Школьные годы далекие
В 1944 году мой дядя Миша, кадровый военный, артиллерист, служил под Москвой в деревне Горенки. Там стояли артиллерийские части и оттуда в дни салютов возили в Москву орудия.
Туда же переехала из Раменского тетя Бэла, она работала в Москве в министерстве. Мы с Лизой приехали с Дальнего Востока летом 1944 года. Лиза устроилась в Москве в школу преподавателем английского языка. Дорога была не близкая – пешком до электрички, около часа до Москвы и по городу, но рады были, что удалось как-то устроиться. Мы снимали небольшую комнатку в деревянном доме, где жила семья: мать с двумя дочерьми – девушками.
Бэла привезла бабушку, которая после эвакуации из блокадного Ленинграда жила в деревне Новгородской области у родителей зятя Николая Михайловича Кузьмина. Думаю, что ей там жилось не плохо. Когда Бэла привезла ее в Горенки, я удивилась ее толстоте. Говорила она с дочками в основном по-еврейски, соблюдала все требования еврейской религии, молилась по старому молитвеннику.
Я пошла учиться в 4 класс, училась хорошо. Друзья и подруги жили в соседних маленьких деревянных домиках. Зимой мы строили из снега крепости, играли в войну, катались на санках и коньках. У меня оказались коньки, которые вывезли из Ленинграда, думаю, что собирались использовать как обувь, но пригодились и долго служили. Эти коньки мой папа подарил Лизе, потом они оказались у меня, затем я отдала их дочери Лизы Жене, потом они снова вернулись к моему сыну. Однако в Горенках я чуть не лишилась этих коньков. Однажды я пошла кататься на пруд вблизи дома, только надо было перейти шоссе и небольшой лесок. Возвращаюсь. Вдруг слышу: «Стой, снимай коньки!» Я и не подумала выполнять эту наглую команду, а припустила изо всех сил к дороге. Так я осталась при своих коньках, только одна больше не ходила.
На этом пруду вначале зимы случилось с нами небольшое происшествие. Грянули морозы, и мы пошли посмотреть на пруд. Высокие сосны, стоящие на берегу отражались в замерзшем пруду. Чтобы проверить лед, мы стали кидать камешки, палки, шишки – все отскакивало, и мы решили покататься по этому льду на ногах. Да не получилось, ноги сразу завязли в глине, ели-ели выбрались, вытаскивая обувь руками.
Во время весенних каникул случилось со мной следующее. Пошла я как-то днем одна в сельскую баню. Одежки складываешь в узелок и сдаешь гардеробщице. Она кладет узелок на полочку и дает номерок, который привязываешь на запястье. Входишь в мойку там пар, сначала ничего не видно, потом отыскиваешь тяжелую деревянную шайку, надо еще и место на лавке отыскать, помыть ее – окатить горячей водой. Непросто было справиться с краном горячей воды, струйки летят во все стороны, а потом надо донести тяжелую шайку по скользкому полу. Наконец я намылась и пошла одеваться. Получила свой узелок, и тут обнаруживаю, что нет ботинок. Оказывается, я забыла их сдать и кто-то украл. На улице был март месяц, пришлось идти домой босиком по снегу. Дорога длинная – несколько километров. Ноги замерзли, но я не простудилась. Однако сразу возникла проблема – нет запасной обуви. В чем ходить в школу? Какое-то подобие обуви смастерила бабушка, связала из разных ниток тапочки, нашла какие-то обрезки, годные для подошвы. Так я и ходила некоторое время, пока тетя Бэла не купила мне новую обувь в Москве, простояв целое воскресенье в очереди.
Весной я ходила в школу без шапки, через некоторое время у меня начало стрелять в ухе. Я долго терпела, ничего не говорила и дождалась, что уже не помогали бабушкины компрессы. Бэла повезла меня в Москву к специалисту. Врач посмотрел и сказал, что надо срочно прокалывать нарыв в среднем ухе, который может прорваться и гной пойдет в мозг. Сделали прокол, было очень больно, потом из уха долго шел гной, я пропустила много занятий в школе. Меня освободили от экзаменов, тогда в четвертом классе сдавали много экзаменов. Пока я сидела дома, соседские ребята приносили разные книги. Самое сильное впечатление произвела книга «Собор Парижской Богоматери». Я научилась вышивать и вязать крючком.
Весной в лесочке мы собирали шишки и ими растапливали самовар. Около дома росли несколько яблонь, они цвели. Очень приятно было пить чай из самовара с хлебом и кусочками сахара вприкуску.
