Вы здесь

Джон Мейнард Кейнс и судьба европейского интеллектуализма. Глава 2. Кейнс и кембриджские «апостолы» (В. П. Шестаков, 2015)

Глава 2

Кейнс и кембриджские «апостолы»

Еще студентом Кингз-колледжа Кейнс становится участником университетского «Дискуссионного общества». Это общество имело еще одно название – «Апостолы». В него входила группа философов-интеллектуалов: Джон МакТаггарт, Бертран Рассел, Дж. Мур, Литтон Стрэчи, Руперт Брук, Френк Рамсей. Главным принципом общества была абсолютная свобода выражения мыслей, отсутствие всяких табу, всяких ограничений морального, религиозного или политического общества. Главным принципом общества была абсолютная свобода выражения мыслей, отсутствие всяких табу, всяких ограничений морального, религиозного или политического общества. Как пишет историк Аллен, «несмотря на различия в идеологии и жизненных перспективах, все «Апостолы» имели общий опыт в поисках истины, скрывающейся под грудами риторики. Для всех них избрание в общество было важным этапом в их личном развитии. Оно было для них «уроком жизни», школой ума и сердца, поисками философского либерализма, знакомством с либеральными интеллектуальными ценностями и людьми, их создававшими».[10] Члены общества избирались, они проводили свои заседание по субботам и расходились далеко за полночь. На заседаниях общества обсуждались проблемы религии, искусства, философии, поэзии, идеального социального устройства.

Бертран Рассел подчеркивает большую роль в интеллектуальной жизни Кембриджа молодого Кейнса, который был одним из видных Апостолов. «Интеллект Кейнса был самым острым и ясным из всех, кого я когда-либо знал. Когда я спорил с ним, я чувствовал, что держу в руках всю свою жизнь и довольно часто после этого ощущал себя совершенным дураком». [11]

Главным интеллектуальным центром, которым, фактически, руководил Кейнс, был Кембридж. Здесь находилась вся интеллектуальная элита, которая, чаще всего, находилась под эгидой дискуссионного общества «Апостолов». В него входила группа философов-интеллектуалов: Джон МакТаггарт, Бертран Рассел, Дж. Мур, Литтон Стрэчи, Руперт Брук. В основном это были философы и чаще всего они обсуждали философские проблемы и доклады. Но к кругу «Апостолов» примыкали писатели и художники.

По признанию Бертрана Рассела тон в Кембридже в начале века задавали два человека – Литтон Стрэчи и Джон Мейнард Кейнс. Рассел пишет в своей «Автобиографии»: «Они принадлежали поколению, которое на десять лет было моложе меня. Но удивительно, какая большая разница была в духовном климате, который разделял нас. Мы были викторианцами, они – эдвардианца-ми. Мы верили в прогресс, достижимый средствами политики и свободной дискуссии. Поколение Кейнса и Стрэчи больше всего боялось быть похожими на обывателей. Для них добро было делом избранных людей, элиты. Эту доктрину они позаимствовали от Дж. Мура, чьими учениками они были».[12] Рассел подчеркивает эксцентризм Стрэчи и интеллектуализм Кейнса. Последний, по его мнению, всегда был нонконформистом. «Это дух нонкофор-мизма Мейнард заимствовал от своего отца, но он обосновывал его такими фактами и аргументами, что это шокировало многих людей, а интеллектуальная самоуверенность, свойственная его характеру, создавали ему дурную славу epater les bourgeois»[13].

В своих воспоминаниях «Мои ранние верования» (1949) Джон Мейнард Кейнс писал об этом времени: «Я поступил в Кембридж в 1902 году и в это же время вышли из печати книга Мура «Principia Ethica». Я не уверен, что современное поколение читало ее, но на нас она оказала сильное влияние… Сам Мур был пуританином и педантом, Стрэчи – вольтерианцем, Вулф – рабби, я – нонконформистом, Клайв Белл – дружелюбным и веселым псом. Мы не часто видели Е. М. Форстера, который уже тогда выглядел темной лошадкой. Мур совершенно вытеснил МакТаггара, Дикинсона, Рассела. Его влияние было вдохновляющим, оно открывало новый ренессанс, новые небеса на новой земле. Мы были предшественниками нового завета, мы не страшились ничего… Мы отреклись от всех версий доктрины о первородном грехе, который является иррациональным источником вырождения большинства людей. У нас не было никакого уважения по отношению к традиционным добродетелям или ограничивающих нормам»[14].

