Глава II
Детство Джона Стюарта Милля.
Джон Стюарт Милль говорит в предисловии к своей автобиографии, что история его умственного развития особенно поучительна потому, что она показывает, каких громадных результатов может достигнуть умелое воспитание, направляемое исключительно на развитие мыслительных способностей ребенка.
Мы описали в предыдущей главе личность Джеймса Милля: можно себе представить, каким суровым и непреклонным воспитателем должен был быть этот человек, насквозь проникнутый отвлеченными теориями. Его система воспитания была вполне последовательна, глубоко продумана им самим и вытекала из самого искреннего желания добра своему ребенку; она составляла естественный логический вывод из его общего философского миросозерцания и взгляда на жизнь. В воспитании детей Джеймс Милль имел возможность проверить на опыте свои теоретические воззрения и с увлечением взялся за это дело.
Мы почти ничего не знаем о матери Стюарта. Судя по всему, можно думать, что это была слабая и добрая женщина, любившая своих детей, но имевшая на них мало влияния. Она была совершенно подавлена личностью своего мужа, авторитет которого в семье был безграничен. На ее руках лежало все хозяйство, с которым справиться было нелегко, так как доходов было мало, а семья увеличивалась с каждым годом. Старший сын ее, Стюарт, очень походил лицом на мать; он был слабым, тихим ребенком, не любившим бегать и шалить с другими мальчиками. Да ему и некогда было шалить. Вся обстановка дома наводила на другие мысли: мать, всецело погруженная в заботы о хозяйстве и трепетавшая перед мужем, безличная и безгласная; нетерпеливый, раздражительный отец, постоянно занятый своими книгами, не допускавший и мысли о каких-либо развлечениях, – все это не располагало к шалостям. Детская возня и их шумные игры были бы таким диссонансом в правильной, размеренной жизни отца, что он не потерпел бы этого ни в коем случае.
Товарищей у маленького Стюарта не было; отец боялся вредного влияния сверстников на своего сына, предназначаемого им для великой цели в будущем: он должен был продолжать дело своего отца, должен был сделаться смелым и независимым мыслителем, общественным деятелем, преданным интересам народа, неутомимым борцом против невежества и предрассудков, быть может, даже социальным реформатором. Для того, чтобы Стюарт мог во всеоружии выступить на жизненную арену, отец решил сам вести воспитание сына. Он по собственному опыту знал, как много времени уходит в молодости даром, без всякой пользы для умственного развития благодаря отсутствию системы в накоплении и усвоении знаний, и хотел избавить своего сына от тех ошибок и заблуждений, которые пережил сам. Поэтому всякое постороннее влияние тщательно устранялось от маленького Стюарта.
Но он рос не один: около него всегда был серьезный и строгий наставник, неотступно следивший за каждым его шагом. Первые детские воспоминания Милля рисуют ему невысокую комнату, уставленную книгами, большой письменный стол, заваленный бумагами, и у стола – отца, погруженного в свою работу. Трехлетний мальчик (родился 20 мая 1806 года) сидит против отца и тоже занят: он учит греческие слова, значение которых написано отцом на особых табличках. Когда он начал читать по-английски – этого бедный мальчик совсем не помнит; можно думать, что он начал читать уже в том возрасте, когда другие дети едва начинают разговаривать. Зато Стюарт прекрасно помнит, что он никогда не имел игрушек, не играл со своими сверстниками, не слушал сказок от матери, не жил в фантастическом мире карликов, эльфов, добрых и злых волшебниц.
Отец позаботился о том, чтобы любознательность ребенка не получила ложного направления: сказки могли развить в мальчике воображение, заинтересовать его такими вещами, которые не имеют ничего общего с греческими вокабулами.
Ему нельзя было увлекаться произведениями народной фантазии, полными всяких предрассудков и суеверий.
Старик Милль признавал умственный труд единственным ценным и прочным наслаждением в жизни; по его мнению, главной задачей воспитания должно быть приучение ребенка к умственному труду. И вот мы видим трехлетнего Стюарта, заучивающего наизусть греческие слова.
