Глава четвертая
– …малое Кольцо Магуса – врожденная способность каждого из людей Договора. Это дар фейри, который мы получили после победы на Тальтиу, после того, как был заключен Договор. Так об этом говорится в хрониках… – дед задумался.
– И как его активировать? – Дженни грызла кончик ручки. Она решила даже законспектировать лекцию Марко. И тетрадь раздобыла – в красивом переплете, какая-то змеиная шкура. Зеркальная. Любой земной зоолог умер бы на месте, увидев ее. Эх, в кои веки у них обыкновенная учеба. Ну, почти обыкновенная.
– Как и все в этом мире, Малое кольцо добывается усилием. – Марко зажег свечу, поставил на стол. – Усилием освобожденной воли, очищенной от мусора мыслей и желаний. Смотри на свечу и не разговаривай.
Девушка сосредоточилась на язычке пламени.
– В нем сгорают твои мысли. Твои чувства. Вся шелуха, которой забита голова.
«Сгорают…» – откликнулась Дженни. Теплое желтое зеркало танцевало теперь и внутри нее, то вытягивалось вверх, то раздувалось широким парусом.
– В огне нет страха, нет боли, нет вчера и нет сегодня. Нет надежды и нет отчаяния. Нет горя и радости.
«Есть только огонь». Пламя заполнило ее сердце, огненный язычок превратился сначала в цветок, потом в сияющее полотнище, вихрь окружил ее, и вот уже она сама – пламя. Есть мир, и есть она, и она танцует вечный танец разрушения и созидания.
– У огня есть воля к существованию, он не мечется и не страдает, он просто есть, – продолжал Марко. – Вот что тебе нужно – чистое зеркало внутренней воли. Запомни это состояние, закрой его в тайниках души. Часть сердца всегда должна гореть и не сгорать в этом огне. А теперь возвращайся. Раз, два, три…
Дед щелкнул пальцами, погасил свечу.
Дженни открыла глаза. Она не хотела ничего говорить, внутри еще было пламя, она не хотела его тревожить случайными мыслями.
Марко отошел к стене. Руки у него были пусты, но Дженни видела пламя его жизни – дед позволил его видеть. Он хотел напасть.
– Представь, что ты в безопасности. Ты за зеркальной стеной. Ты всех видишь, а тебя не видит никто. Образ может быть любым, но не теряй покоя. Пока ты питаешь Малое кольцо волей, своим чистым намерением, его не разрушить. Поняла?
Дженни кивнула. Она вытянула огненный лепесток из сердца, обернула его вокруг себя, стала юным бутоном огня.
Марко взмахнул рукой, пламенная нить протянулась к горлу… и теннисный мячик ударился в стену позади.
– Мячики? А где твои ножи? Ай!
Следующий угодил Дженни точно в грудь.
– Отвлекаешься, – сухо заметил Марко.
Девушка не двинулась с места, вдохнула глубоко, пламя билось в сердце ровно и размеренно.
Еще один мяч, теперь мимо! Марко никогда не промахивался, если не хотел этого. Но сейчас он не хотел.
Еще один упругий удар о стену. Еще один. Еще…
– Прекрасно, – сказал дед, когда под ногами каталось целая прорва мячей. – Можешь снимать кольцо.
Дженни вздохнула, потянулась. Все так просто?!
– Не стал брал ножи, чтобы мебель не портить, – сказал Марко. – Сатырос не обрадуется.
– Так что же, я смогу теперь это кольцо вызывать когда захочу? – Дженни подскочила, захлопнула тетрадку. – А пули так можно отклонять? А снаряды? Мины? Ракеты?
Дед взял орех из вазы, запустил ей в переносицу.
– Ай!
– Сначала научись не терять концентрацию. А там и о пулях можно подумать. Храни этот огонь, Дженни. Держи его в сердце.
– Это что?! – возмутилась Германика.
– Датский бот[7] «Пересмешник», судно почтенное, старинное, в немалом количестве переделок побывало, – сыпал скороговоркой смотритель Эндрю Фогг. Бравый старик с седыми баками, хитрым прищуром стальных глаз, вид он имел не менее почтенный и старинный, чем досточтимый бот.
Дженни, Германика, Жозеф и мастер Фогг прогуливались по пирсу в одной из гаваней острова Ловцов, скрытой в лабиринте скал и бухточек у западной его оконечности.
