Дзюсан. Академия-фантом. История третья, в которой Кимура узнает, что боится пауков (Мария Дубинина, 2016)

История третья, в которой Кимура узнает, что боится пауков

Весна уже полностью вступила в свои владения, накрывая остров покрывалом свежих, чуть сладковатых ароматов цветущей вишни, влажной земли и пробуждения. Сорванные ласковыми дуновениями ветерка лепестки, а иногда и целые бутоны сакуры, плавно кружились в воздухе и оседали на плотный ковер из своих собратьев.

Каждый прожитый в Академии «Дзюсан» день был наполнен неспешными хлопотами и умиротворенными часами послеобеденного отдыха. По крайней мере, так было до недавних пор, пока в стенах школы не появился новый комендант мужского общежития Генри Макалистер и не внес в их привычный неспешный быт сумятицу.

Легкий бриз донес до сада солоноватый привкус океана и растрепал тяжелые от богатства соцветий ветви плодовых деревьев. Несколько розовых лоскутков, описав в воздухе незамысловатый узор, осели в пиалу с уже остывшим чаем, нарушив его покой ленивыми кругами.

Молодой мужчина, будто бы дремавший в плетеном кресле под навесом беседки с классически вздернутой японской крышей, подавил зевок и смахнул с колен россыпь лепестков. Его длинные, слегка растрепанные со сна волосы ниспадали на широкие, но несколько хрупкие плечи и грудь. Кимура, а это был он, приподнялся с кресла, неловко переступая на правую ногу, и спустился с невысокого порога беседки, тут же утопая в розовом ковре.

– Сората! Сората! – послышалось из глубины парка, разбитого аккурат позади здания Академии и уходящего вглубь острова, до того места, где глухой высокий забор отделял его от густого непроходимого леса.

Звонкий и оттого режущий слух после сонной тишины голос принадлежал Асикаге Руми, и именно она сейчас спешила в сторону беседки, примыкающей к стене старого особняка. Кимура обреченно вздохнул.

– Что произошло, Асикага-сан? – вкрадчиво поинтересовался он, ловко отступая в сторону, дабы избежать лобового столкновения. Руми, тяжело дыша, согнулась пополам и уперлась ладонями в свои колени.

– Школьники… – выдохнула она, резко распрямляясь. В черных глазах плескался азарт. – Ушли! В лес!

Кимура с недоверием покосился на ее возбужденную улыбку, гадая, была ли это радость от неожиданного события или таким образом выражалось ее беспокойство. Степенный ход его мыслей был прерван грубоватым тычком в плечо.

– Как ушли? – встрепенулся он.

– Через дыру! В заборе! – Руми уже почти пришла в себя и теперь подпрыгивала от нетерпения. – Если этот… – она перешла на заговорщицкий шепот, – Дайске, узнает…

– Ни в коем случае. – Сората схватил со стола резинку и быстро собрал волосы в хвост. – Мы должны их вернуть, пока он не узнал об этом.

Сората крикнул в дверь кухни своим помощникам, чтобы в случае необходимости прикрыли его отсутствие перед замом, достал из одного из ящичков, которыми была оборудована задняя стена беседки, складной нож и фонарик. Зачем ему понадобился последний, взволнованный повар объяснить не мог, но интуиции он привык доверять.

– Мы еще можем догнать их, если поспешим. – Асикага без излишнего смущения схватила за руку и потащила за собой прихрамывающего Кимуру.

«Дыра» на самом деле оказалась узкой щелью отступившего от каркаса профильного металлического листа, отогнув который можно было преспокойно выбраться в лес. Сората на секунду задержался, осмотрев место крепления – содранная краска намекала, что отсутствие нескольких шурупов неслучайно. Место для лазейки подобрано очень удачно, в самом глухом уголке сада, скрытом от парка густыми кустами шиповника.

– Интересно, а вас как сюда занесло, Асикага-сан? – поинтересовался Кимура, отгибая лист и пропуская девушку вперед. Та перепрыгнула через ригель каркаса и жеманно хихикнула.

– Неприлично задавать такие вопросы девушкам.

Сората не стал уточнять, что именно такого неприличного девушка могла делать посреди дня в дальнем конце парка, раз ему не стоит об этом спрашивать, и шмыгнул следом за Асикагой, едва не ударив отпружинившим листом по ногам.

За забором словно расстилался другой мир. Тишина нарушалась лишь шелестом свежей зеленой листвы и чириканьем птиц. Земля была укрыта толстым слоем прелых прошлогодних листьев и еловых игл, сквозь которые пробивались длинные стрелы молодой травы.

Косая дорожка перевернутого лиственного ковра и сломанных на уровне человеческого роста сучьев вела в глубь леса. Голосов слышно не было, из чего Кимура заключил, что студенты успели уйти достаточно далеко.

– Ну надо же. – Руми огляделась. – Кто бы мог подумать, что противный Дайске прячет от нас такую красоту. Может, тут и грибы есть? Ты умеешь грибы готовить? Хотя, кого я спрашиваю. – Девушка махнула рукой и поспешила вперед.

Кимура покачал головой, оставляя ее риторические вопросы без ответов. Студентов, куда бы и зачем они ни пошли, следовало вернуть до того, как их отсутствие обнаружит вездесущий замдиректора. Почему-то Сората чувствовал ответственность за судьбу этих авантюристов.

