2. Миссис Тахион
Миссис Тахион была всегда, сколько Джонни себя помнил. Она была бездомной мешочницей задолго до того, как мир узнал, кто такие мешочницы. Хотя точнее было бы называть ее не мешочницей, а тележечницей.
И магазинная тележка, которую миссис Тахион всюду таскала за собой, тоже не была обычной магазинной тележкой. Эта тележка была чуть больше, и колеса у нее были шире. И еще она очень больно врезалась пониже спины, если миссис Тахион пыталась кого-нибудь ею подпихнуть, что случалось довольно часто. Не то чтобы старая леди делала это со зла. Просто на планете Тахион других людей не существовало.
К счастью, одно из колес постоянно скрипело. А для тех, кто еще не научился поспешно убираться с дороги, заслышав позади пронзительное «скри-ип, скри-ип, скри-ип», предупреждением служил монолог.
Миссис Тахион говорила безостановочно. Хотя никогда нельзя было толком понять, к кому, собственно, она обращается: «…а я г’рю, это ты так гр’ишь, да? Это ты так думаешь. А я могу тебе руки сунуть в пасть и еще шерсть прясть, г’рю. Еще как. Сиду это скажи! Да ты такой тощий, г’рю, если одним глазом смотреть, так за удочкой тебя и не видно. Еще как. Да они меня вытурили, вот! Скажи это ребятам в хаки. Это швырялка, я знаю, о чем г’рю!»
Но чаще всего это было просто бессвязное бормотание, в котором время от времени мелькало торжествующее: «А я им говорила!» и «Это ты так думаешь!»
Скрип тележки мог раздаться за спиной в любое время дня и ночи. И всегда совершенно неожиданно. Никто не знал, что лежит в многочисленных мешках и сумках, которыми она была набита. А поскольку за миссис Тахион водилась привычка рыться в мусорных баках и урнах, никто и не горел желанием выяснять.
Порой она бесследно исчезала на несколько недель. Никто понятия не имел куда. Но стоило хоть немного расслабиться, как позади тут же раздавалось пронзительное «скри-ип, скри-ип, скри-ип» и что-то твердое больно врезалось пониже спины.
Миссис Тахион часто подбирала то, что валялось на помойках. Наверное, именно так она подобрала Позора. Шерсть Позора больше всего напоминала изнанку ковра, многих зубов у него не хватало, другие были сломаны, а хребет имел форму бумеранга. Когда Позор перемещался на своих лапах (что случалось нечасто, поскольку теперь он предпочитал разъезжать на тележке), он нарезал круги, потому что двигаться прямо не мог. Когда он бежал (обычно с намерением напасть и растерзать кого-либо), из-за некомплекта передних лап задние лапы постепенно вырывались вперед. К тому времени Позор обычно бывал настолько разъярен, что начинал кусать собственный хвост.
ДДТ, бешеный пес Сида Чесотки, однажды сожрал полицейскую овчарку, но даже он бежал без оглядки при виде Позора, который несся на него, закусив в запале свой хвост.
Машина «Скорой помощи» укатила прочь, вспыхивая мигалкой.
Позор злобно глядел на Джонни из своей тележки, от ненависти глаза его съехались к носу.
– Врач «Скорой» сказал, похоже, ее чем-то пристукнули, – проговорил Холодец, который тоже неотрывно смотрел на кота. Выпускать Позора из поля зрения было крайне опасно для здоровья.
– А что будем делать со всем этим? – Джонни кивнул на тележку и разбросанные пакеты.
– Да, нельзя это так здесь бросать, – оживился Бигмак. – Мусор ведь.
– Но это же вещи миссис Тахион, – сказал Джонни.
– Нечего на меня так смотреть! – возмутился Бигмак. – В некоторых пакетах что-то булькает.
– А кот?
– Да, кота нужно прикончить, – с готовностью предложил Бигмак. – Он мне на прошлой неделе всю руку ободрал.
Джонни осторожно поставил тележку на колеса. Позор вцепился в пакеты, удержался «в седле» и угрожающе зашипел.
