Дети разума. 3. «Нас слишком много» (Орсон Скотт Кард, 1996)

Из всех обгоняющих свет судов, которые под командованием Джейн то ныряли во Вне-мир, то возвращались в привычную Вселенную, только шаттл Миро выглядел как настоящий космический корабль. Да и то только потому, что когда-то этот шаттл переправлял пассажиров и груз с бортов огромных межзвездных транспортов, время от времени появлявшихся на орбите Лузитании. Однако новые корабли могли перемещаться непосредственно с одной планеты на другую, поэтому нужда во всевозможных системах жизнеобеспечения и горючем сразу отпала. А поскольку Джейн необходимо было удержать в памяти точный образ каждого суденышка, то чем проще они были, тем лучше. Хотя вряд ли их можно было называть судами в полном смысле этого слова. Эти «космические корабли» были обыкновенными кабинками без окон, без мебели, напоминающими аскетичные школьные комнаты. Поселенцы Лузитании называли их теперь «encaixarse», что в переводе с португальского означало «залезть в коробку» или, если быть более буквальным, «окоробиться».

Миссией Миро было исследование и поиск новых планет, пригодных для жизни трех разумных рас – людей, пеквениньос и жукеров. Для этого ему требовалось настоящее космическое судно. Несмотря на то что Джейн мгновенно перемещала его от планеты к планете с краткой остановкой во Вне-мире, Миро не рассчитывал, что они сразу окажутся на планете с пригодной для дыхания атмосферой. При первом изучении планеты Джейн сначала выводила корабль на орбиту, чтобы Миро мог снять показатели с приборов и провести подробный анализ. Высаживались они только на тех мирах, где требовалось окончательное решение – использовать эту планету в дальнейшем или нет.

Путешествовал он не один. В одиночку здесь не справиться, нужно было, чтобы все его выводы проверялись еще раз. Задание, порученное Миро на Лузитании, было самым опасным, поскольку, открывая шлюз космического корабля, он никогда не знал, что его ждет за дверями, – может, там затаилась какая-нибудь непредвиденная опасность. Мысли о собственной незаменимости давным-давно оставили Миро. Проведя в искалеченной оболочке несколько долгих лет, он много раз призывал смерть, поэтому теперь, после того как во время первого путешествия во Вне-мир ему вернулось прежнее, молодое тело, каждая секунда, каждый час, каждый день новой жизни казались ему незаслуженным даром. Он никогда не стал бы разменивать свое новое тело по пустякам, но не отказывался рисковать им ради других людей. Однако кто еще мог разделить подобное отношение к жизни и стать его спутником?

Юная Валентина была создана, во всех смыслах этого слова. Она появилась прямо на глазах у Миро – одновременно с его новым телом. У нее не было прошлого, не было родственников, ее ничего не связывало с этой вселенной, кроме разве что Эндера, чей разум создал ее и Питера, такое же искусственное создание, как и она. Впрочем, она еще как-то была связана с первой Валентиной, «настоящей Валентиной», как ее называла юная Вэл. Однако ни для кого не было секретом, что старая Валентина не горела особым желанием встречаться с этой юной красавицей, один факт существования которой был едкой насмешкой над ней. Кроме того, юная Вэл была создана Эндером как воплощение идеальных добродетелей. Она была абсолютно искренна в своем желании пожертвовать собой ради людей. Поэтому, куда бы Миро ни направлялся в своем шаттле, повсюду его сопровождала юная Вэл, его спутница, его надежная помощница, его постоянная поддержка.

Но не друг. Ибо Миро прекрасно понимал, что́ есть Вэл на самом деле – замаскировавшийся Эндер. Она не женщина. Любовь и преданность передались ей по наследству от Эндера. Она испытанный товарищ, ей можно доверять, но эти качества принадлежат Эндеру, а не ей самой. В ней нет ничего своего. Поэтому, хоть Миро и привык к ее обществу, хоть он шутил с ней и смеялся, как не смеялся ни с кем другим, все же он не мог полностью положиться на нее, не мог позволить себе почувствовать к ней какую-то привязанность. Если она и заметила его отношение к ней, она ничего не сказала; если это ей и причиняло боль, то боль эту она ничем не выдала.

Она лишь радовалась новым успехам и настаивала на том, чтобы действовать побыстрее. «Совсем не обязательно тратить целый день на изучение одной планеты», – с самого начала заявила она и доказала свою правоту, составив расписание таким образом, что в день они совершали по три путешествия. Посетив три планеты, они отправлялись домой, на Лузитанию, которая уже мирно спала; ночь они проводили на корабле и выходили только в тех случаях, когда нужно было предупредить о проблемах, с которыми могут столкнуться колонисты в новооткрытых мирах. Три планеты в день означало только то, что в день они изучают по три пригодных к обитанию мира. Когда Джейн забрасывала их на планету, с первого взгляда на которую становилось ясно, что она им не подходит – встречались, к примеру, миры, полностью покрытые водой или лишенные всякой жизни, – Миро и Вэл без малейшего промедления двигались дальше, к следующей цели. И так далее, иногда, в дни, когда, казалось, все валится из рук, они посещали по пять-шесть таких «пустышек». Юная Вэл загоняла себя и Миро до смерти, день за днем, но Миро безропотно сносил ее явно завышенные требования, поскольку знал, что необходимо работать как можно быстрее.

Его настоящий друг, вернее, подруга вообще была лишена человеческой формы. Она обитала в сережке, висящей у него в ухе. Джейн, шепот в его разуме, впервые раздавшийся, когда он вернулся к жизни после страшной травмы, друг, который слышал каждое слово, что он про себя произносил, и который узнавал о его нуждах прежде него самого. Джейн, которая делила с ним его мысли и мечты, которая сопровождала его повсюду, пока он был калекой, которая доставила его во Вне-мир, где он смог добыть себе новое тело. Джейн, его самая верная, самая преданная подруга, вскоре должна была погибнуть.