Руми скрылась из вида и спустя несколько минут вынырнула из зарослей с пучком мелких цветов.

– Я нашла земляничную полянку, – похвасталась она, подсовывая под нос мужчине кулак с цветами, в одном из которых Сората распознал молодой кустик земляники. – Я люблю пироги с ягодами. И грибы люблю.

– Вы вообще очень любвеобильны, Асикага-сан. – Кимура улыбнулся одними уголками губ.

– Конечно, – довольно подтвердила Руми. – Живем же один раз, а вокруг столько всего, что нужно полюбить! Кстати, как тебе ваш новый комендант?

Вопрос застал Кимуру врасплох. Вот о ком, а о странном шотландце, успевшем уже неоднократно задеть его, Сората старался не думать. За несколько лет проведенных в стенах академии «Дзюсан», он уже привык к странностям новичков, но Генри оказался особенным. И самой особенной была его необычная манера сталкиваться с поваром в самых разнообразных местах и обстоятельствах. Иногда Кимуре даже казалось, что он специально подкарауливал его, чтобы поставить в неловкое положение и наградить парочкой очередных, если не оскорбительных, то точно обидных эпитетов.

А однажды ему вообще хватило наглости заявиться посреди ночи и обвинить невесть в чем.

Сорату отвлек короткий стук в дверь. Бросив взгляд на настольные часы, показывающие без малого четверть первого ночи, он отложил расческу и отворил дверь, едва сдерживаясь от желания захлопнуть ее прямо перед носом коменданта.

– Макалистер-сан? – Кимура настороженным взглядом скользнул по высокой фигуре нежданного визитера и остановился на его лице, для чего пришлось изрядно запрокинуть голову.

– Мистер Кимура, – в глазах Генри легко читалось смятение, и Сората невольно отступил назад, распознав в его голосе истерические нотки, а напористость, с которой тот вцепился в дверное полотно, просто кричала о его взвинченном состоянии, – п… почему вы преследуете меня? Что вам от меня нужно?

Японец замер, растерянно разжав стискивающие дверную ручку пальцы и приоткрывая рот в тщетных попытках подобрать ответные слова. Рука сама собой потянулась к лицу, убирая еще влажную после купания прядь за ухо, – этот жест всегда выдавал его волнение.

Макалистер неожиданно отшатнулся и залился румянцем.

– И не пытайтесь меня соблазнить! Я… я не куплюсь на эти ваши штучки.

– Что вы себе позволяете? – не выдержал, наконец, Кимура, готовый вот-вот провалиться от стыда сквозь землю и едва сдерживаясь, чтобы не повысить голос – их могли услышать. – Это вы явились ко мне в комнату ночью и утверждаете, что я вас преследую. Может, это мне стоит вас опасаться?

Комендант пошел пунцовыми пятнами, так что Сората вновь испытал желание захлопнуть дверь. Воспользовавшись возникшей паузой, японец потянулся к ручке и уже собирался исполнить задуманное, как Генри воровато обернулся и впихнул его в комнату, поспешно прикрывая дверь.

– Что вы… – Кимура на всякий случай отошел на относительно безопасное расстояние, но Макалистер не позволил ему договорить, прикладывая палец к губам. Из коридора послышались шаги и негромкие голоса, хорошо различимые в ночной тишине.

– А нас точно не заметят?

– Не парься, Хибики. Я слышал, новый комендант тот еще лопух, десятый сон уже видит.

– Мне не нравится эта затея. Идем быстрее.

Генри выглянул в приоткрытую дверь, проводил взглядом удаляющиеся спины двух школьников и обернулся. Кимура не мог сдержать улыбки, ведь он слышал все от первого и до последнего слова и, оказавшись невольным свидетелем этой сцены, ощутил себя отомщенным за все последние нанесенные ему оскорбления. Еще никто и никогда не называл его трансвеститом, хотя находились люди, считавшие своим долгом сообщить Сорате о его ориентации или других приписываемых ему противоестественных наклонностях.

– Знаете, Макалистер-сан, – заметив, что комендант уже собрался покинуть его комнату, Кимура решил разъяснить, раз уж выдался удобный момент, – мне кажется, я должен вас уведомить, что мужчины меня не привлекают. На случай, если вы снова захотите обвинить меня в чем-то или заглянуть в гости после отбоя.

Генри пулей вылетел в коридор, хлопнув за собой дверью, и не видел, как японец растерянно накручивал на палец длинную черную прядку.

– Занимательная личность, да? – Асикага притормозила, заглядывая в порозовевшее от стесняющего воспоминания лицо Кимуры. – Особенно коленки! Никогда не думала, что мужчины в юбках могут выглядеть так… соблазнительно.

– Асикага-сан, – попытался образумить ее Сората. Его вовсе не интересовали коленки нового работника Академии. Юбка и любые другие части его тела, и гардероба тоже.

– Нет, ну ты только подумай! Кстати, – Кимура содрогнулся, узнав в интонациях ее голоса те самые нотки, отвечающие за новые абсурдные идеи этой непредсказуемой девушки, – тебе юбка бы тоже подошла.