Из тех времен запомнилась одна история, которая произошла с дочерью хозяйки – Валентиной. Как-то поздним вечером около нашего домика в сильный мороз валялся мертвецки пьяный молодой солдатик. Время военное суровое. Однако Валентина, несмотря на протесты матери и сестры, втащила его в дом, отогрела, привела в чувство. Потом он стал приходить к ней. В то время она была беременна от лейтенанта, который временно снимал комнатку у них и потом сбежал. А этот спасенный солдатик женился на ней и признал ребенка своим. Как в сказке, да это и случилось под новый 1945 год.
Мимо по шоссе все чаще провозили орудия для салютов и наконец объявили о Победе. 9 мая мы поехали в Москву, все были счастливы, целовались, улыбались. Мы ели мороженое, ходили по улицам, потом пошли смотреть кино про Эдисона. Это был самый счастливый день для всех. Мамин брат Борис служил на Балтийском флоте, ему удалось сделать нам вызов для возвращения в Ленинград.
Помнится, что с Московского вокзала мы шли на улицу Петра Лаврова пешком. Сразу поразила пустынность улиц, много разрушенных от бомбежек и обстрелов домов. Пришли к своему дому, по прежнему развалины – это результат первой бомбежки 6 сентября 1941 года. Во дворе большая гора кирпичей, к этому прибавилась помойка, поросшая травой, там обитали крысы. Поднимаемся на 5 этаж, звоним. Открывают дверь новые жильцы. В квартире живут три семьи. Одна большая семья Ивановых – 7 человек в двух комнатах – они из разрушенного дома. Проводница Мария Конькова. И еще одна женщина с сыном. Все готовят на керосинках и примусах, отапливают дровами или торфяными брикетами. Водопровод работает.
В нашей комнате почти нет мебели, стол и железные кровати, остальное сожгли в блокаду. Пыль и запустение. Чтобы для начала что-то сварить выбирали старые книги, разжигали плиту в кухне, кипятили чайник. Дядя Борис, через несколько дней получив увольнительную, пришел нас навестить и чем-то помочь. Первым делом надо оформить прописку и получить карточки. Навели относительный порядок, разобрали вещи и книги. Работал Мальцевский рынок, мы пошли туда купить что-нибудь из овощей. Денег было не много, поэтому мы стали продавать книги.
Лиза устроилась на работу по специальности – преподавателем английского языка. Меня записали в школу №189 прямо напротив дома, около кинотеатра «Спартак».
Как-то я решила вытереть пыль во всех укромных местах, залезла под стол, просунула руку под крышку стола, где ввинчиваются ножки, и вытащила из этого потайного места билеты на елку. Погружаюсь в воспоминания. Еще до войны папа принес билеты на елку с подарками, и отдал их мне, чтобы я надежно их спрятала. Я так и поступила, спрятала основательно, но забыла куда именно. Старательные поиски были без результата. И вот спустя пять лет билеты нашлись.
Лиза стала искать знакомых и родственников. Обнаружились старинные друзья семьи из Гусино Великовские – мать (бабушкина ровесница) и две дочери (подруги моей мамы).
Иногда ходили на Кронверкскую к жене Бориса, познакомились с его сыновьями – Рудиком 4 – 5-ти лет и совсем маленьким Аликом. Валя была очень добрая и приветливая женщина, но Борис вскорости создал другую семью.
Нашей соседкой по квартире была Мария Конькова, которая работала проводницей на Московском вокзале, она согласилась привозить нам посылки, которые Бэла приносила в Москве к поезду. Бэла работала в министерстве, это давало возможность прикрепить карточки к хорошим магазинам. Это здорово помогало с едой и нам.
Я пошла в пятый класс, состоящий из девочек, вернувшихся из эвакуации. Мы, конечно, вначале отставали от тех, кто все четыре года учились в Ленинграде, но потом сравнялись. С некоторыми я проучилась до окончания школы и общалась всю жизнь. Галя Воловик была хорошим организатором культпоходов в кинотеатр «Спартак», и мы часто смотрели все новые фильмы. Еще Галя умела играть на пианино собачий вальс, и мы танцевали на переменах в зале.
Мне очень нравилась одна девочка – Полонская, очень милая. Я как-то была у нее дома и поразилась и комнатой, и обилием книг, и самим домом на углу Литейного и Рылеева. Она дала мне почитать «Робинзона Крузо». У Гали Воловик тоже было много книг, мне особенно нравилось читать книги Чарской и рассматривать тома «Жизнь животных» Брена. Галя Гутина жила в соседнем доме, мы часто гуляли с ней после уроков и рассуждали на всякие темы как бы научные, но это было немного позднее.
В школе организовали кружок танцев, мне страшно нравилось танцевать. В нашем классе ночью рухнул большой кусок потолка, администрация запретила заниматься, боясь новых обрушений. Мы стали бродячим классом, каждый урок искали свободный кабинет, это оказалось даже интересно.