Вдоль пирса покачивались весельные лодки, пара шверботов, несколько проржавевших моторок, каноэ, ялики, каяки, пара баркасов и надувные рыбацкие лодочки. Все это носило на себе печать забвения, и «Пересмешник» на их фоне выглядел почти крейсером.
– А есть что-нибудь менее почтенное, зато более новое? – поинтересовалась Германика, постукивая сапогом по палубе. Доски отозвались глухим печальным звуком.
– Юная леди, не обижайте «Пересмешник», – укорил смотритель. – Он, может, и неказист чуток на вид, зато незаметен. Ни одна новая посудинка не сравнится с ним в скрытности.
– А оно от берега отплывет вообще?
– Вам на абордаж или во Внешние земли? – прищурился старик.
– Вот именно! Вы знаете, какие шторма в Великом океане!
– «Пересмешник» ходил во Внешние земли, когда вы еще не родились, – сказал мистер Фогг. – К вашему сведению, именно на нем переправлялась команда Тринадцати[8] в последний рейд. Мореходные качества у него отменные.
– Потрясающе! – Германика развела руками. – Ему больше ста пятидесяти лет? В музей, срочно в музей, под семь слоев лака!
– В здешних водах хорошо сохраняются не только люди, мисс опер-Ловец, – мистер Фогг окончательно оскорбился. – На «Пересмешнике» парусное вооружение, но стоит и новый водометный мотор, из этой… островной страны, вечно забываю ее название…
– Англия? – съязвила Германика.
– Да нет, там народ малость пожелтее живет. Вот я старая калоша, оттуда родом госпожа Мацуда!
– Из Японии, стало быть, мотор. Хоть что-то хорошее, – Жозеф легко взбежал по мосткам на борт, прошелся. – Ну что сказать, Герми. Конечно, смахивает на «Пиратов Карибского моря», но если оглядеться, то это лучшее, что мы имеем. Самые хорошие суда увели Лоцманы, а все прочее, что может плавать быстрее медузы, разобрали на патрули. Надо брать эту посу…
Зверодушец осекся, глядя на багрового, как помидор, смотрителя Фогга.
– Старое доброе судно.
– Вы бы нам еще драккар предложили! – кипятилась Германика.
– Вот чего нет, того нет, – огорчился Фогг. – Была одна каракка, и ту увели господа Лоцманы. Кабы вы свои распри с господами старейшинами прекратили, я бы вам мигом даже галеон достал. Да что там галеон – чайный клипер можно обеспечить. А то и вовсе экраноплан, если вам что быстрее надо. Я сам эти дурищи не люблю, ревут как белуги, но быстрее их не сыскать. А коли вам скрытность важнее всего, то знаю я одно местечко, где по сходной цене и субмарину можно отыскать…
– Обычной прогулочной яхты было бы достаточно, – прервала лебединую песнь смотрителя Германика.
– Не, этого нет, откуда у нас теперь такое, это господа Лоцманы в первую очередь увели. Я им еще говорил: куда мол, вы, мастер Фалет, почему же вы нас оставляете в такой ответственный момент, ведь ребяткам скоро отправляться, как же мы без вас, а он, стало быть, мне и отвечает…
Опер-Ловец закатила глаза, Жозеф уловил, что она близка к точке плавления, но Дженни погладила выветренные просмоленные доски, сказала:
– «Пересмешник» подойдет, спасибо.
Эндрю Фогг просиял:
– Вот и славно, я вам отличной солонинки в дорогу могу презентовать, по сходной цене. Сам только утром завтракал – на срезе, как янтарь!
Жозеф спрыгнул на пирс, принюхался:
– При всем уважении, сэр, но это прошлогодняя солонина!
– Зато товар проверенный, – не растерялся старик. – Ты, я вижу, в еде толк знаешь, так вот что тебе скажу…
Он потащил зверодушца за собой по пирсу, активно жестикулируя.
– Уверена? – с сомнением спросила Германика. – Мы можем поискать еще… в крайнем случае можно взять на абордаж какую-нибудь яхту Союза.
– Сюда я добиралась в кережке, в ней вообще не плавают, – улыбнулась Дженни. – А это настоящий лайнер. Хороший корабль.
– Тогда выходим через три дня, – решила опер-Ловец. – Надо поговорить с синоптиками, было бы неплохо, чтобы в ту ночь Башня Дождя оправдала свое название.
