Глава 4
Канадец Пит
По пути в тюрьму «Сан-Педро» мы с Кевином остановились на рыночной площади, чтобы купить добротную большую курицу. Мы попросили мясника ощипать и нарезать ее. Несколько офицеров полиции патрулировали тюремные ворота. «Вы к кому?» – спросили они.
«К Питу, канадцу».
«А в сумке что?» – «Курица».
Они отвели нас в вестибюль и после быстрого обыска разрешили войти.
Во дворе заключенные обступили нас со всех сторон. «Вы к кому?»
«К Питу, канадцу».
«Опять к Питу? – недоверчиво проворчал один из них, а затем крикнул: – Эй, Пит, к тебе гости!»
Пит быстро спустился со второго этажа и с энтузиазмом помахал нам рукой.
«Вот же чертов счастливчик, – проревел один из его сокамерников, иностранец, – к тебе приходят уже в третий раз за неделю. Посмотри, какое ты уже пузо себе отрастил!»
«Вы израильтяне?» – спросил Пит с улыбкой.
«Я американец, – ответил Кевин, – а мой друг – израильтянин». Мы обменялись рукопожатиями, и Пит пригласил нас в свое логово.
Тюремное здание было довольно необычным: двухэтажным и очень старым. Кроме того, на стенах беспорядочно висели какие-то куски дерева, гофрированной жести, тряпок и другого подручного материала. По лестнице, располагавшейся в конце коридора, мы поднялись в камеру какой-то неопределенной геометрической формы. Она была сделана из деревянных балок, жестяных панелей, асбеста и фанеры. Потолок, обитый листами пластика, был низким и скошенным.
«Дом, милый дом», – весело сказал Пит.
Кровать стояла в глубине камеры, там, где потолок ближе всего находился к полу. Мы с Кевином уселись на нее, слегка сгорбившись. Пит устроился на коврике на противоположной стороне комнаты примерно в полутора метрах от нас. В углу у двери стояла электрическая плитка.
«Это тебе», – сказал я, протягивая ему тяжелый пакет. «Курочка! – воскликнул он. – Моя любимая. Спасибо, парни».
Из-за отсутствия окон в комнате было душно, однако сквозь листы пластика пробивались солнечные лучи. Пит достал потрепанный блокнот, ручку и попросил нас написать наши имена и адреса.
«В один прекрасный день, когда я отсюда выйду, я накину рюкзак на спину и повидаю всех тех замечательных людей, которые навещали меня».
Кевин открыл блокнот. «Да у вас тут пол-Израиля побывало», – сказал он, глядя на длинный список адресов.
«Да, большинство моих гостей – израильтяне, – сказал Пит. – У них есть какая-то книга, в которой они советуют друг другу навестить меня. И все приносят курицу».
Пит начал рассказывать, как он оказался в боливийской тюрьме. Он попался на контрабанде килограмма кокаина и был приговорен к восьми годам. Поведав свою историю, он предложил провести для нас экскурсию.
Мы вышли во двор. Местечко было довольно странным и напоминало турецкую тюрьму из фильма «Полуночный экспресс». Огромную территорию двора окружали две стены: внешняя и внутренняя, за которой и находилось обветшалое здание тюрьмы. Здесь не было ни решеток, ни запоров, поэтому двор больше напоминал рыночную площадь, по которой заключенные свободно перемещались. Лоточники торговали фруктами, мороженым, пирожными и другими сладостями. Здесь было даже небольшое кафе, бильярдный зал и кинотеатр.
«Это все принадлежит заключенным, – объяснил Пит. – Если у тебя есть бабки, ты можешь создать свой бизнес и жить здесь припеваючи. Один из заключенных владеет кафе, другой – овощным стендом, а кто-то даже приторговывает травкой. Деньги правят всем. Тут тебе даже не предлагают камеру или комнату, ты сам должен купить ее. Когда я попал сюда впервые, несколько дней я ночевал на полу в ванной до тех пор, пока мне не дошли деньги, которые мама послала из Канады. Потом я купил небольшую комнатку и оборудовал ее.
За еду мы здесь тоже платим. И одежду нам не выдают, ее мы тоже покупаем. Там на втором этаже сидит богатый политический преступник. Так у него вообще апартаменты с мебелью, теликом, короче, все есть. Здесь нет крупных барыг, потому что они просто не попадаются. Полиция хватает такую мелкую рыбешку, как я».
Вся жизнь во дворе крутилась вокруг пруда, расположенного в центре. Заключенные стирали там вещи, а в теплую погоду даже мылись, ведь за душ надо было платить. Мимо нас прошел заключенный, торгующий фруктовым льдом. Я хотел купить Питу мороженое, но он вежливо отказался.
«Пойдемте, я покажу вам тюремные трущобы», – предложил он. У кромки стены мы увидели несколько небольших камер, вплотную расположенных друг к другу. Они были построены из дерева и жести и больше напоминали свинарники, нежели жилье для людей. Здесь обитали те, у кого не было денег, и место это казалось довольно неприглядным.
