Глава 3
Бутылочка
Участники рассаживаются по кругу, соблюдая очерёдность «мальчик-девочка». По центру круга кладут на бок стеклянную бутылку – и несильно, но уверенно раскручивают её. Когда, проделав несколько вращений, она останавливается, определяют, на кого из сидящих в кругу показывает её горлышко. Далее таким же образом определяется следующий «активированный» – и после этого случайно сформированной паре полагается торжественно поцеловаться, не выходя из круга.
– Девять! – равнодушным голосом произнес Светофор и хлестнул по напряжённой обнажённой спине сложенным вдвое кожаным ремнем. – Десять!
– Я не могу на это смотреть, – простонала я сквозь зубы и закрыла глаза.
– Прекрати! – немедленно прохрипел Зверь и сжал мои пальцы, нисколько не заботясь о том, что делает мне больно. – Возьми себя в руки, пока не поздно.
Я выдохнула и распахнула глаза.
– Одиннадцать!
Север не кричал и не стонал, он вообще не произносил ни звука, а только вздрагивал, когда на кожу опускался ремень.
– Двенадцать!
Справа от меня несдержанно всхлипнула Лёшка, и Берёза грубоватым движением зажала ей рот ладонью. Затем на всякий случай прижала девчонку лицом к своей груди.
– Тринадцать!
Когда же это закончится? Почему так медленно тянется время? Пятнадцать ударов по спине растянулись в мучительную бесконечность. Я заметила в толпе Котика, его правый глаз подпух и налился бордовым, оригинально оттеняя его необычный цвет. Данила стоял, сверля меня молящим о прощении взглядом. Но я не была настроена на всепрощение. Мягко говоря. На самом деле, мне хотелось убить его прямо сейчас.
Поэтому я просто отвернулась, успев обратить внимание на то, как напрягся Зверь, заметив мой мимолётный интерес.
– Послушай, Старуха…
– Четырнадцать!
И снова чёрная кожа ремня опускается на смуглую спину, рассекая до крови. Я закусила губу, почти физически ощущая чужую боль, а Север по-прежнему молчал и сосредоточенно рассматривал землю у себя под ногами. И мне хотелось стать этой землёй в тот момент, хотелось взорваться, заорать… Не знаю. Всё, что угодно сделать, только бы он посмотрел на меня, чтобы понять, что он меня за всё это не ненавидит. Понять, о чём он вообще думает.
– Замолчи, пожалуйста, Зверёныш. Без сопливых скользко.
– Пятнадцать!
Наивная. Как будто по его взгляду можно что-то понять.
С последним хлёстким ударом Северов поднял глаза и выпрямился, отталкиваясь от флагштока за который держался. Слегка шатаясь, он повернулся в нашу сторону, скользнул по мне непонятным взглядом. Ядовито произнёс, обращаясь к своему другу:
– Всё-таки, Светофор, тебе надо чаще практиковаться. Клянусь, я бы с этой задачей справился лучше.
– Иди лесом, Север, – парень в бешенстве швырнул своей жертве под ноги орудие наказания. – Иногда ты в своем скотстве превосходишь даже самого себя, – сплюнул сквозь зубы и стремительным шагом покинул Облезлую площадь.
Спустя минуту за ним потянулись и остальные.
У флагштока остались только мы вшестером да ещё Мастер Ти, хотя в её присутствии уже не было никакой необходимости. Светлана ощущалась тут как совершенно лишний элемент. Похоже, она и сама чувствовала себя рядом с нами не в своей тарелке, потому что бросила недовольный взгляд и буркнула, надеясь остаться с Севером наедине:
– Ну, чего ждём, попутного ветра?
– Стоять, – Север остановил наш порыв немедленно смыться и повернулся к Мастеру:
– Цветочек, – поморщился, когда подскочивший к нему Соратник отработанным до автоматизма жестом приложил к израненной спине холодное полотенце. – Мне надо решить пару вопросов со своими. Поэтому уйди отсюда, а?
Девушка некрасиво покраснела и прошипела сквозь зубы:
– Забыл, кто тебя сделал?
Теперь уже не только Светлана чувствовала себя не в своей тарелке. Мне лично, тоже совсем не хотелось присутствовать при этом довольно личном разговоре, но кто меня спрашивал? Когда же я попыталась незаметно смыться, воспользовавшись тем, что Север на секунду зажмурился, Зверь резко дернул головой из стороны в сторону, придерживая меня за руку. Заметивший попытку побега глава Фамилии буквально пригвоздил меня взглядом к месту. И уже затем, нехотя отведя от меня глаза, ответил Мастеру Ти:
– Детка, – он попытался улыбнуться, но вместо этого болезненно скривился. – Эй, осторожней там… Это всё-таки моя спина… Детка, ты путаешь понятия. Не ты меня, а я тебя, довольно регулярно и весьма приятно, не спорю. Но, откровенно говоря, я как-то подустал.
– Ой, баран… – едва слышно выдохнул Зверь.
Ситуация из плохой стремительно превращалась в очень плохую, потому что даже Север не может себе позволить разговаривать с Мастером в таком тоне. И плевать, что этого Мастера связывают с ним какие-то личные отношения… А может и не плевать. Может это просто мой мозг ещё не вышел из ступора, когда Светлана минут тридцать назад огласила вердикт:
– Пятнадцать ударов!
Пятнадцать ударов? Я растерялась в тот миг и подумала, что вижу дурной сон. О чем она говорит? Я недоверчиво оглянулась по сторонам, ожидая увидеть схожую реакцию на лицах остальных участников скандала. Но немного удивлена была только Лёшка. Остальные молча отводили глаза. Да ещё Котик сверлил меня просительным взглядом.
Тогда Светлана выглядела более уверенной и сильной. Но не теперь.
– Пятнадцать ударов! – повторила она и посмотрела на соперника Севера. – Светофор, приступай!
– Я? – Светофор моргнул. – Светка, ты в своём уме? Он мой лучший друг!
– Вот и будет вам обоим наука на будущее, – усмехнулась девушка, никак не реагируя на панибратское «Светка». – Я жду.
Север посмотрел на неё тяжёлым взглядом, а затем неожиданно его губы растянула злая ухмылка.
– Ну что ж, – неспешно он расстегнул собственный ремень, со свистящим звуком выдернул его из шлёвок и вручил Светофору. – Пусть будет мне наука.
– Арсений, – Светлана снисходительно улыбнулась. – Ты же понимаешь, это мой долг как вашего наставника. Я обязана следить за соблюдением правил.
– Я понимаю, – Северов плавным движением стянул майку и швырнул её мне. – Ёлка, отдаю на хранение.
Я ухватилась за нагретую телом ткань двумя руками, все ещё не веря, что прямо сейчас на моих глазах один человек будет избивать другого, и ещё два десятка будут за этим наблюдать.
– Соратник, – Север взялся двумя руками за флагшток и немного наклонил голову – Полотенце приготовишь?
Через плечо посмотрел на своего лучшего друга, который с несчастным видом рассматривал ремень, и попросил:
– И не отлынивай, пожалуйста. Не хочется, чтобы она заставила кого-то другого исправлять твои недоработки.
Мастер Ти одёрнула на груди серое платье и уверенно поправила волосы.
Сейчас ей этой уверенности явно не хватало.
Тридцать минут прошло, а выглядела девушка так, словно состарилась на год.
– Светка, слушай, – в голосе Северова вдруг появились какие-то мягкие, сочувственные нотки, но у Зверя этот тон отчего-то вызвал совершенно необъяснимую реакцию:
– Ой, баран… – снова повторил он и прикрыл глаза рукой, словно ему было стыдно смотреть на происходящее.
Спустя мгновение я поняла причины его волнения. Ничего мягкого в Севере не было и в помине:
– Сколько тебе? Двадцать пять, двадцать семь? К этому возрасту уже должна была научиться читать… Сходи в библиотеку, возьми толковый словарь и посмотри значение слова «нет».
– Ты же не серьезно… – пробормотала Светлана, и мне захотелось последовать примеру Зверёныша и закрыть лицо руками. Только в отличие от приятеля я не собиралась просовывать между пальцами любопытный конопатый нос и подсматривать рыжим глазом.