– Ты ему нравишься, – сказал Бигмак.
– С чего ты так решил?
– У тебя до сих пор оба глаза на месте.
– Можно утром сдать его в приемник для бродячих животных, – сказал Ноу Йоу.
– Пожалуй, – согласился Джонни. – А что делать с тележкой? Нельзя же просто взять и бросить ее тут.
– Точно! Давайте столкнем ее с крыши нашей многоэтажки! – предложил Бигмак.
Джонни попробовал пошевелить один из черных мешков. Мешок чуть сдвинулся и тут же с противным хлюпаньем сполз на прежнее место.
– Знаешь, мой братец говорит, миссис Тахион свихнулась после того, как много лет назад кокнула собственного муженька. А тело так и не нашли, – поделился Бигмак.
Все дружно посмотрели на мешки для мусора.
– Ни в один из них труп не влезет, – сказал Ноу Йоу. Мама не разрешала ему смотреть фильмы ужасов.
– Целиком – не влезет, – согласился Бигмак.
Ноу Йоу попятился.
– А еще я слышал, миссис Тахион засунула голову своего мужа в печку. Грязное дело! – не унимался Бигмак.
– Грязное?
– Так ведь это была микроволновка! Врубаешься? Если засунуть…
– Заткнись, – сказал Ноу Йоу.
– А еще говорят, у нее денег как грязи, – сказал Бигмак.
– Деньги не пахнут. А от нее воняет, – возразил Холодец.
– Наверное… наверное, я просто отвезу эту телегу в дедушкин гараж, – сказал Джонни.
– Не понимаю, почему мы должны это делать, – сказал Ноу Йоу. – На это есть Социальное Вспомоществование или как там его…
– У дедушки в гараже все равно почти пусто. А утром…
Ах, утром! Все вздохнули с облегчением. Утро будет завтра.
– А пока она будет стоять у тебя в гараже, можешь устроить досмотр: вдруг там куча денег, – сказал Бигмак.
Джонни посмотрел на Позора. Позор зарычал.
– Нет уж, спасибо. Меня вполне устраивает, когда на руках полный комплект пальцев. Слушайте, пошли со мной, а? Не хочется тащить эту тележку в одиночку. А то буду чувствовать себя полным идиотом.
Джонни выкатил тележку на улицу. Одно из колес мерзко скрипело и вихляло.
– На вид она тяжелая, – заметил Ноу Йоу.
В ответ ему раздался мерзкий смешок.
– Ну, по слухам, мистер Тахион был мужик в теле…
– Бигмак, заткнись.
Процессия двинулась по улице. Опять я, думал Джонни. Это как лотерея, только наоборот. В небе болтается огромный указательный палец, и в одно прекрасное утро он засовывается тебе в окно, щелкает тебя по уху и говорит: «Это будешь ТЫ! Ха-ха-ха!» И ты встаешь с постели в полной уверенности, что тебя ждет обычный день, и вдруг оказываешься почему-то в ответе за тележку со скрипучим колесом и чокнутым котом в придачу.
– Эй, народ! – сказал вдруг Холодец. – А эта рыба с картошкой все еще теплые!
Джонни не поверил своим ушам:
– Что?! Ты подобрал рыбу миссис Тахион?
– Ну, типа да… А что такого? Грех оставлять еду, пропадет же… – принялся оправдываться Холодец.
– Может, старуха от этой рыбы откусывала… – сказал Бигмак. – И ее слюна там осталась. Брр…
– Да оно ж в газете было, завернутое, – сказал Холодец, но разворачивать рыбу перестал.
– Положи рыбу в тележку, Холодец.
– В толк не возьму, кто нынче заворачивает рыбу в газеты? – пробормотал Холодец, засовывая сверток в тележку. – Генри Гонконг точно не заворачивает. Где она взяла эту жратву?
Сэр Джон проснулся, как обычно, в половине девятого. Как обычно, его разбудил дворецкий, который принес ему завтрак, и второй дворецкий, который принес одежду, и третий, в чьи обязанности входило по необходимости кормить Адольфа и Сталина, и четвертый – запасной.
