Глава 9
Первые дни в раю!
Толстяк, который к нам приковылял, знал Фрича, и они стали не глядя на меня разговаривать:
– Мегрэ!
– Я! Это вы, доктор Ватсон?
– Мегрэ! Какого… ровно в десять ноль ноль вы оказались на улице Орфевр у дома номер 12 под вывеской цирюльника Бляманже? Босой?
– Я был босой?
– Босой, косой и одноглазый!
– Я?
– С расстёгнутой ширинкой и потерянным взором!
– Я ждал слесаря в арке! Он должен был принести спиз… украденный в яслях унитаз!
– Унитаз ворованный?
– Я эе сказал, спиз…
– Точнее! Вы путаетесь в словах, как подросток в овуляциях! Сопли нам не нужны! Коротко и ясно!
– Стыдно признаться – да! Но мне он был нужен! Война идёт! В семью же!
– Зачем в яслях унитазы? Мучить младенцев! «Пидофилы мучают младенцев» – прекрасное заглавие для программной статейки! Поможешь мне написать?
– Не знаю!
– Не знаете?
– Истинный бог! Не знаю! Еда там плохая! Нянечки!
– «Нянечки мучительницы портят подрастающее поколение»» Каково?
– Я…
– И на улице Орфевр 13 в полудень должна была состояться передача злополучного унитаза?
– Да!
– Сударь! Какой же вы подлец! Шпион-педофил! Я знал, что все педофилы в глубине души – шпионы! Ограбили невинный детишек! Отдайте унитаз! У меня он будет целее! Я с оказией сдам его в милицию!
– Не надо в милицию! Они не поймут!
– Поймут! Сейчас это не та милиция, как раньше! Сейчас они очистились от скверны!
– Всё равно не надо!
– Надо!
– А во-вторых, я не подлец!
– Не подлец, а коллега и партнёр!
Но я бы не стал его обвинять, что он собрался жениться на этой глупой старой барышне, если бы меня читали другие, я бы назвал её по-другому, сказал бы, что он собрался жениться на глупой бурёнке. У каждого в голове до черта всяких чёртиков бывает, откуда мне знать, может, он и вправду до чёртиков полюбил. Как Ромео полюбил Джульетту в те жуткие времена, когда люди и не знали слова «толерантность» и резали друг друга за малейшую провинность, косой взгляд и всё такое.
Как говорят Лемцы – кирхен, казакен, клиторен!
Первые два дня были почти целиком посвящены знакомству с окружающим миром. Удалось даже залезть на очень крутой склон. На высоте я нашёл иссохшую почву среди камней. Лезть вверх было иногда очень трудно. Высоченные деревья и множество раковин виноградного моллюска сопровождали меня всюду. Эти панцири можно было здорово использовать при декорировании моего кухонного стола, и я набрал полные карманы этих раковин. Год был засушливый – лесные яблони и груши, а также кусты лещины были пусты, только изредка попадались чёрная малина, да и то она была зелёная.
Я как увидел эту картину, сразу полумал о том, как здорово было бы снять здесь фильм! И назвать его к примеру «Кетчупильское Ущелье». В духе трейлеров Армериканских, тут не надо ничего выдумывать: по ущелью бродят два отмороженных жирняка, братья с топорами и всех встреченных на своём пути коцают! Тяп – по голове, тяп! По-моему неплохая идея для классного фильма!
– Пантеон богов Индейцев чароки! Цыганский мотоциклетный полк или Тюшке!
– Это всё равно, что римейк «Терминатора» в нашей областной тюрьме снимать! С нашими декорациями и актёрами!
– А что, попытка не пытка! Может, «Оскара» возьмём! Мир грохнем к своим портянам!
– Кто тут?
– Лоренс Ассизский!
– Франциск Аравийский!
– Петя!
– А Меня больше вдохновляет фильм о Гарсиа Лорке!
– Кт о это такой?
– Испанский поэт первой величтины!
– Не знаю такого! Как он мимо меня проскочил?
– Первый кадр – Гарсиа Лорка прибывает на свою квёлую задницу в бурлящую Кастилью и натыкается на засаду фалангистов!
– Так сразу – и в засаду? Наверное, ему сначала нужно родиться, креститься, жениться, и только потом попасть в лапы фалангистов!? Иначе зачем всё это? А то это какой-то невъе… ный вундеркинд! Страшно смотреть!