День ее смерти был крайним сроком. Как только погибнет Джейн, мгновенным перемещениям из одной части Вселенной в другую наступит конец, поскольку ни одно другое существо силой своего разума не сможет переправить во Вне-мир и обратно даже резиновый мячик. А смерть Джейн неотвратимо приближалась. И естественные причины здесь ни при чем – о существовании разумной программы, контролирующей любой компьютер и обладающей к нему доступом, узнал Конгресс и сейчас постепенно отсоединялся от используемых ранее сетей. Она уже ощущала на себе последствия: некоторые системы вышли из сети, и она потеряла к ним доступ. Вскоре наступит день, когда отключенные разом компьютеры уничтожат ее. А когда ее не станет, все те, кто не успел сбежать с Лузитании на другие планеты, окажутся в ловушке. Им ничего не останется, кроме как сидеть и ждать прибытия флота, который все ближе и ближе подходил к Лузитании, чтобы стереть планету в пыль.

Мрачненькая ситуация, ведь, что бы ни предпринял Миро, его лучший друг все равно умрет. Отчасти именно поэтому он не мог сойтись с юной Валентиной – ему казалось, что он предаст Джейн, если в последние недели или дни ее жизни сдружится с кем-нибудь еще.

Так что Миро с головой погрузился в работу, занимаясь исключительно расчетами, изучением данных, полученных приборами шаттла, и анализом фотографий из космоса. Он спускался на шаттле на неизученные континенты и в конце концов – что случалось реже, чем хотелось, – открывал шлюз, вдыхая полной грудью инопланетный воздух. У него даже не было времени для грусти или радости, даже не было времени отдохнуть; он закрывал шлюз, отдавал приказ, и Джейн возвращала их на Лузитанию, чтобы начать все сначала.

Однако, вернувшись домой на этот раз, они поняли, что что-то случилось. Открыв двери шаттла, Миро обнаружил, что встречает их не его приемный отец Эндер, не пеквениньос, которые принесли бы ему и юной Вэл поесть, и не главы колонии, ожидающие краткого отчета, а его братья Ольяду и Грего, его сестра Эланора и сестра Эндера Валентина. Валентина по собственной воле пришла к шаттлу, где обязательно столкнется нос к носу со своей юной двойняшкой? Невероятно. Миро заметил, как поглядели друг на друга юная Вэл и старая Валентина. Сначала они старательно отводили глаза, а потом и вовсе отвернулись, чтобы не видеть друг друга. Впрочем, нет, первой отвернулась юная Вэл – она всячески избегала нанести оскорбление Валентине. Вэл скорее бы провалилась сквозь землю, лишь бы не причинить Валентине боль. А поскольку это было невозможно, она избрала самый лучший выход из положения – постаралась отойти в сторонку, чтобы не попадаться ей на глаза.

– Что за собрание? – удивился Миро. – Мама заболела, что ли?

– Нет-нет, все в добром здравии, – уверил его Ольяду.

– Разве что умом чуточку тронулись, – поправил Грего. – Мама и раньше вела себя как сумасшедший шляпник, так теперь еще и Эндер свихнулся.

Миро кивнул, нахмурился:

– Позвольте-ка я угадаю. Он вместе с ней вступил в орден.

Грего и Ольяду сразу взглянули на сережку в ухе Миро.

– Нет, Джейн мне ничего не говорила, – развеял их сомнения Миро. – Просто я знаю Эндера. Он очень серьезно относится к своему браку.

– В общем, как бы то ни было, в рядах наших лидеров образовалась лакуна, – продолжил Ольяду. – Не то чтобы все сразу бросили работать. Все усердно трудятся не покладая рук. Но мы привыкли надеяться на Эндера. Мы думали, что именно он подскажет нам, что делать, когда система встанет. Надеюсь, ты меня понял.

– Понял, – успокоил Миро. – Можешь выражаться прямо, не стесняясь Джейн. Она знает, что компьютеры отключат, как только Межзвездный Конгресс согласует свои планы.

– Все не так просто, – возразил Грего. – Большинству людей неизвестно об опасности, грозящей Джейн, – если уж на то пошло, то многие даже не знают о ее существовании. Но даже самые тупые могут сложить два и два и понять, что всех людей Лузитании до прибытия флота никак не вывезти. Не говоря уже о пеквениньос. Так что, если флот не остановить, кто-нибудь обязательно погибнет. Уже появились такие, которые кричат: хватит, мол, тратить драгоценное пространство космических кораблей на всякие деревянные чурки и насекомых.

Под «деревянными чурками» имелись в виду пеквениньос, которые на самом деле не переправляли на другие миры свои деревья, своих отцов и матерей, а под «насекомыми» подразумевалась Королева Улья, которая также не разменивалась на обыкновенных рабочих. На каждую планету отправлялась большая группа пеквениньос и по крайней мере одна Королева Улья с горсткой рабочих, которые помогут ей обжиться на месте. Все забывали о том, что Королевам Ульев придется быстро производить рабочих, на плечи которых ляжет основной труд по развитию колонии; все забывали о том, что деревья остаются здесь, а значит, по крайней мере один самец и одна самка в каждой колонии пеквениньос должны «быть посажены» – должны умереть медленной и мучительной смертью, чтобы дерево-отец и дерево-мать прижились, пустили корни и продолжили жизненный цикл пеквениньос. Зато все знали – в особенности Грего, который недавно сам учинил крупную заваруху, – что под внешне гладкой поверхностью противостоят друг другу интересы рас.

Но не только люди высказывали вслух свое неодобрение. Хотя на Лузитании пеквениньос своим числом намного превышали количество людей, среди поселенцев новых колоний пока что преобладали люди.

