Глава 4. (0221)
В Москву поезд прибыл без опоздания, в десять утра. Алла разбудила его заранее и пошла по вагону, выкрикивая на ходу привычное:
– Так, граждане! Подымаемся, подымаемся! Москва! Подымаемся!..
На этот раз она была одетой.
Жора ещё минуты две сладко потягивался под простынью и одеялом. Ему хотелось ещё вздремнуть.
Хотя ночь оказалась бессонной, он был доволен и испытывал даже огромное удовольствие.
Из коридора вагона раздавались голоса:
– Дочка, чай-то будет?
– Какая я вам дочка? – возмущалась в ответ Алла где-то совсем рядом. – Какой вам чай?! Москва уже! Москва!
Алла зашла в купе и спросила его:
– Чего валяешься? Поднимайся, одевайся, сейчас кофу с тобой пить будем.
Жора высунул ноги из-под тёплого одеяла и спрятал их обратно. Под одеялом ему показалось ещё уютнее и теплее, чем прежде. Воздух в вагоне был по-утреннему свежий, прохладный.
– Слушай, там не мороз, случайно? – фамильярно поинтересовался он у Аллы.
– Сейчас глянем, – ответила она и прилепилась к слегка запотевшему окну носом. – Да-а, вроде бы. Хм, четыре дня назад ездила – тепло было. Ладно, хватит мне зубы заговаривать! Поднимайся, давай! Приедем сейчас уже.
«Что за баба?» – удивился он в который раз подряд и нехотя полез из-под одеяла, озираясь в поисках своего нижнего белья. Ёжась от осенней прохлады, он начал быстро одеваться.
Алла высунулась в коридор:
– Так! Граждане пассажиры! Москва! Москва! Быстренько сдаём бельё! Берём билеты, кому нужно!
В купе заглянуло чьё-то любопытное лицо. Алла протолкнула любопытного дальше ко коридору:
– Проходи, чего встал? Мужика голого не видел, что ли?
Любопытное лицо исчезло, и Алла продолжила голосить:
– Сдаём бельё, бельё сдаём! Граждане пассажиры, сдаём бельё! – выкрикивала она нараспев, и в её русское произношение закрадывалась певучесть украинского языка (сама Алла была откуда-то с Курской области, но уже давно жила на Украине).
«Вот тоже мне, кацапка голосистая!» – подумал Жора, натягивая носки.
Когда он облачился в костюм, процесс сдачи белья уже закончился, и Алла наливала в два стакана из титана кипяток для кофе.
– Умыться не хочешь? – спросила она через плечо.
– Можно, – ответил он и вышел в коридор.
В дальнем конце у туалета толпилась очередь с полотенцами, мыльницами, бритвами, расчёсками, тюбиками, зубными щётками.
Алла поставила на стол стаканы с кипятком в металлических подстаканниках, бросила в них по ложке растворимого кофе и несколько кусков сахара.
– Пойдём, я тебе туалет открою, – бросила она ему.
Она открыла туалет возле дежурного купе, блестевший ослепительной чистотой, и даже с горячей водой в кране.
– Ого, там тоже так? – спросил Жора про туалет в противоположном конце коридора.
Алла скептически недвусмысленно скривилась:
– Ещё чего? Ладно, ты тут умывайся, я тебя закрою, чтобы не лезли всякие.
Из коридора послышался шум и из-за двери донёсся голос Аллы: «Этот туалет не работает! Ну и что, что вы пассажиры? А я не хочу! Потому что не хочу! Да жалуйтесь! Кому хотите! Но я ваши рожи запомню! А вот потом увидите, что будет! Ага!»
Жора не спеша умылся под эту ругань, почистил зубы, потом приспустил штаны и помыл свой опухший и посиневший член.
Когда он вышел, Алла ещё усмиряла пассажиров, что-то выкрикивая, матерясь и размахивая перед их лицами пустой бутылкой от выпитой ими ночью водки. Пассажиры отступали под её натиском.