Потому что мне действительно было неловко за неё. Так унижаться из-за парня…
Но следующие слова Севера убедили меня, что унижалась она вовсе не из-за его красивых глаз:
– Я не пойду к тебе в ученики, даже если ты будешь доставлять мне удовольствие по десять раз за ночь, – и по слогам, со злостью выдавливая из себя каждый звук: – Меня это не интересует.
Светлана несколько раз сжала и разжала кулаки, я видела, как побелели костяшки её тонких пальцев, как от лица отхлынула кровь. Как растерянно Мастер переводила взгляд с Севера на Соратника, на меня, опять на Севера, как моргнула, словно не понимала, как такое могло случиться с ней… А затем шагнула к парню и дрожащим голосом напомнила:
– Ты не можешь так поступить со мной в последний год. Арсюш, у нас же был договор…
– И после сегодняшних событий я разрываю его в одностороннем порядке.
Светлана побледнела еще больше и пустилась в какие-то путаные объяснения и вялые оправдания, которые всех, даже меня, убеждали в том, что во всей этой неприятной истории она сыграла не последнюю роль. Я искренне не понимала, где и когда успела перебежать Мастеру дорогу. Что я могла за своё недолгое пребывание в корпусе совершить, чтобы вызвать у девушки такую ненависть? И несмотря на это, мне было её даже жаль. Потерять потенциального ученика – не самая приятная вещь, которая может приключиться с начинающим Мастером, а возраст Светланы прямо говорил о том, что она совсем недавно вышла из подмастерья.
Однако от моей и без того слабенькой жалости не осталось и следа, стоило мне вспомнить о Даниле.
Неужели Котик говорил правду, утверждая, что не виноват? Может, я погорячилась, засветив ему в глаз? Всё-таки в поведении моего товарища по учебным часам ничто не указывало на то, что он может поступить подло.
Север тем временем отвернулся от Светланы, вырвал из моих рук свою майку и, не глядя мне в лицо, велел:
– У Колеса в субботу стоишь рядом со мной.
Я открыла рот, чтобы незамедлительно высказать своё согласие, прямо сейчас я не была готова к новым спорам. Откровенно говоря, я не уверена, что вообще буду готова к ним в будущем. Не после наглядной демонстрации того, на что готов пойти Север, чтобы добиться своего. Моё затянувшееся молчание было немедленно воспринято им как безмолвный протест, взгляд немедленно стал напряжённым и жёстким, а голос заскрипел ледяной крошкой:
– И по-хорошему прошу, никаких больше споров!
Он не просил. Не уверена, умеет ли вообще Арсений Северов просить. Пока при мне он либо отдавал приказы, либо ставил перед фактом. Это я для себя уяснила ещё в первый день знакомства, поэтому тон его требования не удивил, но заставил задуматься.
Северов совершенно точно был в ярости, она кипела в крови, натягивая мускулами смуглую кожу, плескалась в глазах девятибалльным штормом. И, признаться, я не была уверена, кто был причиной рождения этой бурной эмоции: Котик с его навязчивой идеей, Светофор с желанием «поступить по правилам» или я.
– Хорошо, – выпалила наконец неожиданно тонким голосом, завороженно следя за тем, как на мужских скулах проявляются два белых пятна, а через секунду откашлявшись добавила уже нормально: – Я поняла.
Северов разорвал зрительный контакт, просовывая голову в ворот майки, и не мог видеть, как Зверь, покрутил пальцем у виска, повторяя беззвучно:
– Ой, баран…
Совершенно точно не мог видеть, но, вероятно, умел слышать мысли. Потому что глянул на мальчишку мрачно, заставив того попятиться со словами:
– Ну, повеселились и хватит. В смысле, дел же много еще… У меня в тире мишень зарезервирована…
Я подумала, что все последуют его примеру, Лёшка так сразу, как только услышала слово «тир», воспользовалась моей временной невменяемостью и сбежала вслед за Зверёнышем, понимая прекрасно, что я захочу опять утянуть её в библиотеку.
Так и получилось. Соратник вручил мне всё ещё влажное полотенце, а Берёза, глазами изображая то ли взбесившуюся лошадь, то ли человека, севшего голым задом на муравейник, постучала ладонью по лбу. После этого они тоже смылись, оставив меня наблюдать за тем, как глава их Фамилии, свистя от боли сквозь зубы, пытается натянуть майку.
– Север, – я смущенно кашлянула. – Ты это…
– Я в порядке! – мне было понятно, что он не в порядке, но спорить с ним я не стала. – Не в первый раз. Не нужно.
Наплевав на грозный взгляд, я шагнула парню за спину и, едва сдерживая слезы, провела рукой над одним из рубцов, не решаясь коснуться кожи.
– Может надо чем-то помазать… – пробормотала я.
– Угу, есть одно надёжное средство, – он покосился на меня через плечо и, кривовато усмехаясь, предложил: – Говорят, если поцеловать и подуть, то заживёт быстрее. Самому мне не дотянуться, так что…
Не говоря ни слова, я опустила иссиня-чёрную майку до пояса, краем глаза отметив, что ремень уже успел занять свое привычное место, а потом всё-таки нашла в себе силы, чтобы сказать:
– Север, прости, я…
Он жестом остановил мое невнятное лепетание, пробормотав уже привычное:
– Должна будешь.
Да уж. При такой скорости наращивания долгов я с Севером никогда в жизни не рассчитаюсь, кажется.
А ведь ничто не предвещало неприятностей. Наоборот, я была уверена, что обхитрила всех и нашла способ левого заработка.
– Извини, Зверёныш, – сказала я Зверю, отказываясь от его щедрого предложения, – но не сегодня. Давай мой разврат отложим на другой день. У меня тут одна идея появилась… не до него мне сейчас.
На голодный желудок о разврате не думается. На голодный желудок вообще мало о чём хорошо думается. Может, только если об алгебре да физике с геометрией в придачу…
– Ты куда? – прокричал мне в спину Зверь.
– Зарабатывать на кусок хлеба…
Куда же еще? Одна удачно написанная фраза не могла изменить моего отношения к Книге лиц. Наверное, слишком долго Цезарь объяснял мне намёками и полутонами, чем она является по своей сути, чтобы сейчас в один день я отказалась от старых привычек.
Ошибка была совершена мной изначально. Вообще не надо было появляться в эфире, врываясь на общедоступные страницы со своим наивным гневом. К счастью, у меня хватило ума ограничиться одним предложением. Будь текст моего сообщения чуточку длиннее, не Цезарь, так Палач и его люди обязательно вычислили бы меня по построению фраз, по использованию определённых слов, по тональности, по стилю.
Вне всякого сомнения, детский социум в ближайшее время ждёт ряд встрясок и проверок. В первую очередь, полагаю, они затронут новых пользователей Книги. А в частности тех, которые пишут в моём стиле. Тут Сашку обмануть не получится. Он слишком хорошо меня знает. Иногда мне вообще казалось, что он видит меня насквозь. Реши я начать пользоваться Книгой на полную, разоблачение было бы неминуемым.
Но кто сказал, что я буду пользоваться по полной? Пара-тройка подслушанных фраз, а главное – никакой отсебятины впредь. И лучше не высовываться, а, как говорил Сашка, заполнять страницы со смыслом.
В тот день я не стала тратить все свои случайно заработанные элы на еду, хотя желудок громко протестовал, пугая звериным рычанием продавца в Бытпроме, где я спустила все деньги на шерстяные нитки, замеченные мною ещё утром в отделе уценённых товаров. Не знаю, кто и зачем заказал несколько десятков мотков первоклассной шерсти, вряд ли на весь Корпус найдётся другой подобный мне псих, но, судя по желтизне упаковочной ленты, случилось это точно ещё до моего рождения.
Продавцу в текстильном отделе на вид было лет тринадцать, но, судя по тому, как он уверенно себя чувствовал за прилавком, я ошибалась и это был его не первый год в Корпусе. Впрочем, первогодки, как меня радостно просветил Котик, займут свои места у Колеса Фортуны уже в эту субботу. Нам просто повезло с отсрочкой, так как судьбы местных «самоубийц» решались исключительно раз в неделю – в десять утра каждую субботу. Без исключений, даже если эта суббота выпадала на праздничный день и день рождения Цезаря, который отмечался дружно и весело всем Яхоном.