Джон Стюарт Милль с грустью говорил впоследствии, что у него не было детства. Но этого мало – у него не только не было детства, у него не было даже юности. Мальчик шести-семи лет производит впечатление совершенно взрослого человека. К этому возрасту он уже получил довольно солидное классическое образование: он свободно читает и пишет по-гречески, прочел басни Эзопа, «Анабазис», «Воспоминания о Сократе» и «Киропедию» Ксенофонта, несколько глав из Диогена Лаертского, Лукиана и Сократа; наконец, пять первых диалогов Платона. По-английски он тоже прочел много книг, по большей части исторического содержания, среди них – сочинения Юма, Гиббона, Робертсона и других авторов.
Занятия его происходили по следующему плану. Утром он приходил в кабинет отца и вместе с ним принимался за работу. Отец писал, а сын в его присутствии переводил с греческого и учил греческую грамматику. Лексиконов у него не было, и с каждым неизвестным словом он должен был обращаться к отцу, который подчинялся этому неудобству, несмотря на то, что вообще не мог выносить, когда его отвлекали от работы. Вечером отец давал сыну уроки арифметики, и Стюарт Милль рассказывает в своей автобиографии, какой мукой были для него эти уроки с раздражительным, требовательным отцом. Но уроки составляли только небольшую часть его ежедневных занятий. Гораздо больше времени уходило у него на самостоятельное чтение и беседы о прочитанном. Стюарт делал заметки относительно каждой книги, которую он читал, и на другой день, во время прогулки с отцом, должен был передавать ему ее содержание. В течение нескольких лет семья Милля жила в небольшом городке, почти в деревне. Мальчик очень любил природу, но первые воспоминания о зеленых полях и деревенском просторе смешивались в его уме с воспоминаниями об этих полуобязательных серьезных беседах.
Из прочитанных книг маленькому Миллю больше всего нравилась «История Филиппа II и Филиппа III» Ватсона. Он приходил в восторг от описания битв и героических подвигов мальтийских рыцарей в борьбе с турками и восставших жителей нидерландских провинций в борьбе с испанцами. Уже в этом раннем возрасте симпатии его настолько определились, что он всегда стоял на стороне угнетаемых против угнетателей. Только когда ему пришлось читать об основании Североамериканских Соединенных Штатов, он, вследствие понятного детского патриотизма, не мог сочувствовать американцам.
Отец поспешил указать сыну на эту непоследовательность, и мальчик изменил свой взгляд.
Таким образом отец Стюарта старался расширить его детский кругозор и пользовался всяким случаем, чтобы внушить ему свои взгляды на нравственность и политику.
Чтобы развить в мальчике энергию и предприимчивость, отец давал ему читать такие книги, в которых описывались мужественные, непоколебимые люди, умевшие бороться и побеждать всевозможные затруднения, – истории разных путешественников, завоевателей и так далее. Но книги для легкого чтения были совершенно исключены из библиотеки маленького Милля. Случайно ему попался в руки «Робинзон Крузо», и он с наслаждением читал и перечитывал бесчисленное число раз это вечно юное описание борьбы человека с природой.
Когда Стюарту было пять лет, в кружке знакомых его отца о нем уже говорили как о феноменальном ребенке, поражающем своими способностями и познаниями.
Одна знатная дама, леди Спенсер, заинтересованная этими рассказами, просила Бентама привести к ней маленького Милля. Последний охотно принял приглашение и, не стесняясь новой для него обстановкой незнакомого дома, вступил с хозяйкой в горячий спор о сравнительных достоинствах Мальборо и Веллингтона как полководцев.
Неизвестно, кто остался победителем в этом оригинальном споре.
Не ограничиваясь чтением исторических сочинений, шестилетний Милль и сам пробовал свои силы на поприще сочинительства. Так, он написал историю Рима, Голландии и даже «Краткие начала всемирной истории». Отец поощрял эти попытки, но был настолько благоразумен, что никогда не заглядывал в его бумаги и не запугивал юного автора критическими замечаниями. Впоследствии Стюарт уничтожил все свои детские произведения, но у одной его знакомой дамы сохранилась копия с одного из них – «Истории Рима». Приведем начало этого любопытного исторического опыта, который мог бы занять около четырех страниц обыкновенной печати.