В начале века философские проблемы были чрезвычайно популярными в Кембридже. К ним обращался в своих лекциях Генри Сидгвик, автор солидного исследования «Метод этики», который, правда, умер в 1900 году от рака в возрасте 62 лет. Мейнард посещал лекции по философии МакТаггарта. К этому времени относится сотрудничество Альфреда Уайтхеда и Бертрана Рассела. Но самым популярным среди молодых студентов был в то время философ Джордж Эдвард Мур, который обратился к изучению проблем этики. В 1903 году вышла его книга «Principia Ethica”, которая привлекла к себе всеобщее внимание. Мур обосновывал в ней тезис о невозможности определения понятия «добро». Он обратил внимание на трудность приложения теоретических концепций «добра» к практической жизни. Он ставил вопрос: возможно ли одновременно «быть добрым» (be good) и «делать добро» (do good)? Особенность метода Мура заключалась в попытке логического анализа этических проблем, что ставило под сомнения традиционные нравственно-этические построения. Эта книга произвела большое впечатление на Кейнса. Он говорил, что никто после Платона не писал так просто и ясно по проблемам этики. Эта книга вызывала энтузиазм у молодежи, она позволяла по-новому решать вопрос о том, в чем заключаются принципы нравственного поведения в отличие от традиционных моральных догм и нормативов.

Самым молодым в кругу «Апостолов» был Фрэнк Рамсей (1903–1930). Он происходил из известной в Кембридже семьи. Его отец был Президентом Модлен-колледжа, а брат стал архиепископом Кентерберийским. В 17-летнем возрасте Рамсей становится студентом Тринити-колледжа. Занимаясь там изучением философии и математики. В 1921 году он избирается в клуб «Апостолов». Рамсей серьезно интересовался философией Виттгенштейна.

Вместе с Огденом он переводит на английский трактат рукопись Виттгенштейна, которую тот прислал, находясь в плену в Италии. Рамсей дружил с Кейнсом, который считал его гением. Кейнс часто полемизировал с Рамсеем, но серьезно отнесся к его критике своего философского «Трактата по теории вероятности». К сожалению, Рамсей умер в 26-летнем возрасте, не успев завершить начатые им работы по математике и философии.

Членом клуба «Апостолов» и его историографом был Бернард Рассел. В своей «Автобиографии», описывая атмосферу, царящую в Кембридже в начале века, он отмечает, что тон в то время задавали два человека, которые по своему поведению и знаниям отличались от окружающих коллег – Литтон Стрэчи и Джон Мейнард Кейнс. Рассел писал в своей «Автобиографии»: «Они принадлежали поколению, которое на десять лет было моложе меня. Но удивительно, какая большая разница была в духовном климате, который разделял нас. Мы были викторианцами, они – эдвардианцами. Мы верили в прогресс, достижимый средствами политики и свободной дискуссии. Поколение Кейнса и Стрэчи больше всего боялось быть похожими на обывателей. Для них добро было делом избранных людей, элиты. Эту доктрину они позаимствовали от Дж. Мура, чьими учениками они были».[15] Рассел подчеркивает эксцентризм Стреэчи и интеллектуализм Кейнса. Последний, по его мнению, всегда был нонконформистом. «Это дух нонкоформизма Мейнард заимствовал от своего отца, но он обосновывал его такими фактами и аргументами, что это шокировало многих людей, а интеллектуальная самоуверенность, свойственная его характеру, создавали ему дурную славу epater les bourgeois».[16]

Бертран Рассел был членом знатной семьи Расселов, корни которой уходили далеко во времена Генриха VIII. Его дед лорд Джон был дважды премьер-министром при королеве Виктории. Уже в раннем детстве Бертран ощутил чувство утраты и одиночества. Его мать и сестра умерли, когда ему было три года. Он был передан на воспитание к дедушке и бабушке в Пембрук-Лодж, но вскоре умер и его дед. Он получил хорошее домашнее воспитание, занимаясь с частными преподавателями. В одиннадцать лет он получил огромное интеллектуальное удовлетворение, когда познакомился с «Элементами» Эвклида. В мире, где все казалось непрочным и непостоянным, он обнаружил железную и неизменную логику математических аксиом.