Он позвал её. Она обернулась, быстро подошла и на ключ закрыла туалет:
– Всё, финит а-ля комедьон! Расходись!
Пассажиры отступили: сражение за второй туалет закончилось победой проводника.
Когда они остались вдвоём, он, отхлебнув крепкого ароматного кофе, сказал ей как комплимент:
– Если меня когда-нибудь вдруг кто-то попросит показать ему настоящего, живого большевика, я скажу ему: «Большевика показать не могу, но большевичку – покажу непременно!» Ты только не исчезай никуда и не умирай, ладно?
– Ладно, – засмеялась Алла и села к нему на колени. – Ты не сердишься на меня за вчерашнее?
Он немного помолчал, а потом сказал:
– Если и сержусь, то уже не так сильно, как вчера!
Когда Жора вышел на перрон Киевского вокзала, где суетились пассажиры, встречающие и носильщики, то вдруг почувствовал себя счастливым. От вчерашней удручённости не осталась и следа.
Вероника и Гладышев стояли на перроне с чемоданами и ждали его.
Жора поймал носильщика, отбив его тройной ценой у какой-то бабульки, и вместе с трофеем направился к ним.
Вероника демонстративно отвернулась. Гладышел буркнул: «Доброе утро!»
Жора пребывал в отличном настроении. Столичный воздух пьянил его предчувствием удачи, и он решил, что никому не удастся испортить сегодня ему хорошее расположение духа. Он молча указал носильщику на чемоданы, а, когда тот погрузил их на тележку, пошёл размеренным и неспешным шагом рядом с ним.
Носильщик всё ускорялся, и Жора стремился не отстать от него, поэтому вскоре ему пришлось почти бежать. С стороны это, наверное, выглядело смешно, и его хорошее настроение куда-то испарилось.
Вероника и Гладышев догнали его уже у стоянки такси, где выстроилась огромная очередь.
Таксомоторы подъезжали редко, и очередь двигалась медленно.
Рядом стояло множество «пустых», свободных такси, но редко кто подходил к ним, потому что их хозяева ломили тройную цену против установленного государственного тарифа.
Жора не собирался терять драгоценное время, призывно махнул рукой, и, спустя минуту, одна из вечно пустующих «тачек» вырулила и подкатила к его чемоданам.
Договорившись о цене, Жора сел впереди, буркнул таксисту: «В гостиницу!», обернулся и окинул парочку, Веронику и Гладышева, усевшихся на заднем сиденье.
– А вы неплохо смотритесь вместе, – заметил он, не то шутливо, не то с иронией обращаясь к Веронике.
– Спасибо, – тихо, надломленным голосом ответила Вероника. – Ты тоже вчера неплохо смотрелся с этой тварью на шее.
– Но, но! Зачем сразу оскорбления? – возмутился Жора.
– Да к тому, что хотя бы теперь, когда у тебя есть жена, мог бы остепениться. Достаточно того, что в наш медовый месяц ты вёл себя, как последний паскудник!
– Ну вот, опять оскорбления!
– Ты мне лучше скажи, кто это такая?!
– Кто?! – сделал вид, что не понимает, о чём речь, Жора.
– Вчера вечером тебе на шею вешалась? – со злостью уточнила Вероника.
– А-а-а, эта! Проводница. Аллой зовут. Моя бывшая… Знакомая.
– Бывшая? Бывшая! А что она тебе на шею бросилась, как родная?
– А она с приветом. Она так всем на шею бросается.
– Кому это всем?
– Да всем!
– Ты что, с ней встречаешься ещё? – обиженно поджала губки молодая супруга.
– Не-е-ет, ну что ты! Как можно! Да она меня первый раз за полгода увидела. Потому, наверное, и обрадовалась!
– Да, так обрадовалась, что меня в твоём присутствии стала оскорблять, и ты это спокойно слушал.