«Когда я оказался здесь впервые, в стране случился военный переворот и к власти пришла армия. Повстанцы пробили тюремные стены, и практически все преступники сбежали. А мне, как обычно, не повезло, потому что меня держали в крыле для заключенных, ожидающих суда, и я не смог бежать».
В конце экскурсии мы побывали еще в нескольких комнатах и зашли в кафе. Пит стоял и смотрел на нас.
«Я пал так низко, как только может пасть человек, – сказал он. – Мне приходится выпрашивать у вас еду. Вы сами видели, как все здесь устроено, а у моей бедной матушки нет денег. Я оценю любую помощь».
«Но ведь ты и сам можешь заработать, Пит, – сказал я. – Мы щедро заплатим тебе, если ты кое-что сможешь сделать для нас».
«Хм… посмотрим. Хотите травки? Классная штука».
«Нет, спасибо, мы тут за другим. Нам нужна информация. Где можно купить охотничье ружье?»
Пит смерил нас серьезным взглядом. «Если вы хотите устроить еще одну революцию, не впутывайте меня в это». Мы рассмеялись и рассказали ему, зачем нам на самом деле нужно ружье. Пит отошел и вернулся через несколько минут с бумажкой в руке, на которой был написан адрес.
«Но запомните хорошенько, что я вам ничего не говорил», – предупредил он нас.
Мы с Кевином достали бумажники и щедро заплатили Питу. «Спасибо, парни, – сказал канадец, – вечерком схожу на эти деньги в кино и прикуплю немного травки».
Все вместе мы отправились к торговцу оружием из Ливана (его адрес дал нам Пит). Он был владельцем макаронной фабрики и по совместительству приторговывал пушками. Торговец показал нам абсолютно новый блестящий двенадцатикалиберный винчестер. Карл внимательно осмотрел его, долго торговался и в конце концов согласился заплатить за него шесть тысяч боливиано. Мы купили два вида картечи: ту, что бьет кучно и подходит для охоты на крупных зверей, и другую – с большим разбросом для охоты на птиц.
Затем мы зашли в магазин шляп. Карл посоветовал нам всем приобрести широкополые шляпы во избежание неприятностей. Очень приятная боливийская продавщица терпеливо улыбалась, пока каждый перемерил по дюжине шляп. Вдруг Кевина осенило, и он предложил купить какие-нибудь необычные головные уборы, чтобы лучше получаться на фото.
Когда мы наконец вышли из магазина, я был похож на гангстера из 30-х годов: на мне была надета плотная фетровая шляпа светлого цвета, которую я слегка сдвинул набок. Маркус купил сомбреро, а Кевин – широкую соломенную шляпу, в которой он был похож на кибуца.
Кевин и Маркус вернулись в «Розарио», а я отправился в израильское посольство, чтобы уведомить их о предстоящем путешествии, однако они были слишком заняты и не смогли принять меня. Я оставил записку, в которой подробно описал наш маршрут и указал даты поездки. Кроме того, я написал имена Кевина, Маркуса и Карла, их возраст и адреса, а также попросил, чтобы меня начали искать, если вдруг я не вернусь к пятнадцатому декабря.
Секретарь сказал мне оставить записку в реестре, где хранились сведения обо всех израильских туристах в Боливии. Для меня эта записка была крайне важна, благодаря ей я чувствовал себя в безопасности: если что-то со мной случится, посольство придет мне на помощь.
Когда я вернулся к себе, в доме, как обычно, была куча людей: одни готовили, другие стирали, третьи мастерили небольшие сувениры на продажу, а Бабуля раздавала всем ценные советы. Я сложил свои вещи в два мешка, завязал их и булавкой приколол к ним записку: «Вещи Йоси Гинсберга. Вернусь 15 декабря», а затем затолкал мешки под кровать. Я взял рюкзак, в котором лежало только все самое необходимое, в том числе красное пончо Деде (оно осталось у меня еще с прошлого похода).
Несмотря на то что я уезжал только через два дня, я хотел со всеми попрощаться. Это освободило бы меня от всяких обязательств. Поэтому рано вечером я попрощался с Лизетт и ее семьей. Они были хорошими людьми, и я привязался к ним за время своего пребывания в Ла-Пасе. Они жили в самом богатом районе города. С ними я провел множество чудесных вечеров: мы слушали боливийскую музыку, наслаждались занимательными беседами и вкусной едой. У нас завязались очень теплые отношения с ее мамой, а после наших встреч ее отец всегда отвозил меня домой на своей причудливой машине, а мои друзья постоянно подшучивали над тем, как мне повезло.
Лизетт и ее родители выслушали мой рассказ о предстоящем путешествии и забеспокоились.
«Это очень опасно, Йоси. Не стоит. Оставайся в городе. С тобой может случиться что-то страшное».
Я пообещал быть осторожным. Я оставил им все свои документы и все деньги, которые у меня оставались (250 долларов).
«Если я не вернусь к 15 декабря, пожалуйста, позвоните в израильское посольство и сообщите им, что мои документы у вас. Попросите сотрудников найти записку, которую я оставил у них в реестре».