В 1890 году Рассел решает для изучения математики поступить в Кембриджский университет. Он приезжает в Кембридж и сдает приемные экзамены. Как он рассказывает, он был настолько стеснительным, что даже боялся пользоваться университетским туалетом, так что ему приходилось бегать по нужде в общественный туалет на вокзале. Экзамены он выдержал удачно. «С того момента, как я прибыл в Кембридж, у меня стало все получаться. Все соседи по Тринити-колледжу вскоре стали моими друзьями. А Уайтхед, который возглавлял приемную комиссию, рекомендовал преподавателям обратить внимание на меня и еще одного поступающего – Санжера».[17] В университете Рассел слушал лекции по философии МакТаггарта, который приверженцем философии нео-гегельянства. Однако под воздействием скептицизма Дж. Мура Рассел отходит от немецкой метафизики к традиционному английскому эмпиризму.

Сам Рассел многие годы участвовал в собраниях «Апостолов». Когда профессор МакТаггарт уезжает на год в Новую Зеландию, Расселу предлагают прочесть в университете курс лекций по Лейбницу. Результатом явилась книга «Философия Лейбница», которая вышла в 1900 году. Следующей его работой были «Принципы математики», которую он издал в 1903 году. В ней он исследует логические принципы математики, доказывая, что математические теоремы являются приложением нескольких логических аксиом. В дальнейшем он продолжает работу над этой темой совместно с Уайтхедом. В результате этого сотрудничества появляется трехтомное исследование «Principia Mathematica” (1910–1913).

Во время Первой мировой войны Рассел занимает пацифистскую позицию, выступает против участия в войне. В 1916 году он пишет листовки против войны, подписывая их именем Эверетт. Но когда в Ливерпуле несколько человек было арестовано за распространение этих листовок, он пишет в газету «Таймс» письмо, в котором признает за собой авторство этих листовок. В результате он был вызван в суд и оштрафован на 100 фунтов. Но этим дело не кончилось. Пацифистские позиции дорого обошлись Расселу. Он был отлучен от «дома» на тридцать лет. В 1915 году он должен был стать феллоу Тринити-колледжа. Но колледжу нужен был преподаватель философии, а не политический деятель. В результате Совет колледжа смещает Рассела с поста лектора.

Расселу не остается ничего делать, как путешествовать. Он посещает Китай. В 1920 году вместе с группой англичан он приезжает в Петроград. В отличие от его соотечественника Герберта Уэллса, революционная Россия разочаровала его и в своей «Автобиографии» он оставил весьма критическое ее описание. «Время, проведенное в Петрограде, было нескончаемым кошмаром. Жестокость, бедность, подозрительность, мания преследования наполняли воздух, которым мы дышали. Посреди ночи раздавался выстрел и это означало, что еще одного идеалиста убивали в тюрьме. К тому же все было проникнуто лицемерными претензиями на равенство, все называли друг друга «товарищами», но было удивительно, как отличалось это слово в зависимости от того, кому оно было адресовано – Ленину или слуге… Мне не позволили встретиться с Кропоткиным, который вскоре после этого умер. Правящий класс испытывает к самому себе такое самоуважение, как будто бы все они окончили Итон или Оксфорд. С каждым днем пребывания в России мой ужас усиливался, пока я вообще не потерял способность к сбалансированным суждениям».

Рассел хотел вернуться в Кембридж, чтобы заняться философией. В середине 30-х годов он пишет письмо Муру, с просьбой получить пост лектора. Но ответ на его письмо было отрицательным. Оторванный от «дома» Рассел слоняется по свету. С 1938 по 1944 годы он живет в США, преподает философию во многих американских университетах – в Чикаго, Лос-Анджелесе, Принстоне, Нью-Йорке, Гарварде. Он высоко отзывался о Гарвардской школе философии, с которой связаны имена Джеймса, Сантаяны, Ройса. Любопытно, что в эти годы Рассел работает на доктора Барнса, обладателя самой богатой в мире частной коллекции произведений искусства, как классического, так и современного. Барнс составил себе целое состояние, изобретя лекарство против насморка. Он вложил это состояние в покупку картин, которая и сегодня демонстрируется в галерее в Филадельфии. Барнс был новоявленным конессером, дилетантом-философом, человеком с плохим характером. Рассел рассказывает смешную и вместе с тем грустную историю о том, как Барнс не дал возможность посмотреть свою коллекцию Корбюзье. Для Фонда Барнса Рассел несколько лет читал лекции о французских импрессионистах, акцентируя внимание на изображение ими обнаженного тела.