Училась я неплохо, особенно по математике, хорошо писала сочинения, но делала много ошибок. Как-то писали сочинение по рассказу Короленко «Дети подземелья». Учительница зачитала мое сочинение вслух на уроке и куда-то отослала.
Вдруг возникло увлечение вырезать куколок из бумаги, рисовать им одежды и обмениваться этими бумажками с девочками. Развлечений было не много, иногда ходили в театр, Лиза брала билеты на галерку, но это все равно был праздник. Потом дома в одиночестве я танцевала, иногда под музыку по радио. Тогда передавали много классической музыки, было много интересных литературных передач.
Однажды отец Гали Воловик водил нас в кукольный театр, это было большое развлечение. Он хорошо готовил и как-то пригласил несколько девочек из класса на чай, угощал хворостом, который сам испек.
Закончился учебный год. Лиза как учительница получила для меня путевку в пионерлагерь в Пушкин. Это оказался очень хороший лагерь. Мы много гуляли в парке среди памятников, ходили на экскурсии, занимались спортом, читали книги. Там я познакомилась с Толей Дьяченко, он научил меня играть в шахматы, мы играли в волейбол в одной команде. Он взял мой адрес, написал письмо, пригласил на встречу с ребятами из лагеря, а потом мы стали периодически встречаться. Толя любил читать стихи, очень много знал наизусть. Потом, став взрослыми, мы подружились семьями.
После войны много ленинградцев возвращались из эвакуации. Наша школа оказалась переполнена. Открыли школу №195, которая во время войны была госпиталем. В эту школу перевели половину всех учащихся, она находилась на улице Войнова, около Таврического сада. Это получилось дальше, зато утром и после школы мы гуляли 25—30 минут. А когда проходили мимо хлебозавода, то с удовольствием вдыхали аромат хлеба.
У Таврического сада осенью можно было купить стакан клюквы или брусники, или семечек. Можно было погулять в саду, если хотелось. Осенью там очень красиво.
Нашим классным руководителем оказалась биологичка – Наталия Ивановна – пожилая интересная женщина. Поначалу она нам очень понравилась, мы все свободное время проводили в кабинете биологии, делали все, что она просила. Но скоро пришлось разочароваться, она оказалась просто деспотом, с нездоровой психикой, через некоторое время от воспитательства ее отстранили, но мы успели почувствовать все прелести режима, который был тогда в стране, «Ленинградское дело» и прочие кампании против интеллигенции.
Вскоре из Москвы переехали Бэла и бабушка. Нас стало четверо. Постепенно обжились. Бэла после длительных поисков устроилась на работу в Художественно-промышленное училище им. Мухиной диспетчером, зарплату она получала маленькую, зато близко, ездить не надо, и публика приятная. Я пару раз ходила туда на елку. Бэла часто приносила билеты в Дом работников искусств на Невском, где проводились интересные культурные мероприятия (лекции, концерты, встречи). Один художник нарисовал портрет Бэлы, сначала он показался не очень удачным, но со временем портрет начал приближаться к оригиналу. Сейчас он висит на даче. Работа Бэле нравилась, но начальству захотелось пристроить своих людей, и вместо ее одной, взяли двоих и платить им стали больше.
К праздникам Бэла покупала бабушке на рынке живую курицу, несла в синагогу к резнику ее резать. Потом с этой курицей была большая возня, чтобы все сделать по религиозным предписаниям. Мы, конечно, никогда эту курицу не ели.
Однако в это время можно было купить свежую и даже живую рыбу в рыбном магазине на Литейном. На прилавке заманчиво стояло много сортов селедки, черная и красная икра в больших плошках, соблазнительно пахло рыбными копченостями, казалось все это очень дорогими продуктами. В овощном магазине продавались соленые грибы разных сортов.
Война закончилась, с фронта стали возвращаться наши мужчины. Приехал брат мамы – дядя Миша. Он воевал только в конце войны. Боясь Японии, держали большую армию на Дальнем Востоке. До войны после окончания Военно-артиллерийской академии Миша женился на очень красивой студентке. Она коренная ленинградка, не хотела покидать любимый город, и они развелись. Он женился на Дальнем Востоке, когда мы приехали в Горенки, там он жил уже со второй женой – Таисией Петровной и дочкой Женечкой. Вернувшись после войны в Ленинград, он поселился у нас, много рассказывал о Германии, привез всем подарки, часто давал мне деньги на кино и на мороженое, любил играть в карты, научил меня некоторым играм, игроком он был очень азартным. Миша искал работу с жильем, чтобы можно было привезти семью, не сразу, но получилось.