– Не спокойно, почему, просто я знаю, что она с приветом!
– И, значит, ей можно меня оскорблять! Ни за что! А ты будешь спокойно слушать это!
– Ну, почему же…
– Всё, я не желаю с тобой разговаривать, – Вероника отвернулась к окну.
Жора отвлёкся от неприятной беседы, весь взвинченный повернулся к шофёру и спросил:
– Шеф, а ты куда нас, собственно говоря, везёшь?
– Как куда? В гостиницу.
– Но в какую? Что-то мы долго едем!
– Но вы же не сказали, в какую именно.
– Да, а ты и рад баранку крутить! Ни копейки не получишь сверху того, что договорились, понял! А теперь нас можешь хоть до завтра возить!
– Да за такие деньги можно и до завтра! – примирительно ответил водила.
– Ну, хорошо! В какую посоветуешь? – тоже смягчился Жора.
– В центральных – сразу не советую останавливаться.
– Это почему же?
– Там много народа и дорого!
– Много народа в хорошей и дорогой гостинице – это приятно!
– Ну, тогда едем в «Россию» или «Метрополь», – согласился шофёр.
– А на окраине есть хорошие гостиницы? – Жора подумал, что Веронику с Гладышевым будет лучше поселить в окраинной, но хорошей гостинице, а ему самому расположиться где-нибудь в центре – так будет безопаснее для неё.
– Есть, – закивал головой таксист. – Могу предложить «Космос». Там шикарная гостиница, тихо, спокойно. Обслуживание – высший класс, рестораны, бары, казино – всё есть. К аэропорту «Шереметьево» удобно добираться, да и до МКАДа недалеко…
– Хорошо, – перебил его Жора, – валяй туда!
В гостинице он сам оформил два одноместных номера, представившись братом невесты, решившей провести медовый месяц с женихом в Москве.
Вещи Вероники и Гладышева доставили в номера. Свои Жора оставил в такси, заявив супруге, что в силу обстоятельств дела будет жить отдельно в целях безопасности.
Затем они все вместе спустились в ресторан пообедать после дороги.
– Всё, поднимайтесь к себе в номера, примите душ после дороги, переоденьтесь, сходите куда-нибудь. Меня не ждите. Быть может, вечером приеду, – Жора, поднимаясь из-за обеденного стола, хотел поцеловать перед уходом жену, но Вероника, не попрощавшись, демонстративно резко встала, повернулась и быстро пошла к лифту.
Помедлив, Гладышев последовал за ней, буркнув «До скорого!», но Бегемот вернул его, поймав за руку, и сунул ему две пачки денег:
– Вот эта, потоньше – тебе, а эту – передашь моей супруге. Смотри, не перепутай! Впрочем, я знаю, что ты честный малый, не подведёшь. Потому и взял тебя с собой! За Вероникой смотри в оба, никого близко к ней не подпускай, да и сам веди себя корректно… Ну, всё, – он хлопнул его по плечу и первым повернулся, чтобы уйти.
Сев в такси, Жора сказал водителю:
– Теперь давай в «Метрополь»!
– Хорошо живёшь, хозяин, – восхитился невольно таксист.
– Не твоё дело! – отрезал Жора. – Крути баранку, я тебе за это деньги плачу.
Вечером всё на той же машине Жора снова подъехал к «Космосу».
– Мои наверху, у себя? – осведомился он у администраторши.
– Какие это ваши? – в свою очередь поинтересовалась она у него с вызовом в голосе. – Здесь все равны, «ваших-наших» нет.
– Молодые, которых я днём поселил.
– А, молодые! Сейчас, посмотрим… Да…
Жора дал ей на чай и попросил заказать в номер к «невесте» из ресторана шампанское, ананасы и «что-нибудь лёгкое».
Получив щедрые чаевые администраторша заулыбалась, переменилась в лице. Теперь на нём Жора прочитал: «Я ваша навеки!»
