Глава восьмая, в которой 666 наносит материальный ущерб, но добро не дремлет
С несправедливостью либо сотрудничают, либо сражаются.
В паре километров от дома, когда я стоял на светофоре, собираясь повернуть налево, случилась авария. Черный Чероки с пафосным номером 666, стоявший далеко впереди меня, вдруг поехал назад.
Не знаю, что творилось в голове водителя, но он прилично ударил передок моей машины. Особенно досталось капоту и правому крылу. Я готов был заплакать. Энергии для разруливания каких-то проблем не было. Не было даже уверенности, что у меня хватит сил принять душ по возвращении домой – настолько я устал и хотел спать. За окном так успокаивающе моросил дождик, а тут эта неприятность…
Мужчина лет сорока, нагловатый и резкий в движениях, полный, ниже среднего роста, спрыгнул из кабины джипа, не воспользовавшись подножкой слишком высокой для него машины. И сразу принялся материться. Его бесцветные, близкопосаженные глазки постоянно бегали, и оттого злость его казалась показной. Белки глаз были в красных прожилках. Он старался не смотреть на собеседника, говоря всегда чуть в сторону, цепляя меня своими поросячьими глазками лишь на короткие мгновения, когда переваливал щетинистую физиономию слева направо и обратно.
Стоять рядом с ним было неприятно, даже не вслушиваясь в ту мерзость, которую он лил нескончаемым потоком на невиноватого, в общем-то, меня. Мысленно я даже изобрел термин для этого безобразия – «Словонность».
От него явственно пахло спиртным, это же подтверждала некоторая неразборчивость речи и путаница мыслей, которые были предельно просты, и сводились к тому, что я, несомненный представитель группы сексуальных меньшинств, заслуженный звонитель чреслами, и просто сын козы, в силу того, что только что отведал рыбного супчика (что ли?), вступил в интимные отношения с задним бампером его машины, и поэтому он сейчас меня доведет до оргазма, потом вступит в половую связь, после чего уроет, закопает и снова вступит в противоестественную близость, от чего я – падшая женщина – буду работать остаток жизни на аптеку, наблюдать в своей моче избыток красных кровяных телец и обрету пристрастие к гомосексуальному оральному сексу.
В общем-то, я никогда не отличался особой агрессивностью, и всегда, когда ситуация это позволяла, старался обойтись без конфликтов. И уж, тем более, без драки. Но иногда, в очень редких случаях, я просто переставал себя контролировать.
Вот и сейчас в голове что-то щелкнуло, и я даже не стал развивать мысль о том, что из джипа, возможно, могут выйти еще несколько человек – уже конкретных братков, с целью быстро и качественно положить меня на этой блестящей от дождя вечерней дороге. Подождав, когда водитель джипа повернется ко мне в фас, я резко ударил его в подбородок, стараясь весь негатив вложить в один удар. Чтобы не озвереть вконец, и не растерзать этого толстяка, вывалившего в мой адрес такое количество оскорблений, какого я не получил за все прожитые годы в общей сложности.
Удар получился не очень сильным, но толстяку этого хватило, его голова откинулась назад, уронив кожаную кепку-бейсболку и обнажив блестящую лысину. Он упал на задницу прямо в мокрую грязь разделительного газона, споткнувшись о поребрик.
Сознания лысый не потерял – даже, похоже, наоборот, стал более осмысленно смотреть на вещи, наконец-то поняв, что его запугиваниям тут грош цена, а этот парень рядом не настроен каяться в содеянном и трепетать перед ним.
Его глаза забегали еще быстрее, на покрасневшем лбу выступила испарина от перенесенного унижения. Задыхаясь от мата и возмущения, он хлопал себя по карманам, что-то искал – возможно, оружие. Но, к моему счастью, не находил. Он не выглядел испуганным, но и на бойца не походил, хотя взгляд был еще тот. Злоба выплескивалась обильной волной, почти физически ощущаемой. Но я на такие взгляды насмотрелся, меня одними глазами не возьмешь.
При этом он продолжал в словесном смысле качественно топтаться по моему самолюбию и гордости, видимо, в силу инерции своего склочного характера. Ругань непрерываемым рвотным потоком хлыстала из его пахнущего чесноком и виски рта. И, пока толстяк сидел, а потом вставал, опираясь руками о землю, я услышал едва ли не больше того, что было сказано им до полученного удара.
После того, как хам поднялся и, явно намереваясь ударить, почти закончил очередное свое псевдо-пророческое заявление в отношении моего ближайшего будущего, он схлопотал еще два удара – боковой с левой руки по печени и прямой в нос с правой.
Полагаю, печень, скрытую толстым слоем жира, я не достал, но нос откликнулся. Кровь брызнула на его белую рубашку, а глаза затуманились. Ему снова пришлось подниматься с облюбованного газона, на этот раз уже молча. Он достал из заднего кармана мобильник и тупо смотрел на его потухший раздавленный экран. Тут толстяк как-то растерялся и немного сник.