В девять, как обычно, явился секретарь и зачитал сэру Джону список дел на день.
Но сегодня секретарь обнаружил, что босс не слушает его, а сидит, уставившись в свою тарелку. На лице сэра Джона застыло странное выражение. Адольф и Сталин, сытые и довольные, плавали в огромном аквариуме у рабочего стола.
– Пять видов таблеток, несколько картонных галет и стакан апельсинового сока, из которого предварительно удалили всю прелесть, – проговорил сэр Джон. – Какой смысл быть самым богатым человеком в мире… я ведь по-прежнему самый богатый человек в мире, да?
– Да, сэр Джон.
– Так вот, какой смысл быть самым богатым человеком в мире, если на завтрак тебе подают пять видов таблеток? Все, с меня довольно, слышите? Скажите Хиксону, пусть подгонит машину.
– Какую машину, сэр Джон?
– «Бентли».
– Какой «Бентли», сэр Джон?
– Ох, да любой из тех, которыми я давно не пользовался. Пусть выберет на свое усмотрение. И найдите на карте Сплинбери. Там ведь есть наш бургер-бар, верно?
– Э… кажется, да, сэр Джон. Это не тот, место для которого вы выбирали лично? Вы еще тогда сказали, что знаете наверняка – дело там пойдет. Но на сегодня у вас назначена встреча с председателем…
– Отмените все. Я еду в Сплинбери. И не предупреждайте никого о моем приезде. Пусть это будет… э-э… внеплановая инспекционная поездка. Секрет бизнеса в том, чтобы уделять внимание мелочам, верно? Людям начинают подавать недожаренные бургеры или сыроватую картошку – и пожалуйста. Моргнуть глазом не успеешь, как бизнес утек сквозь пальцы.
– Э… если вы так говорите, сэр Джон…
– Решено. Я буду готов через двадцать минут.
– Э… не могли бы вы, по крайней мере, отложить это до завтра, сэр Джон? Комитет настоятельно просил, чтобы…
– Нет! – Старик грохнул ладонью по столу. – Это будет сегодня. Понимаете, все это происходит сегодня. Миссис Тахион. Тележка. Джонни и остальные. Это будет сегодня. Иначе… – Он раздраженно отпихнул полезный, но безвкусный завтрак. – Иначе мне придется терпеть это до конца жизни.
Секретарь привык к причудам сэра Джона и решил внести некоторую ясность.
– Сплинбери… Это не тот город, куда вас эвакуировали в войну? Вы еще были единственным выжившим, когда улицу, на которой вы жили, разбомбили.
– Да, выжил только я и еще рыбки, Адольф и Сталин. Верно. Там все и началось. – Сэр Джон встал и подошел к окну. – Займитесь делом. Живо.
Секретарь не бросился со всех ног исполнять указания. В его обязанности входило присматривать за сэром Джоном. Считалось, что старик со странностями. У него была привычка читать старые газеты, а также книги, в названии которых присутствовали слова «время» и «физика». Время от времени он писал гневные письма известным ученым. Когда ты богатейший человек в мире, за тобой очень внимательно наблюдают.
– Адольф и Сталин, – проговорил сэр Джон. Проговорил, обращаясь будто ко всему миру в целом. – Конечно, рыбки, что сейчас плещутся в аквариуме, – это не те самые Адольф и Сталин, а их потомки. Тот, старый, Адольф оказался девочкой. Или Сталин?..
За окном простирались сады. До самых холмов на горизонте – холмов, которые дизайнер по ландшафтам спроектировал специально для сэра Джона.
– Сплинбери, – сказал сэр Джон, глядя на свои сады и свои холмы. – Вот где все началось. Вся история. Там были мальчишка по имени Джон Максвелл и миссис Тахион. И еще, кажется, кот.
Он обернулся.
– Вы всё еще здесь?
– Извините, сэр Джон.
Секретарь, пятясь, покинул спальню и закрыл за собой дверь.