– Есть кто? – Дженни постучала в дверь комнаты Тадеуша, толкнула ее, поняла, что не заперто, и вошла. Если дверь открыта, значит, в нее можно войти – иначе зачем бы ее открывали? К тому же она постучала, да и что Тадеушу от нее скрывать…
Зверодушец встал, словно призрак из каменных плит пола.
– Привет! – улыбнулся он. Весьма натянуто, надо заметить. Навис, перекрывая обзор. – Как ты неожиданно…
– Да как обычно. Я хотела спросить… – озадачилась Дженни. – Как ты себя чувствуешь?
– Да все зажило уже как на волке! – блеснул белыми зубами Тадеуш, – Я и не знал, какие дриады чудеса творят!
– Тогда, может, ты мне компанию на полигоне составишь? Перед высадкой хочу потренироваться.
Она заглянула ему за спину:
– Роджер, Дьюла, привет!
Боевые товарищи отозвались невнятным, но дружелюбным бурчанием и сдвинули плечи над столом.
– А что там у вас за бумажки…
Она попыталась обойти Тадеуша, но зверодушец ловко прихватил ее за локоть и увлек в коридор.
– Джен, ты прости, пожалуйста, но ты сейчас не очень вовремя, – Тадеуш переминался с ноги на ноги. Тадеуш был смущен. Тадеуш страшно извинялся, но пропустить ее не мог.
Девушка заморгала:
– А вы там неприличные анекдоты рассказываете, да?
– Какие анекдоты! – вспыхнул зверодушец. – Мы просто…
Он замялся. Дженни с интересом ждала.
– Понимаешь, там у нас разговор профессиональный. Только между Ловцами…
– Делятся опытом? – понимающе кивнула Дженни. – Учат, как в краткие сроки заполучить крупные неприятности на лохматый хвост? В этом они мастера…
Тадеуш растерянно улыбнулся. Девушка вздохнула.
– Ладно, я поняла, что у тебя мужской разговор. Бывай, брат! – Она стиснула его локоть, притянула ближе. – Но, что бы ни случилось, не смотри им в глаза, не ешь из тарелки Дьюлы и не пей из кружки Роджера. Иначе ты пропал. Ну, бывай, волчок!
Дженни развернулась и помаршировала к лестнице. Тадеуш, паршивец, даже ее не окликнул! Они же столько солянки вместе съели у Сирены – а стоит появиться этой парочке, как он тут же переметнулся. Они на него дурно влияют, определенно.
Дверь закрылась, ключ провернулся в замке.
«Еще и заперлись! – девушка возмущенно застыла на лестнице. – И куда мне теперь?» Арвет сказал, что у него вдохновение, он хочет нарисовать Башню Дождя до отплытия и поэтому в ближайшие два дня малодоступен для общения – если только Дженни не хочет увлекательно просидеть на одном месте часов восемь, общаясь междометиями. Дед, разумеется, неуловим, его даже блокада острова не останавливает – из книжных архивов он переместился в подвалы Сатыроса в поисках каких-то редких артефактов, необходимых для миссии.
Даже Ласа Мимир временно реквизировал – сказал, что в библиотеке страшно расплодились мыши и срочно необходимо принимать меры по борьбе с грызунами. А Лас идеальный охотник, к тому же к нему не пристают книги – он же читать не умеет.
А она тут одна-одинешенька погибай! Дженни уже была на всех берегах острова, смотрела на морского змея, съела четыре порции фирменного мороженого Сирены «Снега Олимпа», швыряла камешки в сторону вражеских кораблей, застывших в лазури у горизонта, даже поругалась с чайками-златоклювками, которым позорно проиграла в полемике. Но время до отправки так долго тянется. Еще два с половиной дня! Сходить, что ли, поглядеть еще раз на «Пересмешник», поболтать с сэром Эндрю – чем-то он ей напоминает того смешного механика из Бакленд-он-Си. Это было недавно, целую вечность назад. Тихий городок, страшные убийства, Маргарет и Пол.
Пол Догерти, она давно о нем не вспоминала – с чего вдруг сейчас?