– Ну ты, козел, мне за все ответишь… – шептал он, упорно тыча в клавиши мертвого телефона.
Тут меня снова на мгновение накрыло, но бить я этого урода уже не стал, а как-то, на одном дыхании, выдал неповторимую фразу, нагнувшись к его уху:
– Присохни в позе, шпидагуз дырявый. Я по ширме бил, когда ты, балабол, еще фазаном бурагозил. Номер не оторвется. За точило по полной нагружу, а за базар ответишь пятаком. Дуплом собственным ответишь. Въехал, чухан?* (*Замри, пассивный гомосексуалист. Я совершал карманные кражи, прикрывая руку каким-либо предметом, когда ты, еще молодым, нарывался на неприятности. Задуманное не осуществится. За автомобиль получу полностью, а за разговор ответишь собственным анальным отверстием. Понял, опущенный?)
Фраза и самого-то меня удивила. Хотя бы тем, что собеседник был лет на десять-пятнадцать постарше. Так что, когда он еще «фазаном бурагозил», я тихо ненавидел рассольник в младшей группе детского садика «Звездочка».
Да и настолько длинных фраз на фене я никогда не конструировал. Что говорить об остекленевшем толстяке, озадаченное лицо которого никак не могло справиться с мышцами, уронившими нижнюю челюсть, и совсем не хотевшими поднимать ее обратно? Хотя смысл сказанного мной был для толстяка хорошо понятен – об этом говорил испуг, промелькнувший в его водянистых глазах на фоне бездонной злобы.
Он дернулся к своему джипу, но в этот момент, перпендикулярно нашим машинам, остановилась полицейская тойота, из которой, скрипнув дверцей, вышел гаишник в форме капитана. Неразборчиво представившись и козырнув, он спросил, в чем собственно, дело.
Я, на удивление спокойно, короткими, как лай, фразами, описал обстановку:
– Стою налево поворачивать. Этот сдал назад. Или передачи перепутал, или в неадеквате… Капитан посмотрел на машины, не очень внимательно слушая меня.
– Да, я видел, стоял на перекрестке. Скорая помощь нужна? – он с интересом смотрел на вытирающего нос толстяка, который, почему-то, все время отводил глаза. Толстяк, до сих пор находящийся в легком шоке от сказанного и сделанного мною, отрицательно помотал головой. Но с появлением представителя власти уверенность и вальяжная наглость к нему вернулись, он даже плечи расправил.
– Попрошу документы на машину и права.
Я протянул свой пакет, а лысый захромал к джипу, все еще пытаясь завести свой мобильник. Через минуту, покопавшись в бардачке, он вернулся с документами, сверху положив визитку одного из самых высокопоставленных гаишников города.
– Слышь, лейтеха, пойдем перетрем…
– Слышкать будешь в своем хлеву свинарке тете Клаве, а сейчас вы разговариваете с капитаном государственной автоинспекции при исполнении служебных обязанностей. Лицо его сохраняло каменное выражение, лишь уголки губ едва заметно приподнялись в улыбке. В глазах же его бушевали такие всполохи, что боров не решился заново хамить.
– Да ты глаза разуй, – имелось ввиду, что самым главным документом из переданных капитану, является визитная карточка.
– Я же вам сказал, что видел, как вы нарушили. Причем здесь визитка начальника городского ГИБДД?
– Да то, что ты видел, жене своей будешь рассказывать, или маме. Он дистанцию не соблюдал… – видимо, именно про таких говорят, что его могила исправит.
– Дистанция определяется между движущимися автомобилями. Вы стояли на светофоре. Кроме того, он стоял от вас метрах в пяти – этого более чем достаточно, – полицейский что-то выписывал из документов в свои бумаги.
– Ну, посмотрим, умник. Как ты говоришь, твоя фамилия?
Капитан заинтересованно отвлекся от бумаг:
– По буквам произнести?
– Внятно, по буквам, какое отделение, кто начальник? – боров брызгал слюной, лицо его покраснело.
ГИБДД-шник подошел к нему, возвращая визитку.
– Фамилия та же, что и на визитке. Инициалы в обратном порядке.
Толстяк замолк, отдирая мокрые брюки от необъятной задницы, и вопросительно посмотрел на блюстителя закона, отказываясь верить, что перед ним сын главного городского гаишника.
– Звонить будем или протокол подписывать? У-у-у, да мы еще и в трубочку дунем? – капитан искренне обрадовался, почувствовав алкогольный выхлоп.
В глазах борова рушился мир. Такая знакомая и простая вселенная привычных продажных отношений. Когда безнаказанность покупается, и все остальное тоже. А то, что не продается, все равно можно купить – по знакомству. Похоже, для него созрел серьезный тупичок в этом уютном, но вонючем мирке…
А я подумал, что если черно-белые полоски в жизни будут чередоваться с такой неудержимой скоростью, задница личной зебры Толика Толиковича наступит намного раньше ожидаемого мною момента. Интересно, если бы я знал, что она уже наступила – это добавило бы мне оптимизма?