– Давайте как-нибудь обойдемся без этих ваших… фетишей, – с мольбой простонал повар, но Руми хихикнула и снова унеслась куда-то вперед, скрываясь между деревьями. Они шли уже довольно долго, совсем потеряв счет времени. Лес впереди становился все гуще и мрачнее, сквозь плотно сплетенные ветви деревьев почти перестал пробиваться свет. Жухлая листва, более сырая и мягкая чем раньше, лежала впереди нетронутым слоем.

Сората остановился. Холодный неприятный ветерок пробежался вдоль позвоночника – они сбились с пути. Подростки, куда бы они ни подевались, этой дорогой точно не проходили, да и дороги-то тут не было и в помине.

– Асикага-сан, – негромко позвал Кимура, оборачиваясь. Оставленная им самим неровная борозда взбитой листвы пропадала где-то в зарослях молодого клена. Следов Руми не было нигде. – Асикага-сан, – позвал он уже громче, прислушиваясь к своему утопающему в фальшивой мягкости леса голосу, словно со стороны. В голых, едва тронутых зазеленевшими листочками ветвях, тревожно вскрикнула и забила мощными крыльями птица, срываясь в небо. Сверху на мужчину осыпалась пересохшая древесная труха, от которой он инстинктивно прикрылся рукой. Снова все шумы стихли, оставляя лишь звук его сбившегося дыхания. Сората прислонился к дереву, перемещая вес тела на левую, здоровую, ногу и закрыл глаза, прислушиваясь.

Дзы-ынь.

Тревожно, словно кто-то случайно задел струну сямисэна.

– Руми? – Кимуре показалось, что за стволами липы промелькнула и тут же скрылась тень. Он оттолкнулся от дерева, стараясь не спускать взгляда с того места, где только что успел заметить женскую, как был уверен, фигуру. Асикага? Или кто-то из убежавших студенток, завидев взрослого, поспешила спрятаться?

– Асикага-сан, это не самая удачная ваша шутка.

Коварные стебли молодых побегов цеплялись за брючины, обвивались вокруг носка ботинок, норовя уронить незваного гостя. Идти стало тяжелей, словно лес сам пытался его задержать.

Дзы-ынь, дзы-ынь.

Нет, не ослышался.

Черный шелк, блеснув в свете пробившихся солнечных лучей золотой паутиной вышивки, снова мелькнул за ветвями. Словно о камень стукнула подошва гэта.

– Прошу прощения, – попытался окликнуть девушку Сората. То, что это была не Асикага, он понял сразу, но рассмотреть незнакомку никак не удавалось.

Лес закончился неожиданно, деревья точно расступились, открывая небольшую опушку, залитую теплым закатным светом. Под ногами захрустели камни, обломки старого кирпича, бетона и изъеденных жучками и временем бревен. Кимура осмотрелся. На большой поляне, поросшей кустарником и высокой травой, сочно зеленеющей среди мрачных оттенков вечной осени, угадывались очертания длинных как амбары домов, выстроенных будто по линейке. Стен давно уже не было, в самых редких случаях, похожие на могильные кресты, торчали обломки кирпичных печей и дымоходов, подпираемые гибкими стволами молодых осинок.

По коже пробежал неприятный холодок, но любопытство пересилило. Сората неловко съехал по куче рассыпающихся камней, едва успев удержаться за торчащий из земли сук сваленного дерева. Усыпанный прелым мусором пол предупреждающе проминался под неуверенными шагами, грозя вот-вот провалиться. Чуть поодаль, с другой стороны ствола, виднелся засыпанный камнями и хворостом квадратный люк. Выглядел он неприятным и опасным, из неуютной черноты тянуло холодом, запахом отсыревшего кирпича и гнилью. Сората хотел обойти его, но что-то, какое-то пагубное любопытство, заставило его передумать. Он попробовал дерево на прочность, аккуратно перевалился через него и заглянул в проем, но тот был почти полностью завален остатками давно просевшего строения. Странное желание отпустило, и, перебравшись через кромку хрупкого от сырости фундамента, Кимура оказался на широкой улице, если просторную и чистую прогалину между рядами жилых когда-то домов можно было так назвать. Солнце почти скрылось за высокой полосой леса, погружая поселение в унылую безликую тень, и лишь единственное уцелевшее здание успевало ловить золотящие лучи крышей высокой остроконечной колокольни с покосившемся шпилем. Сразу повеяло одиночеством и безысходностью, болезненно защемило в груди.

Дзы-ынь!

Кимура вздрогнул, на секунду замер, боясь пошевелиться, будто невидимые веревки крепко оплели его тело, порывисто вздохнул и завертел головой в надежде обнаружить источник звука. Золотая паутинка снова блеснула за широкой разлапистой елью, растущей прямо возле входа в небольшую церквушку, а следом Сората увидел девушку, миниатюрную и хрупкую, как молодое деревце сакуры в японском саду. Он видел ее со спины – черные густые волосы, собранные в высокую прическу, удерживаемую богатым кандзаси с россыпью мелких янтарных цветов, темное, практически черное кимоно с тонким рисунком золотой паутины, широкий оби из красного с желтым шелка. Узкие расслабленные плечики и соблазнительная тонкая шея, классически открытая воротом одежды.

Девушка дернула головкой, мелкие цветочки в волосах покачнулись в такт движению, и сделала первый шаг прочь. Из-под подола показалась маленькая ножка в белых таби и шлепнула пяткой по полированной подошве гэта.