«Что бы ты сказал, если бы увидел все это? Авалон, фейри, духов? Медных птиц и морского змея? – задумалась Дженни. – Если ты испугался моей драки с псом Фреймуса, что бы с тобой стало, если бы ты увидел Сморстаббрина в его настоящем облике? Может быть, ты бы перешел последнюю границу страха и принял этот мир таким, какой он на самом деле? Есть же предел, за которым человек перестает бояться и начинает думать? Или нет?»
Он был смешной и умный, Пол, но представить его здесь, рядом, на Авалоне, у Дженни не получалось категорически.
Дженни уперлась в стену лбом – ну вот, она уже и Пола вспомнила, хотя когда это было – сто лет назад! Еще немного, и в ход пойдут теплые до дрожи воспоминания о беседах с миссис Томпсон из отдела семейного образования. Ей срочно нужно дело, нужно чем-то заняться! Иначе придется читать книжки…
Девушка просияла – Эвелина, Эдвард и Джеймс! Эта странная троица, вот кто ее спасет. Дженни отлепилась от стены и пошлепала вверх по ступенькам. Барды селились повыше, ближе к библиотеке.
Обычно на их уровне царил вечный праздник, карнавал с нотками безумия – над «вечными свечами» стояли в воздухе китайские бумажные фонарики, по сумрачным коридорам плыли красные, синие, золотые тени, музыка вылетала из распахнутых дверей келий и воплощалась в любые формы – не угадаешь, пока не шагнешь.
Из одной двери тебя мог окатить морской бриз, а возле другой обдать жар пустыни. То бабочки, то эфемерные цветы-драконы вспыхивали и развеивались в ладонях, а порой накатывало и вовсе не понятное – сверкающая геометрия, грохот квадратов, звон треугольников, долго гаснущие удары звезд, строгий перестук кристаллических граней – все это клубком вылетало из дверного проема, и надо было держаться, чтобы не упасть от такого звукового удара овеществленной музыки.
Но сейчас было тихо, приказ Юки вымел почти всех оперативников на пограничные заставы острова, в экзопарк и нижние залы Башни, где кипела бурная подготовка – на взгляд Дженни, слишком бурная, не так уж и страшна эта блокада, так, кораблики на горизонте. Не стоит это таких усилий СВЛ. Жаль, что не она директор Службы, ее никто слушать не будет.
Но сейчас тихо, фонарики приветственно качаются, узнают ее – да, она здесь бывала, да еще как отрывалась, какую вечеринку закатили Барды по приезде Эвелины и Эда, до сих пор в ушах звон слышится, когда глаза закрываешь!
Дженни протянула руку и даже не успела коснуться двери – та распахнулась. Перед ней стоял Эдвард. В руке у его был скрученный трубкой большой лист бумаги.
– Привет! А что ты тут забыла?
Дженни с радостью заметила, что за время скитаний акробат Эдвард Ларкин не растерял своей знаменитой тактичности и деликатности.
– Вас забыла. Скучно мне! – Честность лучшая политика, когда на языке нет хорошо подготовленной версии.
– Ох, а я как раз убегаю. Очень жаль, – совсем без сожаления сказал Бард. – Прямо сейчас. Ни секунды нет свободной, веришь?
– Может, Эвелина… – робко начала Дженни, но Эдвард ловко закрыл дверь на ключ:
– Ей нездоровится. Сама понимаешь, ее духовная связь с хранителем требует много сил.
– Я думала, наоборот, – растерянно сказала Дженни, – Джей дает ей силы.
– Да, и забирает нервы. – Эдвард зашагал по коридору. – Не могу одобрить выбор сестренки. Хоть этот парень нам сильно помог во Франции, но он ей совсем не подходит. Жаль, конечно…
– Чего жаль? – Дженни за ним едва поспевала.
– Что хранитель – это навсегда. – Эдвард стукнул по рычажку лифта, колеса в шахте заскрежетали. Акробат в задумчивости уставился в стену. Ноздреватый белый камень его занимал куда больше, чем Дженни Далфин, возможная Видящая и вообще девочка, из-за которой все заварилось так, что половником не расхлебаешь. Лифт тащился медленно, Дженни сложила руки на груди и прислонилась к стене.
Жизнь сегодня поворачивалась к ней неожиданной стороной.
Эдвард посмотрел на нее жесткими серыми глазами:
– Совсем осанку испортила с книгами. Сутулишься, ноги кривые. Небось сейчас на «мостик» даже не встанешь?