Первая глава озаглавлена «Альбанское царство. Римские завоевания в Италии» и начинается следующим образом:
«По словам Дионисия Галикарнасского, мы ничего не знаем об истории Рима до сицилийского нашествия. До этого времени страна не подвергалась чужеземным нашествиям. После изгнания сицилийцев иберийские цари правили страной несколько лет; но в царствование Латина Эней, сын Венеры и Анхиза, прибыл в Италию и основал царство, названное Альбалонгой. Он наследовал Латину и начал войну с итальянскими народами. Рутулы – народ, живший у моря, – восстали против него. Но Турн, их царь, был разбит и убит Энеем. Эней был убит вскоре после этого. Война с рутулами продолжалась до времени Ромула, первого царя Рима. Им был основан Рим».
Далее история продолжается в том же роде. Юный историк не хочет отстать от известных ему авторов и старается придать своему труду ученый вид, помещая время от времени ссылки и критические замечания по поводу цитируемых им писателей древнего мира.
Восьми лет Стюарт начал изучать латинский язык и в течение первого года прочел Корнелия Непота и комментарии Цезаря. Отец считал его уже настолько зрелым, что поручил ему обучение младших братьев и сестер. Эти обязательные уроки очень не нравились Стюарту: они отнимали у него много времени, и, кроме того, на нем лежала ответственность за успехи учеников, которые не были особенно понятливы и прилежны. Милль говорил впоследствии, что он на собственном опыте убедился, как нехорошо влияет такая система и на учителя, и на ученика.
В этом году вся семья Милля проводила лето в великолепном поместье Бентама, на юге Англии. Старинное средневековое аббатство в готическом стиле, служившее резиденцией Бентаму, произвело очень сильное впечатление на Стюарта. Он с восторгом описывал одному своему знакомому внутреннее убранство аббатства, высокие просторные комнаты со сводами, расписные позолоченные потолки, богатую живопись на стенах и окнах. Аббатство было окружено тенистым парком, через который протекала река. В парке было много ручьев и водопадов, много живописных лужаек, поросших травой и полевыми цветами. Стюарт Милль с раннего детства любил собирать и засушивать цветы; в этом сказывалось природное поэтическое чувство мальчика, не вполне заглушенное даже той непосильной умственной работой, которую взвалил на него отец. Несколько недель, проведенных в аббатстве, были единственным светлым воспоминанием детства для маленького Милля. Он говорит в своей автобиографии, что контраст между прозаической, мещанской обстановкой квартиры его родителей и великолепием аббатства научил его ценить и понимать красоту.
К 12 годам Милль получил уже такое основательное образование, которое сделало бы честь многим взрослым юношам. Он прочел по-гречески Гомера, Софокла, Еврипида, Аристофана, Ксенофонта, Фукидида, Демосфена, Платона, Аристотеля и многих других; по-латыни – Овидия, Горация, Вергилия, Саллюстия, Тита Ливия, Цицерона и Лукреция.
Он основательно изучил элементарную алгебру и геометрию, прочел несколько сочинений по высшей математике; так как его отец был довольно мало знаком с математикой, то ему приходилось самому справляться со всеми трудностями высшего математического анализа.
Одним из самых больших удовольствий Милля было чтение сочинений по естествознанию. Он с жадностью поглощал трактаты по физике и химии, хотя сам не только никогда не проделывал опытов, но даже никогда не присутствовал при них. История Греции и Рима по-прежнему была любимым предметом чтения Милля. Он продолжал пробовать свои силы в самостоятельных исторических опытах и 12-ти лет написал «Историю государственного устройства Рима» – несравненно более зрелое произведение, чем его прежние исторические опыты, отрывок из которых был приведен выше.
В печати оно составило бы довольно объемистый томик и было написано на основании первоисточников – Тита Ливия и Дионисия.
Прежний детский интерес к войнам заменился более осмысленным отношением к историческим событиям; теперь уже Милля интересует исключительно внутренняя история римского народа, борьба патрициев и плебеев. Нечего и говорить, что все его симпатии были на стороне плебеев, требования которых он защищал по мере сил и умения.