– Не мешай! Он сочиняет стихотворение, которое нравится его девушке – Марии,
– Сверчки трещат над Кастильей,
Ласточка прёт в небеса,
Спит в горной кроватке Севилья,
Кордова узрит чудеса!
Как я сочинил?
– Так себе! На твёрдую троечку!
– Ладно! И когда он нараспев читает его собравшимся, она плачет у него на руках. В это время…
– Хорошо! Особенно слово «прёт» впечатляет! Если бы засада фалангистов, а они были не сомневаюсь, очень образованные и культурные люди, вовремя узнала слово «прёт», она бы никогда не смогла арестовать Габриэля Гарсиа Лорку! Всё бы валилось у них из рук – и оружие, и кандалы, и ордер на арест! Жаль тебя тогда не было, а то бы ты точно спас Лорку своим длинным языком!
Все заплакали, так жалко всем стало Лорку, так талко, как иным маму не жалко, просто невмоготу, как жалко!
А потом слёзы у всех васохли в одно мгновение и Ральф говорит: «Мне нравится слово „Бенефис“!»
– И к чему же мы приклеем его?
– К кино, которое нам поневоле придётся снимать, если захочется жить хорошо!
– А прожить хорошо более мирным способом нельзя? Нельзя без съёмок?
– Невозможно!
– Только кино снимать?
– Само собой! Это ведь как два пальца! Сцена в кабаке! Спуск с великих вершин с автоматами, борьба против семьи вампиров Аусвитцеров, гонки на гондолах по Венецианскому Заливу, вендетта!
– Что-что?
– Вендетта!
– Это что такое?
– Так, не сейчас! Это долгий разговор!
– Сначала порнография, а потом поезд прибывает!
– Сцена в кабаке требуется любому фильму! Нужен также раскаявшийся горе-революционер и одинокий педик-трансформер. Этого для начала хватит! О них люди будут вспоминать после окончания сеанса! Со слезами на глазах! Они пройдут сквозь призму времени!
– Не пугай меня! И так штаны мокрые!
– И целлулоид целлулоид вызовет у них слёзы умиления! Катарсист! Экзорсист! Мачинг! Это кино, братец! Не хухры-мухры! Кто не знает, что такое катарсист? Встать!
– Это творчество! Не хухры-мыхры!
– Неверно по форме, но суть ухвачена за зебры вполне! Фрич! Ставлю вам твёрдую заслуженную тройку! Оказывается, я живу среди творческих людей!
– Если бы я жил только на то, что я зарабатываю своим творчеством, я бы уже благополучно умер от голода!
– Невелика потеря для мира! Впрочем…
– Ральф! А как выделится среди людей?
– У бомжа спроси! Он уже выделился!
– Я хочу быть богатым!
– Не плачь, Ярославна! Вечность не за горами!
– Я хочу быть богатым!
– Значит ты не творческий человек! Гении никогда не становились знаменитыми при жизни и как правило влачили жалкое существование! Эдгар По, Ван Гог, кто ещё, да воз и тележка им имя! Никто из них не заработал даже на новые трусы своим творчеством! Отец недаром умолял Моцарта не думать, что творчеством можно что-то заработать!
– Но кто-то же пролез?
– Есть такие!
– Кто же?
– Ну, Вуди!
– Вуди Аллен? И всё?
– Всё!
– А остальные?
– А остальные в жопе! И сидят там так крепко, как тебе и не снилось!
– Ничего, на твоём пути ещё появится богатый араб, который так же как ты ненавидит Исруль и Америку! Он даст тебе твой первый миллион баксов!
– Надеюсь и верую в это! Только корреспондентов боюсь! Наглые они!
– Да! Все папарацци сволочи! Убили Леди Диану!
– Кто это такая?
– Ты шутишь? Ты не знаешь леди Диану?
– Не знаю! А меня она знает?
– Тебя держали взаперти как железную маску и ты не знал, что делается в мире? Она знает тебя очень хорошо, но должна скрывать свою любовь!
– Вот как? Как страшно появиться на свет!
– Ладно, друзья мои! Я вам открою тайну, которая стоит миллион баксов! – заговорщиски говорит тут Ральф, поднося палец к губам, – Мы можем сильно сократить наши расходы!
– Как? Как мы можем сократить наши расходы, когда за последний год не истратили ни копейки?
– А вот так! За счёт нашего попа!
– А при чём тут поп?
– Он немножко будет спонсором съёмок нашего фильма!
– Какое поп имеет отношение к великому искусству кино? Будет персонажем римейка «Праздника Святого Иоргена»?