– Я прямая, как… как… лом! – Она отскочила от стены, вытянулась струной.
– И такая же гибкая, как лом. Так себя загубить – это же надо талант иметь, – беспощадно продолжал Эдвард. – Продолжай в том же духе, и мы будем называть тебя Мимира Прекрасная. Подарим на столетие ходунки для пенсионеров с дарственной надписью – «бывшей акробатке, которая так ничего и не смогла, но зато много ела и читала».
– Это не я, это Марко со своей учебой! – закипела Дженни. – Я, наоборот, на полигон сегодня хотела…
– Угу, по деревьям прыгать, – хмыкнул Эдвард. – Тарзан Дженни, повелительница джунглей. Когда ты последний раз манеж видела, циркачка?
На уровне Бардов лифт каждый раз играл разные мелодии, это неким сложным образом зависело от настроения тех, кто его ожидал или в нем ехал. Иногда из кабины люди вываливались под убойный рок, иногда – под трип-хоп или амбиент, а порой – под печальные напевы древнекитайской цитры. Сейчас же двери распахнулись, и Эдвард вошел в кабину под классический похоронный марш.
– С собой не приглашаю, я к Сатыросу, там опасно. Можешь рассыпаться.
– Но я…
– Книжку почитай, мороженого поешь, – посоветовал Эдвард. – В конце концов, кто я такой? Зачем меня слушать?
Лифт упал в темноту, Дженни осталась одна в коридоре. У нее было чувство, что ее только что переехал экскаватор.
…Арвет нашел ее в крытой галерее, на одной из внешних стен. Дженни мрачно смотрела на море, сосредоточенно дышала, опускаясь в растяжке.
– Я обыскался, – сказал юноша. – Тебя не найдешь.
– Закончил свое полотно, живописец?
– Хочешь посмотреть?
– Не особенно. Я занята. Не видишь, растя… растя… растягиваюсь.
Арвет присел рядом на корточки:
– С чего вдруг?
– Я же циркачка, черт меня побери! Кто бы там что ни говорил, – отозвалась Дженни. – Все меня игнорируют, не обращают внимания, а те, кто обращает, лучше бы вообще не смотрели в мою сторону. Ты бы не мог отодвинуться, ты мне загораживаешь прекрасный вид на закат.
Арвет улыбнулся. Дженни еще больше разозлилась.
– Пойдем со мной, кое-что покажу.
– И не подумаю, – заупрямилась девушка. – Я тут растягиваюсь… от черт!
– Что?!
– Застряла, вот что! А все Эдвард со своим, то есть моим, сколиозом. Потяни за руки, вот так…
Арвет подхватил ее, поднял, Дженни со стоном согнула колени. Встала.
Нервно засмеялась:
– А ведь он прав, крокодил сушеный, – совсем расклеилась. Какая из меня теперь циркачка! Не хочу я картину твою смотреть. Меня сейчас даже самая прекрасная в мире картина не спасет, честно, – только миска мороженого Сирены. С шоколадным топингом. Пропадать, так с музыкой, буду погружаться в бездну отчаяния и ожирения.
– Не время отчаиваться, – серьезно сказал Арвет. – Время радоваться. Давай за мной.
Он потянул ее за руку и почти втолкнул в лифт.
– Глаза закрой.
– Даже так?! – удивилась Дженни. – Я же не выдержу от любопытства.
– Тоже верно. – Арвет набрал комбинацию на клавиатуре лифта – крайне сложную, такой Дженни еще не видела. Схватился за поручень.
– Крепче держись, – посоветовал он и дернул за изогнутый пусковой рычаг.
Дженни вцепилась в ременную петлю на потолке, и лифт рухнул вниз. Пролетев несколько мгновений, он прыгнул вправо, Дженни уцепилась второй рукой за поручень и уперлась ногами в пол. В шахте гремело и грохотало, кабина сотрясалась, их мотало по всему лифту.
– Куда мы едем?!
– Тебе понравится! – ободряюще крикнул Арвет.
Дженни это совсем не успокоило, но тут лифт подпрыгнул вверх, во что-то врезался – судя по глухому звуку, довольно мягкое – и остановился.
Двери разъехались, Арвет отлепился от стены, вышел и галантно протянул Дженни руку:
– Прибыли…
Девушка вышла, не заметив его жеста. Она не отрываясь смотрела на шатер цирка-шапито, разбитый на лугу, у подножия серых запыленных холмов.