Авторская деятельность юного Милля не ограничивалась этими добровольными сочинениями; отец требовал от него стихотворных упражнений на английском языке. Он был избавлен от писания греческих и латинских стихов – на это решительно не хватало времени, – но отец хотел, чтобы Стюарт умел выражать свои мысли в стихотворной форме, и для этого задавал ему темы, по большей части взятые из древнегреческой жизни, которые он должен был перелагать в стихи. Таким образом Стюарт написал несколько песен в подражание Илиаде Гомера, переводил Горация, воспевал в стихах красоты природы и так далее. Как и следовало ожидать, стихи выходили деревянными, в них не было и тени поэзии.
Но отец Милля вовсе и не стремился сделать из своего сына поэта; Стюарт должен был только выработать в себе умение легко и свободно излагать свои мысли, не стесняясь формой выражения, и в этом отношении стихотворные упражнения могли быть действительно полезны.
В 12 лет Стюарт начал изучать логику. Он прочел под руководством отца «Органон» Аристотеля, несколько схоластических трактатов о логике и «Computatio sive Logica» Гоббса. Отец его считал необходимым всегда разъяснять мальчику, для какой цели ему сообщаются те или другие сведения. Это было особенно важно относительно логики силлогизма, полезность которой подвергается сомнению столькими образованными людьми.
Рядом искусно поставленных вопросов Джеймс Милль старался убедить своего сына, что для точности и ясности мышления следует ознакомиться с теорией силлогизма; он приводил примеры логических погрешностей, изобиловавших в суждениях большинства людей, и предлагал сыну самому решить, в чем заключается источник этих ошибок. По мнению Стюарта Милля, ничто не содействовало в такой мере развитию его мыслительных способностей, как это раннее знакомство с формальной логикой. Он говорит, что первая умственная операция, в которой он достиг известного совершенства, заключалась в умении анализировать неправильную аргументацию и находить источник ее неправильности, – этим он обязан прежде всего практике в решении логических проблем под руководством своего отца, который всегда требовал от него точности и последовательности мысли и не допускал никаких смутных, противоречивых ответов.
Чтение греческих авторов давало обильную пищу для конкретной иллюстрации логических законов, выраженных в отвлеченной форме в теории силлогизма. В этом отношении особенно незаменимы были диалоги Платона, в которых сократический метод является в полном своем блеске. По словам Милля, все логические приемы Платона: «точные, недвусмысленные вопросы, посредством которых он заставляет человека, привыкшего к неясным обобщениям, выразить свою мысль в определенной форме или признать свое невежество; постоянное подтверждение общих положений отдельными примерами; разъяснение отвлеченных истин путем строгого различения исследуемого понятия от всех других, сходных с ним в некоторых отношениях и составляющих одну высшую группу, – все это служит лучшей школой точного мышления и имеет глубокое воспитательное значение». Разбирая и комментируя речи Демосфена, отец обращал внимание Стюарта на то, как искусно великий оратор умел выбирать наиболее подходящий момент для сообщения слушателям какой-нибудь новой мысли; как Демосфен постепенно, шаг за шагом, овладевал вниманием слушателей и подготавливал их к восприятию неприятных для них истин, которые возбудили бы их негодование, если бы были сообщены сразу.
Таким образом, чтение греческих классиков приобретало высокое образовательное значение, и, если некоторые объяснения отца не могли быть вполне усвоены Стюартом, то все-таки они заронили в его ум такие семена, которые в свое время дали обильные плоды. Но, несмотря на все успехи Стюарта, отец редко оставался им доволен. По большей части Стюарту приходилось выслушивать выговоры за свою непонятливость и небрежность. Так, однажды во время прогулки мальчик употребил в разговоре с отцом слово «идея». Отец немедленно потребовал объяснения этого слова и был крайне недоволен, когда Стюарт стал путаться и сбиваться в своих ответах. В другой раз Стюарт повторил избитое выражение, что справедливое в теории может быть неприложимо на практике. Это привело отца в сильнейшее негодование, и он предложил Стюарту самому определить, что он разумеет под теорией и практикой; когда Стюарт убедился в своей полной неспособности дать требуемые определения, отец подробно объяснил ему эти два понятия и выразил свое изумление перед поразительным невежеством сына.