Потом у нас жил муж моей тетки Ани Николай Михайлович Кузьмин, он тоже вернулся с войны и приехал в Ленинград, чтобы найти работу и жилье для своей семьи. До войны они вместе с Аней окончили институт им. Герцена. Оба были учителями литературы. Сначала он преподавал в училище им. Мухиной, там были неплохие условия и возможность писать диссертацию, но ему нужно было хоть какое-то жилье. В конце концов пошел работать директором школы на Петроградской стороне и получил две комнаты для семьи там же в школе. Я как-то шла к ним в гости, идя по коридору во время урока, услышала его громкий голос, остановилась и заслушалась. Пока Николай Михайлович жил у нас, он ни в какие дела не вмешивался, постоянно читал, покупая книги где только можно. Потом я часто ездила к ним за книгами и привозила на проверку свои домашние сочинения, играла с Борей и Женечкой.
Несколько воспоминаний, связанных с бабушкой. В младших классах, когда задавали решать по арифметике труднейшие задачи про бассейны, из которых постоянно выливалась вода, или про склады, куда привозили и увозили грузы, мне надоедало ломать голову. Бабушка довольно легко справлялась с этими задачами. Бэла решала, составляя уравнения, но этот метод мне не подходил.
Бывали у нас такие конфликтные ситуации, когда я уже училась в старших классах. Как-то я загуляла со своим поклонником и пришла домой поздновато, но не позднее часа ночи, т.к. после часа было трудно попасть в дом – закрывались ворота и парадная. Я постучалась в дверь комнаты, но мне не открыли. Поднимать шум не хотелось, я нашла полено и ватники, устроила себе постель и улеглась, вспоминая Маяковского, который тоже спал на полене, когда требовалось рано вставать.
Бабушке не нравилось, что я часто езжу на каток. Однажды она спрятала один конек, который лежал у печки. Мои поиски остались безрезультатны, но выход нашелся. У Оли Шемякиной оказались запасные коньки, на них я и каталась. Потом мой исчезнувший конек вернулся.
Бабушка больше всего любила слушать по радио литературные передачи, а когда начиналась трескотня с повышенными обязательствами, она всегда приговаривала: «Цыплят по осени считают».
Ворчать и поучать бабушка очень любила. Больше всех доставалось младшей дочери Лизе, она называла ее «мишугине» (взбалмошная), старшей дочерью Бэлой она тоже «руководила». По ночам бабушка частенько просыпалась и начинала вслух вспоминать все невзгоды и обиды. Днем она сидела на бульваре со своими приятельницами, которые приходили пообщаться с соседних улиц. У них возник своеобразный клуб.
Если в магазине что-то «выбрасывали», она непременно становилась в очередь и выстаивала помногу часов. Мы старались сделать на зиму заготовки. Осенью квасили капусту в бочке и держали ее в кладовке на лестнице. Капуста промерзала, но все-таки сохранялась.
Ко всем внукам и внучкам бабушка относилась хорошо, летом часто жила с малышами на даче. Она осуждала Бориса, что он оставил двоих детей, требовала, чтобы он, по возможности, им помогал. Вторая жена Бориса – Зоя Станиславовна всегда относилась к бабушке очень уважительно, какое-то время бабушка даже жила у Бориса, в тесноте, да не в обиде.
Самой большой проблемой была топливная – купить дрова, привезти, распилить, расколоть, втащить на пятый этаж. В комнате всегда стояла очень бодрящая температура, немного обогревались плиткой, из-за которой однажды случился пожар. Я пришла из школы, но не могла попасть в комнату, забыла ключ. Пока я на бульваре искала бабушку, прошло много времени. В тот момент, когда дверь наконец открыли и вошли в комнату, вспыхнуло покрывало на кровати, и огонь перекинулся на стоявший радом шкаф. Я стала носиться за водой в кухню и обратно как метеор. С огнем справились быстро, но оказалось, что тлели подушки, сложенные горкой одна на другой. Пришлось вылить много воды, в потом собирать эту воду тряпкой, причем действовать надо было быстро, чтобы не залить соседей снизу. Когда вечером победив пожар, вымыв пол, стали разбирать ситуацию и искать причину пожара, нарисовалась такая картина. По всей видимости, утром от плитки попала искорка на одеяло или простыню, когда все постельное складывалось на одну кровать. К счастью подушки тлели медленно, иначе сгорела бы вся комната. Запах гари пропитал и воздух, и вещи. Ни душа, ни ванны в квартире не было, пришлось помыться у крана холодной водой, баня отложилась на завтра. Хотя форточку держали все время открытой, вещи пахли гарью еще очень долго. Пришлось затевать большую стирку, сушить вещи на чердаке. С трудом отыскали менее пахнущие одежки. Выбор был не велик, не более 2-3-х смен белья. Плиткой больше не обогревались. Паровое отопление появилось только в конце 50-х годов.