– Именно ваш флот собирается уничтожить Лузитанию, – сказал Человек, главенствующий в эти годы среди деревьев-отцов. – Даже если все люди Лузитании погибнут, человеческая раса не исчезнет. Тогда как Королева Улья и мы, пеквениньос, поставили на карту свое выживание. Однако мы понимаем, что пока что на новых мирах-колониях людей должно быть больше, потому что вы обладаете знаниями ремесел и технологий, которыми мы еще не овладели. Потому что вы умеете подчинять новые планеты. И потому, что вы по-прежнему можете спалить наши леса.

Человек изъяснялся весьма разумно, выражая свое негодование вежливо, тогда как другие пеквениньос и деревья-отцы были не столь сдержанны в выражениях:

– Почему мы должны позволять этим захватчикам, которые навлекли на наши головы все беды, спастись, тогда как большинство из нас погибнет?!

– В противостоянии рас нет ничего нового, – сказал Миро.

– Но до нынешнего момента у нас имелся сдерживающий фактор. Эндер, – объяснил Грего. – Пеквениньос, Королева Улья и большая часть человеческого населения видели в Эндере честного посредника. Этому человеку они могли верить. Они знали, что, пока он у руля, пока его голос слышен, их интересы будут отстаиваться.

– Но исход возглавлял не один Эндер, – возразил Миро.

– Это вопрос веры, а не личных достоинств, – вступила в разговор Валентина. – Нечеловеческим расам известно, что Эндер – Говорящий от Имени Мертвых. Ни один человек не выступал в защиту инопланетян столь последовательно. Тогда как людям Эндер известен под именем Ксеноцид – когда бесчисленное множество поколений назад у человеческой расы появился могучий враг, именно он остановил нашествие жукеров и спас человечество от полного уничтожения. Так что достойного и равного Эндеру кандидата нет.

– А я-то тут при чем? – огрызнулся Миро. – Меня никто не будет слушать. У меня нет связей. И вряд ли я смогу занять место Эндера. А сейчас я очень устал и хочу спать. Посмотрите на Вэл, она тоже с ног валится от усталости.

Она и вправду еле стояла. Миро шагнул к девушке, чтобы поддержать ее; она с благодарностью оперлась на его плечо.

– Мы не просим тебя занимать место Эндера, – сказал Ольяду. – Мы не хотим, чтобы кто-либо занимал его место. Нам нужно, чтобы он сам занял это место.

Миро рассмеялся:

– И вы думаете, я смогу убедить его? Вообще-то, среди нас находится его родная сестра! Отправьте ее!

Валентина скорчила гримасу:

– Миро, он не станет встречаться со мной.

– А с чего вы взяли, что меня он примет?

– Не тебя, Миро. Джейн. Ту сережку, что ты носишь в ухе.

Миро ошеломленно оглядел присутствующих:

– Вы хотите сказать, что Эндер отключил свой передатчик?

В его ухе раздался тихий голос Джейн:

– Я слишком замоталась. Не подумала, что это так важно для тебя.

Но Миро-то знал, что пережила Джейн, когда Эндер отключил ее в первый раз. Теперь у нее есть другие друзья, но это вовсе не означает, что разлука будет менее болезненной.

– Если бы ты сходил к нему и убедил поговорить с Джейн… – продолжала Валентина.

Миро покачал головой:

– Он снял серьгу, неужели вы не понимаете, что́ он решил раз и навсегда? Он убедил себя последовать за матерью в изгнание. Эндер не меняет своих решений.

И им это было известно. По сути дела, обратившись к Миро, они и не надеялись, что он сможет исполнить их просьбу. Это была последняя, отчаянная попытка.

– Что ж, пускай все рушится, – махнул рукой Грего. – Пускай начинается хаос. А потом, когда наши расы схватятся друг с другом, мы позорно умрем. Пусть флот уничтожает нас. Джейн повезло; она сыграет в ящик до того, как корабли доберутся до Лузитании.

– Передай ему от меня спасибо, – сказала Джейн Миро.

– Джейн передает тебе свою искреннюю признательность, – съязвил Миро. – Ты такой мягкосердечный, Грего, сил нет.

Грего вспыхнул, но своих слов обратно не забрал.

– Эндер не Господь Бог, – разозлился Миро. – Мы справимся и без него. А сейчас, как мне кажется, самым лучшим выходом из положения будет…

– Поспать, мы уже слышали, – кивнула Валентина. – Но на этот раз вы здесь не останетесь. Прошу тебя. У нас сердце на куски разрывается при виде ваших измученных лиц. Джакт привел такси. Поехали домой, выспитесь в нормальных постелях.

Миро взглянул на Вэл, сонно приникшую к его плечу.

– И она, конечно, тоже, – усмехнулась Валентина. – Факт ее существования вовсе не расстраивает меня. Что бы вы там ни думали.

– Я так никогда не считала, – произнесла юная Вэл.

Она протянула Валентине похудевшую руку, и две женщины, носящие одно и то же имя, обменялись крепким рукопожатием. Вэл перешла от Миро к Валентине и оперлась на нее. Буря чувств, которая поднялась внутри Миро, порядком удивила его. Вместо того чтобы испытать облегчение, увидев, что они вовсе не испытывают друг к другу ненависти, он почувствовал чуть ли не ярость. Ярость ревности, вот как это называется. «Но ведь она на меня опиралась», – захотелось крикнуть ему. Что за детские эмоции?

Провожая их взглядом, он вдруг заметил то, чего замечать не следовало. Валентина содрогнулась. Или это просто озноб? Ночь и в самом деле выдалась прохладной. Но нет, Миро был абсолютно уверен, что эта дрожь была вызвана прикосновением ее юной двойняшки, а не холодным ночным воздухом.

– Миро, пойдем, – окликнул Ольяду. – Погрузим тебя на грузовик, а переночуешь в доме Валентины.

– А по пути перекусить остановимся?

– Кроме Валентины, там еще живет Джакт, – напомнила Эланора. – А значит, найдется что поесть.