– Постойте же! – крикнул Сората. – Я не желаю ничего плохого.

Незнакомка остановилась, встревоженный вздох сорвался с ее губ и растаял в почти звенящей тишине.

Она медленно обернулась, поднимая на мужчину испуганный взгляд черных, словно бездна, глаз. Гладкое, почти фарфоровое личико и маленькие, сочные, словно вишенки, губы. Она сложила ручки перед собой и низко поклонилась, открывая его взгляду соблазнительные изгибы шеи и обнажившейся до лопаток спины.

У Сораты перехватило дыхание.

– Прошу меня простить, господин, – прозрачный и чистый, будто журчание весеннего ручья, голосок заставил сердце колотиться как сумасшедшее. И снова показалось, что где-то натянулась и с надрывом простонала струна сямисэна. – Я не ожидала здесь встретить кого-то.

– Вы здесь… живете? – вопрос казался ему глупым, бессмысленным. Взгляд заволакивало туманом, мысли путались, запоминая лишь аппетитный, чуть приоткрытый ротик и золотой узор паутинки на блестящем черном шелке кимоно. Кимура тряхнул головой.

– Мне одиноко здесь. – Девушка передернула плечиком и отвернулась. – Я осталась совсем одна.

– Как вас зовут?

– Гумо.

– Гумо? – Сората нахмурился, словно силясь вспомнить, где он слышал это имя раньше, но стоящая перед ним красавица была куда интереснее всяких формальностей. Она поманила его за собой и скрылась в тени высокого свода церкви. Ему ничего не оставалось, как шагнуть следом.

Стремящиеся вверх стены, выложенные из камня в отличие от домов за пределами храма, казались крепкими, но деревянные конструкции перекрытия угрожающе нависали над головой. Легкий вечерний ветер, протяжно завывая, блуждал в застенках здания.

Обстановка церкви была удручающе скромной. Когда-то белые стены, теперь покрытые разводами и трещинами, осыпались под гнетом неумолимого времени. Распятие над алтарем, тоже пострадавшее от разрушительной силы природы, едва держалось на крюках, а отдельные его части не сразу угадывались среди осколков штукатурки и камня на полу. Приходские лавки, укрытые от дождя и ветра стенами, еще сохранили свою форму, но вряд ли теперь могли служить по своему назначению.

– Гумо… сан? – позвал Сората. Звук его голоса вознесся к потолку и гулким эхом рассыпался по залу. От сводчатого окна с осколками витражей посыпалась каменная пыль, нарушая тишину храма множеством нарастающих ударов и заполняя собой почти все пространство. Кимура отступил назад, липкий страх окутал тело. Рваные силуэты окон и выросты колонн в плавно надвигающем полумраке выглядели угрожающе, словно готовились поглотить свою жертву и погрести ее под руинами безымянного храма.

– Не бойся, – убаюкивающий голос прозвучал прямо над ухом, но девушка оказалась далеко впереди, у входа в капеллу.

– Постойте. – Кимура уверено шагнул ей навстречу, минуя ряды лавок и лавируя между крупных обломков. Но когда он почти настиг ее, Гумо успела скрыться в остроконечной арке.

Не останавливаясь, он юркнул следом. В ушах засвистел ветер, в глазах мгновенно потемнело, и Сората рухнул вниз, сдирая кожу на ладонях о битые камни. Вокруг было темно, и глаза далеко не сразу привыкли к отсутствию света. Сверху, там, откуда он свалился, едва угадывались очертания высокого окна. Затхлый застоявшийся воздух хлынул в легкие, вызывая приступ лихорадочного кашля. И больше ничего. Кимура поднялся на ноги, болезненно присвистывая сквозь зубы от боли при попытке отряхнуть руки. Ничто не выдавало присутствия другого человека, но мужчина не сразу понял, что именно вызывало в нем смутное беспокойство. Он сделал шаг, споткнулся о камень, едва не упав, и только тогда вспомнил про фонарик в кармане куртки.

Блеклая полоска рассеянного света выхватила из темноты каменные своды подвала, едва ли не превосходящего по своему размеру главную залу храма. Тот, кто строил церковь, ценил ограниченное островное пространство и отвел подземелье для каких-то важных целей, но теперь вряд ли было суждено узнать, каких. Груда камня, с которой скатился Сората, когда-то служила лестницей, теперь же возвышалась шаткой непреодолимой преградой. Широкие колонны, тянущиеся под купол потолка, были оснащены держателями для факелов, вдоль коридора в ряд высились широкие пустые постаменты, упирающиеся в альмарию во всю стену. На тумбе перед шкафом, отсыревшие от времени, покрытые толстым слоем кирпичной пыли и паутины, но еще целые, лежали книги, окруженные баночками и чем-то еще, в чем Сората не без труда опознал письменные принадлежности. Таинственный дух старины, вместе с запахом земли и прелости, породил желание прикоснуться к этой истории, стать ее частью. Он положил на стол фонарик и взял в руки раскрытый переплет, смахнул с листов мусор. Выбранная книжка была небольшая, чуть меньше привычной тетради. Сората попытался подставить ее под свет, но все равно не смог ничего разобрать, поэтому с минуту подумав, спрятал томик во внутренний карман куртки.