– Вот где все началось, – повторил сэр Джон. – И вот где все закончится.
Джонни всегда любил те несколько мгновений сразу после пробуждения, когда день еще не успел обрушиться тебе на голову. Когда на душе легко и спокойно, а в голове только всякие цветочки, облака, котята…
Рука болела.
Жуткие обрывки вчерашнего вечера выпрыгнули на него из засады, навалились и принялись тараторить наперебой.
В гараже стояла магазинная тележка, набитая отвратительными мешками. А на стенах и потолке там засохли струйки молока – Позор наглядно продемонстрировал, что он думает о людях, которые ни с того ни с сего пытаются его накормить. После чего Джонни пришлось использовать самый большой кусок лейкопластыря, который удалось отыскать в аптечке.
Он встал, оделся и спустился вниз. Мама еще спала, а дедушка наверняка уже засел перед телевизором в гостиной – смотреть утреннюю субботнюю программу.
Джонни отпер гараж и отскочил в сторону – на тот случай, если из дверей вылетит комок разъяренного меха.
Ничего не произошло.
Злосчастная тележка стояла посреди гаража. Позора нигде не было видно.
Совсем как в ужастиках, подумал Джонни. Когда знаешь, что монстр затаился где-то рядом…
Он вошел и снова отпрыгнул в сторону – с Позора вполне сталось бы притаиться где-нибудь под потолком и спикировать на голову.
Смотреть на несчастного котяру было страшно, но не видеть его – еще страшнее.
Джонни пулей вылетел из гаража, захлопнул за собой дверь и пошел к дому.
Наверное, надо сообщить в полицию или еще куда-нибудь. Тележка принадлежит миссис Тахион (хотя на самом деле она, наверное, собственность мистера Теско или мистера Автотрасса), и получается, что Джонни ее как бы украл.
Когда Джонни вошел в дом, зазвонил телефон. Об этом можно было догадаться по двум признакам. Во-первых, раздался звонок. Во-вторых, дедушка крикнул: «Телефон!» Дед никогда не подходил к телефону, если у него оставалась надежда, что трубку возьмет кто-нибудь другой.
Джонни подошел.
– Здравствуйте, можно поговорить с… – начал Ноу Йоу специальным «голосом-для-родителей».
– Это я.
– Привет. Миссис Тахион знаешь?
– Конечно, знаю, я…
– Так вот, моя мама вчера была на дежурстве, когда в больницу привезли миссис Тахион. У нее страшные синяки и все такое. У миссис Тахион, не у мамы. Она говорит, ее всю избили. Мама говорит, не миссис Тахион. И еще она говорит, мы должны сообщить в полицию.
– Зачем?
– Ну, может, мы что-нибудь видели. Или… ну… кто-нибудь может подумать, что это… мы ее…
– Мы?! Но мы же вызвали «Скорую»!
– Я-то знаю. Э… и барахло ее ты забрал…
– Ну не могли же мы его там бросить!
– Я-то знаю. Но… э… с нами же был Бигмак…
А вот это было действительно серьезно. Не то чтобы Бигмак агрессивен по природе. Он с удовольствием запускает воображаемые ракеты с ядерными боеголовками в людей, но он и мухи не обидит. Если только это не будет по-настоящему настырная муха верхом на мотоцикле, которая Бигмака всерьез достанет. Но у Бигмака слабость к машинам, в особенности к большим и быстрым, с ключами, торчащими в замке зажигания. К тому же он скинхед. Бигмак носит такие огромные ботинки, что вряд ли сумеет упасть носом вниз.
Если верить сержанту Славни из полицейского управления, Бигмак повинен решительно во всех нераскрытых преступлениях, которые имели место быть на территории Сплинбери. Хотя на самом деле на совести Бигмака была десятая доля правонарушений, не более. Просто он выглядел как ходячая неприятность. Никто, глядя на Бигмака, не поверил бы, что Бигмак может быть хоть в чем-то невиновен.
– И Холодец тоже, – добавил Ноу Йоу.