Летящий к Милагре грузовик по пути миновал дюжину космических кораблей, вокруг которых суетились рабочие. Работы не прекращались даже ночью. Грузчики – многие из них пеквениньос – загружали в корабли еду и оборудование. Семьи выстроились в очереди, чтобы заполнить оставшееся в кабине место. Всю ночь Джейн без устали будет переправлять кабинку за кабинкой во Вне-мир и обратно. На других планетах поднимутся новые дома, будут засеяны новые поля. Интересно, день там сейчас или ночь? Какая разница. В этом смысле они уже победили – освоено много новых миров, в каждом из которых имеется улей, лес пеквениньос и людская деревенька.

«Даже если Джейн сегодня умрет, – подумал Миро, – даже если завтра появится флот и разнесет нас в пыль, по большому счету это не будет иметь никакого значения. Ветер уже разнес семена, и многие из них пустят корни. Если секрет мгновенного перемещения в пространстве будет утерян вместе с Джейн, это даже лучше, потому что каждый из новых миров отныне будет зависеть лишь сам от себя. Некоторые колонии наверняка погибнут. На других планетах разразится война и одна из рас непременно будет стерта с лица земли. Но какая-то обязательно выживет: на одной планете – одна, на другой – другая; а некоторые миры найдут способ жить в мире. Остались лишь детали. Этот выживет, или тот умрет… Конечно, это важно. Но выживание целой расы куда важнее».

Должно быть, какие-то из своих мыслей он проговорил, потому что Джейн не замедлила ответить:

– Ужель не может компьютерная программа-переросток обладать зрением и слухом? Ужель нет у меня разума, нет сердца? Разве я не смеюсь, когда щекочешь ты меня?

– Честно говоря, нет, – беззвучно проговорил Миро, создавая губами и языком слова, которые могла слышать только она.

– Но когда я умру, погибнет весь мой род, – сказала она. – Извини, конечно, что я придаю этому такое вселенское значение. Я вовсе не столь самоотверженна, как ты, Миро. И не считаю, что живу в долг. Я твердо вознамерилась жить вечно, так что любой меньший срок, отпущенный мне, считаю неприемлемым.

– Скажи, что надо сделать, и я исполню, – ответил он. – Если потребуется, я умру ради тебя.

– К счастью, ты и так рано или поздно умрешь, – усмехнулась Джейн. – Это единственное мое утешение. Своей смертью я подпишу тот же самый приговор всем остальным живым существам. Даже деревьям-долгожителям. Даже Королевам Ульев, которые передают воспоминания из поколения в поколение. Но у меня, увы, не будет детей. Откуда им взяться? Я создание чистого разума. В уме не больно-то потрахаешься.

– А жаль, – посочувствовал Миро, – могу поспорить, в виртуальной постели тебе не было бы равных.

– Именно, – подтвердила Джейн.

Некоторое время царила тишина.

Только когда грузовик приблизился к дому Джакта – новому строению, недавно выросшему на окраине Милагре, – Джейн снова подала голос:

– Миро, не забывай: что бы Эндер с собой ни сотворил, его айю продолжает говорить голосом юной Валентины.

– И Питера, – добавил Миро. – Забавная выходит ситуация. Стало быть, Вэл, какой бы миленькой ни была, не воплотила в себе идеальное равновесие. Эндер, может быть, управляет ею, но она – не Эндер.

– Его слишком много, тебе не кажется? – спросила Джейн. – И очевидно, меня тоже слишком много. По крайней мере, так считает Межзвездный Конгресс.

– Честно говоря, нас всех слишком много, – заметил Миро. – Но кого-то всегда не хватает.

Наконец они прибыли. Миро и Вэл провели в дом. Они немножко перекусили, после чего, добравшись до подушек, мгновенно заснули. Сон Миро был беспокоен, он дремал, ворочаясь на непривычно мягком матрасе. До поздней ночи он слышал какие-то разговоры. А может быть, не отпускали возложенные на него обязанности, словно он был солдатом, покинувшим пост и терзаемым совестью.

Несмотря на усталость, долго Миро не проспал. Небо, когда он проснулся, было еще темным, лишь на горизонте показалась светлая полоска, предвещающая скорый рассвет. Он по привычке резво вскочил с постели и, покачнувшись, оперся рукой на стену, ожидая, когда остатки сна покинут его тело. Прикрывшись простыней, он отправился на поиски туалета, чтобы облегчиться. Вернувшись из ванной, Миро вдруг услышал доносящиеся из кухни голоса. Либо ночной разговор затянулся до самого утра, либо какие-то психи ненормальные, обожающие рано вставать, разгоняли утренние сумерки разговорами, совсем позабыв, что предрассветный час посвящен отчаянию.

Он остановился перед открытой дверью своей комнаты, вознамерившись было вернуться в теплую кровать и отгородиться от громких споров, но вдруг понял, что один из голосов принадлежит юной Вэл. А другой – Валентине. Он сразу повернулся и прошел в кухню. Войдя в полосу света, он застыл.

Две Валентины сидели за столом друг напротив друга. Периодически отхлебывая из стаканов, в которых плескался один из плодово-травяных коктейлей Валентины, они обе смотрели в окно.

– Хочешь коктейль, Миро? – не поднимая головы, спросила Валентина.

– Я что, смертник? – усмехнулся Миро. – Извините, я вовсе не хотел вам мешать.

– Ничего, – покачала головой Валентина.

Юная Вэл упорно молчала.

Миро открыл кран, налил себе полный стакан воды и залпом выпил.

– Я ж говорила, что это Миро пошел в туалет, – сказала Валентина. – Никто не способен произвести в день столько жидкости, как наш общий знакомый.

Миро хмыкнул, но Вэл даже не улыбнулась.

– Я помешал вашему разговору, – промолвил он. – Я лучше пойду.

– Останься, – попросила Валентина.