– Если не секрет, – мальчишка бросил на меня оценивающий взгляд и продолжил заталкивать мотки в, купленную здесь же, большущую, с меня ростом, сумку. – Что ты с этим будешь делать?
– Секрет, – ответила я, любовно поглаживая ласковую чёрную шерсть.
Говорят, у каждого человека есть страсть. Кто-то встает посреди ночи, чтобы записать приснившуюся фразу. Кто-то царапает, едва удерживая в торопливых пальцах карандаш, ноты на обрывке бумаги. А лично я из тонких нитей создаю шедевры. Не знаю, кто и когда научил меня вязать, по-моему, я умела это делать всегда. И, что самое приятное, об этой моей страсти, благодаря навязчивой идее Цезаря спрятать Тень от посторонних глаз, не знал никто. Даже он сам.
Узнай он о том, что я по ночам вместо того, чтобы спать или учиться, вяжу свитера для Тоськиных кукол, или что мой любимый синий кардиган я связала себе сама, после чего намертво пришила к изнанке лэйбл, споротый с купленного накануне платья… Думаю, в лучшем случае, меня бы ожидал разговор в стиле «не пристало белым ручкам цесаревны заниматься чёрным трудом». А в худшем, мне раз и навсегда запретили бы делать покупки самостоятельно. Но Цезарь ничего не узнал, а я надёжно прятала свою страсть от посторонних глаз.
К счастью. Потому что теперь можно было одним ударом убить двух зайцев, даже трех, если получится: и денег заработать, и удовольствие при этом получить, и, при благоприятном стечении обстоятельств, даже страницы заполнить. Со смыслом.
Начать я решила с чего-то не очень большого, чтобы как можно быстрее получить конечный результат. Вязалось хорошо и быстро. Нитки, повинуясь самодельному крючку, ровными петлями послушно строились в столбики, выплетая незамысловатый узор. И, признаюсь откровенно, восторженный Лёшкин взгляд только способствовал увеличению скорости вязания.
Идея была не оригинальна и очень проста. Пусть элы и пэпы горят синим пламенем, а лично я перехожу на натуральный обмен.
Уже к обеду следующего дня моя Книга пополнилась новой записью. Я, злорадно вспоминая все Сашкины нравоучения, разместила на своей странице фотографию мужской серой шапочки с подписью «Моя работа».
Подписчиков у меня немного, да это и неважно, потому что эту работу я продавать не собиралась.
– Это подарок? – спросил Данила удивлённо, примеряя шапочку, которая, к слову, ему очень шла.
– Вообще-то не совсем, – честно призналась я. – То есть, да. Подарок конечно, но ты в обмен должен всем рассказать о том, что я с радостью работаю за натуру.
Котик отвернулся к большому зеркалу. Наш разговор состоялся на первом этаже Института возле закрытого ещё в позапрошлом веке гардероба.
– За натуру? – парень круговым движением стёр со стекла пыль и поймал в отражении мой взгляд. – Зачем тебе это?
Я пожала плечами, не собираясь рассказывать о своих сложных взаимоотношениях с Книгой лиц.
– Не знаю о твоей старой Книге, но эту ты удачно начала, – Данила повернулся ко мне и улыбнулся неожиданно мягко.
– Считай это моей прихотью, – предложила я.
– С огромным удовольствием!
Внезапно оказалось, что Котик стоит слишком близко, что его пальцы сжались на моих запястьях. Что парень наклоняется к моему лицу, замирает, словно в раздумьях, в миллиметре от моих губ, а затем выдыхает протяжно и с сожалением тихим шёпотом прямо в ухо:
– У хорошеньких девушек всегда такие очаровательные прихоти…
Я отшатнулась от него, раздосадованная на свою заторможенную реакцию и изумлённая внезапным поворотом со бытий.
– Дань, – заглянула парню в глаза, пытаясь вложить в свои слова как можно больше уверенности и искренности. – Это просто шапочка. Я ничего такого не хотела. Не думала…
Он широко улыбнулся и на короткое мгновение стал похож почему-то на Севера, хотя между этими двумя вообще ничего общего не было.
– Просто у тебя, должно быть, много друзей, – продолжила убеждать я, дрогнув на «должно быть». Потому что в этом месте смело можно было говорить «я точно знаю», потому что я проверяла.
– И я подумала, что ты сможешь сделать мне хорошую рекламу…
– О, да. Это я смогу, – Котик кивнул, подхватывая меня под руку и всё с тем же выражением на лице.
Не скажу, что его интерес был неприятен. Не был. Данила симпатичный парень и… И, в конце концов, все мои воспоминания об интересе такого рода, который кто-либо когда-либо проявлял в мой адрес, ограничивались взглядами покойного Могилевского. И этот опыт сложно было назвать приятным…
Но как это всё не вовремя.
Возможно, я смалодушничала, не расставив в наших отношениях все по своим местам. Надо было сразу отрезвить Данилу решительным «нет». Но это было действительно лестно: ловить на себе задумчивые взгляды, заставлять чужие глаза загораться огнём. И, наверное, я всему этому потакала, позволяя себе наслаждаться этими совершенно незаслуженными жаркими взорами, хотя я заранее знала, что дальше зайти не позволю.
Всё надо было прекратить, например, в среду, когда Котик, протягивая мне снятую с верхней полки книгу, задержал мои ладони в своих руках. Надо было не сбегать, когда он открыл рот для того, чтобы что-то… Я уже тогда знала, что именно – сказать, а выслушать и ответить. И прекратить это всё.
Хотя бы в четверг, раз уж во вторник и среду я не смогла найти в себе сил.
Я же, вместо того, чтобы задуматься к чему может привести такое безалаберное поведение, активно изучала жизнь в Корпусе, училась и вязала всё своё свободное время.
К утру пятницы серое пончо с тонкими чёрными вставками было готово. Лёшка сказала, что оно офигенное. Данила же в своей характеристике был более конкретен:
– Тепло, функционально – сама поймёшь во время первой же ночёвки в поле. А главное, унисекс. Мне нравится, – посмотрел на меня одним из тех самых своих взглядов и добавил: – Очень-очень нравится, – ловко перехватил мою руку и прижался к ней губами. – Оль, ты же видишь…
Нет. Нет-нет-нет! Ничего не вижу и видеть не хочу. Пожалуйста, Данька, давай оставим всё, как есть!..
– …видишь, что я с ума от тебя схожу…
– Дань…
– Нет, подожди, не перебивай. Я готовился. Я думал. Много. С самого понедельника, когда ты попросила помочь тебе с химией… Ёлка, ты совсем не умеешь врать!
Я вдруг почувствовала себя актёром в незнакомой пьесе, когда рампы зажжены, занавес поднят, полный зал зрителей не сводит с тебя глаз, а ты просто не понимаешь, что происходит.
– Э-э-э…
– И это до чертиков приятно! – продолжил Данила, прожигая меня счастливым взглядом. – А потом шапочка эта…
– Даня! – я зажмурилась и застонала. – Я же объясняла!
– Да-да, я помню. Я же сразу тебе сказал, что я всё понял! – его слегка глуповатая улыбка говорила о том, что ни черта он не понял. А если и понял, то совсем не то, что я хотела сказать. Следующие его слова только убедили меня в этом предположении. – И про химию, которая тебе якобы не нужна, и про рекламу, и про натуру… Ты такая выдумщица!
Давно, когда Тоська ещё была Тоськой, а не моей Тенью. До Башни Одиночества и даже до Цезаря, потому что Цезарь тогда ещё не был Цезарем, но уже всё говорило о том, что он им станет. Во время одного из очередных переходов Сашка оставил нас в какой-то усадьбе. Не знаю, кто с нами там был, далеко ли был Цезарь, где мы были, была ли там охрана – была конечно, просто я не помню – вообще ничего не помню, кроме одной светлой комнаты с окнами до пола. Там были горы игрушек, и мы играли там целыми днями, а потом с нашей нянькой случилась странная штука: она вдруг застыла посреди комнаты столбом, выпучив глаза и, кажется, даже не дыша. Стояла так до тех пор, пока на наш голодный, захлёбывающийся горем крик, не явился мужик в резиновых сапогах и с косматой бородой. Он всплеснул руками и хмуро констатировал:
– Кататония.
Да, примерно так я себя чувствовала: беспомощной, замершей в пространстве и времени. И обязательно с выпученными глазами.