– Хорошая мысль!
– И какое?
– А вот и не не смейтесь не смейтесь – как оказалось, самое прямое! Я вам расскажу! Однажды, когда наш поп спал в гамаке пьяный после обеда и целительной молитвы, из его кармана выпали какие-то бумажки. Он дико храпел, я подошёл к нему, чтобы заткнуть его храпело! Я подкрался и решил, да простит меня Господь за моё любопытство, решил посмотреть, что же за бумажки содержатся в кармане обычного рядового попа! Уж не доносы ли на братьев своех»? Каково же было моё удивление, когда вот на этой бумажке я стал читать вот что:
«КРАСНЫЙ ДРАКОН ПОМПЕЙ
или
ПОСЛЕДНИЙ ЧАС»
(Сценарий фильма)
О-о! Какие таланты на помойке! Да, тут неясно, где-таки порылась кобылка! Вау! Ничего себе! Смотри, чего пишут! «Оригинальная идея Григория Обыльдина и Андрея Шомполова…» Я в шоке! Оригинальная идея! У них бывают оригинальные идеи! Мне казалось, самое оригинальное в их поведении, это то, как ловко они добывают спиртное! Все права… У-у! Что-то там насчёт прав… У-уууу!
– Кто такой Андрей Шомполов?
– Вот вопрос, так вопрос! Сам не знаю!
– Кто это? Маска, откройся!
– Читаю дальше!
– Надеюсь, не все из нас от восторга не покончат жизнь суицидом?
– Надеюсь на тебя!
– Читаю:
«Чёрный экран. Литавры. Волынки. Неистовое сияние. Потрясающая музыка. Крылья над счастливым европейским городом.
+ Этнографический Музей. Сначала Колонны гигантского ордена. Оскаленные грифоны на фронтоне.
+ Статуя Афродиты. Позеленевшее бронзовое лицо. Лампы.
+Внезапно лицо статуи преображается и на мгновение становится живым. Меняется интерьер музея, превращаясь во внутренность виллы. Вилла римского патриция. Старик аристократ с холодным лицом стоит у окна. Он вспоминате далёкие времена. Голос за кадром, тихий, мерный и вкрадчивый, перемежая латынь и современный язык, рассказывает о счастье старых времён. Голос из сна.
– Хорошо! – сказал Фрич, мечтательно улыбаясь, -Хорошо! Голос из сна. Как голос моей мамы!
+ Молодой патриций Страбон, недавно избранный сенатором и возвратившийся из Рима, едет к своей подруге Ольвии в курортный город Помпея. Он хочет отметить свой политический триумф и отдохнуть от римской жизни.
+ Ночь застаёт его в придорожном кабаке, где пляшут ужасные морды и с улицы доносятря неизвестные рыкающие, визжашие звуки, как будто там живут одни гарпии. Он хочет выйти, но пугается и остаётся внутри помещения.
+ Яркий солнечный день. Каменная дорога. Военный пост. Зелёные счастливые холмы. Горы вдали. Простор, от которого жмуришься с улыбкой. Он провожает взглядом большого шмеля и указывает ему рукой, куда лететь.
«Лети к Ольвии!»
+ Навстречу идут преторианцы. Белые грозные лица. Солдатская песня с припевом «Хей-хо! Хей-хо! Хей-хо!» На секунду Страбон, обладающий даром видеть будущее, онемевает – пыльные латы преторианцев вдруг превращаются в чёрные одежды «Лейбштандарта». Он закрывает от неожиданности глаза и открывает их. Лейбштандарт Исчез. Пыльные латы. Неистовый германский марш. Крещендо, когда солдаты всходят на гору, откуда открывается вид на мир.
«Да, никогда я не был таким усталым! Скорей к Ольвии!»
+ Он не замечает, как сзади оказывается странный человек со шрамом на щеке. Чёрный капюшон.
+ Разговор о новой ереси, объявшей Рим. Странный разговор, когда никто не знает, как кто оценивает происходящее. Лица в профиль.
+ Солдаты проходят мимо. Они идут на войну.
+ Сцены кончаются тем, что экран меркнет и вновь загорается.
+ Возок въезжает в тихий, уютный город, сверкающий на солнце.
+ Гора прямо против солнца – чёрная глыба.
+ Портики в центре города, напротив храма Геры. Пузытый вигил с огромными бровями и сандалиями.