– Пожалуйста, – сказала Вэл.

– Дамам отказать не могу, – ухмыльнулся Миро, поворачиваясь к юной Вэл.

Она пихнула ему ногой стул.

– Садись, – приказала она. – Мы с Валентиной беседовали о нашем сходстве.

– И пришли к выводу, – вступила Валентина, – что я должна сойти в могилу первой.

– Напротив, – возразила юная Вэл. – Мы решили, что Джеппетто создал Пиноккио вовсе не потому, что ему хотелось сына. Ему с самого начала нужна была марионетка. А сделать настоящего ребенка ему было лень. Он хотел, чтобы марионетка танцевала – только и за нитки ему было лень дергать.

– Значит, ты – Пиноккио, – подвел итог Миро, – а Эндер…

– Мой брат не хотел создавать тебя, – сказала Валентина. – И он вовсе не желает управлять тобой.

– Я знаю, – прошептала Вэл. И внезапно на ее глазах выступили слезы.

Миро протянул руку, чтобы накрыть ее пальцы, но она резко отдернулась от него. Хотя сделала она это не специально, просто она хотела смахнуть с ресниц мешающие, надоедливые капли слез.

– Он бы обрезал нити, если б мог, я это знаю, – продолжала Вэл. – Как Миро оборвал нити, поддерживающие его старое, искалеченное тело.

Миро прекрасно помнил ту сцену. Вот он сидит в кресле космического корабля, разглядывая собственного двойника, полного сил, юного и здорового; а вот он уже этот самый двойник, всегда им был, и смотрит он на искалеченное, изломанное отражение себя. Прямо у него на глазах это ненавистное, нежеланное тело рассыпалось в пыль и пропало.

– Вряд ли он ненавидит тебя, – сказал Миро. – Я свою старую личность ненавидел.

– Ему не обязательно ненавидеть меня. Твоего двойника убила не ненависть. – Вэл старательно избегала встречаться с ним взглядом. Обследуя всевозможные миры, они много часов провели наедине друг с другом, но ни разу не касались столь личных вопросов. Она не осмеливалась обсуждать с ним тот момент, когда они оба были созданы. – Пребывая в старом теле, ты от всей души ненавидел свою телесную оболочку, но, оказавшись в новой системе, ты просто перестал обращать внимание на свое старое вместилище. Оно перестало быть частью твоей личности. Твоя айю больше не несла за него ответственности. Опускаем кролика в шляпу, раз – и он пропал!

– Сначала деревянная кукла, – начал считать Миро. – Затем кролик. Ну, кем еще вы меня обзовете?

Валентина пропустила мимо ушей шутку Миро:

– То есть ты хочешь сказать, что Эндера ты не интересуешь.

– Он восхищается мной, – поправила Вэл. – Но считает страшной занудой. Ему со мной скучно.

– Обо мне он такого же мнения, – кивнула Валентина.

– Чушь какая-то, – удивился Миро.

– Думаешь? – подняла брови Валентина. – Он никогда не следовал за мной; это я все время следовала за ним. Мне кажется, он искал цель своей жизни. Ему хотелось великих деяний, чтобы искупить то страшное преступление, которым он подвел черту под своим детством. Он счел, что, написав «Королеву Улья», искупит свою вину. Затем, с моей помощью, он написал «Гегемона» и решил, что этого хватит с лихвой. Не хватило. Он продолжал искать тему, которая бы заняла все его воображение. Он почти достигал своей цели, обретал желаемое на неделю или на месяц, но никогда, никогда я не занимала его, потому что я бок о бок с ним прошла миллиарды миль, преодолела три тысячи лет. Свои статьи я писала не из особой любви к истории, а потому, что они помогали в его деле. Как когда-то мои труды помогли Питеру. Закончив статью, я на несколько часов, пока мы читали ее вслух и обсуждали, привлекала его внимание. Только с каждым разом меня все меньше удовлетворял результат, потому что его привлекало не мое общество, а моя писанина. Так продолжалось до тех пор, пока я не встретила мужчину, который отдал мне свое сердце, и не осталась с ним. А мой юный братец отправился в путь без меня и тоже нашел себе семью, которой отдал свое сердце. Мы зажили на разных планетах и друг без друга были счастливы как никогда в жизни.

– Тогда почему же ты снова прилетела к нему? – спросил Миро.

– Я прилетела не к нему. Я летела к вам. – Валентина улыбнулась. – Я прилетела на планету, которая находилась под угрозой уничтожения. Но я была рада снова увидеть Эндера, хотя знала, что мне он никогда не будет принадлежать.

– Только что ты изложила ход событий, руководствуясь собственной точкой зрения, – сказала Вэл. – Но тем не менее ты все равно занимала его мысли. Я же существую только потому, что в его сердце живешь ты.

– Детская фантазия, может быть. Но не я.

– Посмотри на меня! – воскликнула Вэл. – Такое ли тело ты носила, когда он в пять лет был забран из дома и послан в Боевую Школу? Эта ли девочка встречалась с ним у озера в Северной Каролине? Нет, ты интересовала его много позже, потому что твой образ, носимый в его сердце, воплотился в меня.

– Ты такая, какой я была, когда мы вместе работали над «Гегемоном», – печально согласилась Валентина.

– И ты тогда ощущала такую же усталость? – горько усмехнулась Вэл.

– Не знаю, как вы, но я точно устал, – заявил Миро.

– Неправда, – ответила Валентина. – Ты воплощение мужества. Ты все еще празднуешь обретение прекрасного нового тела. А моя двойняшка устала сердцем.

