа Пшавела, Б. Буачидзе.
Из талантливых поэтов, имена которых были известны всей стране, жертвами репрессий оказались Егише Чаренц, Паола Яшвили, Тициан Табидзе, многие другие, ни в чём не повинные литераторы.
Истребив представителей просвещённой грузинской интеллигенции, Берия создал новую, скороспелую советскую, состоящую из бывших пролетариев, малограмотных рабочих, тунеядствующих крестьян, готовых бездумно, в одиночку и хором, кричать «да здравствует» и «ура» Сталину и ему.
За время самоуправной деятельности Берии в ГПУ Грузии, помимо всего сказанного, через его руки были пропущены все материалы архивов полицейских управлений, жандармских участков, судебно-следственных органов и тюремных ведомств Грузии.
Вся эта многообразная и многочисленная документация, касающаяся уголовника Иосифа Джугашвили, была изъята и доставлена самому герою тёмных делишек в Москву и им же уничтожена.
Предусмотрительный Берия на всякий случай изъял из Госархива все документально-исторические материалы, составлявшие архив наместников Кавказа, и передал архиву НКВД.
Главное, что среди обнаруженных в хранилище фискального органа власти документов дореволюционного периода и в найденных досье уголовника и агента царской охранки Иосифа Джугашвили до октября 1917 года не было ни одного свидетельства, отражающего его хотя бы кратковременную трудовую деятельность.
И всё это происходило с ведома и благословения Сталина.
Берия в своём старании и предусмотрительности превзошёл все ожидания «папы большого». Сталин счёл необходимым поднять его на высшую ступень власти в крае.
Уже в 1931 году на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б), где слушался доклад секретаря Закавказского крайкома партии Квартвелишвили, Сталин в своём выступлении внёс предложение избрать Берию вторым секретарём Закавказского крайкома.
Квартвелишвили, хорошо знавший преступное прошлое и настоящее Берии, поднявшись, заявил, что его кандидатура выдвигается необдуманно, из субъективных соображений и что он категорически отказывается работать с ним.
Многие из присутствовавших на заседании, поддержав Квартвелишвили, проголосовали против Берии, – разумеется, работники грузинского правительства и представители Закавказской Федерации.
Сталин был раздражён, сдерживая гнев, коротко бросил: «Решать вопрос будем в рабочем порядке».
И решил – Квартвелишвили был освобождён от занимаемой должности. Первым секретарём Заккрайкома назначен Берия.
Оборотень ликовал. Более того, ещё через несколько месяцев Закавказская Федерация вообще была ликвидирована. Вскоре по его приказу энкавэдэшники Грузии начали расправу с уволенными работниками аппарата крайкома партии, горкомов, райкомов, близкими и друзьями Квартвелишвили.
И знаете, кто стал первыми секретарями райкомов? Начальники районных отделов НКВД!
Всё это делалось постепенно, бесшумно, уверенно и целеустремлённо. Обо всём этом приезжие земляки, хорошо знавшие и доверявшие Серго Орджоникидзе, рассказывали ему, прося помощи и защиты от произвола Берии.
Серго и сам не раз предупреждал Сталина, что Берию допускать к власти нельзя – он не только нечистоплотен, но и опасен. Но Сталин спокойно взирал на то, как «его Берия» очищает грузинскую землю от тех, кого народ считал лучшими сынами и дочерьми Отечества.
Большевики Грузии, да и народ, окружавший их, роптали, но роптали смиренно, с оглядкой, боясь за собственные судьбы. Страна была охвачена репрессионным мором, как эпидемией чумы.
Но ещё оставались люди, в горячих сердцах которых клокотала ненависть и злоба к бесчинствующим лжекоммунистам, правление которых основывалось на произволе и убийствах.
В состоянии крайнего отчаяния некоторые из них не выдерживали и открыто, в дерзкой форме выражали свою неприязнь к тому же Берии.