Зябкий сквознячок пощекотал шею, и Сората неосознанно обернулся. Таинственная, постоянно пропадающая из вида девушка стояла позади него и ласково улыбалась, насколько можно было судить об этом в тусклом свете карманного фонарика, а тот лежал на гранитной столешнице. Ее черные глаза блестели, словно тысячи звездочек мерцали на чистом безоблачном небе, и от них нереально было оторвать взгляда.

– Когда-то здесь собирались хоронить господ. – Гумо положила ладонь ему на плечо, скользящим движением провела по руке, и Сората ощутил, как леденеет под ее прикосновением кожа.

– Кто вы? – Воспитание не позволяло сбросить ее руку, уже ласкающую шею за ухом и обводящую четкий контур подбородка. В груди надрывалась тревога, но он словно не слышал ее. Теплая волна томительной истомы внизу живота глушила все предостережения, и он потянулся вслед прикосновению.

– Разве это важно? – Девушка поднялась на носочках, обжигая его губы дыханием. Кимура затих, закрывая глаза в немом ожидании. – Я расскажу вам историю этого места. Идемте со мной.

Она взяла его за руку. Холодная сухая ладонь потянула его за собой, и ставшее неожиданно безвольным тело послушно приняло приглашение. Фонарик так и остался на тумбе.

Гумо провела его под низкой аркой и вывела в небольшое помещение, словно специально отделенное от остальных. Холодные пальцы выпустили его влажную от волнения ладонь, и он так и остался стоять на месте, где девушка его покинула.

– Однажды они высадились на эту землю и привезли своих людей, свою веру, свои порядки, – приятный голос Гумо окутывал Кимуру, усыпляя и погружая почти в небытие. Тихий шорох шелка и шлепанье гэта словно отдалились от него, и тонкая полоска едва уловимо блеснула впереди. Знакомый звук сямисэна предупреждающе всхлипнул, Сората сквозь пелену забытья ощутил тонкие острые нити на своих запястьях и шее, но даже это не пробудило его. – Они отстроили храм и этот склеп, но так и не смогли никого похоронить.

В тягучем тембре ее голоса, уже не такого сладкого, как раньше, послышалась улыбка. Она снова щипнула струну, и новое лезвие резануло Кимуру по рукам и ногам, приковывая к стене. Он открыл глаза, всматриваясь перед собой, но только отблеск струн и шелка выдавал ее присутствие. Тонкая, словно волос, нить впивалась в шею, вынуждая мужчину задирать голову выше, но он уже чувствовал, как по коже ключиц и запястий поползли липкие полоски крови.

Дзы-ынь.

Все больше и больше нитей опутывали его, обхватывая талию, обвивая ноги и руки, плотнее приковывая к холодной неровной поверхности стены.

– Ты вкусно пахнешь, – послышался совсем рядом хищный голос, и Сората похолодел, осознавая смысл ее слов. – Не в пример вкуснее тех.

Он прищурился, мутный силуэт девушки приобрел более четкие очертания. Гумо неестественно изогнула шею, до хруста, и Сората невольно вжался плотнее в стену.

– Что за черт? – только и смог вымолвить он. Пелена дурмана почти слетела с него, но какой теперь с этого толк, если он был плотно опутан острой липкой паутиной. И сразу вспомнилось, откуда он слышал ее имя. Как бы в подтверждение этих мыслей девушка сдавленно прохрипела, голос ее разбился на множество других, словно сквозь призму, и выпустила в сторону длинные лапы, увенчанные острыми жалами.

Кимура закричал.

Впервые за всю сознательную жизнь, выплескивая наружу все скопившееся за последние годы и скрепленное страхом неминуемой смерти, отчаяние. Национальная сдержанность и традиционное воспитание всегда требовали постоянного контроля над собой, но не теперь, в склепе под храмом в самом центре глухого леса, где кроме него и этой твари больше никого не могло быть.

Мягкие, словно живые, волоски пробежались по щеке. От его отчаянного вопля паучиха дернулась, нервно всаживая в плечо острое копье жала. Щиплющая боль пронзила руку, сознание поплыло. Из последних сил Сората дернулся, то ли желая вырваться из липкого плена, то ли борясь со страхом и болью.

Осознание того, что кошмар неожиданно закончился, пришло не сразу. Тусклый фонарик нарисовал перед ним красивое лицо Гумо, все те же аппетитные губки-вишенки, растрепавшиеся из прически густые волосы, узкие бледные плечи с тонкими руками и обнажившуюся грудь, плавно переходящую в мохнатое круглое пузо на восьми массивных лохматых лапах. Позади напряженно взвизгнула и лопнула струна сямисэна, чудовище разъяренно взвыло, запрокидываясь назад, и развернулось к Сорате огромной черной спиной.

– Не тронь! – множество разнотонных голосов, давно не принадлежащих девушке, рассыпалось по склепу, а в ответ снова лопнула струна, видимо доставляя Гумо не самые приятные ощущения. Инструмент был чем-то важным для нее, и паучиха стремилась защитить его любой ценой и расквитаться с противником, посмевшим покуситься на святое.