– Внимание Эндера всегда разделялось, – сказала Вэл. – Меня переполняют его воспоминания – или, скорее, те воспоминания, которыми, как он подсознательно счел, я должна обладать. Но, разумеется, эти воспоминания состоят только из того, что помнится Эндеру о Валентине, так что я помню только свою жизнь с Эндером. И всегда ему на ухо нашептывала Джейн, всегда он занимался людьми, о чьих смертях потом говорил, всегда вокруг него были студенты, всегда рядом с ним была Королева Улья и так далее. Но это были случайные связи. Как и всякий эпический странствующий рыцарь, он скитался с места на место, преобразуя других, но сам не меняясь. Но наконец он достиг этой планеты и полностью посвятил себя другим людям. Тебе и твоей семье, Миро. Новинье. В первый раз он позволил другим людям рвать на клочки его чувства, это было прекрасно и ужасно больно одновременно, но даже с этим он справился – он сильный человек, а силачи могут нести страшный вес. Однако сейчас все изменилось. Питеру и мне, нам нет жизни без него. Можно в переносном смысле сказать, что он един с Новиньей; но со мной и Питером он един в буквальном смысле этого слова. Он – это мы. И его айю не так велика, она не слишком сильна и обильна, ее внимания не хватает, чтобы следить одновременно за тремя жизнями, которые зависят от нее. Я поняла это, как только была… как это называется, создана? Слеплена?

– Рождена, – предложила Валентина.

– Ты стала сбывшейся мечтой, – произнес Миро, на этот раз вовсе не иронизируя.

– Эндер не может поддерживать нас троих. Себя самого, Питера и меня. Один из нас тихо угаснет. И по крайней мере один из нас погибнет. Это я. Я знала об этом с самого начала. Мне суждено было стать тем, кто погибнет.

Миро хотел переубедить ее. Но переубедить человека можно, только приводя примеры подобных историй, которые имели счастливый конец. Историй, подобных этой, еще не случалось.

– Вся беда в том, что частичка айю Эндера, которая живет во мне, твердо намерена жить и дальше. Я не хочу умирать. Вот почему я так уверена, что он еще заботится и помнит обо мне: я не хочу умирать.

– Так сходи к нему, – посоветовала Валентина. – Поговори с ним.

Юная Вэл горько хмыкнула и отвернулась.

– Ну, пап, пожалуйста, дай мне пожить еще чуть-чуть, – детским голосочком пропищала она. – Он не может контролировать свою айю, так что с того, что я приду к нему? Он будет только страдать от вины. Хотя почему он должен чувствовать себя виноватым? Я перестану быть только потому, что мое собственное «я» не ценит меня. Он есть мое «я». Чувствуют ли боль ногти, когда их отрезают?

– Но ты сама молишь о его внимании, – напомнил Миро.

– Я надеялась, что поиск пригодных для обитания планет заинтересует его. Именно поэтому я так самозабвенно носилась по космосу, стараясь восторгаться приключениями. Но дело в том, что все это донельзя обыденно. Важно, но обыденно, Миро.

Миро кивнул:

– Ты права. Джейн находит миры. А мы всего лишь проводим их исследование.

– Причем планет уже предостаточно. Колоний хватит с избытком. Их две дюжины – пеквениньос и Королевам Ульев больше не грозит вымирание, даже если Лузитания будет уничтожена. Теперь все упирается не в количество миров, а в количество кораблей. Поэтому наш труд больше не занимает внимания Эндера. И мое тело знает это. Моему телу известно, что необходимость в нем отпала.

Она подняла руку и дернула себя за прядь волос – не сильно, легонько. Почти вся прядь осталась у нее в кулаке, и, судя по всему, никакой боли Вэл не испытала. Она разжала пальцы, и прядь медленно упала на стол. Она лежала там, словно отделенная от тела конечность, гротескная, невероятная.

– Думаю, – прошептала она, – то же самое я могу проделать с пальцами. Медленно, но верно я рассыпаюсь в прах, как и твое старое тело, Миро. Потому что он не интересуется мной. Питер решает загадки и ведет политические войны на далекой планете. Эндер пытается держаться за женщину, которую любит. Но я…

В то самое мгновение, когда она наконец открыла глубины собственного отчаяния, одиночества и самоотвержения, Миро вдруг понял то, о чем раньше не позволял себе даже помыслить: за те недели, которые они провели, путешествуя вместе с планеты на планету, он полюбил ее; ее беды отозвались в нем сильной болью, словно все это происходило с ним самим. А может, и в самом деле с ним когда-то это было, он еще помнил о том, как презирал самого себя. Какова бы ни была причина, он испытывал нечто большее, нежели просто сострадание. Он почувствовал что-то вроде желания. Да, что-то, похожее на любовь. Если эта прекрасная, мудрая, умная девушка не находит отклика в своем сердце, в сердце Миро хватит места, чтобы принять ее. «Если Эндер не хочет быть тобой, позволь мне занять его место!» – про себя взмолился он. Впервые за многие дни, недели он выразил свои чувства, которые раньше не понимал. Однако он знал, что он не сможет заменить ей Эндера.

Но, может быть, любовь спасет Вэл, как спасает Эндера? Может быть, внимание Миро поможет ей сохранить жизнь? Вернуть ей силы?

Миро протянул руку, взял со стола прядь волос, обернул ее вокруг пальцев, после чего сунул вьющийся локон в нагрудный карман рубашки.

– Я не хочу, чтобы ты уходила, – произнес он.

Смелые слова.

Юная Вэл бросила на него странный взгляд:

– А я думала, что самой большой любовью в твоей жизни была Кванда.

– Она уже взрослая женщина, – сказал Миро. – Она замужем, у нее семья, она счастлива. Было бы очень печально, если бы моей самой большой любовью стала женщина, которой больше не существует. Даже если она и существует, я ей безразличен.

– Очень мило с твоей стороны предложить мне помощь, – улыбнулась Вэл. – Но вряд ли у нас получится обмануть Эндера и привлечь его внимание этой притворной игрой в любовь.

Ее слова ужалили Миро в самое сердце – она без труда разгадала его порыв и поняла, что в основном его признание основывается на жалости. Однако не только жалость подтолкнула его к этим словам; это признание давно просачивалось в сознание, ожидая возможности выплеснуться наружу.