В 13 лет Стюарт начал изучать политическую экономию. Не находя ни одного подходящего руководства (главное сочинение Рикардо еще не было напечатано), Джеймс Милль в устных беседах сам излагал сыну политическую экономию. Мальчик записывал по памяти содержание каждой лекции и на другой день прочитывал ее отцу. Так составился систематический курс политической экономии, который впоследствии был напечатан Джеймсом Миллем под заглавием «Элементы политической экономии».
Как только Рикардо выпустил в свет свои «Начала политической экономии», Стюарт поспешил прочесть эту книгу. Отец дал ему для сравнения книгу Адама Смита «О богатстве народов» и обратил его внимание на большую точность и ясность воззрений Рикардо сравнительно со взглядами Адама Смита.
К этому времени заканчивается первый период умственного развития Милля. Отец и позднее продолжал оказывать на него сильное влияние, но уже не в качестве наставника и учителя, а в качестве опытного друга, к авторитету которого сын всегда относился с величайшим уважением. В 14 лет Стюарт прошел всю школу воспитания и был признан отцом достаточно зрелым, чтобы обходиться без дальнейшего руководительства с чьей бы то ни было стороны.
Каковы же были результаты этого беспримерного в истории педагогики воспитательного опыта? Мы знаем, чему в каком возрасте учился Джон Стюарт Милль, но весь интерес вопроса заключается в том, чему он в действительности научился и как подействовали на него столь рано приобретенные знания.
Отец Милля считает себя компетентным во всех областях знания, но в действительности он был хорошо знаком только с логикой, психологией и политической экономией. Естественные науки были ему известны очень поверхностно, математика и того меньше. Что касается изящной словесности и искусства вообще, то в этой области Джеймс Милль сам признавал себя круглым невеждою. Таким образом, образование, которое он мог дать своему сыну, должно было быть в высшей степени односторонним. И действительно, несмотря на громадные затраты времени и сил, Стюарт Милль, по словам Бэна, в зрелых годах часто жаловался на разные пробелы в своем образовании и в особенности на то, что он слишком мало знаком с точными науками. Работая над «Системой логики», он затруднялся подыскивать примеры из истории науки и должен был обратиться за помощью к Бэну. Мы уже говорили, что Милль никогда не проделывал опытов и не наблюдал в действительности тех явлений, о которых знал по книжкам. Между тем его анализ методов опытного исследования можно считать одной из его самых крупных научных заслуг. Без всякого сомнения, для его работы было бы гораздо полезнее, если бы для экспериментирования на практике он употребил хоть немного того времени, которое он потратил на чтение греческих и римских классиков.
Точно так же историческое образование Милля не может быть названо особенно обширным. В юности он читает без разбора всевозможные исторические сочинения, увлекается изучением одной эпохи, в то время как предшествующие эпохи остаются ему совершенно неизвестными, перечитывает в разное время по нескольку раз одни и те же сочинения, возвращается к древней истории после того, как уже долгое время занимался новой, вообще изучает историю так, как будто у него не было никакого руководителя и он был предоставлен собственной любознательности. Насколько отрывочны были его исторические сведения, можно видеть из того, что, несмотря на весь свой радикализм, он до поездки во Францию был совершенно незнаком с историей французской революции. Эти крупные пробелы в его историческом образовании объясняются тем, что история не была для него предметом обязательного изучения, как классическая литература и математика. Он занимался историей добровольно, в свободное от остальных занятий время: исторические книги заменяли для него изящную литературу и служили отдыхом от обычной напряженной умственной работы. Это не могло не отразиться на характере его исторических познаний. Несмотря на усиленное чтение, Стюарт Милль не вынес из прочитанных книг основательного и полного знания истории.
