Рождение идеи
Модели еще никому неизвестного Юдашкина.
Г.: Еще за полгода до фестиваля, я помню, ты собрал группу энтузиастов, гордо называвших себя Научным центром Союза кинематографистов. После деловой игры в Болшево, заручившись поддержкой Элема Климова, нового «революционного» секретаря Союза кинематографистов, вы начали кампанию за реформу Московского международного кинофестиваля. Чесались руки изменить ритуал открытия фестиваля, придать всему фестивальному киномарафону азарт состязательности, придумать концертный вариант вручения наград и прославления победителей, и, конечно, раскандалить обязательную научную конференцию в Белом зале, дать пищу тусовке ленивых кинокритиков…
К.: И в качестве дополнения к официозной и скучной культурной программе всех предыдущих 14 кинофестивалей, непременно включающих посещение Кремля, чаепитие на «Мосфильма» и пьяную прогулку на катере по Москве-реке, я предложил осуществить две революционные идеи – ПРОК и Клуб киноклубов в кинотеатре «Горизонт». Был составлен и соответствующий документ о дополнении к регламенту ММКФ.
О регламенте ММКФ (выдержки)
На Московском фестивале давно возобладали такие черты, как казенность, засилье чиновников, оторванность от зрителей, скука. Нет атмосферы фестивальности, праздника, духа соревновательности. Не ощущается планетарный масштаб этого культурного события. Ограничен контакт гостей и участников с массами зрителей. Фестиваль изолирован в гостинице «России», куда нет доступа москвичам.
Мы предлагаем решительно изменить образ МКФ, расширить пространство фестиваля за пределы гостиницы «Россия», втянуть в праздник город, сделав на центральных площадях и в парке Горького фестивальный Диснейленд с завезенными со студий декорациями отснятых фильмов, с кинопраздником «Товарищ Кино», в котором будут участвовать зарубежные «звезды», с праздником и фейерверком на Москве-реке.
Цепь новшеств – повысить интерес публики к конкурсу, объединить всех участников МКФ вокруг главных тем мировой культуры, способствовать выдвижению в этой сфере новых вдохновляющих идей, сделать МКФ фактором развития мирового кинематографа. Эти новшества – в создании духа соревновательности в работе жюри, в создании эффектного ритуала открытия фестиваля, запоминающейся процедуры вручения премий и трогательного закрытия, в организации центров фестивальной активности в Союзе кинематографистов (Профессиональный клуб – ПРОК), в кинотеатре «Горизонт» (Клуб киноклубов), в освещении хроники фестиваля телевидением в ежедневной 40-минутной передаче «Дневник фестиваля».
Мы предлагаем альтернативный центр фестиваля – ПРОК, Профессиональный клуб на Васильевской,13. Для этого надо освободить помещение и залы Союза от абонементных просмотров и предоставить их клубу, где участникам, гостям, всем кинематографистам откроется возможность встреч по профессиям, обсуждения любой темы, показа коллегам любого фильма, деловых бесед в уютных интерьерах, обсуждения идей совместных кинопроектов, где будет культурная программа, символизирующая Перестройку – от выставок живописи и музыкальных ансамблей до ретроспективы «полочных» фильмов под названием «Запоздалые премьеры: каким могло бы быть советское кино». Здесь же, в ПРОКе, должно быть, наконец, найдено применение членам советской делегации, которым, по существу, на фестивале нечего делать».
К.: Документ, конечно, был революционным. И секретариат его тут же отклонил. Но с него началось наше сотрудничество с теми членами секретариата, кто сочувствовавал нашим предложениям. Началось длительное обсуждение, близкое по накалу страстей к истерике. Мы состязались в изобретениях, радовались им, как дети, хотя знали, что идеи эти еще надо отстоять, кого-то убедить в том, что именно они обрадуют и удивят весь мир, и что на них стоит потратиться.
Сколько сил ушло обработку коллег, чиновников в Госкино, которые все еще полагали ММКФ своим, на уговоры, на убойные аргументы и просто упрашивания! Почему нам пришлось за все придуманное еще и оправдываться? Будь они неладны эти вечные отношения «проситель – хозяин».