– Я и не думал никого обманывать, – сердито огрызнулся Миро.

«Кроме себя самого, – про себя добавил он. – Потому что Вэл не сможет полюбить меня. Ведь она, по сути дела, даже не настоящая женщина. Она – Эндер».

Но это невозможно. Ее тело – это тело женщины. А откуда еще исходит любовь, если не из тела? Обладает ли айю мужскими или женскими признаками? Перед тем как стать повелителем плоти и крови, обладает ли она полом? А если обладает, значит ли это, что айю, составляющие атомы и молекулы, скалы, звезды, свет и ветер, делятся на мальчиков и девочек? Ерунда какая-то. Айю Эндера вполне может быть женщиной, может любить, как женщина, точно так же, как, пребывая в теле мужчины, она любит сейчас мать Миро. Вэл посмотрела на Миро с такой жалостью не потому, что в ней крылся какой-то изъян. Ущербным был он. Даже вернув себе здоровое тело, он так и не стал мужчиной, которого может полюбить, возжаждать или завоевать женщина – даже та женщина, которую сейчас он желал больше всего на свете.

– Не следовало мне сюда приходить, – пробормотал он.

Оттолкнувшись от стола, он поднялся и в два больших шага пересек кухоньку. Выйдя в коридор, он вскоре добрался до своей комнаты, но до него вновь донеслись их голоса, и поэтому он застыл на пороге.

– Нет, не ходи к нему, – сказала Валентина. И что-то добавила тихим голосом. А потом: – Может, он и получил новое тело, но его ненависть к себе так и не исчезла до конца.

Неразборчивый ответ юной Вэл.

– Миро говорил от всего сердца, – заверила ее Валентина. – Он очень смело и честно поступил.

Снова ответ Вэл прозвучал слишком тихо, и Миро не разобрал ни слова.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась Валентина. – Пойми, мы вместе проделали долгий путь на одном космическом корабле, это случилось не так давно, и мне кажется, он немножко влюбился в меня за время того полета.

Наверное, это было правдой. На самом деле так все и было. Миро ничего не оставалось, как признать это: некоторые из чувств, которые он испытывал к Вэл, на самом деле были чувствами, которые он питал к Валентине, превратившейся из недоступной женщины в молодую девушку. Только эта девушка, как он надеялся, была рядом и свободна.

Их голоса стали тише, и до Миро доносилось лишь неразборчивое бормотание. Однако он не уходил; уперевшись руками в дверной косяк, он прислушивался к тихим голосам, которые были так похожи, так хорошо знакомы ему. Их музыку он готов был слушать вечно.

– Если и есть кто-нибудь в этой Вселенной, похожий на Эндера, – внезапно заявила Валентина, – так это Миро. Он стал калекой, пытаясь спасти невинных существ от гибели. И он так до конца и не исцелился.

«Она специально произнесла это так, чтобы я услышал, – понял вдруг Миро. – Она говорила во весь голос, зная, что я стою здесь и слушаю. Старая ведьма ждала, когда хлопнет моя дверь, и, не услышав этого, поняла, что я не ушел в комнату. Она пытается заставить меня взглянуть на себя. Но я не Эндер, я всего лишь Миро, и если она говорит обо мне такое, это только еще раз доказывает, что она меня вообще не знает».

– Ой, заткнись, опять ты врешь самому себе, – раздался у него в ухе тихий голос.

Джейн, конечно же, тоже все слышала. Даже его мысли, потому что по привычке он проговаривал их про себя. Он уже не мог думать, не двигая губами, языком. Джейн – это его исповедник, который сопровождает его повсюду.

– Ты влюбился в девчонку, – продолжала Джейн. – Почему бы и нет? Ты терзаешься своими чувствами к Эндеру, Валентине, Кванде и самому себе. Что с того? Разве была когда-нибудь кристально чистая любовь? А влюбленные только и делают, что терзаются и путаются в собственных чувствах. Думай о ней как о суккубе. Ты полюбишь ее, а она рассыплется в пыль в твоих объятиях.

Насмешки Джейн раздражали. И вместе с тем забавляли. Он вошел в свою комнату и тихонько прикрыл дверь. Закрыв ее, он прошептал:

– Ты просто ревнуешь, старая сучка. Хочешь, чтобы я принадлежал тебе одной.

– Ты не ошибаешься, – ответила Джейн. – Если бы Эндер на самом деле любил меня, то, оказавшись во Вне-мире, он бы создал мое человеческое тело. Тогда бы я смогла заигрывать с тобой.

– Мое сердце уже принадлежит тебе, – признался Миро. – Все целиком, без остатка.

– Ну и любишь ты приврать, – хмыкнула Джейн. – Я всего лишь говорящая записная книжка и калькулятор одновременно. И ты это прекрасно знаешь.

– Но ты очень, очень богата, – возразил Миро. – Я женюсь на тебе ради твоих денег.

– Кстати, – вдруг перебила его Джейн, – в одном она точно заблуждается.

– В чем именно? – спросил Миро, гадая про себя, кого именно подразумевает Джейн.

– Исследование миров еще не закончилось. Заинтересован в этом Эндер или нет – а я думаю, ему ваши полеты небезразличны, потому что она еще не превратилась в пыль – ваша работа, она не закончилась на том, что вы отыскали планеты-колонии для свинксов и жукеров.

Говоря об этих расах, Джейн частенько использовала их старые уменьшительно-уничижительные названия. Миро никак не осмеливался спросить, имеется ли у нее в словаре уничижительное название для людей. Хотя он догадывался о возможном ответе. «Термин „человек“ сам по себе достаточно уничижителен», – сказала бы она.

– Так что же мы ищем? – поинтересовался Миро.

– Мы должны обследовать как можно больше миров, прежде чем я погибну, – ответила Джейн.