Над шатром бился на ветру зеленый флаг с гербом Службы Вольных Ловцов, закатное солнце заливало багровым светом серебристые травы, и внутри шатра уже зажглись огни.
Робкая музыка, шум, разговоры… Дженни ускоряла шаг, сердце у нее билось все сильней. Она пробежала мимо цирковых вагончиков – они были старинные, расписные, такие она видела только на открытках, сунулась к клеткам – и отшатнулась, увидев их обитателей, развернулась, как шаровая молния, и столкнулась с Арветом, который за ней не поспевал.
Молча, решительно, крепко его обняла, поцеловала и рванулась к шатру.
– Джен!
Не догнать, не остановить ее, Дженни влетела в шатер и застыла.
Вместо прожекторов под куполом плавали шары теплого света, как глубоководные рыбы, они поднимались вверх и спускались к самым рядам сидений. Над манежем на крепежных балках пылали белые цветы – лилии, лотосы, тюльпаны света, и белая сияющая пыльца падала потоком вниз. Песок жег глаза, бордовый бортик манежа отпечатался на сетчатке, скрипнул под ладонью, когда она выпрыгнула на манеж. Прошла несколько шагов, закружилась, запрокинув голову, ловя невесомые искры.
– Решила сбросить вес?
Дженни оглянулась.
Эдвард Ларкин спускался на трапеции. Знакомый тренировочный костюм, привычная поза. Чуть прикрой глаза, так и вовсе покажется, что они где-нибудь в Суррее репетируют перед воскресным выступлением.
– Эд, я тебя ненавижу! – нежно сказала Дженни. – Как все это… Откуда?! Почему ты молчал?!
– Он же еще хочет жить, – серьезно заметили где-то в районе первых рядов.
Дженни пригляделась.
– Дьюла? Тадеуш? И вы здесь?! Вы тоже…
– Да, мы все знали! – бросил Роджер, проходя мимо. – Далфин, не стой столбом, раздевалка за кулисами.
Дженни отпрыгнула – за собой Роджер волок кого-то, сильно смахивающего на саблезубого орангутана. Зверюга сдавленно рычала и бороздила манеж кривыми когтями.
– Ты опять половину манежа займешь, Родж? Зачем тебе этот алмасты?[9] Во Внешних землях ты будешь выступать с игрунками и попугаем-гадателем!
– Давай, Ларкин, спускайся и поучи меня зверей тренировать.
– Погодите, вы что, все… – Дженни ошеломленно оглядывалась. Вот Эвелина разминается, выполняет прогиб назад, а ее бережно поддерживает Джеймс, вот Дьюла и Тадеуш выскакивают на бортик, мгновение – и вот уже два волка стоят друг напротив друга, а вот между ними проскакивает пятнистой молнией леопард, и звери кружатся по манежу в диком танце притворной схватки – то нападая, то обороняясь.
А Германика играет на флейте, и песок, который они взметнули, превращается в бабочек.
– Давай, хозяйка, – Лас уселся в кресло, – покажи класс.
– И ты, предатель… – выдохнула Дженни. – Все сговорились? Но как…
– Ему скажи спасибо. – Эдвард спрыгнул на песок, кивнул в сторону зрительного зала. – Твой друг всех на уши поставил, вытряс из Сатыроса этот шатер и весь реквизит.
– Здравая идея оказалась, – заметила Германика. – Во Внешних землях мы будем выступать в роли цирковой труппы. Надо сработаться.
Дженни подошла к бортику.
– Арви?!
– На Дороге Снов тебе снился цирк, – сказал он. – Ты скучаешь по нему, Джен. Вот я и подумал…
Дженни хотела его прямо тут же и поцеловать, но потом подумала, что на сегодня хватит с него потрясений. Лучше она ему покажет все, что умеет.
– Сиди и смотри, – велела она. – Такого цирка ты точно не видел.
Она развернулась – внутри все звенело и хотелось лететь над манежем. А вдруг она сможет – это ведь Авалон?
– К черту переодевания, я готова!
– Тогда иди на сетку, – велел Эдвард, кивая на страховочную сеть, натянутую над частью манежа.
Германика подняла флейту, световые шары замерцали, погнали по шатру волны цвета – красный, желтый, зеленый, синий…