+ Страбон на вилле Ольвии. Они обнимаются. Он дарит ей Богиню Огня – китайскую бронзовую статуэтку с перекошенным от злобы лицом. Прикол. Они смеются и подшучивают друг над другом.
+ Сцена любви в спальне Ольвии.
– Поп никак не может обойтись без постельной сцены! – захохотал Бак, – ну никак не может поп без постельных сцен!
– Внимание! На следующий день. Что там у них на следующий день?. А, вот… Слушайте!
+ На следующий день. Форум. Суета. Крики. Звуки, которые трудно описать. Икота фокусника. Паноптикум лиц. Нарядно одетые люди.
+ Развлечения. Игры.
+ Страбон и Ольвия проходят по длинной галерее и входят в большое пустое помещение. Полутьма.
+ Ощущение, что в комнате что-то шевелится.
+ Огромная, идевльно отполированная бронзовая маска. Они идут к оракулу, взявшись за руки. Они стоят около маски. Маска начинает быстро меняться, по ней проносятся облака, они багровеют. Лица. Музыка.
+ Тихим, странным, музыкальным, непонятно, мужским или женским голосом оракул произносит странные слова: «Конец для народа, но не для тебя! Беги от бешеного горящего жирафа! В серой воде найдёшь себя!»
+ Страбон наклоняется к пустому глазу.
+ Повтори, железный горшок! Наверно я мало заплатил? Ты не очень щедр на хорошие прогнозы! Мог бы постараться получше! Все оракулы – лжецы! И ты – тоже! И не думай, что ты – всезнайка!
+ Вот ответ – молчание.
+ Снаружи уже нет солнца. Его закрыла огромная чёрная туча.
+ Нищий в лохмотьях. Он бормочет и смотрит исподлобья. Сухие, высохшие жёлтые руки.
+ Рабы – эфиопы с носилками. Они несут богача к жерлу Везувия.
«Я хочу быть выше их»!
+ Толстый человек. Одышка.
+ Страбон и ольвия в амфитеатре. Камера облетает ряды, как птица. Бои гладиаторов. Толпа кричит всё громче, всё произительнее и постепенно голоса превращаются в голоса птиц. Восторг. Безумие. Рёв.
+ На арене груда сцепившихся тел. Песок в крови.
+ Глухой, краткий и страшный звук. Рёв разбуженного дьявола. Рык земли. Удар.
+ Статуэтка Марса на столике вельможи падает и разбивается. Горшки в лавке срываются с полки на пол и бьютсяю Ряд преторианце в немецких касках одновременно поворачивает голову к Везувию. В глазах – ужас. Красные уголки глаз.
+ Солдат на посту. Двигаются только глаза и ходят жевлаки. Каменное серое лицо в каске.
+ Все люди в растерянности. Гладиаторы опускают мечи. Организатор игр с фальшивой улыбкой, словно приклеенной к лицу, сдабривая речь шутками, гонит на сцену клоунов в ярких одеждах. Они оскальзываются на крови. Головы на пиках. Клоуны кувыркаются. Публика успокаиваться. Разговоры страбона и Ольвии. Гладиаторы.
+ Страшных взрыв. Треск. Обрывается занавес цирка. Паника только начинается. Давка при входе и в рядах. Удивлённое лицо мальчика. Крики.
+ Ревущий Везувий. Гигантские камни проламывают крыши храмов, домов. Рушится Золотой Маяк на мысу.
+ «Это царство Смерти! Это царство смерти!»
+ Везувий ревёт и огрызается. Взрыв. Треск.
+ Лицо солдата бледно и глаза постепенно закатываются. Он медленно стаскивает каску.
+ «О Марк! О Марк!»
+ Ревущий Везувий. Зевс раскалывается на две половины. Одна уходит под землю, другая падает на двор виллы. Пыль и смятение. Радуга в пыли.
+ Смятение на рынке. Толпа опрокидывает арбы с фруктами. Оранжевые шары разбегаются, как красная ртуть под ногами. Люди, бегущие в разные стороны. Крысы под ногами. Толпа затаптывает смеющегося во весь рот киника. Он смеётся даже мёртвый.
+ Банкир-сириец. Дрожащие руки. Ссыпает золотые монеты в холщовые мешки. Бежит за тележкой. Причитание.
+ Свет меркнет медленно. Пепел, как чёрный снег. Страбон растирает первые хлопья, как прошлогодний снег. Он с ужасом смотрит вверх. Ускоряет шаг. Бежит.