Вместо того чтобы, получив (бесплатно!) детальную разработку новой концепции МКФ, поблагодарить энтузиастов и засадить за работу своих многочисленных сотрудников из разных служб, Госкино где-то в своих таинственных недрах переварило наши предложения и выплюнуло остаток с резолюцией: «Поздно. Никаких перемен. Смета утверждена год назад, расходы строго распределены по статьям».
Какое счастье, что за нами все-таки стоял Союз кинематографистов! Правда, вскоре обсуждение наших революционных предложений раскололо и секретариат Союза. Виктор Демин, например, выдвигал в качестве своего идеала аскетичный западногерманский фестиваль, где все происходило в исключительно рабочей обстановке профессиональных просмотров. Элем Климов же опасался, что нам не хватит ни средств, ни материалов, ни вкуса, и в результате все будет отдавать дешевой провинциальной помпезностью.
Все возражали против идеи гласности работы жюри, приведя в пример показательную секретность Каннского фестиваля, где члены жюри священно действовали под охраной полиции на изолированной территории далеко от центра города.
Грандиозный план преобразования центральных площадей Москвы в Диснейленд и организацию ночного праздника с фейерверком на Москве-реке перед гостиницей «Россия» придумал неистощимый на выдумки самопровозглашенной гениальный театральный режиссер Вячеслав Спесивцев. Кстати, его первого посвятил я в идею развернуть ММКФ лицом к столице. И он сразу начал фонтанировать. Его поддержали многоопытные в массовых праздниках эстонцы, но Оргкомитет отверг эти предложения сразу, выдвинув в качестве главного аргумента приближающийся фестиваль Индии в СССР. Он планировался примерно в то же время.
Что касается открытия и закрытия МКФ, то это было уже поручено директору Дома кино В. Ходыкину, человеку присланному на эту должность прямиком из Госконцерта. Довольно быстро от наших предложений остались только ПРОК и Клуб киноклубов. За Клуб киноклубов мы были спокойны, так как здесь сразу объявились истинные энтузиасты – киноклубники призыва 60-х годов. Эти могли все. За нами же теперь остался только ПРОК.
Г.: Но, как ты помнишь, против него восстала администрация Дома кино. Мало того, что ПРОК ломал ее виды на фестиваль, то есть на программу просмотров, которые всегда приносили живые деньги. На нее возлагалась ответственность за техническое обеспечение наших затей, что означало и работу техперсонала и дополнительные расходы. Все это активно не нравилось директору Дома кино.
К.: Его можно понять. Ему в обоих случаях никакой радости: хорошо получится – не он придумал, а плохо получится – ему отвечать. Куда проще и даже как-то солидней высказать свои весомые скептические замечания, защитить при этом государственный интерес и в конце концов его именем все и развалить. Одни твои предложения кардинально преобразить холлы и фойе в игровую площадку, создать в Белом зале новое пространство, для чего убрать ряды кресел в партере, постелить ковры и расставить круглые столики с легкими креслами, соединить зал со сценой, распахнуть все двери и добавить пару буфетов могли свести с ума любого хозяйственника. Оно и вызвало бурю негодования и возмущения. И вот он, приговор: ваши безответственные действия наносят Союзу огромный материальный ущерб! Что это еще за бред, раздевалку переделать в дискотеку? А Белый зал превратить в какую-то «трансформируемую» среду для общения, концертов, конференций, просмотров, танцев, приемов? Да, мы знаем про трансформации пространства заграницей в крупных гостиницах, где концертный зал превращается в банкетный и потом в танцевальный, но Союз – не гостиница!
Г.: Сомнения секретариата достигли пика, когда администрация Дома кино в очередной раз предоставила технические доказательства непоправимого ущерба, который нанесет зданию демонтаж 13 первых рядов кресел в Белом зале. Мне пришлось представить расчеты своего знакомого инженера. Тогда появился новый мощный аргумент у нашего оргсекретаря, распорядителя средствами Союза:
– Нет средств на приобретение круглых столов и кресел, – заявил Клим Лаврентьев.