Скитания Рассела по свету кончаются в конце войны. История отношений Рассела с колледжем Тринити стала предметом книги математика Д. Харди «Бернар Рассел и Тринити». Харди еще в начале 20-х годов предлагал вернуть Рассела в колледж, но тогда его не послушали. Теперь же эта история выглядела совершенно не в пользу колледжа. Это заставило кембриджских донов пересмотреть свое отношение к своему бывшему преподавателю, который так славно начинал свою научную карьеру и так неожиданно ее прервал. В 1944 году Рассел получает от Тринити-колледжа феллоушип сначала на пять лет, а затем пожизненно. Он возвращается в колледж и пишет здесь книги «Философия и политика» (1947) и «Человеческое знание» (1948). Теперь колледж не возражает против занятия Рассела политикой. Тем более, что политика делает известным имя Расселу всему миру. В 1949 году его награждают орденом «За заслуги», а в 1950 году получает Нобелевскую премию по литературе как автор книги «Непопулярные эссе».

В конце своей жизни Бертран Рассел получил широкую известность своей активной борьбой за мир, против атомной бомбы. Он выступает с общественными лекциями и заявлениями на радио, предупреждая об опасности атомной войны. С 1951 по 1957 годы он президент Пагуошского движения в защиту мира.

Таким образом, с Кембриджем Рассела связывали силы притяжения и отталкивания. Здесь он чувствовал себя «дома», но он не хотел вести себя согласно принятым в доме правилам поведения. Он восставал против них, вынужден был покинуть дом и блуждать по свету до тех пор, пока «дом» не пересмотрел свои устаревшие правила и не признал своего отверженного сына в отеческие пенаты. В возрасте 76 лет Бертран Рассел наконец вернулся домой…

В кругу «Апостолов» были не только философы, но и поэты и писатели. Трагическая судьба поэта Руперта Брука (1887–1915), с которым Кейнс общался до того, как тот погиб на войне, а затем всю жизнь собирал его поэзию. Руперт Брук был яркой фигурой в Кембридже: стройный, красивый, талантливый молодой человек.

Сын преподавателя известной закрытой школы Регби, в которой он и сам учился. Поступив в Кембриджский университет в 1906 году, он изучал классическую литературу в Королевском колледже в Кембридже. Еще на студенческой скамье проявил интерес к социализму, был членом и даже президентом фабианского общества в Кембридже. На одном из его заседаний прочел доклад “Демократия и искусство”.

Руперт Брук начал рано стал писать стихи. Две его поэмы – “Бастилия” и “Пирамиды” – получили школьную премию 1904 и 1905 годах. В молодости он увлекался Браунингом, затем в его вкусах стали преобладать современная поэзия – Бодлер, Суинберн, Россетти, Доусон, Уайльд. В то же время, он изучал елизаветинскую поэзию и написал диссертацию “Уэбстер и елизаветинская драма”. Эта диссертация позволила Бруку стать феллоуз Кингз-колледжа в 1913 году. Кроме того, Руперт был частым посетителем клуба «Апостолов».

В 1909 году он покинул Кембридж и поселился в деревушке Гранчестер, сохранившей древнее название реки Кем – Гранта. Сначала он жил в небольшом домике в имении “Оршед”, а затем перебрался в соседний дом под названием “Олд Викараж” – “восхитительные руины с солнечными часами, но без канализации”. В деревенском уединении Руперт Брук он писал стихи, прославляющие единение с природой, вечную молодость, вечные ценности. Его окружал кружок единомышленников, которые с легкой руки экономиста Мейнарда Кейнса получили название “новых язычников”. В гости к молодому поэту приезжали представители кембриджской интеллигенции, внучка Чарльза Дарвина Френсис, ее муж, профессор античной философии Френсис Корнфорд, художники Огастас Джонс и Жак Раверат, ученые Джеффри и Мейнард Кейнс. Среди его гостей были и представители лондонского интеллектуального кружка Вирджиния Вулф, Литтон Стрэчи.

В 1911 году в Лондоне появляется Русский балет в Лондоне. Руперт становится его постоянным посетителем, соревнуясь с Мейнардом Кейнсом, он посмотрел в том сезоне пятнадцать спектаклей. «Все лето, – писал он, – я то смотрел Русский балет в Ковент-Гардене, то писал сонеты на лужайке в Кембридже».

Впрочем, не только он один был под влиянием русского балета. Все члены Блумсбери, включая Кейнса, были под большим влиянием русского искусства.