А Холодец сознается в чем угодно, если его как следует припугнуть. Все величайшие загадки мира, включая лох-несское чудовище, Бермудский треугольник и «Марию Челесту», могли бы обрести объяснение за полчаса, если бы кто-нибудь удосужился немножко надавить на Холодца.
– Ладно, тогда я сам схожу в полицию, – сказал Джонни. – Так будет проще.
Ноу Йоу вздохнул с облегчением.
– Спасибо.
Стоило Джонни положить трубку, телефон тут же зазвонил вновь.
Он еще не успел поднести трубку к уху, как оттуда раздалось: «Алло! Алло!»
– Э… Алло? – нерешительно сказал Джонни.
– Это ты? – девчоночьим голосом потребовала ответа трубка.
Этот голос нельзя было назвать таким уж неприятным. Просто он был очень резким и ввинчивался прямо в уши. Когда этот голос спрашивал: «Это ты?», в нем отчетливо слышалось, что если ты окажешься не ты – пеняй на себя. Джонни узнал его обладательницу мгновенно. Голос принадлежал особе, которая, если ошибалась номером, заявляла жалобу, что к телефону подошел человек, с которым она говорить не желает.
– Да. Э… да. Привет, Керсти.
– Между прочим, Кассандра.
– Верно. Кассандра.
Надо будет записать, подумал Джонни. Керсти меняла имена как перчатки. Хорошо еще, что последнее время она предпочитала те, которые начинались с буквы «К».
– Ты слышал, что случилось с миссис Тахион?
– Вроде бы, – осторожно ответил Джонни.
– Похоже, вчера ночью ее избила банда каких-то малолетних подонков. На бедной старой женщине живого места нет, как будто она на мину напоролась. Алло? Алло?
– Я слушаю, – сказал Джонни.
Кто-то взял и набил ему живот льдинками.
– Тебе не кажется, что это отвратительно?
– Э… кажется.
– Один из них был черный.
Джонни с тоской посмотрел на телефон и кивнул. Ноу Йоу как-то объяснял, как это происходит. Он говорил, что, если бы среди миллионной орды варваров, которая под предводительством Аттилы разнесла по кирпичику Рим, был его, Ноу Йоу, далекий предок, люди обязательно бы запомнили, что один из них был черный. А ведь Ноу Йоу собирал записи духовых оркестров и спичечные коробки и вообще был редкостным паинькой.
– Э… – протянул Джонни. – Это были мы. Нет, не мы ее избили, а мы ее нашли. Я вызвал «Скорую», а Ноу Йоу пытался… ну, скажем так, всерьез обдумывал, как оказать миссис Тахион первую помощь.
– Вы не сообщили в полицию?
– Нет…
– Слушай, я прямо не знаю, что бы ты без меня делал! Нужно немедленно сообщить! Встречаемся у полицейского участка через полчаса. Знаешь, как определять время по часам? Большая стрелка показывает…
– Я знаю, – с тоской перебил Джонни.
– Это две остановки на автобусе от тебя. Автобусом пользоваться умеешь?
– Да-да, конечно, я…
– Понадобятся деньги. Это такие кругленькие штучки, что лежат в карманах. Чао.
К тому времени, когда Джонни вернулся из туалета, он решил, что все не так уж плохо. Даже к лучшему. Керс… Кассандра взяла дело в свои руки. У нее получится, она очень организованная. Самая организованная из всех, кого знал Джонни. Такая организованная, что организованность в ней не помещается, прет через край и тугой струей бьет во всех окружающих.
Джонни с ней дружил. Более или менее. На самом деле у него практически не было выбора, кроме как стать ее другом. У Керс… то есть у Кассандры не очень-то хорошо получалось дружить. Она ему сама об этом сказала. Она говорит, это все из-за неуживчивости. Из-за неуживчивости окружающих, разумеется, – Керс-Кассандра оставалась и тут верна себе.
Чем больше Кассандра пыталась помочь людям, объясняя им, какие они тупицы, тем больше они ее чурались. Без всякой видимой причины. Джонни не чурался Кассандры только потому, что отлично знал, какой он тупица.