Кимуре показалось, что стискивающие его оковы ослабли, но все же оставались слишком крепкими, чтобы выбраться из них самостоятельно. Он ничего не мог сделать, только всматриваться в густую темноту, рассеченную совсем слабым светом фонарика. Блеснуло лезвие и последняя, третья, струна со стоном лопнула. Нечеловеческий крик прокатился под сводами подземелья. Огромная тень угрожающе пошатнулась, снова мелькнула сталь, и к ногам Кимуры тяжело упало тело паучихи, подняв клубы столетней пыли.

Сората зажмурился. Чувство опасности отступило, остался страх, боль и жжение в раненом плече. Ему было почти все равно, вместе с последним криком ушли все оставшиеся силы. Спаситель подошел, небрежно пытаясь отпихнуть массивное тело ногой в сторону, и заглянул в лицо смертельно бледного японца.

– Макалистер?

Комендант протянул вверх руку, видимо желая освободить Кимуру из плена режущих пут, но тут же отдернул ее, ругнувшись, и поднес большой палец к губам.

– Это еще что за черт? – пробормотал он раздраженно.

– Паутина.

– Пау… что?

– Паутина, – повторил Сората, но уже по-английски. Вряд ли это слово было в обыденном англо-японском разговорнике Макалистера. Лицо британца дрогнуло, словно он вспомнил тот неприятный момент, когда огромная тварь тянула к нему свои мохнатые лапы. Он поспешно достал нож и перерезал нити, подхватывая обессиленного японца – ноги Сораты, достигнув опоры неожиданно подкосились.

Справившись со всеми веревками, Макалистер подставил Кимуре спину, и последний, скрепя сердце, принял помощь. Появление коменданта из ниоткуда стало почти обыденностью и не удивило его даже сейчас, когда он был на волосок от смерти.

– Какой черт вас сюда занес, мистер Кимура?

Сората тяжело вдохнул едва уловимый аромат свежевымытых волос и мыла, приносящий долгожданное ощущение уюта и безопасности. Он сдавленно всхлипнул, что вышло совершенно случайно, и оказался на ногах с другого конца храма, а не с парадного входа, через который попал внутрь. Ночь почти вступила в свои права, и воздух, наполненный приятными свежими запахами, был холодным и освежающим.

– Мы с Асикагой пошли за студентами, – сил препираться не было, к тому же, хотя не хотелось это признавать, он был обязан Макалистеру своим спасением.

Покалывающее беспокойство заставило японца насторожиться, но внутреннее чутье подсказывало, что все в порядке.

– Асикагой? – казалось, комендант думал о чем-то своем, совсем отстраненном. – Я видел ее пару часов назад, – тон Генри намекал, что тот ни на мгновение не поверил его словам. – Идемте, пока никто нас не хватился.

Он подхватил пошатывающегося от бессилия и усталости Сорату под локоть и неспешно повел через лес. Как бы японец ни старался, ноги подкашивались, а темнота перед глазами расплывалась цветными кругами. Жгло плечо. Макалистеру временами приходилось перехватывать падающего мужчину и останавливаться, давая тому отдышаться, пока не заметил его безжизненные глаза.

– Вы вообще едите, мистер Кимура? – ставя Сорату в очередной раз на ноги, с легким раздражением, природа которого была японцу не понятна, поинтересовался комендант.

– Почему вы спрашиваете?

– Девушки вашей комплекции весят больше.

Если бы не темнота, Генри смог бы увидеть, как покраснело от возмущения лицо Кимуры, определенно не оценившего его тонкий британский юмор.

– Прекратите уже сравнивать меня с девушкой!

– А с кем мне еще вас сравнивать, если вы ведете себя как истеричная девица? – фыркнул Макалистер. – Слышали бы, как вы визжали.

– Это нормальная человеческая реакция на огромного паука, который пытается тебя сожрать, – сквозь зубы прошипел Сората. – А вот ваше спокойствие настораживает. Вы сами-то что забыли… там?

Он замялся, не зная, какую характеристику подобрать тому месту, где волей случая оказался. Там когда-то кто-то жил или должен был жить. Гумо сказала, что они не успели. Бр-р-р. Кимура замотал головой, ощущая неожиданный прилив сил.

– Если вас хватает на то, чтобы препираться, значит, жить будете.

Об их существовании будто давно забыли – японская половина и двор перед кухней были пусты, лишь бодрое мурлыканье садовника под аккомпанемент шуршащих в траве кузнечиков слышалось из западной части сада. Небольшой навес и месяцеподобная крыша беседки освещались высоким фасадным фонарем, мерцающим от множества мельтешащих мотыльков.

Парочка воровато огляделась и остановилась возле высокого деревянного настила беседки, шедшего почти вровень с порожком входа. Как и ожидалось, кухня давно была закрыта, но обходить Академию и попасть под бдительное око камер видеонаблюдения не хотели оба. С легким пренебрежением Генри помог японцу принять устойчивое положение, и Сората в полной мере осознал свое унизительное положение.

Тяжелые мокрые рукава куртки мешали двигаться, картонно щелкая при движениях, и, несмотря на ночную прохладу, порождали желание избавиться от этого груза. Из ящичка в стене Кимура извлек ключ и сосредоточенно повертел его в липких руках. Стараясь устоять на ватных ногах, словно пьяный, он снял куртку, аккуратно свернул ее и бросил в один из нижних ящиков. Ключ он вытер тут же найденной салфеткой и протянул Генри.