В Грантчестере Руперт Брук прожил до конца 1911 года. Затем наступает период странствий, в течение трех лет Брук путешествует по разным странам. В 1912 году в своем любимом берлинском кафе пишет ностальгическую поэму “Дом Викария, Грантчестер”. Поэма эта – воспевание Кембриджа и его окрестностей, утверждение связи с природой, которую символизирует река Кем. В поэме нашли отражение местная мифология и особенности местной этнографии.

Я знаю в Англии одно лишь место,

Где чувствую себя всегда прелестно.

Кембридж это и все, что рядом,

Живут здесь люди с просветленным взглядом.

Из всех окрестных мест, скажу вам честно,

Милей всего мне мой Грантчестер.

Кто в городе живет, не любит улыбаться,

Ведь горожане выглядеть смешно боятся.

Но Грантчестер, ах Грантчестер любимый мой!

Здесь тишь вокруг и ласковый покой,

На небе мирные пасутся облака,

И все открыто смотрят вам в глаза.

Младенцы здесь нежнее, чем мечта,

Сонливые ручьи, уснувшие леса,

И тихий ветерок, что робко теребит

Кустарник на полях, который мирно спит.

Здесь кожа у людей чиста, бела,

Они купаются в реке весь день с утра.

Здесь женщины свободны, как в день творенья,

Мужчины изучают правила мышленья.

Поэму завершает фраза, которая до сих пор известна каждому, кто живет в Кембридже или в его живописных окрестностях.

Церковные часы без десяти три отмечают,

Найдем ли мы здесь мёда к чаю?

Эта популярная строфа о чаепитии, когда церковные часы показывают без десяти три, в известной мере, поэтическая фантазия, так как вплоть до 1920 года часы на церкви в Грантчестере стояли, показывая без четверти восемь. Сегодня они символически стоят, показывая без десяти три – время чаепития.

При жизни Брук опубликовал в 1911 году томик своих стихов, содержащий 50 поэм, написанных в период с 1905 по 1911 годы. После его смерти его друг и биограф Эдвард Марш издал в 1915 году 32 поэмы, относящиеся к периоду 1911–1914 годов. Эта книга начиналась военными стихами и завершалась стихотворением о Грантчестере. Собирателем и издателем поэзии Руперта Брука стал Джеффри Кейнс, который в издательстве “Фабер” издал “Поэтические труды Руперта Брука”, включающие как стихотворения школьного периода, так и произведения последних лет жизни.

Руперт Брук был патриотом, в сентябре 1914 года он добровольцем вступил в Королевский военно-морской флот. Он был отправлен сначала в Бельгию, а затем в Константинополь. В марте его корабль остановился в Порт Саиде, где Брук заболел дезинтерией. Он умер от белокровия в военном госпитале 23 апреля 1915 года в возрасте 27 лет. Похоронен на острове Скирос в Эгейском море. В память о поэте в часовне школы Рэгби установлена стела с портретом поэта работы скульптора Ховарда Томаса и текстом стихотворения «Воин», выгравированном скульптором и графиком Эриком Гиллом:

Если я умру, помните обо мне,

Что погиб я на чужих полях,

За Англию, чтоб мир был на ее земле,

И чтоб цвела она врагам на страх.

Руперт Брук не просто поэт. Для всех жителей Кембриджа он культовая фигура. Выпускник Кембриджского университета, он погиб на фронте в Первую Мировую войну. Поэтому память о нем жива как о человеке, и как о поэте. В деревне Грантчестер и сегодня существует маленький музей, в котором собраны документы о жизни и творчестве поэта и издается ежеквартальный журнал общества Руперта Брука[18].

Таким образом, память о членах клуба «Апостолов» жива в Кембридже и в наши дни. Это часть культурного наследия, которое сохраняется и передается из поколения в поколение. Кейнс принадлежит к этому наследию. Молодой Кейнс был тесно связан с кембриджскими «Апостолами». Достоинство этого общества заключалось в свободе слова и жажде дискуссии. Даже первый философский трактат Кейнса по теории вероятности прошел через горнило беспощадной критики, и поэтому его публикация задержалась как минимум на десять лет. Но все это приносило пользу, приучало к дискуссии, искусству аргументации, приобщению к интеллектуальным ценностям. Философский опыт пригодился Кейнсу в более зрелом возрасте, когда он от обсуждения философских проблем перешел к обсуждению теоретических и практических проблем экономики. Из философского Апостола в скором времени он стал Апостолом экономики.