Я выдумщица? И я уже не говорю о том, что я – кто угодно, но не Олька… Я?
Данила притянул меня к себе за руку и ласково прижался губами к моей щеке.
– Не понимаю, почему ты смущаешься и, если честно, это твоё право. Ты от того только более очаровательной становишься… В общем, я всё сделал сам.
– Сам? – мой псевдокататонический приступ, слава Цезарю, действительно был только псевдо. – О чём ты говоришь?
– О разрешении, конечно!
Данька полез в карман за сложенным вчетверо листом бумаги, на который я после только что произнесённой речи вообще не обратила внимания.
Котик без предупреждения притянул меня к себе вплотную для поцелуя. Я сработала на инстинктах. И моим инстинктам, вероятно, показалось что самое лучшее, что они могут сделать в этой ситуации – это засветить со всей силы в глаз.
– Уй! – Данила шарахнулся от меня в сторону. – Ты с ума сошла?
Во мне немедленно подняла голову недремлющая совесть.
– Ты мне глаз подбила! – не знаю, чего в его голосе было больше: удивления или обиды. Он недоверчиво смотрел на мои руки и, по-моему, не мог поверить в то, что они способны нанести удар такой силы.
– Сумасшедшая, – проворчал Котик, прикладывая к глазу золотой пэп, и я уже собралась просить у него прощения.
– Я же всё по правилам… даже заявление Мастеру на писал…
Следующие пятнадцать минут стали одними из самых ужасных в моей жизни.
Новость первая. Я узнала о том, что в Книгу надо заглядывать всё-таки чаще, чем раз в неделю. Потому что ещё вчера вечером Котик разместил на своих страницах сообщение о том, что я согласилась стать его девушкой.
– Но я же не соглашалась! – возмутилась я.
– Кто думал, что ты можешь отказаться? – раздражённо выпалил Данила, отнимая от глаза совершенно не помогающий золотой.
Новость вторая. Заявления такого рода в Корпусе можно делать только с благословения Мастера Ти. И это благословение Котик исправно получил, воспользовавшись щедрым советом сделать мне сюрприз. Девушкам такие вещи нравятся, оказывается…
– А что, романтично же! – он зло засунул монету в карман и посмотрел на меня обиженно.
Новость третья. После подобного заявления у того же Мастера Ти необходимо испросить разрешение на секс.
– На что? – заорала я, и эхо от моего голоса многократно отразилось от стен вестибюля.
– На секс, – буркнул Данила. – Нормальные пары занимаются сексом, любовью, если хочешь, а не колошматят друг друга.
– Мы не нормальная пара, – прошипела я.
– Я об этом и говорю…
– Мы вообще не пара, Данька! Ты спятил? Иди немедленно в Дом и…
– Поздно, – Котик вздохнул. Его убежавший в сторону взгляд сказал мне о том, что есть и четвертая новость. – Поздно, потому что ты член другой Фамилии. Я уже подал заявление своему главе.
Мне захотелось завыть и зарычать одновременно, но вместо этого я спросила почему-то шёпотом:
– И?
– Да не пугайся ты, – Котик небрежно махнул рукой. – Светофор сказал, что обо всём договорится… Не бледней ты так! Зелёная почти стала. В самом крайнем случае тебя вызовут для освидетельствования в Дом… А потом делай, что хочешь. Не стану я с тобой… принуждать не буду, если тебя это так волнует.
Слегка дезориентированная упоминанием Светофора, который, кажется, тоже имеет ко всему происходящему какое-то отношение, и сбитая с ног благородным отказом Котика от моего изнасилования, я всё-таки смогла уцепиться за главную мысль:
– Для какого освидетельствования? – с голосом творилось что-то неладное, теперь из шёпота он превратился в писк.
– Не будь ребенком. Ясно, для какого! На предмет заболеваний. Не может же Мастер Ти одобрить официальные отношения без справки от врача.
– Я тебя убью.
При мысли о том, что врач напишет в справке и как отреагирует на некоторые особенности моего организма, стало дурно.
– Оль, ты чего?.. Да ничего же страшного не происходит… Ты что, совсем не хочешь? Мне казалось, что я тебе нравлюсь…
Он замолчал под моим злобным взглядом и пробормотал:
– Прости.
– Идиот!
– Я виноват, да? Прости, пожалуйста. Светка сказала, что это так романтично и всё такое… С чего бы мне ей не верить?
– А если я не хочу?
Парень нахмурился.
– У тебя кто-то есть, да? Нелегально? Я так и знал, всё неправильно понял! Но ты же не отрицала. И должна была видеть.
– Да не было у меня никого! – я устало закрыла глаза.
Жизнь в Корпусе – как пробежка по минному полю без карты расположения зарядов. Каждый следующий шаг может стать последним.
– Я просто не хочу, понимаешь? Ни освидетельствования, ни отношений, ни тебя… Вообще ничего и никого не хочу сейчас, понимаешь?
– Сейчас? – Данила оживился. – А если не прямо сейчас, а скажем… – и немедленно сдулся, когда мои брови сошлись над переносицей. – Прости.
– Я так понимаю, что к врачу мне придется идти в любом случае?..
– Оля!
– Иди лесом, Котик. Откуда ты только взялся на мою голову?
Вцепившись руками в волосы, я выскочила из Института. В голове звенела пустота, пугая отсутствием мыслей и неизбежностью очевидного.
– Оля, подожди! – Данила не внял моей просьбе и выбежал вслед за мной. – Мы что-нибудь придумаем.
Я вдруг затормозила, вспомнив, о чем забыла спросить у него:
– А при чём тут Светофор?
Вспомнилось, как в день моего приезда в Корпус парень заполнял бумаги, как вальяжно в его присутствии вёл себя Север… Северов. Надо срочно идти к Северову. Прямо сейчас, не ожидая шестого дня, и…
– Так он же глава моей Фамилии, – проговорил Данила, остановившись на расстоянии трёх шагов от меня и явно опасаясь подойти ближе.
– Северов?
– При чём тут Северов? Светофор, – а затем скользнул взглядом куда-то мне за спину.
На долю секунды его красивое лицо перечеркнула некрасивая злобная гримаса, а в фиалковых глазах полыхнуло что-то тёмное и нехорошее… Но уже в следующее мгновение рядом со мной стоял всё тот же немного расстроенный милый Котик.
– Кажется, тебе все-таки не придётся идти к врачу.
Свинцовые тучи низко клубились, раздумывая, пролиться дождём или подождать ещё с полчасика. Серые здания, стоящие по периметру Облезлой площади, только добавляли картине мрачности.
Двое мирно беседовали о чём-то, остановившись в трёх шагах от изнывающего под тяжестью грозного неба флагштока. И мне не нравилось, как хмурился Северов, вслушиваясь в слова своего приятеля. Не нравилась нервная суета Соратника, о чём-то нашёптывающего на ухо Зверю, взволнованная краснота щёк Лёшки… И вообще, для учебного времени на площади собралось слишком много народу.
За спиной пискнул принятым сообщением наладонник, после чего Данила произнес:
– Северу ты видимо нужна больше, чем может показаться со стороны.
– Что? – растерянно посмотрела на навязчивого кавалера.
– Будет дуэль.
Котик снова как-то нехорошо хмыкнул и снизошел до объяснения:
– Набить морду мне он не может. Не по дуэльному кодексу это. Дуэль возможна только между равными – это главное условие, без выполнения которого все остальные теряют смысл. И то, что в этой драке ещё неизвестно, кто кому рыло начистит, никого не волнует. Ему по статусу не положено со мной драться.
– Ему не положено, – прошипела я зло, – Так я сама тебе во второй глаз засвечу!
Парень, уже успев познакомиться с моим ударом левой, решил не рисковать и, сдавленно хохотнув, отступил на шаг.
– Почему он вообще должен с тобой драться? – я последовала за ним и почти схватила его за грудки.
– Ну, права свои заявляет… Ёлка, что ты привязалась! Есть правила. Он тебя первым заметил, ты член его Фамилии, так что ему решать, с кем тебе быть и… ну, всё такое.
– Бред какой-то! – я схватилась руками за голову. – Документальный фильм из цикла «Животный мир». Да кто вам вообще позволил?