+ Лава. Шипящий поток. Дым. Лань на склоне Везувия. Человеческие глаза. Толстяк, покинутый рабами, плачет, и начинает выбираться из паланкина.
+ По улицам мечутся люди. Они бугут, путаются в тогах, падают, кричат. Мать несёт ребёнка. Повозки сцепились на перекрёстке. Клубы пыли. Ритмическая музыка.
+ Кипящая, пузырящаяся лава в мраморных колоннах амфитеатра. Лава ползёт по траве. Жадные кровавые пасти глотают землю.
+ Все бросаются к рпистани. Банкир волочит тележку с большим мешком. Ось тележки ломается. Банкир хватает мешок и с криком взваливает его себе на плечи. Он с трудом идёт. Его мучит одашка и кашель. Он падает под лавку. Он мёртв. Катятся монеты, излучая вспышки последнего солнца.
+ Нистовый бег к пристани. Ритмическое неистовое движение. Рёв толпы. Вырвавшиеся из зоопарка звери, люди, повозки, все они несутся на камеру, давя друг друга. Лани, слон, тысячи крыс, все смешались с людьми.
+ Звучит нежная, грустная и очень мелодична детская песенка про добрую Афродиту, вечно собирающую камешки на берегу солнечного залива.
+ Бег нарастает. Это уже танец. Шея горящего жирафа. Качнув ею, он падает и оказывается огромным. Он падает неподалеку от Страбона и разрушает храм.
+ Страбон понимает, что давно потерял Ольвию. И они ничего не сказали друг другу.
+ Столб пыли. Слон трубит. Лев бежит рядом с девочкой.
+ Нищий в лохмотьях. Он поднял руки и неистово пророчит гибель Риму. Он хрипло смеётся. На глазах слёзы. Германский преторианец со словами «Сам мертвец!» закалывает его мечом в спину.
+ Гавань. Люди прыгают на корабли. Захват чужих лодок. Лодки переворачиваются. Сцены героизма и абсолютной низости. Воры. Насильники. Свет меркнет. Над городом звучит мажорная «Es Klopft Mein Herz Bum-Bum» – очаровательная мелодия 1942 года.
+ Страбон и Ольвия вдруг столкнувшись нос к носу и ударившись лбами в каком-то комическом удивлении смотрят друг на друга. Они пытаются обуздать безумную толпу. Призывы к мужеству и спокойствию. Чиновник смеётся. Матросы в спешке обрубают канаты. Пепел. Дышать всё труднее. Общая картинка размазанная и грязная, кадр трясётся. Статуи рушатся. Лава на площади. Она плавно обволакивает тела, уже покрытые пеплом. Рёв животных сгущается в финальный звук «Одного дня в Жизни».
+ На секунду морок рассеивается. Пустая площадь, заваленная телами. Одинокий преторианец. Каменное лицо мальчика. Пепел на каске. Ему мерещится, что из жерла Везувия вырывается не отненный столб, а красный дракон. Всё гаснет. Солдат гибнет. Его последние слова «Никто не знает, когда… Мама…»
+ Страбон и Ольвия плывут в кромешной темноте, уцепившись за корабельную доску. Это нос корабля – Афродита. Огненный берез в меркнущей дали. Они не верят в спасение.
+ Их поднимают на борт галеры «SATIR»
+ Вид Рима. Голос за кадром вкрадчиво и настойчиво рассказывает жизнь Страбона до этого дня.
Старик встаёт и хмурится. Надо побыстрее уходить.
+ «Всё прошло! Всё прошло! Олвия часто вспоминала наше спасение. Я один дожил до таких времён! Но почему нет радости в моём сердце?».
Лицо, изрезанное морщинами. Лицо становится бронзовым, и преврашается в статую в музее. Издали камере кажется, что Бронзовый страбон смотрит на бронзовую Ольвию.
Мощные звуки. Левиафан. Музыка. Голоса.
+ Весёлая солдатская песенка с припевом «Хей-хо! Хей-хо! Хей-хо!»
Титры
Всё!
Минуту мы помалкивали, как смиренные мышки, а потом Ральф по праву сильнейшего выразил своё восхищение!
– Вот так поп-растрига! Настоящий расстрига! Так воспеть язычников способен только поп!
Я с ним был совершенно согласен. Сам бы взялся снимать такой фильм. Голливуд – в жопу! Слава расстригам-гробокопателям! Но я тоже стал демагогом.
– Такой активный выброс в искусстве не может быть результатом счастливой жизни. Счастливым людям не нужно творить! – говорю.