– Возьмем напрокат! – отбивались мы. Через несколько дней:
– Нигде нет 30 одинаковых столиков! – рапортовал завхоз Дома кино.
– Найдем в Центре международной торговли‚ – подсказывал кто-то из уже сформированного Штаба. И спустя три дня действительно привозил столы.
У дирекции уже готов новый аргумент:
– Нельзя демонтировать ряды стульев, потому что их некуда складывать. В доме нет места, куда можно их временно убрать.
И решение секретариата о переоборудовании зрительного зала снова откладывается. А до фестиваля между тем уже остается всего две недели. Уже завален картоном и красками небольшой конференц-зал, там днем и ночью клеят свои причудливые декорации дизайнеры, а мы еще не знаем, получим ли Белый зал. Ну сколько может быть аргументов «против»? Два, десять? И ни одного конструктивного предложения, только странные, почти сочувственные улыбки… До нас, наконец, доходит: это настоящий саботаж!
К.: И почему? Потому что они якобы уже продали абонементы на фестивальные просмотры в Белый зал! Хотя там сроду не было регулярных абонентских просмотров во время Фестиваля.
Г.: Но ведь мы им предлагали перенос в другие кинозалы! И Театр киноактера, и клуб им. Зуева и другие, что поблизости… Но администрация решила отстоять Белый зал. И отстаивала, как умела. ПРОК же ее совершенно не интересовал – ни общая идея, ни частности. Секретариат же потому позволил втянуть себя в технические детали, что секретари сами колебались: не слишком ли дерзко.
К.: А фестиваль между тем неумолимо приближался. Уже становилось ясно, что многого из задуманного не успеть. Один за другим сыпались лучшие замыслы и проекты! Не будет ни Книги-интервью для гостей, не получится Информационная гостиная… Из последних сил отстаивали декорации для фойе и лестничных пролетов, бились за выгороди в фойе Белого зала. Аргументы «против» все те же: «Профессиональный клуб – это серьезные дискуссии, международное мероприятие. Придут солидные, известные люди, им не нужны эти декорации и кривляния. Нельзя-де политику превращать в балаган. Так сама идея ПРОКа вошла в противоречие со старой идеологией. Резонно беспокоился А. Вескер из Главкинопроката, требуя, чтобы ПРОК не назначал своих мероприятий, когда по основному расписанию запланированы экскурсии по Москве, посещение московских предприятий.
– И вообще, – как детям терпеливо разъяснял он, – МКФ это прежде всего просмотры фильмов в конкурсном зале «Россия», а не развлечения в ночном клубе. Ни в коем случае нельзя мешать основной программе.
Вескер серьезно обещал немедленные протесты иностранных делегаций, если на их фильмах будет мало зрителей из-за каких-то мероприятий на Васильевской, 13.
Г.: Об этих опасениях как-то сразу забылось с той минуты, как только забурлила фестивальная жизнь. Все образовалось само собой. Чем хороша свобода? Люди сами выбирают, идут туда, где интересней. Конфликтов и протестов в этих случаях, как правило, не бывает. Их и не было. Но это выяснилось опять-таки уже потом. А тогда…
На Васильевской в Малый зал на ежедневные заседания Штаба набивалось человек по тридцать: актеры ВГИКа и филологи МГУ, журналисты МГИМО и директора картин «Мосфильма» – организационная схема ПРОКа, каждая ее ячейка постепенно заполнялась людьми. Они обрастали, в свою очередь, другими людьми, и по Москве неслась весть о необычном начинании Союза кинематографистов.
Студенты архитектурного института – авторы дизайна внутренних интерьеров
К.: Да, лед тронулся. Я это понял, когда во время одного из заседаний штаба приоткрылась дверь Малого зала и бархатный баритон, словно извиняясь, спросил:
– Здесь ПРОК? Можно я посижу с вами, послушаю?