– В том-то и дело, что никто, – Котик неуверенно почесал нос, глядя в сторону Дома. – Дуэли категорически запрещены. И если об этом станет известно кому-нибудь из Мастеров…
– Что здесь происходит?
Откуда взялась Светлана никто не понял, она словно из-под земли вынырнула ровно в тот момент, когда Светофор и Север пожали друг другу руки, договорившись о месте и времени встречи.
– Всё в порядке, Цветочек.
– А мне кажется, что не всё в порядке, – Мастер Ти прижимала руку к груди и тяжело дышала, как после быстрого бега. – Мне достоверно известно, что здесь затевается дуэль.
– Света, тебе показалось, – Светофор подмигнул девушке карим глазом. – Мы тут просто обсуждаем некоторые вопросы…
– Ты! – Светлана резко повернулась в мою сторону. – Почему до сих пор не посетила врача? Разрешение ещё вчера было подписано…
– Ей не надо к врачу, – нахмурился Северов. – Котик со своим разрешением может сходить в комнату раздумий. Я не отпускаю Ёлку в другую Фамилию.
– Значит, всё-таки дуэль… – Светлана посмотрела на Светофора мрачным тяжёлым взглядом и произнесла: – И это уже не в первый раз. С этим надо что-то делать. Я думаю, созывать комиссию для такого простого дела не стоит. Приговор всё равно будет однозначен. Пятнадцать ударов.
Ни на какую вечеринку в ту пятницу я, конечно, не пошла. О какой вечеринке может идти речь, если утром у меня сначала появился парень, потом я стала счастливой обладательницей официального разрешения на секс, затем состоялась первая условно-семейная ссора, развод, участие в показательной порке и, наконец, практикум по оказанию медицинской помощи при телесных повреждениях средней тяжести?
Какая вечеринка? Я даже на учёбу не пошла, впервые прогуляв отведённые для занятий в Институте часы. Прекрасно понимая, что в библиотеке меня для выяснения отношений может поджидать Котик. А в спортзале кто-нибудь из Северовской Фамилии, с теми же целями. Я направилась туда, где меня точно никто искать не будет.
Наше общество устроено так, что существовать без разного рода мифов и сказок определённого устрашающего содержания просто не может. Ему обязательно нужны драконы, вампиры, чёрные руки, унитазы-людоеды, взбесившиеся мясорубки и прочая жуть, чтобы оправдать свои страхи и свою несостоятельность перед неутешительной реальностью. Вот и в Детском корпусе была своя легенда, своя чёрная дыра и, в некотором роде, свой огнедышащий дракон, чью территорию каждый более-менее здравомыслящий абориген старался обходить стороной.
Туда я и направилась.
Огромная зелёная цистерна была наполовину вкопана в землю, а в её покрытых ржавчиной боках были аккуратно прорезаны круглые окошки, оснащённые неожиданно весёленькими резными ставнями в цветочек. На надёжном деревянном крыльце под большим жестяным навесом, украшенным надписью «С каждым днём всё радостнее жить!», в кресле-плетёнке дымила самокруткой гроза всего Детского корпуса – Просто Полина Ивановна.
Её все именно так и звали: Просто Полина Ивановна. Ни когда она появилась на территории Корпуса, ни кто она такая, ни почему она в свои почтенные полсотни лет всё ещё находится в мире вечного детства, никто не знал. И вообще, зелёный вагончик старались обходить стороной, что напрямую было связано со склочным характером Просто Полины Ивановны и её не самой лучшей привычкой сначала стрелять, а потом говорить. И хотя стреляла старушка исключительно из пневматики, меткостью для своего возраста она обладала исключительной. Зверь даже порывался в доказательство показать шрам на собственной заднице, но я сказала, что верю ему на слово.
Лично мне с этой острой на язык пожилой дамой сталкиваться пока не приходилось. Поэтому я слегка растерялась и даже забыла зачем пришла, поражённая внешним видом женщины.
На коротких волосах цвета ранней весенней морковки весьма органично сидел красный с чёрным околышем берет, лихо заломленный за маленькое ухо, в котором красовалась жемчужина кокетливой сережки. Помада была подобрана под цвет берета, и носки, выглядывающие из чёрных, совершенно неимоверных ботинок с коваными квадратными носами и красными каблуками тоже. Помимо этого, на женщине был надет короткий зеленовато-серый жакет какого-то агрессивного полувоенного стиля и галифе такого же цвета. Огромные глаза за аквариумом толстых линз, заключённых в круглую оправу, медленно моргнули, изучая мою оторопевшую персону. Скрюченные артритом пальцы во время пристального осмотра не останавливались ни на секунду и споро управляясь со спицами, которые словно сами по себе, без участия маленькой женщины, вязали шарф в комплект к берету.
– Чего надо? – спросила Просто Полина Ивановна. При этом сигарета, прилипшая к уголку подковообразных губ, и не подумала выпасть. Вместо этого она, плавно переместилась в левый уголок рта и пыхнула оттуда в меня зловонным облачком.
– Доброе утро! – вежливо поздоровалась я и едва удержалась от желания отогнать сизую тучку дыма от своего лица.
– Пассивное курение губит детей! – прокаркала хозяйка зелёного вагончика и, дёрнув густо накрашенной бровью, велела: – Брысь!
Я тяжело вздохнула и уселась на крыльцо у ног пожилой дамы – импульсивной, импозантной и, если верить слухам, оригинальной.
– Если ты скажешь, что нет в жизни счастья, я тебя пну, – предусмотрительно предупредила Просто Полина Ивановна. – Больно.
– Не скажу, – пообещала я и сообщила: – А я ваши нитки в Бытпроме купила.
– Чёрные? Ну и ладно. Мне чёрный цвет не идёт. – Женщина, язык не поворачивается назвать её «старушкой», скрипнула креслом и щелчком отбросила окурок в сторону урны, промазав метра на два. Может, врали про её меткость?
– У ружья прицел другой, – без труда прочитала мои мысли она. – Пойдём в дом, будем повышать процент кофеина в крови.
Хозяйка зелёного вагончика поднялась, и я поняла, что моё первое впечатление о её миниатюрности было ошибочным. Роста она была довольно высокого, навскидку сантиметров на пять выше меня. И ещё очень стройная. Вид её прямой спины заставил меня втянуть живот, выпятить грудь, сзади всё убрать… Ну, в общем, достойную цесаревны осанку заставил принять.
– Только не пукни там от усердия, – проворчала Просто Полина Ивановна, которая, видимо, имела третий глаз на затылке.
Я благоразумно решила промолчать и только мысленно показала хозяйке зелёного вагончика язык да ещё обозвала её старой стервой, тоже мысленно, решив не рисковать лишний раз.
– Хотя женщине никогда не поздно начать думать о своей осанке, – не замечая скепсиса на моём лице, она продолжила развивать начатую тему, – Если она женщина, конечно.
Полина Ивановна неожиданно оглянулась, вперив в меня свои пугающие светло-голубые глаза, казавшиеся почти огромными за толстыми линзами, и вдруг спросила:
– Ты женщина?
Я растерялась под этим пронизывающим взглядом. Он, словно рентген, просматривал душу до самого глубокого дна, пробираясь в такие закутки и закоулки, куда я и сама ни разу не заглядывала. А если и заглядывала, то, боюсь, ничего хорошего или интересного там не находила.
– Женщина, – ответила я скорее испуганно, чем уверенно. Проклиная Зверя и Соратника за то, что они целый час травили байки, рассказывая о том, что и когда сказала хозяйка зелёного вагончика, в кого выстрелила, а кому наподдала, но и словом не обмолвившись о том, что она выжила из ума.
– Это хорошо, – Полина Ивановна шагнула к кухонному столу и задумчиво взяла ручную кофемолку. – А то у меня с неженщинами как-то общий язык не находится. А с мужчинами и вообще, того… Н-да. Ты проходи, не стесняйся.
Я решила не задумываться над странными словами о женщинах и неженщинах, а вместо этого оглядеться по сторонам.
На выбеленных стенах, всюду, где не было мебели, в рамочках разных размеров и цветов висели фотографии. Преимущественно черно-белые, но я заметила и несколько цветных. На узких подоконниках ютились тонколистые цветы, честно говоря, немного страшные на вид. Уверена, реши я потрогать один из острых листьев – обязательно отрезала бы себе палец. Всё небольшое помещение было разделено на две зоны: кухонную – сразу от порога, и жилую – обозначенную толстым ковром.