Ему очень хотелось помириться с Вероникой, заставить её забыть все прежние обиды. Он думал пообещать торжественно, начиная с сегодняшнего вечера, вести новую жизнь, которая бы устроила её во всех вопросах.
Поднявшись на её этаж, он осторожно постучался в номер Вероники.
Она открыла не сразу и всем своим видом показала, что не испытывает при его появлении никакой радости.
– К тебе можно? – спросил он, через силу улыбнувшись.
– Очень удивительно, что ты вообще появился, – произнесла она, всё-таки посторонившись от дверей и тем самым разрешая войти.
– Почему же? – спросил он, войдя в номер.
– Потому что я вообще забыла, когда ты мне уделял внимание в такое время с тех пор, как мы поженились.
– Да-да, – согласился он, покачав головой. – Но я обещаю тебе исправиться.
– Исправиться? Я уже это, кажется, слышала, – махнула рукой Вероника и пошла в комнату.
Он стряхнул ботинки и направился за ней.
– Что ты слышала?
– Твои обещания.
Он подошёл к ней сзади и обнял за плечи, положив на них свои ладони.
Плечи её были хрупкими и нежными. Под пальцами чувствовались тонкие ключицы, по которым струилась бархатистая, упругая кожа молодой женщины. Он опустил ладони ниже, нырнув под платье, на упругие, налитые, слегка округлые груди, которые, казалось, сочились жизнью, исполнялись ею с избытком, как спелые гроздья винограда. Пальцами он нащупал соски, которые от его прикосновения стали быстро набухать, раскрываться, как бутоны розы, а самые сосцы сделались упругими и острыми, готовыми к прикосновению губ мужчины или младенца.
– Вероника, ты очаровательна! – произнёс он восторженным шёпотом и поцеловал её в шею.
– Спасибо и на этом.
Она стояла и ждала.
Ах, как много бы он отдал, чтобы стать в эту минуту страстным обольстителем, но предыдущая ночь выжгла всю его страсть, и теперь он был опустошён. К тому же обольстителем движет любопытство, которого у него, искусившего многих и многих женщин, давно уже не было. Вернее, нет, оно было, но было направленным на поиск чего-то нового, и он вдруг испугался, что Вероника так быстро ему надоела.
…Ещё два месяца назад он испытывал к ней совсем другие чувства. Она была недоступна для него, и сколько бы раз он под разными предлогами и в разной обстановке не предлагал ей близость, это предложение всякий раз отвергалось, иногда непринуждённо, иногда неожиданно решительно и твёрдо.
Ему льстило, что она не обольщается ни его положением, ни его состоянием, на которое с аппетитом голодных акул взирали многие его знакомые женщины. От этого он терял голову, потому что не знал, как обрести над ней власть.
До него доходили слухи, что Вероника встречается с курсантом или курсантами, но он не желал даже допустить мысли, что кто-то может обольстить её, если уж это не удалось сделать ему, потратившему на это множество сил и средств. Тем более это было не под силу какому-то там курсанту или курсантам, которые в большинстве своём не имели средств для того, чтобы просто заглянуть в ресторан, и, выходя в город, они ошивались по дешёвым пивным, барам и забегаловкам, где присутствовала достойная их уровня публика.
Однажды он всё-таки осмелился спросить у неё: есть ли у неё парень. Вероника уклончиво ответила, что раньше был, но теперь нет. Тогда он спросил напрямик: есть ли среди её знакомых курсанты.
Разговор этот происходил во время одного из их совместного посещения ресторана. Ему нравилось водить её по ресторанам, хотя это не обещало ему ничего из того, что он от неё хотел.
Вероника тогда глянула на него как-то странно, видимо, пытаясь догадаться, что ему, Жоре, известно, и потом согласилась, что знакомый курсант у неё есть, но это деловое знакомство. Жора возразил, какие дела могут быть у неё с этими вояками-оборванцами, но Вероника ответила, что есть вещи, в которых материальное положение не играет никакой роли.