Это был знаменитый Владимир Спиваков, прославленный скрипач и руководитель ансамбля «Виртуозы Москвы». Послушав наши дебаты, он предложил свою идею провести просто рабочую репетицию в свободное от мероприятий время в Белом зале. Ого! Подумал я. Мы выходим в финал!
Помню сказанные на одном из заседаний секретариата Союза в те решающие дни чьи-то слова: «Локомотив самодеятельной энергии энтузиастов уже двинулся, он набирает скорость, его уже не остановить!»
После них еще нерешительный, еще колебавшийся секретариат утверждает, наконец, наш сценарий. Ура!
Г.: Между тем нарастала новая опасность. Нам грозило столкновение с Сергеем Соловьевым и возглавляемой им молодежной комиссией СК СССР, облюбовавшей Белый зал для ретроспективы фильмов молодых. К чести Сергея Соловьева надо сказать, что он довольно быстро сориентировался в новой ситуации и преимуществах, которые сулили молодежной ретроспективе клубные формы. Молодежная комиссия и штаб ПРОКа провели пару совместных заседаний, нашли общий язык и просто встроили Молодежную ретроспективу в программу ПРОКа. Это, кстати, позволило развернуть вокруг Ретроспективы еще и обстоятельный многодневный разговор и буквально превратить феномен малоизвестного до сих пор молодого советского кино в главное открытие ХV Московского кинофестиваля. Это еще раз подтвердило плодотворность самой идеи ПРОКа.
К.: Пока мы защищались от нападений слева и справа, уходило драгоценное время, так необходимое дизайнерам из творческого объединения «Эрмитаж», чтобы задрапировать казенные стены, найти единый стиль в оформлении всех этажей в соответствии с концепцией клуба, раздуть паруса – эмблему ПРОКа на улице, словом, внести театральность в каждую клетку старого дома. Если бы не их профессиональная хватка, вряд ли бы удалось за две недели и идею родить, и технически оформить ее, и работы развернуть, и, главное, в эти нереальные сроки их закончить.
Г.: Да, к 7 июля над козырьком входа в ПРОК действительно раздулись белые паруса с синими буквами. У дверей возникли диковинные белые манекены, на месте раздевалки – пестрые картонные стулья-тумбы с картонными тумбами-столиками, вдоль лестничных маршей стремительные фигуры, взбирающиеся по стенам…
К.: Здесь пришло время раскрыть наш секрет, обеспечивший доставку всех дефицитных материалов для выполнения художественного замысла дизайнеров – драпировки, декоративных обоев, тканей, красок, инструментов. То, что давал «Мосфильм» из своих кладовых, не устраивало дизайнеров, разрушало их замысел, и в результате все и обернулось бы тем самым претенциозным провинциализмом, которого так опасался Климов. Если бы не помощь…
История с «Пепсико»
К.: У меня был хороший знакомый, Олег Смирнов. Я дружил с ним еще с тех пор, как он приводил к нам в дом американского ковбоя, народного певца Дина Рида. Теперь Олег работал в рекламе компании «Пепсико» в Москве. Я рассказывал ему о наших планах и о наших трудностях. Он что-то обдумал и пообещал помочь. Как, я еще не знал. Но зашел к Элему и предложил… привлечь компанию «Пепсико» к обслуживанию фестиваля. Неожиданное предложение Климов принял стойко, но обмолвился, что должен проконсультироваться «наверху».
– А зачем нам «Пепсико»? – уточнил он тогда на всякий случай. – Ведь за это мы должны будем разукрасить весь фестиваль их рекламой!
– Ну, весь мы не дадим… А кто еще нам даст, да еще бесплатно материалы для дизайнеров? – возражал я.
Элем обещание свое выполнил. У кого он консультировался, какие аргументы приводил, он не рассказал, но дня через четыре, как-то между делом сообщил, что по поводу «Пепсико» и ее участия в МКФ «там» высказались отрицательно.