– Разувайся, – велела гостеприимная хозяйка, бренча посудой. – Тапочки у кровати возьми.
– Угу!
Я быстро сбросила кроссовки вместе с носками и прошла к дальней стене, где из-за старинной ширмы, разрисованной огромными красными маками, выглядывала спинка антикварной кровати на высоких металлических ножках.
Тапочки нашлись тут же, у тумбочки: розовые, со смешными пушистыми ушками и на небольшом деревянном каблучке. Я быстро нырнула в них ногами и с любопытством уставилась на гору книг, лежащих у кровати. Воровато оглянулась, проверяя не смотрит ли хозяйка в мою сторону, и двумя пальцами приподняла одну обложку: хотелось узнать, чем же странная женщина зачитывается по ночам.
Щёки загорелись, а пальцы, касавшиеся страниц, словно обожгло. Таких развратных картинок мне видеть не приходилось, если же рассказывать о тексте…
– Самое лучшее в жанре тяжёлой эротики, – похвасталась Просто Полина Ивановна, бесшумно подкравшись ко мне со спины. – Есть и порно. Интересуешься?
Я немедленно убрала руки за спину и затрясла головой.
– Нет, вы что?! Это… У меня учёба. У меня на… э-э-э… художественную литературу времени нет! Я просто посмотреть!
– Значит, не за книжками пришла? – она удивлённо приподняла густо накрашенные брови. – А зачем тогда?
– Да так, – я изобразила в воздухе абстрактную фигуру и вдруг совершенно неожиданно для себя искренне при зналась: – Если честно, некуда было больше пойти.
– Ну-ну… – она вдруг ласково потрепала меня по щеке сухонькой ручкой и велела. – Иди на стол накрывай. Голодная?
– Голодная, – не стала отказываться я и поскакала в кухонную зону, где мною был замечен открытый пенал с посудой. – Я в последнее время всегда голодная…
– Оно и понятно, – Полина Ивановна завозилась у рабочего стола, размышляя вслух: – Куда катится мир? Раньше хоть ваших в Корпус не присылали, а теперь всё к одному… Живи как хочешь… Тебе бы мяса съесть сейчас, стейк с кровью, а?
Я сглотнула.
– Вижу, что не отказалась бы… Увы. Я мясо давненько из своего рациона исключила. Так что придётся ограничиться салатиком.
– Да вы не переживайте, Полина Ивановна, – я пододвинула вилку ближе к тарелке и виновато посмотрела на пожилую женщину, – я же не за едой к вам пришла. В конце концов, у меня с Книгой, может, и не очень всё складывается, но с голоду не помираю…
Хозяйка хмыкнула, нарезая белый хлеб большими ломтями, и пробормотала:
– Не помирает она… Знаем мы, как таких Книга кормит… Можно подумать, меня сия чаша минула. Это вы сейчас дурака валяете, фотографии постите и анекдоты друг другу рассказываете. В моё время всё было намного серьёзнее…
– Вы тоже были в Книге? – я недоверчиво покосилась на лучшего снайпера Детского корпуса. Я себе как-то слабо представляла её с таблеткой в руках или с наладонником последней модели. – Ого! И какой у вас был… есть аккаунт?
– «Старая падла», конечно, какой же ещё? – невозмутимо ответила хозяйка и только снисходительно улыбнулась через плечо, когда я громко рассмеялась. – Сыру в салат добавить?
– Добавить, – кивнула я, расставляя приборы. Возможно, соглашаться было не очень красиво с моей стороны, но, во-первых, Полина Ивановна сама предложила, а во-вторых, она не была похожа на человека, которого можно заподозрить в том, что он станет делать что-либо исключительно из вежливости.
– Вот и славно. А после салата – тортик, – она подмигнула, извлекая из холодильника нечто волшебное, шоколадное, со взбитыми сливками. У меня, кажется, потемнело в глазах. – По чуть-чуть, да?
– Угу, – я сглотнула и пожалела о том, что согласилась на салат, на сыр и на всё остальное. Надо было сразу с торта начинать, все рецепторы взбунтовались только от вида этого кулинарного шедевра, рот наполнился слюной, а мозг попытался вспомнить, когда в последний раз мы с ним ели нечто настолько прекрасное. Кажется, никогда – сладкое в Башне Одиночества было под строжайшим запретом.
– Полина Ивановна, – спросила я, когда мы, сидя за круглым столом, обедали страшно вкусным салатом, – А вот эти фотографии на стенах – это просто красивые люди, или вы их всех знаете?
Женщина задумчиво огляделась и грустно ответила:
– Правильнее будет сказать, знала. Потому что большинство из них дали дуба физически, а остальные – метафизически, так сказать…
– Это как?
– А вот так, – она вдруг нахмурилась и посмотрела на меня так, что сразу стало понятно: вопросов на эту тему лучше не задавать. – Я их всех похоронила. Для себя.
Полина Ивановна отодвинула от себя тарелку и вышла из-за стола в кухонную зону, чтобы приготовить нам кофе. От моей помощи женщина отказалась, поэтому я, чтобы чем-то себя занять, не подходя при этом к стопке опасных книг у кровати, принялась рассматривать покойников физических и метафизических.
Вот женщина с лицом, закрашенным белой краской, с кровавыми губами, нарисованными бровями и глазами прозрачными, как вода в весеннем ручье. Вот мужчина с маленькой девочкой на руках. Снова та же женщина, только уже на черно-белом фото. Девочка лет шести держит на руках симпатичного мальчугана, умилительно похожего на бурундука. Групповой снимок молодых мужчин. Каждому не больше двадцати-двадцати двух. Они одеты в одинаковые белые костюмы, широкополые шляпы держат в руках. Я наклонилась ближе, чтобы рассмотреть крайнего справа парня, отдалённо напомнившего мне кого-то. Сходство было прямо на поверхности, и вместе с тем никак не удавалось поймать его и понять, на кого этот человек похож.
– Я в кофе немного коньяку добавила, Оля, – сообщила Полина Ивановна, вручая мне мою чашечку. – Ты не против?
– Не-а, спасибо, – я растерянно отхлебнула, продолжая рассматривать породистое условно знакомое лицо, и закашлялась, когда кофе обжёг коньячным вкусом пищевод. Щедрая хозяйка явно перепутала пропорции, потому что это был не кофе с коньяком, а коньяк, в который чуть-чуть добавили кофе. Для аромату, так сказать.
– Не крепко? – женщина заботливо похлопала меня по спине.
– Самое то, – прохрипела я, прислушиваясь к внутренним ощущениям.
– Ну и славно. Что ты тут рассматриваешь? – Полина Ивановна пальцем подцепила рамочку с групповым снимком и протянула задумчиво:
– А… главы Фамилий… Давно это было, сейчас белое не носят почти. Да и вообще нынешняя мода, откровенно говоря, как-то не в моём вкусе…
Меня как обухом по голове стукнули. Вот. Вот он, тот сапёр, который может провести меня по заминированной местности запутанного устоя жизни Детского корпуса. И, если правильно задавать вопросы, эта славная женщина, которую совершенно неоправданно так боится Зверь и компания, может стать моим самым главным помощником в вопросе выживания.
– Полина Ивановна, – несмело обратилась я. – Скажите, а сколько вам лет?
– Женщинам таких вопросов не задают, – немедленно ответила она.
– Я не к тому, – смутилась я. – Я хотела спросить, вы же давно в Корпусе живёте?
– Так родилась я здесь… Бросай ты это старьё, – небрежным жестом она перевернула недорассмотренный снимок лицом к стене. – Пошли-ка лучше еще дёрнем… по кофейку, а? Я тебе и тортика кусочек положила.
Я окинула голодным взглядом шоколад со взбитыми сливками и тяжело вздохнула – кусочек был действительно очень маленьким.
– Много сладкого тебе никак нельзя, – правильно расценила мой скептический взгляд хозяйка и своим заявлением заставила меня незаметно под столом ощупать свой живот и бедра. Может, прав был Сашка, наложив вето на десерт? Может, у меня лишний вес?
Однако мысли о лишних, вполне возможно, метафизических килограммах, аппетит мне не испортили, и торт исчез в мгновение ока.