Случилась у моей тетки Лизы одна романтическая история, вернее их было много. Она до войны вышла замуж за Сергея Смирнова, он писал неплохие стихи. В начале войны он пошел на фронт, и никаких вестей от него не было. Однажды в 1942 году в газете появились стихи «Котелок» (потом они стали песней), подписанные С. Смирнов. Лиза написала в газету, предположив, что это ее муж. Письмо дошло до автора, завязалась переписка, которая продолжалась всю войну. Но это оказался совсем другой С. Смирнов, который стал знаменитым писателем, автором «Брестской крепости». Наконец они встретились, Лизе он внешне не понравился, подробностей не знаю. Письма хранились долго, но роман закончился.
Когда Лиза вышла замуж и уехала от нас, как-то раздался звонок. Бэла пошла узнавать, кто пришел. Оказалось, что это вдруг объявился настоящий Сергей Смирнов. Бэла ему все рассказала, и просила не ворошить прошлое. Он ушел, не знаю, узнала ли об этом Лиза. Брак Лизы с Владимиром Барским нельзя назвать счастливым, я не считаю, что он был плохим человеком, но бабушка его не любила, хоть он был евреем. Больше всех она уважала моего отца, Николая Михайловича, Зою Станиславовну, хотя они все были русскими.
О школе и учителях. Директором нашей 195-ой школы была Софья Абрамовна. Думаю, что она сама подбирала учителей и сделала удачный выбор, хотя случались исключения.
Больше всех вложила в нас знаний и своего труда учительница русского языка и литературы Ольга Евдокимовна. Это была невероятная труженица. Мы очень напряженного и интенсивно работали и на уроке и дома. Постоянно писали сочинения, изложения, зубрили правила, придумывали примеры. Все наши работы она проверяла, даже по школе ходила с тетрадями, в трамвае по дороге домой тоже исправляла наши ошибки. Заставляла нас работать над ошибками. Это принесло свои плоды, мы стали более грамотными. Не помню, была ли у нее семья, но много сил у нее уходило на работу.
Математику нам преподавала миловидная женщина – Евгения Николаевна Она начала преподавать нам основы алгебры и геометрии. Поначалу алгебру я плохо воспринимала, но потом втянулась. В конце четверти на последнем уроке мы любили слушать байки о ее жизни, слушали с большим вниманием и удовольствием.
Физику преподавала Тамара Яковлевна – наша всеобщая любимица, она казалась нам просто совершенством – высокая, стройная, с толстой косой вокруг головы и бархатным голосом. В то время почти не было пособий и приборов для демонстрации, но физику мы воспринимали.
Английский язык нам преподавала Ольга Алексеевна она пришла к нам сразу после окончания института. Она искренне удивлялась тому, что пол не проваливается под тем, кто не выучил урок. Ко всем обращалась официально по-английски «соmrade» (товарищ) и фамилия. Одевалась она в черный учительский костюм, наверно другой одежды у нее не было. В классе было прохладно, она видимо мерзла, всегда держала одну руку в рукаве другой. Нам задавалось на дом много уроков, учили наизусть тексты. В результате оказалось, что мы все знали английский язык весьма прилично.
В шестом и седьмом классах я сидела за одной партой с Тамарой Бумштейн. Мы жили на улице Петра Лаврова, со школы шли домой небольшой компанией, обсуждая и школьные события и домашние дела, бывали друг у друга дома, навещали, если кто-то болел. У Тамары дядя работал в Мариинском театре, в котором мы часто бывали, иногда сидели в бенуаре, иногда стояли. Весь репертуар просмотрели по несколько раз, особенно «Лебединое озеро» с Дудинской, видели «Спящую красавицу», «Спартак», «Бахчисарайский фонтан». После этих спектаклей хотелось взлетать. Театр был самой большой радостью той поры. Весной часто ходили гулять в Летний сад, иногда там играл духовой оркестр, послушать классическую музыку собиралось много народа.
На бульваре высаживали рассаду табака, она хорошо разрасталась и создавала вокруг душистый аромат. Возьмешь книгу в библиотеке, сидишь на лавочке на бульваре и читаешь. Соня с Тамарой частой занимались в библиотеке, т.к. у них были большие семьи, трудно было заниматься дома, иногда я тоже к ним присоединялась.
В старших классах кроме школы мы ходили в разные кружки, часто играли в шахматы с учителями. Весной и осенью обустраивали территорию вокруг школы и играли в волейбол, много занимались комсомольской работой.
После окончания седьмого класса многие ушли в техникумы. Не все школы были десятилетками, в нашу школу пришли девочки из двух других школ. Сначала чувствовалась некоторая обособленность, потом возникли связи по интересам, спорту, комсомольской работе. Я была в совете дружины, предложила сделать сбор на тему «дружба народов», многие наши девочки были вожатыми в младших классах. Закипела работа – мастерили костюмы, учили танцы и песни. Получилось грандиозное мероприятие пионеров и комсомольцев.