А между тем симпатичный инженер Карл Нигель из «Пепсико» уже закупал где-то в Европе нужные нам материалы. Он давно занимался в СССР строительством заводов Пепси, знал наши порядки, ну, и Олег ему кое-что объяснял. Более того, счет шел на часы и уже были летели самолетом из Вены рулоны самоклеющейся серебряной фольги, специальные толстые фломастеры всех цветов и еще кое-что, чего так жаждали наши дизайнеры.
– За что такие подарки? – спрашивал я Нигеля с опаской. Нигель объяснил, за что. Фирма просто хочет установить свой автомат с бесплатной раздачей напитка. Мы в Штабе вообще схватились за голову: как это понимать? Кто кому здесь оказывает услуги? Нас поят бесплатно за то, что нам же предоставляют материалы? Карл терпеливо объяснил, что именно за право бесплатно раздавать напиток из фирменного автомата, в фирменных стаканчиках, под фирменным знаком «Пепсико» компания и окажет нам разнообразные услуги, включая помощь материалами.
– И это все? – вконец опешил я, но понял, что мы спасены. Законы рекламы мне были еще не ведомы, но было ясно, что в любом случае никому мешать ее эмблема не будет. Но тогда зачем просить в ЦК КПСС для этого разрешение? И на что? На установку в нашем буфете автомата с ароматным безалкогольным напитком? Но при чем здесь даже Климов? Это ведь дело райпищеторга! И если он разрешает торговать пепси-колой на улицах Москвы, почему не разрешить это делать бесплатно в ПРОКе и всего несколько дней?
Написали письмо за подписью «вице-президента ПРОКа», и Владимир Самойлович Марон лично отправился в торг. Там не возникло никаких вопросов и разрешение было подписано без разговоров. А когда через несколько дней из Вены пришли ящики «Пепсико» с желанными фломастерами, ножами, рулонами фольги, нас поразило, что передали нам все это без всяких формальностей, без накладных и доверенностей. Тут мы и сами предложили фирме включиться в работу ПРОКа, а именно, провести небольшую пресс-конференцию под названием: «Как надо работать, или „Пепсико“: опыт антиалкогольной пропаганды». Что вполне вписывалось в график дневных мероприятий, а кроме того, всем уж очень понравился рекламный ролик «Пепсико». Это был настоящий шедевр видео рекламы, и мы хотели показать его энтузиастам этого нового для нашей страны искусства. Тем более что ролик сопровождался рассказом о 50-летней истории борьбы фирмы «Пепсико» за безалкогольный образ жизни.
Через неделю самолетом из Вены в Москву доставили видеопроектор с экраном и видеомагнитофоном для показа этого фильма на пресс-конференции. С помощью пистолетов-степлеров, стреляющих крупными стальными скрепками, в считанные часы закрепили ткань, зеркальными липнущими обоями высветили темные поверхности, яркими фломастерами расписали воздушные занавеси в фойе… Казенный дом преображался на глазах. «Безалкогольная» пресс-конференция была назначена на 9-е.
Карл подготовил речь, разложил на столах блокноты, фирменные пепельницы, банки с открывалками, включил свой проектор. ПРОК уже набирал силу, народу всюду было полно и утром, и днем, и вечером все катилось будто само собой, а событие в небольшом конференц-зале привлекло внимание даже Центрального телевидения. Думаю, потому что мы просили Карла сделать акцент на безалкогольной пропаганде.
Г.: Видать, в «Пепсико» не ожидали такой реакции на свое рекламное мероприятие и по каким-то им одним известным критериям, подсчитав свои расходы и пользу от рекламы, решили просто подарить Союзу кинематографистов всю видеопроекционную установку. Не успели мы обрадоваться, как при оформлении подарка вмешалась наша бдительная таможня и тоже по каким-то лишь им одним известным критериям потребовала от СК СССР уплаты пошлины. Поскольку эта проклятая пошлина равнялась стоимости аппаратуры, от подарка пришлось отказаться… Спасибо, родина!
Кстати, у Климова, который молча проглотил факт моего непослушания, уже после фестиваля подводя итоги нашего сотрудничества с «Пепсико», мы пришли к идее использования опыта компании в борьбе с пьянством. Олег обещал участвовать в разработке стратегии и тактики долговременной и комплексной рекламной кампании по пропаганде здорового образа жизни в нашей пьющей стране.