Как говорит Лёшка: «И не напилась, и не наелась. Только во рту намусорила».
Отхлебнув из чашечки коньячно-кофейной смеси, я передёрнула плечами и спросила:
– А про нынешних глав Фамилий вы знаете?
Полина Ивановна брезгливо скривила губы, бросила на меня укоризненный взгляд и покачала головой, переведя взор в свою кружку:
– Кофе здесь явно лишний! – неспешно прошла в кухонную зону, и я уже было решила, что она не станет отвечать, просто проигнорировав мой вопрос, когда она заговорила, хлопая дверцами кухонных шкафчиков:
– Про нынешних-то? Само собой… Мелочь пузатая, все как один. Гонору много, а мужчины… никто не дорос… Да куда ж я тебя засунула?
Я подошла к хозяйке и подала ей широкий бокал для коньяка, светивший пузатым боком с верхней полки пенала.
– Ага, вот ты где! Про нынешних-то и сказать нечего, – продолжила она, возвращаясь в жилую зону. – Измельчал мужик, что ни говори. Фактически весь измельчал… А тебе зачем, ты за кем записана?
Я погрустнела.
– В смысле, за чьей Фамилией?
– Я так и спросила.
Совсем погрустнела и недовольно ответила:
– В том-то и дело, что хотелось бы, чтобы ни за чьей…
– Ты это брось! – Полина Ивановна больно щёлкнула меня по затылку, прежде чем грациозно приземлиться на свой стул. – Кофе ещё налей. Да не мне! Себе лей. Придумала тоже, ни за чьей. Жить хочешь?
– Хочу, – я растерялась от её грозного вида и автоматически потерла ушибленное место.
– Хочет она… Одиночки в Корпусе, Лялечка, не выживают, – я вздрогнула, услышав свое столичное прозвище. – И дело даже не в Лесе Самоубийц, не все его гости были бесфамильными. Дело в Колесе Фортуны. Ты рядом с кем завтра на распределении стоять будешь?
– Рядом с Севером… С Арсением Северовым, – и снова дёрнулась, как от неожиданного сквозняка.
– Замерзла?
– Нет… Неприятно просто…
Я вяло помешала кофе в чашке и зачем-то нажаловалась Полине Ивановне на Котика, на Зверя и на Севера со всей его Фамилией. Услышав историю о разрешении на секс и о несостоявшейся дуэли, женщина ехидно рассмеялась и покачала головой.
– Вот вам смешно, – я отодвинула в сторону остывший кофе: хуже тёплого кофе только чай с сахаром, хоть я и без ума от сладкого. – А я не знаю, что теперь делать, и как людям в глаза смотреть.
– А нечего тут делать, – Полина Ивановна щедро плеснула в бокал коньяку и пододвинула его ко мне, сама же приложилась прямо к бутылке. – Северов хуже бульдога. Уж если вцепился, зубы клещами не разожмёшь… Что до дуэли… Это вообще всё фарс, мальчишечья дурь. На самом деле, никто даже взглянуть в твою сторону не посмеет без разрешения главы Фамилии. Тут самая большая проблема не в этом.
– А в чём?
– Зачем Светке так понадобилось тебя под Котика подложить? Вот в чём.
Полина Ивановна пожевала губы, поправила очки и, глотнув ещё раз из бутылки, задумчиво произнесла:
– А Северов парень неплохой, хоть и пришлый.
– Пришлый? – не поняла я.
– Ну, да… Видела фото? – кивок в сторону повернутой к стене фотографии. – Вот их потомки ведущие роли в Корпусе и играют. Только цели у них теперь иные. Не скажу, что лучше прежних… Но и не хуже точно. Коньяк пей. Он вкусный.
Я засунула нос в бокал и блаженно зажмурилась, втягивая резковатый запах вишнёвой косточки.
– Спасибо, мне отлично и так…
Полина Ивановна внезапно, ничего не объясняя, поднялась и сняла всё то же фото со стены, а затем, вглядываясь в лица мужчин в белых костюмах, произнесла:
– Двенадцать Фамилий было, двенадцать и осталось… Петя Смирнов, Саша Муровей, Алёшка Котов… – перечисляла она имена, водя пальцем по снимку. – Двенадцать секторов одного круга. Двенадцать к одному, что тебе повезёт и ты выиграешь джек-пот…
Полина Ивановна опустила веки, уронив на нарумяненную щёку одинокую слезу.
– Двенадцать фамилий… – тыльную сторону ладони прижала к лицу, а затем вдруг потянулась через стол и цепкими пальцами до боли сжала мой подбородок, прошептав: – Скажешь кому про то, что я тут течь дала – язык вырву, зажарю и съем. Поняла?
Я не испугалась ни капли, я дёрнула шеей, вырываясь, и нагловато заявила в ответ:
– Не съедите. Вы же мясо не едите. Не захотите лишаться своей вегинности.
– Молодец, быстро учишься, – похвалила, усмехнувшись, Полина Ивановна. – Пошли на крыльцо, курить хочу.
А после крыльца был ещё коньяк. И разговоры. И мы прикончили салат. И обсуждали последние новинки в журнале «Вяжем сами». И кажется, ещё ели торт, потому что Полина Ивановна, которая потребовала называть её тётей Полей, сказала, что невозможно смотреть на то, какие взгляды я бросаю на холодильник.
Потом я видимо уснула, вслушиваясь в то, как непьянеющая тётя Поля усыпляюще постукивает спицами и тихонько рассказывает мне о запрещённых богах, о днях своей юности и о том, как завтра Колесо Фортуны будет выбирать, чем мне предстоит заниматься всю следующую неделю.
– Когда-то давно Решальный зал был выкрашен во все цвета радуги, – пробивался сквозь дрёму скрипучий голос. – А оконные витражи рассказывали истории из жизни запрещённых богов. Раньше буйство красок решало судьбы поколений, теперь чёрно-белое уныние определяет твоё будущее на ближайшую неделю. Ты спишь что ли там?.. Ну, спи-спи…
Я не спала, я бредила наяву. Жилая зона зелёного вагончика вдруг расширилась, ковер под ногами исчез, превратившись в камень, разукрашенный многоцветными квадратиками витражей. Большое колесо, похожее на рулетку, занимало весь центр разноцветного пола. А по окружности стояли перепуганные девушки, в среднем, шестнадцати-восемнадцати лет. Колесо всё крутилось и крутилось, а рисунки и буквы на нём сливались в гипнотизирующую спираль.
Я не была единственной, кто вслушивался в едва различимый скрип рулетки, по правую и по левую руку от меня стояли другие девушки. Мы крепко держались за руки, и мне всё казалось, что кто-то сейчас запоёт:
– Ой, как на Олины именины испекли мы каравай…
Но тишина, разбавляемая монотонным скрипом, была нарушена не песней, а одной из участниц этого застывшего хоровода. Светловолосая девушка, стоявшая слева от меня, вдруг подняла взгляд на парня за пультом управления и произнесла:
– Пожалуйста.
– Правила для всех одни, – ответил молодой человек.
– Руслан, я прошу тебя.
– Всё на общих условиях. Пойми же, глупая, это не моя прихоть. Я просто не могу рисковать всем проектом из-за личных привязанностей.
– Просто не можешь… – повторила девушка.
Колесо остановилось, и моя соседка, опустив взгляд, прочитала вслух:
– Муровей… Ну, что ж… Пусть повезет кому-то другому…
Воздух вдруг задрожал, как знойная августовская рябь перед глазами, я громко застонала и рывком села, осознав, что всё привидевшееся было только сном.
– Жуть какая-то, – прошептала я, потирая лицо руками и пытаясь сообразить, где я. Из-за того, что я заснула на коротеньком диванчике, для сна не предназначенном, ныло всё тело и болезненно выкручивало мышцы.
– Спи ещё, – прохрипела откуда-то из темноты Полина Ивановна.
Я повернулась на голос и увидела, что хозяйка вагончика лежит в постели и, подсвечивая себе фонариком, читает одну из своих ужасных книг.
– Нет, я пойду, – неуверенно пробормотала я, со скрежетом спуская ноги на пол и потягиваясь. – Завтра тяжёлый день… Вы страшный человек, тётя Поля… я впервые в жизни нанюхалась коньяку до полубредовых красочных снов.