Часто в старших классах небольшой компанией я, Валя Бардина и Оля Шемякина по вечерам ездили кататься на коньках в ЦПКиО или на стадион им. Кирова. Появились знакомые мальчики, но когда каток растаял, наши встречи с ними, к сожалению, закончились. В ЦПКиО заливали под каток Масляный луг и дороги, на стадионе Кирова – большое поле. После катания мы покупали в булочной французскую булку за 7 копеек и медленно ее жевали, сидя в трамвае. Иногда на катке с нами встречался наш учитель физики, он любил вызвать нас на следующий день, но не злобствовал, а скорее заигрывал. Случалось на катке мальчишки нарочно сбивали нас с ног, на коленках возникали кровоподтеки, которые долго не проходили.
В старших классах у нас сменились некоторые учителя. Физику стал вести Аркадий Самуилович Коробов. Он был не молод, сумел хорошо оборудовать кабинет. Когда в 10 классе мы увлеклись фотографией, он учил нас печатать и давал необходимые реактивы, с его помощью мы сделали выпускную общую фотографию. Вернее, надо сказать, он сделал 40 фото на картоне с нашей помощью.
Математику преподавал Яков Маркович. У нас в классе многие девочки любили математику, самые трудные задачи всегда кто-нибудь да решал. Иногда я единственная приходила с решенной задачей, причем решение приходило во сне. Иногда это была Аня Гонигберг, Зоя Таболкина, Леля Мельцер или кто-нибудь другой. Яков Маркович несколько раз хотел отправить меня на разные математические олимпиады, но я стеснялась. Зная, что мы увлекаемся фотографией, он сам выразил желание сфотографироваться с группой из нашего класса. Интересно, что он не очень нас загружал, но на уроках толково объяснял материал, и мы с удовольствием слушали его, понимали и легко щелкали трудные уравнения и задачи.
Литературу вела Серафима Семеновна, очень старая женщина, семьи у нее не было, зато было несколько кошек. Мы с Галей Гутиной сидели на первой парте и ощущали кошачий аромат. Литература протекала скучно. Я всегда старалась читать больше программы, но на уроках все скучали, а Галя Гутина усердно рисовала фасончики, хотя выполнить в материале случалось редко, но способности в моделировании у нее действительно были.
Географию преподавала Галина Павловна Лукашевич, она же была у нас классным руководителем. Молодая красивая спортивная женщина. Она одно время играла в волейбол за сборную Ленинграда. Галина Павловна старалась дополнить сухой материал учебников, приносила различные картинки, журналы, подключала нас к созданию учебных пособий. Но у нее всегда проскальзывало желание себя показать, заявить о себе на более высоком уровне.
Мне как комсоргу приходилось относить отчеты о классе в какие-то инстанции, от чего я стремилась отвертеться.
Мы уже подросли, а школьная форма, состряпанная из довоенных родительских одежд, поизносилась. Частенько платье мастерили из нескольких остатков материи. Помнится у одной нашей ученицы сзади до дыр протерлось платье, и чтобы прикрыть дыру, она надевала черный передник на спину. Мама Оли Шемякиной Татьяна Владимировна подыскала близкий по цвету кусок материала, с помощью которого платье привели в порядок.
Много лет спустя, перебирая вещи, я обнаружила несколько костюмов моего папы из дорогих материалов, сшитых до войны. По всей видимости, бабушка держала их про запас, пока я не повзрослею, но все костюмы съела моль раньше, чем они оказались у меня.
Иногда на праздники устраивались вечера, однажды даже карнавал. Царицей такого бала оказалась Тамара, которая нарядилась в костюм Татьяны Лариной, взятый из костюмерной Мариинского театра. Тамара сама по себе красавица, да еще в малиновом берете произвела фурор. Я соорудила цыганский костюм, тоже смотрелась не плохо. Все старались проявить изобретательность.
За одной партой с Олей сидела очень скоромная девочка Мила Бартеньева, а жила она совсем близко от меня, и иногда мы вместе возвращались из школы. Родители Милы очень обаятельные и веселые люди иногда устраивали для нее вечеринки с пирогами, танцами, играми. У Милы бывали двоюродные братья и сестры, всего обиралось человек 8—10. Отец Милы садился за пианино, играл и руководил танцами, потом играли во всякие интеллектуальные игры. Мила довольно рано вышла замуж, родила дочку, но, к сожалению, рано умерла.
Я подружилась с Олей Шемякиной, часто бывала у нее дома. Это замечательная семья. Родители радушные, гостеприимные, интересные люди. Мама была врачом-онкологом много работала, защищала диссертацию, но в то же время была в курсе дел нашего класса и помогала в чем могла. Когда мы начали фотографировать, она помогала нам печатать снимки, водила нас в Русский музей.