Позже, незадолго до свадьбы Вероника привела на его день рождения какого-то оборванца, в котором Жора чутьём почувствовал «курсача». Это взбесило его, но он не подал виду и решил, что выяснит отношения позже, когда они поедут к нему на квартиру смотреть голографическое видео. Однако «курсач» улизнул вместе с Вероникой прямо из ресторана, и когда неделю спустя он снова увидел её – то состояние Вероники не позволило что-нибудь узнать: у неё умерла бабушка, да и сама она была не здорова.
Больше он этого курсанта не видел… до самой их свадьбы, где он набрался наглости появиться. Жора тогда решил не портить себе торжество, но больше он этого курсанта не видел.
Жора почему-то до мозга костей ненавидел военных. В его понятии это были люди третьего сорта.
В армии, а довелось ему служить в десантно-штурмовой бригаде, он вместе с побоями «дедов», как младенец с молоком матери, впитал в себя эту ненависть. Он ненавидел всех военных, но спецназ всё-таки ставил выше сухопутных крыс, которые, по его мнению, воевать вообще не умеют и разложились полностью от муштры, показухи и безделья.
В городе стояло артиллерийское училище, и потому он дрожал от ненависти мелкой дрожью при виде молокососов в военной форме.
Ещё подростком ему хотелось бить каждого из них. И иногда он участвовал в стычках, когда «кузнечики» слишком запруживали дискотеки и начинали там качать права.
Только однажды судьба заставила воспользоваться его услугами курсанта. Он был без пяти минут выпускник. Жоре тогда нужен был человек со стороны, не из города. И курсант для этого подходил как нельзя лучше. Позже чужака он собирался убрать.
Фикса тогда привёл ему Охромова, который оказался должен ему крупную сумму денег – карточный долг. За работу долг обещали простить. и даже заплатить ещё немного. И Охромов согласился.
Помнится, Жоре тогда сразу не понравилась затея, потому что считал, что курсант вряд ли может сделать что-нибудь толковое, но он согласился – время поджимало. И Жора не ошибся. Когда люди Фиксы привезли Охромова и бумаги, которые он достал для Бегемота из архива, то оказалось, что их просто-напросто решили обмануть.
Охромову и без того была уготована участь смертника, но рассвирепевший Бегемот распорядился проучить его напоследок. Однако, как выяснилось, Охромов втянул в это дело своего дружка, которого пришлось отпустить с миром и даже заплатить ему – осторожный Бегемот опасался, как бы у незнакомца не осталось где-нибудь концов, которые впоследствии могли вывести на него: Охромова заранее проверили и выяснили, что его никто особо искать не будет.
Однако, Охромов тогда тоже улизнул совершенно непонятным образом, видимо, догадавшись о уготовленной ему «расплате». Бегемот не смог его найти. Охромова искали в училище, приехал военный прокурор из Киева, но так и не нашли.
В конце концов «непыльную работёнку», порученную тогда Охромову, Жоре пришлось делать самому. Он лично спустился в секретный архив с преданными ему людьми, решив теперь, что, раз уж так вышло, то надо забрать всё, что там было, вместо той небольшой части, которую разрешил ему взять Зверь.
Две ночи подряд они извлекали бумаги и грузили их в специально подготовленный для этого контейнер.
Дело осложнилось тем, что старик, который охранял архив, оказал сопротивление и убил двух его парней. Взбешённый этим Жора приковал старика к входной двери цепями и пытал до тех пор, пока тот не испустил дух.
После Жора выжидал тогда месяц. Его никто не беспокоил по поводу случившегося. Зверь снова исчез, и Жора надеялся, что надолго, если не навсегда. Вскоре он понял, что награбленное теперь принадлежит ему, и потратив, продав часть этого, сыграл свадьбу с Вероникой и использовал шальные деньги для своего полного удовольствия.