Но иногда, очень редко, при правильном освещении и если Керс-Кассандра не пыталась ничего организовывать, Джонни смотрел на нее и думал: возможно, существуют две разновидности тупизма. Один, широко распространенный, – это тот, которым страдает он, Джонни. А другой, очень редкий и узкоспециализированный вид тупизма возникает, когда у человека так много мозгов, что они из ушей лезут.
Надо бы сказать дедушке, что ухожу, подумал Джонни. На случай, если в доме отключится электричество, телевизор вырубится и дедушка заинтересуется, где носит внука.
– Дед, я пошел… – начал он, но решил не вдаваться в подробности: – В общем, я пошел.
– Ладно, – отозвался дедушка, не отрываясь от телевизора. – Ха-ха-ха! Глянь, как он угодил! Прямо в чан с грязью!
В гараже ничего особенного не происходило. Позор немного выждал, потом выбрался из своего логова среди черных полиэтиленовых мешков и устроился на переднем крае тележки. Обычно он сидел именно там, потому что так у него было больше шансов кого-нибудь цапнуть.
Одно время в оконное стекло билась муха, потом заснула.
А мешки двигались.
Очень-очень медленно, словно лягушки в масле, они ворочались в тележке, издавая тонкий резиновый писк. Как будто какой-то затейник делает игрушечного зайчика или лошадку из воздушного шарика-сосиски.
Кроме того, из тележки доносились и другие звуки. Позор не обращал на них особенного внимания. Во-первых, потому, что звуки отказываются выходить на бой, а во-вторых, он к ним уже давно привык.
Они были тихие и неразборчивые, эти звуки. Может быть, это была музыка. Или голоса. Или радиоприемник, который слегка сбился с настройки и стоит где-то далеко, через две стены от гаража. Или отдаленный гул толпы.
Кассандра ждала Джонни у полицейского участка.
– Тебе повезло, что у меня есть немного свободного времени, – сказала она. – Идем.
Сержант Славни сидел за столом и что-то писал в конторской книге. Когда Джонни и Кассандра вошли, он мельком посмотрел на посетителей и снова вернулся к писанине. И лишь когда они подошли к столу, сержант оторвался от своего занятия и поднял глаза на вошедших. Медленно.
– Ты?
– Э… здравствуйте, сержант Славни, – промямлил Джонни.
– Что на этот раз? Инопланетяне прилетели?
– Мы насчет миссис Тахион, сержант, – вмешалась Кассандра.
– И что?
Кассандра посмотрела на Джонни:
– Давай рассказывай.
– Э… – протянул Джонни. – Ну… мы с Холодцом, Бигмаком и Ноу Йоу…
– Холодец, Бигмак, Ноу Йоу и я, – сказала Кассандра.
Сержант Славни посмотрел на нее.
– Так вас было пятеро?
– У Джонни не очень хорошо получается строить фразы, – сказала Кассандра. – Вот я его и поправила.
– И часто ты это делаешь? – спросил сержант и повернулся к Джонни: – И часто она это делает?
– Постоянно, – ответил Джонни.
– Не повезло тебе. Ладно, продолжай. Ты, а не она.
Когда сержант Славни был рядовым, он пришел в школу Джонни рассказывать, как прекрасна полиция, и случайно защелкнул на себе наручники. Кроме того, сержант Славни ходил в кружок народных танцев. Джонни как-то раз видел его в костюме с бубенчиками на коленях, размахивающего платочками. В обстоятельствах вроде тех, в которых пребывал Джонни в данную минуту, очень важно не забывать о таких вещах.
– Ну… мы шли мимо… – начал он.
– И никаких розыгрышей!
Минут двадцать спустя они с Кассандрой медленно спускались с крыльца полицейского участка.
– Все не так плохо, – сказала Кассандра. – Тебя же не арестовали. А ты правда забрал тележку?
– Да.
– Какое у сержанта было лицо, когда ты сказал, что прихватил вместе с ней Позора! Славни побледнел прямо как снег!