Олин отец Николай Николаевич заведовал детским сектором Дворца культуры им. Горького, в котором он организовал много различных кружков, балетную студию, в которой ставилось несколько балетных спектаклей. Оля брала меня на эти спектакли, это был праздник для детей – артистов и зрителей. По настоянию папы Оля много лет занималась музыкой (пианино), но я ни разу не слушала ее игру, зато Николай Николаевич частенько садился за пианино и импровизировал.
Бабушка Оли – Ольга Георгиевна Щуцкая была из дворян, ровесница моей бабушки, тоже хлебнула горя на своем веку, но стараниями своей дочери прожила до 95 лет. Это была очень благообразная старушка, заботясь о внучке, каждый день приготовляла ей с собой большой завтрак, которым Оля кормила своих подруг.
У Оли много лет жил полудикий кот, который совершал прыжки по диагонали через всю комнату. Я часто провоцировала его на такие полеты, сжимая и разжимая пальцы. Сначала он пристально смотрел, потом как прыгнет, еле-еле успеваешь увернуться.
После окончания шестого класса на первую смену меня отправили в пионерлагерь на Карельский перешеек, потом это место стали называть Семиозерье. Территория огромная, холмы, леса, озера, но за пределы лагеря выходить опасно, много мин. Иногда были слышны взрывы, пойдут люди за ягодами и не вернутся. В озерах купались, но только в проверенных местах. Запомнились огромные заросли шиповника и белых роз.
Спали мы в больших палатках, каждый вечер девочки постарше рассказывали какие-нибудь очень страшные истории, так что кровь леденела в жилах.
В июле Лиза надумала поехать со своей свояченицей Таисией Петровной на ее родину в деревню Воронцовку Воронежской области. Цыганка нагадала нам, что будет кража, это повысило нашу бдительность. Обошлось без кражи в дороге, но в Ленинграде что-то украли из кладовки.
Воронцовка – это настоящая деревня с белыми домиками, кругом поля. Когда сняли урожай, ребятня ходила за колосками, я тоже бегала с ними. Спала я не в доме, а во дворе, засыпая, смотрела в небо и слушала пение откуда-то с гулянок. Отец Таисии Петровны мастерил колеса для телег. Послевоенная деревня жила бедно, в основном своим огородом.
Во время учебы в седьмом классе мы с Галей Гутиной пошли во Дворец пионеров и записались в географический кружок. В конце учебного года пришла открытка из Дворца с предложением поехать в лагерь в пос. Саблино и продолжить там занятия географией. Предложение было принято. В лагере имелось три отряда: литературный, географический, биологический. Преподавателями оказались работники Университета с соответствующих кафедр. Нас водили на саблинские обнажения и пещеры, где находились чрезвычайно интересные образцы. Нашим преподавателем был бывший фронтовик без руки, с протезом в черной перчатке.
К нашему отряду иногда присоединялись и литераторы. Мы с интересом слушали их диспуты на литературные темы. Против старших и несравненно более образованных литераторов мы были просто глупцами, но все равно с удовольствием слушали курс лекций по истории и философии.
По вечерам мы играли в волейбол, иногда встречались с командами других лагерей, бывали и танцы. Талантов у нас хватало, кто-то рисовал, кто-то писал стихи, выпускали газету.
Самое сильное впечатление произвел поход к устью реки Тосно, где она впадает в Неву. По дороге мы осматривали маленькие заводики, где изготовляли кирпичи, горшки, стройматериалы и все необходимое для жизни. После войны кругом были развалины. В устье Невы перед нашими глазами открылась жуткая картина, прямо на берегу лежали черепа и кости погибших солдат. Не вдалеке от берега мы нашли место для ночевки. Развели костер, сварили кашу, потом разбрелись кто куда. Вадим с приятелем сделал подобие шалаша из еловых веток. Мы сидели в этом шалаше, говорили о том, о сем, он гладил мои руки, и эта невинная ласка запомнилась на всю жизнь. Кто-то ночевал в наскоро сделанных шалашах, часть ребят устроилась у костра, поговорили, попели, заснули. У меня с одной ноги сползла тапочка и подгорела, в те времена запасной обуви почти не имелось. Дорогой забрели в заросли малины и полакомились ягодами. Этот поход оказался чрезвычайно интересным во всех отношениях.
В один из последних дней первой смены случилась сильная гроза. Она вызвала у ребят такой подъем энергии, что не возможно было усидеть в помещении. Несколько человек пошли на берег, прыгали по мокрому песчаному склону и со ствола наклонной сосны, кричали под раскаты грома. Естественно все промокли до нитки. Администрация сочла это проступком достойным наказания – не брать на вторую смену, но потом смилостивились и простили.