К.: В этой истории все было нарушением незыблемых в прошлой жизни правил. Ну, буквально все было вызывающим нарушением границ, каждый шаг – за красные флажки! Мы не знали, как куда списывать дорогие инструменты, эти степлеры, самоклеющуюся пленку, по какому акту оприходовать разноцветные фломастеры, пепси-колу в банках, выпитую в больших количествах. Кое-что уплывало на моих глазах. Но никто не требовал отчета. Происходили невероятные вещи: из офиса «Пепсико» в гостинице «Националь» отправлялся телекс в Вену с изощренными просьбами, например, о досках для графики или о специальных ножах для дизайна, и через несколько дней они уже оказались здесь. Мы были настолько поражены такими мистическими перемещениями ценностей из-за границы на Васильевскую, что один из нас сам потихоньку составлял опись полученных материалов. Мало ли что…
Г.: Не в деньгах счастье. Лучше поговорим о творчестве. Вернемся к Белому залу, к феномену театрализации события. Хочется понять, почему необычная среда, смена, так сказать, декораций скучного учреждения на карнавальный антураж, так повлияла на поведение людей. У входивших в преображенное пространство сразу менялось выражение лица: одни улыбались доверчиво, как дети, принимая правила игры; другие улыбались иронически, трудно расслабляясь и сохраняя дистанцию, третьи входили настороженно, с опаской, как бы подчеркивая свою непричастность к происходящему. Быстро смелели студенты, легко снисходили до масс наши признанные мастера разных искусств, а прорвавшиеся путаны интуристовских гостиниц вели себя так, как звёзды на съёмочной площадке. Здесь все становились равноправными участниками игры во взаимное уважение, доверие и готовность к серьезным делам. Всем было интересно пожить иначе, общими заботами, быть принятыми в этой интернациональной тусовке, войти в роль свободного жителя планеты, имеющего право судить о ее проблемах, слушать и быть выслушанным.
К.: Я думаю, что одна смена декораций, какая угодно трансформация зала ничего бы не дали или дали бы ничтожно мало, если бы не атмосфера Перестройки в стране, обозначившая конец застоя, если бы не революционная смелость Союза кинематографистов, притягивавшая к себе людей, давно жаждавших перемен, права на человеческое достоинство и жизненное пространство для самовыражения и социального творчества.
Г.: Если что и было для меня самым неожиданным в эти восемь дней, так это успех нашей сначала такой чисто теоретической идеи. Вот уж чего не ожидал, так такого наплыва людей и такой доброжелательности. Мы готовили резервы на случай провала, готовили кучу полочных фильмов, чтобы хоть на них собрать аудиторию оказалось…
К.: Самой обиженной была пресса, которая штурмовала ПРОК наряду со всеми, у кого не было пропусков на шее. На входе сразу же пришлось заменить наших обычных вахтерш крепкими ребятами из спецслужб. Да они и сами появились, когда стало ясно, что ситуация взрывоопасна. А тут иностранцы… Этот сенсационный успех я и сейчас не могу объяснить. Чего к нам так рвался московский люд? Чего люди ожидали? Ведь самое интересное всегда было в кинозалах и на красной дорожке у «России»! А у нас просто эстрадный андерграунд и свободные дискуссии на любые темы. Ну, конечно, и возможность неформального общения, когда можно сесть и выпить не только с Любой Полищук, но и с Ричардом Гиром, например. Неужели люди так изголодались по свободе?
Г.: Хочу подчеркнуть, что в то же время ПРОК не был стихийным митингом, эдаким эмоциональным всплеском. Это была четко продуманная структура разных видов деятельности со своими площадками, организаторами и участниками, со своей режиссурой, своего рода спектакль. Во главе всего – наша тройка. Вице-президент и художественный руководитель дополнялись исполнительным директором многоопытным Мароном. И, конечно, наш великолепный штаб ПРОКа.