– А что такое прямые наследники? Он сказал, что у миссис Тахион нет прямых наследников.
– Родственники, – объяснила Кассандра. – Как правило, это означает родственников.
– И что, у нее ни одного родича?
– Ничего удивительного.
– Да, – сказал Джонни, – но обычно все-таки обнаруживается сколько-то-юродная сестра из Австралии, о которой ты и не подозреваешь.
– Правда?
– Ну, у меня, например, есть австралийская кузина, о существовании которой я узнал только месяц назад, так что в этом тоже нет ничего удивительного.
– То, что случилось с миссис Тахион, – Свидетельство Ущербности Нашего Общества.
– А что это значит?
– Значит, это плохо.
– Что у нее нет родственников? Ну, вряд ли правительство может их ей…
– Нет, что у нее нет дома и она бродяжничает и спит где придется. Что-то надо с этим делать!
– Ну, можно пойти и навестить ее, – сказал Джонни. – Она в больнице Святого Марка, это недалеко.
– А чем это поможет?
– Ну, возможно, немного поднимет ей настроение.
– Ты знаешь, что почти каждую фразу начинаешь с «ну»?
– Ну…
– Если мы отправимся навестить миссис Тахион, это ничем не поможет в Борьбе с Преступным Невниманием к проблемам бездомных и душевнобольных, так?
– Наверное. Просто, может, немножко приободрит ее.
Кассандра на некоторое время умолкла, потом призналась:
– Если тебе непременно надо знать… я не люблю больницы. Они битком набиты больными.
– Мы могли бы принести ей что-нибудь… что-нибудь такое, что она любит. И может, она обрадуется, когда узнает, что Позор жив и здоров.
– И там воняет, – гнула свое Кассандра, пропустив его слова мимо ушей. – Дезинфекцией. Гадость…
– Если подойти близко к миссис Тахион, то других запахов не слышно.
– Ты мне назло это говоришь, да? Только потому, что я терпеть не могу больницы?
– Я… я просто подумал, что было бы хорошо навестить миссис Тахион. И вообще, ты же навещала стариков в больницах и даже получила за это медаль герцога Эдинбургского.
– Да, но тогда в этом был хоть какой-то смысл.
– Мы могли бы подойти, когда время посещений уже почти закончится, так что не придется там задерживаться. Так все делают.
– Ладно, уговорил, – сказала Кассандра.
– И надо все-таки что-нибудь ей принести. Обязательно.
– Апельсины и все такое?
Джонни попытался представить, как миссис Тахион ест апельсины. Не получилось.
– Я что-нибудь придумаю, – сказал он.
Гаражная дверь хлопала на ветру.
Внутри гаража имело место следующее.
Во-первых, цементный пол. Старый, потрескавшийся, заляпанный машинным маслом. На нем навеки запечатлелись следы лап. Не иначе как некогда по незастывшему цементу пробежала собака. Такое всегда случается, когда кладут цемент. Еще на нем было два отпечатка ботинок. Время наполнило их маслом и пылью. Словом, отпечатки полностью слились с цементным полом.
Во-вторых, верстак.
В-третьих, велосипед. Почти полностью. Перевернутый вверх колесами и окруженный беспорядочно разбросанными инструментами и деталями. Картина наводила на мысль, что кто-то преуспел в искусстве разбирания велосипеда на части, но не достиг значимых успехов в мастерстве сборки этих частей обратно в единое целое.
В-четвертых, газонокосилка, безнадежно запутавшаяся в поливочном шланге, что всегда происходит в гаражах и на самом деле совершенно не важно.
В-пятых, магазинная тележка, битком набитая мешками всех видов и размеров, среди которых доминировали шесть больших черных пакетов.
В-шестых, несколько банок с соленостями, которые Джонни прошлым вечером аккуратно составил столбиком. Так они и стояли.
В-седьмых, объедки жареной рыбы с картошкой. Позор был твердо убежден, что кошачьи консервы придумали не для него.
В-восьмых, пара горящих желтых глаз в тени под верстаком.
И все.