Женщина посмотрела на меня задумчивым долгим взглядом, словно собиралась как-то прокомментировать моё заявление о сне, но в последний момент передумала:
– Ну-ну, – криво усмехнулась она и вернулась к чтению, бросив напоследок: – Иди. И глупостей, смотри, не делай.
– Ага, спасибо за всё.
Какие глупости, о чём вы?
По внутренним ощущениям сейчас немного перевалило за полночь. Самое время для того, чтобы ополоснуться в душе и доспать оставшиеся часы до Колеса Фортуны. Я потрясла головой, отгоняя остатки сна, явно навеянного страхами по поводу предстоящего дня.
В комнате я обнаружила спящую Лёшку, поправила сползшее на пол одеяло, схватила полотенце, переоделась в хлипкий халат психоделической расцветки и поспешила в подвал общежития, где располагался общественный душ.
Миновав три лестничных пролёта и длинный, пахнущий крысами коридор, я свернула в тесный предбанник. Он почти пустовал из-за позднего времени, повесила на крючок свой одинокий халатик и проскользнула в дремлющую душевую.
На сегодняшний день самым сложным для меня в Корпусе было привыкнуть к неутешительной мысли о том, что отныне у меня нет своей собственной ванной, которой я могу воспользоваться, когда мне заблагорассудится. Отныне и до неопределённого времени мне придется делить двенадцать открытых душевых ячеек со всеми остальными жителями общежития. И чёрт! Только по чётным числам!
Я шагнула в крайнюю кабинку – хотя какая она кабинка, если дверей нет? – и раздражённо крутанула вентиль, подняла голову, подставляя слегка помятое коньячным ароматом лицо тугим струям живительной, почти обжигающей кожу воды, и наконец, расслаблено выдохнула.
Счастье есть. Даже без ароматной пены, без любимого цветочного мыла и без махровых простыней, греющихся на тёплых сушилках. Есть, несмотря ни на что и вопреки всему, оно струится по телу горячей водой, взбивается в тугую мыльную пену на мочалке и…
– Ух-ты, – выдохнули сзади неожиданно мужским голосом. – Сюрприз…
Я испуганно дёрнулась, поскользнувшись на плитке. Левая нога предательски уехала вперёд, и я приложилась бы затылком о кафель, если бы меня не подхватили чьи-то руки. Вода хлестнула по запрокинутому лицу, заливая глаза и нос, я закашлялась, одновременно пытаясь вырваться и встать на собственные ноги.
– Не дёргайся, – негромко произнесли у меня над ухом, и я узнала голос.
Конечно же, ночным посетителем душевой не мог стать кто-то другой. Не с моим везением. Хотя, наверное, мог. Хуже того, кто только что избавил мой череп от знакомства с полом, мог быть только мой несостоявшийся партнер.
– Какого чёрта, Север! Пошёл вон отсюда! Сегодня женский день.
– Не-а… – он помог мне принять вертикальное положение и продемонстрировал водонепроницаемые часы. – Уже мужской…
Зелёные циферки подмигнули, сообщая мне, что сейчас ровно без одной минуты час. Я скрипнула зубами, не в силах посмотреть Северову в лицо. Я вообще не хотела куда-либо смотреть.
– И если тебя интересует мое мнение, то я не против, – заверил он, обволакивая моё тело взглядом. Ни одного сантиметра точно не пропустил.
Я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы высказать всё, что думаю. О нём, о его наглости, о том, что здесь ещё полно свободных кабинок, а сюда его никто не приглашал… Но Север внезапно закатил раздражённо глаза, оглянулся через плечо и, вместо того, чтобы убраться, шагнул вперёд, оттесняя меня к дальней стене и полностью загораживая собой выход.
– Ты… Ты что!? – возмущённо прошипела я.
– Тихо, – парень раздражённо дёрнул бровью. – Нам же не нужны зрители, правда?
Нам? Я задохнулась от бессильного гнева, судорожно сжимая в руке мочалку. А ты кто, если не зритель?
– Север, кого ты там прячешь? – хохотнул кто-то, кого мне не было видно из-за парня.
– Иди мимо, Кощей, – Северов скрипнул зубами и взглядом велел мне молчать. Словно я собиралась что-то говорить. Мне только лишней популярности и сплетен не хватало.
Невидимый мне Кощей начал насвистывать какой-то мотивчик и прошёл к дальней кабинке, но не успела я выдохнуть, как услышала ещё один голос:
– Север! Неужели нельзя другого места найти? Каждый раз одно и то же!
«У них тут что, общий сбор назначен?»
– Проваливай, Светофор!
– У тебя что там, новая птичка? – Светофор не внял грозным ноткам в голосе друга и продолжил допытываться. – Да?
И уже обращаясь ко мне:
– Эй, колибри, подай голос. Любопытно, кого Север так прячет.
– Еще одно слово, Стас, и тебе придётся искать новый логин для аккаунта, – пообещал Северов, не отводя от меня взгляда. – Потому что одноглазых светофоров не бывает.
Приятель на угрозу не обратил внимания, весело рассмеявшись, но и говорить что-либо ещё не рискнул. Спустя мгновение из соседней кабины раздался шум воды, сопровождаемый веселенькой песенкой.
– Пусти, – прошипела я, пряча от Севера глаза. Всё остальное он же рассмотрел уже.
– Подожди, – пальцем подцепил мой подбородок, заставляя посмотреть ему в лицо. – Шесть дней прошло. Говори.
Он не собирался все упрощать.
– Выбора у меня всё равно нет, – я пожала плечами, рассматривая его взволнованное лицо, и мысленно дала себе установку не опускать глаза ниже его груди.
– А если бы был? – пальцы с подбородка осторожно спустились на шею, погладили ухо и пробрались на затылок, распутывая собранные в узел волосы. – Что бы ты сказала, если бы выбор был?
Он склонился к моему лицу, а я вдруг по-настоящему испугалась. Только сейчас. Хотя пугаться надо было тогда, когда Север только появился. Или хотя бы, когда вслед за ним в душевую пришли ещё два парня. Ситуация всё-таки была весьма и весьма неоднозначная. А я всю двусмысленность своего положения осознала только сейчас, испугавшись того, как Север на меня смотрит.
Воздух стал густым, наполнившись нашим дыханием и шорохом падающей воды.
– Скажешь что-нибудь?
– Колибри, подпевай, – позвал из-за стены Светофор и затянул припев из популярной песни.
Север мягко улыбнулся и медленно опустил голову, скользя по моему телу до внутренностей прожигающим чёрным взглядом. Я не сразу сообразила, что меня трясёт. А когда сообразила, втянула в себя воздух с тихим стоном, злорадно отметив, как приоткрылся в удивлении рот парня. А после этого ударила мочалкой по его лицу.
Никто не смеет так на меня смотреть.
– Мыло! – взвыл Север, схватившись руками за лицо.
Воспользовавшись его временной недееспособностью, проскользнула под поднятым локтем и ринулась к выходу. Надеясь, что никто не пялится мне в спину. Мечтая о том, чтобы сегодня ночью общежитие вымерло полностью.
– Стой! – раздалось за спиной, а следом короткий вскрик, звук падения и несдержанная ругань. На скользком кафеле надо быть очень и очень осторожным.
Путь от подвала до комнаты я преодолела в рекордно короткие сроки. И только захлопнув дверь и запершись на все замки, я выдохнула и рассмеялась. Поняла, что удрала, схватив чужой халат – чёрный, махровый, приятно пахнущий.
Минут пятнадцать спустя, когда я уже успела успокоиться и устроиться под тонким одеялом, в дверь тихонько поскребли и зашептали с той стороны:
– Эй, бойцовая колибри, не спишь?
Сплю.
– Слышишь?
Молчу.
– Если тебе это интересно, то тебя никто не успел узнать. Они были слишком заняты тем, что ржали надо мной.
Мило, но не настолько, чтобы подать голос.
– У тебя изумительный халатик. Маленький, короткий и… в цветочек. Мне идёт. Не хочешь глянуть?
Очень хочу. Но, пожалуй, не стоит. Тяжёлый вздох и разочарованное:
– Оля…
Тихий шелест шагов и, наконец тишина, разбиваемая моим шёпотом:
– Я согласна… Увидимся в Решальном зале.
Не стоит и говорить, что той ночью заснуть мне не удалось.