Так, например, на одном из пленумов ЦК Грузии Берия, со свойственными ему бестактностью и хамством, устроил разнос одному из солидных и весьма уважаемых сотрудников аппарата ЦК. Товарищ этот по независимой от него причине не успел выполнить в срок какое-то поручение, данное ему секретарём. Берия отчитывал его, как провинившегося мальчишку.
Присутствовавшая на этом пленуме нарком просвещения Грузии Мария Орахилошвили не выдержала и воскликнула с места:
– Послушайте, Берия! Здесь вам не ЧК, а ЦК!
Ей тоже, думается, было известно, из каких низов всплыл Берия. Те честные, идейные коммунисты первых лет, утверждавшие народовластие вместе со старыми большевиками, ещё не знали страха, насаждаемого карательными органами сталинщины, ещё пытались проявлять принципиальность, утверждая пошатнувшиеся демократические начала, не сознавая, что совершают роковую ошибку, которая будет стоить им жизни, и не только им, а всем их родным и близким.
Мария Орахилошвили вскоре была схвачена и брошена в застенки ГПУ.
Каждый раз при допросах несчастную женщину подвергали пыткам, после которых она долго не приходила в сознание. Палачи кидали её, бесчувственную, на пол камеры-одиночки.
Некогда цветущую женщину, превратившуюся в беззубую, седую, истерзанную старуху палачи пристрелили у порога камеры, когда она, порлежав сутки, так и не пришла в себя.
Не избежали жестокой расправы дочь и зять Марии, которых, оторвав от двух малолетних детей, провели через ад изощрённых пыток сталинской инквизиции.
Преступный почерк «закавказских разбойников» прослеживался в Грузии и далее.
Революционеры-подпольщики, ещё до революции повидавшие тюремные камеры российской жандармерии и сибирские ссылки с полицейскими управлениями, урядниками и надзирателями, приходили в ужас.
Некоторые лишались рассудка после пыток, перед зверством которых блекли преданные анафеме испанские инквизиторы Средневековья, или от одного только вида последствий этих пыток на телах других заключённых, приволакиваемых после допросов палачей, порождённых советским строем. Тем строем, за который они готовы были отдать свою жизнь.
За период бурной деятельности Берии на посту первого секретаря ЦК компартии Грузии были жестоко и беспощадно уничтожены сотни коммунистов с дореволюционным партийным стажем, социалистов, деятелей науки, культуры, которые составляли цвет истинной грузинской интеллигенции.
Расчистив путь к прославлению Сталина, Берия вызвал к себе ректора Тифлисского университета известного филолога Малакию Торошелидзе и предложил ему отразить в историческом произведении дореволюционную деятельность большевистских организаций Закавказья под руководством Иосифа Виссарионовича.
Инициатором этой авантюры был, конечно же, сам Сталин, честолюбие которого не знало границ. Тем более что теперь он был уверен: в Грузии не найдётся человека, который бы осмелился подвергнуть критике это сочинение.
Когда Берия поставил Сталина в известность, что работа над книгой началась, генсек отправился на отдых в Гагры. Туда пригласили и профессора Торошелидзе, которого подробно проинструктировали, с чего начать, о ком писать, на чём акцентировать внимание, что обойти.
Поскольку архивных материалов, касающихся революционной деятельности грузинских коммунистов до семнадцатого года, почти не осталось, его труд основывался на «воспоминаниях», сохранившихся у очевидцев, которые в угоду «великому вождю и учителю», а большей частью – из страха соглашались с вымыслами и даже подписывались под текстами, написанными за «участников» и «свидетелей» целым отрядом расторопных, научившихся ловчить молодых «учёных», выделенных в помощь автору.
За труды этим лжеисторикам, помимо зарплаты, от имени вождя вручались денежные вознаграждения, и, конечно же, они из кожи вон лезли, изощряясь в выдумках.
Конец ознакомительного фрагмента.