Самым интересным событием второй смены был карнавал с театральным сценарием, который сочинили в стихотворной форме литераторы. После карнавала мы сидели с Гришей на пеньке, любовались луной и ели красную рябину с бус, которые входили в мой карнавальный костюм. Потом пришлось убедиться в том, что рябина может служить хорошим слабительным. Саблинский лагерь оказался самым ярким событием школьного времени.
Многие из участников этого лагеря в будущем стали учеными. Петр Стрелков стал известным биологом, я читала в журнале его статьи. Юра Кроль стал крупным китаистом. Неля Евзикова сделала какое-то очень крупное открытие в области минералогии. Оскотский – критик, его имя иногда мелькает в печати. Гриша Шац стал геологом.
После лагеря я встречалась с Гришей, но я вскоре поняла, что его чувства слишком серьезны и решила не морочить ему голову зря. Мы расстались. Галя Гутина стала ему утешительницей. Несколько раз мы все встречались после окончания институтов и с теплотой вспоминали о жизни в Саблино и преподавателей.
Мой последний лагерь находился в Большой Ижоре на берегу Финского залива, после Саблино все казалось мало интересным, но запомнились очень живописные закаты, игра в волейбол и некоторые прочитанные книги, например «Труженики моря» Гюго.
Часть лета я прожила с Лизой, она сняла комнату в Песочной, чтобы вывезти маленькую дочку Женю. Я оставалась с ней, если Лизе нужно было съездить в Ленинград. Я подружилась с дочкой хозяйки, мы вместе ходили в кино. Очень сильное впечатление произвел фильм «Ромео и Джульетта».
Последняя поездка во время школьных каникул состоялась после окончания 9 класса, мы отправились в Краснодар. Там жила семья старшего брата моего папы Андрея Ильича Малькова. Встретили нас радушно. Тетя Шура – жена Андрея Ильича необыкновенно обаятельная хлопотливая женщина. Все дела у нее в руках просто горели, и всё с шутками и прибаутками. Дядя Андрей все делал медленно, хоть он работал электриком, все плитки в доме били током. Но в виноградорстве он был мастер. Дорожка около дома была вся оплетена виноградными лозами, сверху свисали гроздья винограда. Мои двоюродные сестры-красавицы студентки мединститута часто брали меня на Кубань купаться. Я записалась в библиотеку и много читала, правда с трудом осилила «Жизнь Клима Самгина». Эта поездка оставила самые хорошие воспоминания.
В школе старались расширить наш кругозор, приглашали интересных людей, например, Араго, который обладал уникальными способностями, профессоров. Мы сами организовывали походы на предприятия, завод «Электропульт» и др.
В 10 классе Софья Абрамовна – директор школы и преподаватель психологии предлагала нам приходить к ней в кабинет, чтобы поговорить о выборе института. Она очень внимательно подходила к каждому и давала советы. Однако в это время пришла на нее какая-то кляуза, да и обстановка в стране становилась все мрачнее, усиливался антисемитизм. С директорства ее сняли.
Все политические кампании, что происходили в стране, касались и нас. От Ленинградского дела пострадала Галя Воловик, посадили ее отца, крупного химика, потом он вернулся, но с подорванным здоровьем. Травля Ахматовой и Зощенко, кампания против морганистов менделистов – все происходило у нас на глазах и давило на мозги.
Учитывая обстановку в стране, не все подали документы именно туда, куда хотелось. В конце концов, примерно одинаково распределились по трем направлениям: медики, учителя, инженеры. В ЛЭТИ подали документы 6 человек: Люся Булина, Валя Бардина, Нина Петрушевская, Зоя Тоболкина, Гатя Гутина и я. Мы усердно ходили на консультации, занимались дома. Во время консультаций, если они проходили в первой аудитории, в перерывах замечательно играл на пианино черноволосый парнишка небольшого роста. Это оказался А. Колкер, ставший после «Весны в ЛЭТИ» знаменитым композитором. Около него всегда находилась его подружка.
Кое с кем мы уже познакомились, например, с Димой Поляковым.
Начались экзамены, Галя Гутина сразу завалила математику, быстренько забрала документы, и поступила в педагогический, все остальные экзамены сдали и были зачислены.
Валя Бардина предложила мне провести оставшиеся до начала занятий дни августа в Сестрорецке, где жила ее родственница. На наше счастье погода стояла летняя, мы купались в заливе и даже неплохо загорели, по вечерам ходили на танцы. Карточек давно не было, мы сами покупали себе хлеб, картошку, помидоры, хозяйку не обременяли. Хорошо отдохнули в последние летние деньки. Началась учеба в институте.
Все выпускницы нашего класса поступили, хотя не всегда именно туда, куда собирались. Будем считать, что справедлива пословица «Все что ни делается, все к лучшему».