На следующий день у нас было много дел. Мы докупили все недостающее, а Маркус и Кевин отправились в посольства их стран, чтобы также сообщить о поездке. Они сложили свои вещи и оставили их у друга из Канады. Вместе с вещами Кевина я отдал свои наручные часы – Карл сказал нам, что следить за временем в джунглях нам не понадобится.
Француженки уезжали в тот же день, и мы поспешили попрощаться с ними. Деде попросила меня написать ей во Францию и рассказать о поездке. Глаза Анник были красными от слез. Она не спала всю ночь, она очень любила Маркуса.
Мы пошли пообедать, но вернулись достаточно рано. Карл притащил огромную резиновую сумку.
«Вот мой рюкзак, – сказал он, – и он лучше ваших, поскольку сделан из резины, а значит, не промокнет».
«Интересно, – сказал Кевин, – а как ты потащишь его?»
«Не волнуйся, – улыбнулся Карл, – я приделаю к нему лямки, и у меня выйдет отличный рюкзак. Вот увидишь».
Он был взбудоражен не меньше нашего. Следующий день обещал быть знаменательным. Мы решили закончить с вещами утром. Кевин отправился спать в свою комнату, а я остался переночевать у Маркуса. Он написал письмо домой, и я сделал то же самое – написал брату о предстоящем путешествии в джунгли.
Ла-Пас
3 ноября, 1981 год
Дорогой Мойша,
Что нового, мой большой брат? Я знаю, что долго не писал. Надеюсь, ты не сильно злишься. На самом деле меня больше беспокоит, что вот уже три месяца я не получал весточки ни от тебя, ни от родителей.
Такая возможность выпадает один раз в жизни. Это путешествие стало для меня чем-то особенным и совершенно необычным. Я хочу сказать, что я совсем не похож на других туристов, в том числе туристов из Израиля, которые приезжают в Латинскую Америку. Большинство из них просто ездят от одной достопримечательности к другой, посещают один музей за другим. Они думают, что им обязательно нужно облазить все горы в окрестности, чтобы с каждой вершины обозреть великолепный пейзаж. А я побывал лишь в нескольких музеях, увидел несколько достопримечательностей и покорил пару гор. Горы – это и впрямь нечто невероятное. Ты лезешь, лезешь и лезешь (кажется, в Южной Америке все горы очень высокие), у тебя заканчивается кислород, и думаешь, что легкие вот-вот разорвутся. А потом наконец ты стоишь на вершине, смотришь по сторонам и чувствуешь, что ты на вершине блаженства. Но я бы предпочел взбираться на горы раз в пару месяцев, чтобы это не стало чем-то обыденным.
В Южной Америке я занимаюсь поисками чего-то неординарного. Мне нравится все необычное: мистические религиозные церемонии, языческие ритуалы, местные колдовские побрякушки; необычные люди, места, где царит особая атмосфера, новые друзья и подобные вещи. Здесь есть то, что я просто обязан был попробовать. Вот недавно, например, я пережил одно из самых фантастических событий в своей жизни. Я забрался на вершину горы с француженкой, съел кусок кактуса и выпил напиток, приготовленный из его мякоти. Моя подруга съела немного и практически ничего не почувствовала, а я насытился им вдоволь, и на протяжении семнадцати часов мне казалось, что я парю. К концу путешествия я даже испугался, что никогда не смогу спуститься с горы.
А теперь самое главное. Я пишу, чтобы сообщить о том, что завтра я отправляюсь в еще одно путешествие. Не хочу слишком сгущать краски, но оно может оказаться очень опасным. Возможно, я рискую своей жизнью. Меня не будет порядка четырех-шести недель, и в это время я не смогу писать вам. Придумай, что сказать родителям, чтобы они не волновались.
Завтра я вылетаю из Ла-Паса в Аполо с тремя ребятами:
Кевином Гейлом, американцем, 29 лет.
Маркусом Стаммом, швейцарцем, 28 лет.
Карлом Рухпректером, австрийцем, около 35 лет.
С американцем и швейцарцем я очень дружу, а австриец работает геологом. Последние девять лет он работает в джунглях Боливии. Он ищет золото, уран и другие ценные металлы. Мы наняли его в качестве гида. У него есть дядя, который владеет ранчо в Боливии. Дядю зовут Йосеф Рухпректер, его адрес: ранчо Санта-Роза, Эль-Прогрезо, провинция Рейес, Бени.
Из Аполо мы пешком доберемся до деревни Асриамас, которая располагается на реке Туичи.
Нашей конечной точкой станет Риберальта, откуда я планирую вылететь в Ла-Пас, а затем добраться на поезде и автобусах до дяди Нельо в Сан-Пауло. Если я не позвоню домой в первую неделю января, значит, со мной что-то случилось.
Я уверен, что все будет хорошо и беспокоиться не о чем. Наверное, я слишком сентиментален, но на всякий случай я хочу, чтобы вы знали подробности моего путешествия. Скажи родителям, что я на месяц уехал на какой-нибудь небольшой остров или отправился в деревню в горах. Придумай что-нибудь, чтобы они не беспокоились, потому что у меня совсем не будет возможности написать. Скажи им, что ты получил от меня письмо, что со мной все в порядке и вскоре я буду у дяди.
До скорого, братишка.