Яркий свет люминесцентных ламп, вспыхнувших под потолком, ослепил мужчин до цветных пятен перед глазами. Едва заметный шум светильников вытеснил навязчивое стрекотание сверчков, преследовавшее нарушителей весь обратный путь до особняка. Даже Сорате, привыкшему спать с открытым окном, казалось, что он никогда не сможет избавиться от этого навязчивого звука в голове.

Первое, что сделал Кимура, оказавшись в родной стихии, – метнулся к одной из моек, спеша смыть с рук вязкую кровь. Позади нерешительно переминался с ноги на ногу комендант.

– Спасибо, Макалистер-сан, за помощь, – наконец, сумел выдавить Сората и неуверенно развернулся к своему спасителю. Тот был необычно бледен и смотрел на повара как на приведение. – Думаю, вы уже достаточно для меня сделали, не стоит больше рисковать…

Генри не дал ему договорить и, импульсивно раскинув руки, воскликнул, правда, тут же переходя на плюющийся шепот:

– Да вы себя со стороны вообще видели?

Только теперь Сората посмотрел на себя: на некогда светлой дорогой одежде багровели отвратительные пятна. Он вздрогнул, понимая, как жалко выглядел со стороны, словно до этого упорно пытался закрыть глаза на нелицеприятную правду. И именно жалость он видел сейчас в глазах Макалистера.

– Медпункт как раз напротив, идемте, я перевяжу раны, а потом катитесь ко всем чертям со своими благодарностями.

У Сораты не нашлось сил, чтобы разозлиться. От теплого, чуть застоявшегося в помещении воздуха кружилась голова, к горлу иногда подкатывала тошнота, оставляя в пересохшем рту неприятную кисловатую горечь. Левая рука болталась плетью и в месте укуса будто онемела.

Медпункт был одним из тех помещений, которые не закрывались на ночь. Кимура временами наведывался туда по ночам за анальгетиками, особенно в дни непогоды, когда травмированную ногу буквально сводило от боли. Они плотнее притворили дверь, чтобы не привлечь чьего-либо внимания шумом.

Макалистер усадил Сорату на кушетку и сам осмотрелся. От повара, пытающегося сохранить остатки сознания и оттого сильнее всматривающегося в действия коменданта, не ускользнула его собранность и целенаправленность, с которыми тот изучал содержимое шкафчиков и полок. На стол перед Кимурой в ряд выстроились пузыречки, мотки бинтов, ваты и пластырей. Японец запрокинул голову, ловя в отблеске стекла одного из шкафов свое отражение – почти фиолетовые круги под глазами, побледневшая кожа и растрепавшиеся в хвосте пыльные волосы.

Генри с деловым видом открутил пробку с одного из пузырьков и, аккуратно схватив Сорату за запястье, подтащил к рукомойнику и плеснул жидкость прямо на порезы. Кимура порывисто втянул сквозь стиснутые зубы воздух и зажмурился. Из-под густых ресниц блеснула влага.

– Вы весьма деликатны, – хриплым шепотом пробормотал Сората, со страдальческой брезгливостью наблюдая, как пенится на его руках перекись водорода. Порезы оказались на удивление тонкими, как волоски, и неглубокими, но их было много, они пересекались и находили друг на друга, занимая почти половину предплечья. Такие же полоски были и на шее. Остановив кровь, Макалистер наложил бинты и скептически осмотрел своего «пациента».

– У меня нет желания с вами церемониться. Рубашку снимайте, – скомандовал Генри.

Он наклонился и потеребил тяжелую от крови штанину. Кимура послушно расстегнул льняную рубашку с коротким рукавом и попытался скинуть с онемевшего плеча. Разорванная в месте укуса ткань прилипла к коже.

– Неслабо же вам досталось. – Генри, казалось, хотел отвлечь Кимуру от болезненных ощущений, но Сората неожиданно почувствовал, что в этом нет никакой необходимости. Рану чем-то обработали и заклеили специальным пластырем, после чего комендант сунул японцу в руку таблетку и стакан воды. – Выпейте.

– Что это? – поинтересовался Сората, но покорно проглотил лекарство.

– Аспирин. Это самое большее, чем я могу вам помочь. Если будет хуже, придется обратиться к врачу. А теперь давайте я посмотрю ноги.

По настоянию коменданта Сората закатал брючины выше колен, инстинктивно задвигая правую ногу под кушетку, в тень. Низ штанин порезан на лоскуты, держащиеся между собой лишь благодаря остаткам клейкой паутины и крови. Уже привычные ниточки порезов полосовали щиколотки и голень, и их обработка не заняла много времени. Но Генри задержал взгляд на правой ноге чуть дольше необходимого и с неверящим видом погладил небольшой круглый шрам. И только деликатное покашливание японца заставило его, наконец, отпрянуть от его ног.

– Вот, выпьете еще таблетку утром и в обед, на всякий случай. – Генри оторвал от блистера несколько ячеек, потом подумал и вложил в руки японца вместе с несколькими батончиками в шуршащих пакетиках. – Это поможет быстрее восстановиться.

– Благодарю.