В воспитании Милля более всего поражает наблюдателя то, что ребенка начали так рано обучать классическим языкам. Шести-семи лет он уже прочел целый ряд греческих книг, среди которых мы находим такие серьезные произведения, как диалоги Платона. Без всякого сомнения, далеко не все прочитанное было действительно усвоено мальчиком. Мы привели выше отрывок из «Истории Рима», написанный Миллем шести лет. Хотя этот отрывок и доказывает, что Милль был удивительно развит для своих лет, но мы не видим в нем следов того обильного чтения, которое, по-видимому, предшествовало его написанию. Сохранилось одно любопытное письмо Стюарта Милля к своим сестрам, написанное на латинском языке; оно доказывает, что Милль неважно владел латинским языком и мало чем превосходит в этом отношении многих своих сверстников. Точно так же он не вполне свободно понимал по-гречески, о чем можно заключить из того, что оригинал «Илиады» не произвел на него никакого впечатления, между тем как перевод Попа привел его в совершенный восторг и открыл ему глаза на поэтические красоты Гомера. Стюарт Милль был слишком завален работой, слишком много учился и читал; ему некогда было основательно знакомиться с изучаемыми предметами; он должен был на лету схватывать разные сведения и спешить дальше. Так, он говорит в своей «Автобиографии», что при изучении дифференциалов ему часто приходилось приниматься за высшие разделы математики, в то время как низшие разделы были усвоены им очень плохо. Понятное дело, что при такой системе работы масса труда должна была пропадать совершенно даром.
Итак, положительные сведения, вынесенные Миллем из школы его отца, были не так обширны, как того можно было ожидать по количеству затраченных усилий. Но результаты умственного воспитания нельзя мерить одним количеством приобретенных знаний; гораздо важнее развитие самих мыслительных способностей и умения трудиться. В этом заключается главная задача воспитания. Отец Милля никогда не заботился о полноте образования сына, но зато он делал все возможное, чтобы приучить Стюарта к самостоятельному мышлению. Когда встречались какие-нибудь затруднения, когда Стюарт чего-либо не понимал, отец не приходил к нему на помощь до тех пор, пока мальчик не исчерпывал всех сил, чтобы самому добиться успеха. Стюарту случалось по нескольку лет мучиться над решением какой-нибудь особенно трудной задачи. Это, конечно, очень замедляло его успехи в науке, но зато было в высшей степени полезно в смысле воспитания ума. Он с раннего детства привык логично и последовательно мыслить и разрешать разные сложные и запутанные вопросы. При сравнении Стюарта Милля с его сверстниками особенно поражает совершенно неестественное в столь юных годах развитие логических способностей мальчика. В 10—12 лет он ничего не принимает на веру, умеет блистательно аргументировать и защищать свои мнения, имеет законченное, выработанное мировоззрение и относится вполне сознательно ко всем явлениям окружающей жизни.
В 12 лет он самостоятельно, без чьей бы то ни было помощи, изучает такую трудную науку, как высшая математика, и собственными силами справляется с задачами на дифференциальное исчисление. Уже в это время его интересуют также вопросы, разрешение которых впоследствии составило его славу. Так, например, при чтении «Трактата о геометрии» Лежандра он делает остроумную и меткую характеристику метода Лежандра; ему особенно нравится, что Лежандр выводит аксиомы из определений геометрических понятий. В этом он видит подтверждение учения Гоббса, что всякая наука основана на определениях. Такое самостоятельное и критическое отношение к изучаемому предмету свидетельствует о большой силе ума, которой трудно было ожидать у мальчика его лет.
Разумеется, Стюарт был обязан своими успехами прежде всего своим природным блестящим способностям, но без той умственной дрессировки, которой подвергал его отец, он не мог бы развиться так рано. Какою же ценою были достигнуты эти ранние успехи? Мы до сих пор говорили только об умственном развитии Милля, перейдем теперь к влиянию воспитания на характер и нравственный склад мальчика.
Мы говорили выше, что Джеймс Милль не был верующим христианином и даже отрицал нравственное величие христианского учения. Неудивительно, что он постарался внушить сыну такое же отношение к религии. Стюарт Миль был одним из редких в Англии людей, которые не могли в зрелом возрасте отказаться от религии, потому что никогда ее не имели. Он вырос без всяких религиозных убеждений.
Конец ознакомительного фрагмента.