За ночь Кимура так и не смог сомкнуть глаз. Стоило только тяжелым от усталости векам опуститься, как в мыслях тут же вырисовывался яркий образ заброшенного склепа и огромной паучихи, возвышающейся над его головой. Вспоминалась красавица Гумо, щекочущая своим горячим дыханием его жаждущие поцелуя губы, и следом накрывало чувство отвращения, перемешивающееся со вкусом меда во рту.

Мелкая дрожь от холода, усталости и нехватки сна пробирала тело штормовыми волнами, то накатывая, доводя почти до бессознательного состояния, то отпуская на несколько минут, даря короткую и оттого мучительную иллюзию покоя.

Промаявшись практически до самого утра, Сората поднялся, оделся в непривычную для него глухую водолазку с длинным рукавом и отправился на кухню. Изможденный организм сопротивлялся, но все же мужчина сумел пройтись по местам их блужданий и проверить наличие следов, которые они могли по неосторожности оставить.

В восемь утра, он по привычному своему порядку с подносом в руках постучался в кабинет Акихико, дождался ответа из-за двери и вошел.

– Что с вами, Кимура-сан? – поинтересовался зам, изучая своего подчиненного проницательным взглядом, свойственным только Акихико Дайске. Даже Сората, сумевший расположить к себе каждого обитателя Академии и находящийся у заместителя в числе доверительных лиц, чувствовал себя словно под холодным пронизывающим дождем. – Вы выглядите неважно. Никак простудились? Ночи еще холодные, стоит быть аккуратнее.

От его медового заботливого голоса по телу Кимуры пробежали мурашки. Он едва не опрокинул поднос, прежде чем поставил на стол перед Дайске кофе и тарелку с джемом и тостами. От острого желания спрятать свой взгляд заслезились глаза.

– Вы правы, Акихико-сама. – Повар качнул головой в знак согласия.

– Что это у вас? – Сората дернулся, проследил за взглядом Дайске и нервно вскинул руку. – Кажется, паутинка прилипла. А, нет, показалось. Извините, похоже, я напугал вас, Кимура-сан. Боитесь пауков?

Сората помотал головой, чувствуя, как слова застревают в горле, будто сопротивляясь. Давящее, и оттого гнетущее чувство превосходства окутало тело, почти так же, как гипноз Гумо. Замдиректора поднялся со своего места и положил ладонь Кимуре на плечо. Ткань рабочей формы натянулась, немного приоткрывая перебинтованную шею, и Сората остался уверен, что от Дайске это совсем не ускользнуло. Словно убедившись в каких-то своих домыслах, Акихико улыбнулся и одобряющее похлопал по плечу. Повязка на месте укуса зашуршала.

– Отдохните сегодня после завтрака, Кимура-сан.

Вежливо раскланявшись, Сората поспешил покинуть кабинет замдиректора самым спокойным образом, но стоило ему оказаться в коридоре, как он прильнул к стене и, жмурясь от боли, стиснул раненное накануне плечо. Ему стоило огромных усилий скрыть ту боль, которую Акихико, наверняка, намеренно ему причинил, недаром говорили, что замдиректора знает все.

«Лорд Малберри, таинственный и богатый покровитель Дикрайна, по какой-то причине был заинтересован в продолжении исследований энергии Ди и предложил опальному ученому сотрудничество. Взамен лорд обещал предоставить оборудование, помещение и компетентных людей.

Конечно, нас крайне заинтересовало это обстоятельство, ибо от доктора Дикрайна и результата его работы зависело в том числе и наше будущее, будущее отверженных и никому не нужных людей. Мы приложили усилия, чтобы все выяснить, однако о деятельности доктора не было известно довольно долгое время. И вот, наконец, удача улыбнулась и нам.

Новым прибежищем Дикрайна стал засекреченный остров в Тихом Океане, восточнее Японии, не отмеченный ни на одной карте. Синтар испокон веков принадлежал Японскому архипелагу, хоть и находился чуть поодаль основного скопления островов.

Несмотря на недостаток земель, он никогда толком не заселялся: жители архипелага считали, что на Синтаре обитает нечистая сила. На соседних островах до сих пор верят в жуткие легенды об этом месте.

Прежде чем предпринимать какие-либо действия, мы с братьями вплотную занялись сбором информации и, не стыжусь этого признать, то, что мы выяснили, было поистине пугающим.

Британцы заинтересовались островом в 1875 году с подачи какого-то аристократа. Он нашел упоминания Синтара, уже тогда не отмечавшегося на картах, в старинных книгах, вывезенных из Японии в XVI–XVII веках.

Япония, являясь торговым партнером Англии, согласилась продать проклятый остров и разрешила организовать там колонию, тем самым заручившись поддержкой индустриальных партнеров, и в 1877 году были подписаны официальные бумаги, подтверждающие право владения островом. За несколько лет колония разрослась, и страшную легенду о нечистой силе, так пугающую жителей архипелага на протяжении многих веков, почти удалось опровергнуть. Однако не успел новый владелец перевезти свою семью на остров, как тут же начали фиксироваться случаи сумасшествия, пропажи людей и другие необъяснимые явления. Испуганные японцы, получив сигналы бедствия, максимально отрезали остров от внешнего мира, запретив ввоз и вывоз как продуктов, так и людей с острова, объявив свое решение эпидемией смертельной болезни.

Объявив карантин, японцы блокировали остров. Больше эта колония в документах не упоминалась…»