Лежа на кровати, он долго раздумывал над ее словами. Ворочался с боку на бок, затем поднялся, оделся и вышел под светлеющее небо. По пути ему встретилось несколько таких же, как и он, ранних пташек. Люди спешили по своим делам, мало кто знал его в лицо, а многие даже не ведали о его существовании. Потомок странного семейства Рибейра, он не завел много знакомств в ginasio[6]. Будучи талантливым и в то же время застенчивым юношей, он не обзавелся друзьями в colegio[7]. Его единственной девушкой была Кванда, но попытка перелезть через изгородь, отделяющую человеческую колонию от леса пеквениньос, закончилась для него весьма плачевно: он стал калекой. И рухнули все надежды на будущее с Квандой. Космический перелет навстречу Валентине оборвал последние тонкие ниточки, связывающие его с миром детства. На борту корабля он провел всего несколько месяцев, но на планете за это время прошли долгие годы. Он стал самым младшим сыном матери, единственным, чья настоящая жизнь еще толком не началась. Дети, за которыми он присматривал, повзрослели и обращались с ним как с милым воспоминанием, явившимся из юных лет. Только Эндер не изменился. Сколько бы ни прошло лет, что бы ни случилось, Эндер не менялся.

Может ли такое быть? Разве мог прежний Эндер бросить своих близких в суровые времена и запереться в монастыре только потому, что мать окончательно расплевалась с жизнью? Миро хорошо помнил основные вехи жизни Эндера. В пять лет его забрали из семьи. Привезли в Боевую Школу на орбите, откуда он вышел, будучи последней надеждой человечества в войне с безжалостными захватчиками, называемыми жукерами. Вскоре он был отправлен на командный пост, располагающийся на Эросе, где, как ему сказали, должно продолжиться его обучение. Очутившись там, он встал во главе самых настоящих флотилий, расположенных от него за многие световые годы. Приказы его передавались по ансиблю. В той войне он одержал блистательную победу и в конце, сам того не подозревая, стер в порошок родную планету жукеров. Но он думал, что все это игра.

Думал, что это всего лишь игра, хотя знал, что игра эта полностью повторяет реальность. И в этой игре он решил совершить неслыханной, невероятной жестокости деяние; когда же игра обернулась реальностью, для Эндера это означало, что он виноват в происшедшем не меньше всех остальных. Хотя последняя Королева Улья простила его, доверив свой кокон его опеке, он так никогда и не избавился от чувства вины. Он был всего лишь ребенком, делающим то, что велели ему взрослые; но где-то в глубине своего сердца он понимал, что даже ребенок – это человек, что поступки ребенка – это поступки человека, что даже в детской игре заложена мораль.

Солнце едва показалось над горизонтом, когда Миро вместе с Эндером подошли к каменной скамейке в саду. Вскоре этот камень зальют солнечные лучи, но сейчас его пронизывал утренний холод. И первыми словами, с которыми Миро обратился к этому постоянному, неизменному человеку, были:

– Что это еще за монастыри, Эндрю Виггин? Решил умыть руки? Или дать себя распять?

– Я тоже по тебе скучал, Миро, – улыбнулся Эндер. – У тебя усталый вид. Спать надо больше.

Миро вздохнул и потряс головой:

– На самом деле я вовсе не то собирался тебе сказать. Я пытаюсь понять тебя, честно пытаюсь. Валентина говорит, я очень похож на тебя.

– Ты имеешь в виду настоящую Валентину? – уточнил Эндер.

– Они обе настоящие, – ответил Миро.

– Что ж, если я похож на тебя, загляни сначала внутрь себя, а потом скажешь мне, что ты там откопал.

Миро задумчиво поглядел на Эндера. Это он серьезно?

Эндер похлопал Миро по колену:

– Честно говоря, я не больно-то сейчас там нужен. Там, снаружи, – сказал он.

– Да ты сам не веришь в свои слова! – воскликнул Миро.

– Но я верю в то, что верю в них, – произнес Эндер. – И меня это устраивает. Прошу, не надо развеивать мои иллюзии. Я еще не успел позавтракать.

– Ты пользуешься удобным случаем, пользуешься тем, что тебя расщепило на три части. Эта твоя часть, изрядно постаревшая, может позволить себе роскошь посвятить себя целиком и полностью жене. И это только потому, что у тебя имеются две молоденькие марионетки и они идут и исполняют работу, которая на самом деле тебе небезразлична.

– Но она меня действительно больше не интересует, – пожал плечами Эндер. – Мне все равно.

– Тебе, Эндеру, все равно, потому что об этом, по твоему мнению, должны позаботиться представляющие тебя Питер и Валентина. Только Валентине сейчас очень плохо. Ты не обращаешь внимания на то, чем она занимается. И с ней сейчас происходит то, что когда-то произошло с моим искалеченным телом. В ее случае процесс идет медленнее, но тем не менее она разрушается. Такую гипотезу выдвинула сама Вэл, и Валентина считает, что это вполне возможно. Я тоже с ней согласен. И Джейн.

– Передай Джейн мою любовь. Я очень скучаю без нее.

– Джейн вполне хватает моей любви, Эндер.

Эндера его яростный ответ лишь позабавил:

– Когда тебя поведут на расстрел, Миро, твоим последним желанием будет выпить как можно больше воды. Чтобы твоим палачам пришлось вытаскивать твой труп из огромной лужи мочи.

– Валентина – это не сон и не иллюзия, Эндер, – заявил Миро, отказываясь переходить на обсуждение собственной личности. – Она – живой человек, и ты убиваешь ее!

– Ты очень драматично все изложил.

– Если бы ты видел, как сегодня утром она выдергивала целые прядки своих волос…

– Стало быть, у нее неплохие задатки актрисы, так я понимаю? Ты всегда был падок на театральные жесты. Не удивлен, что ты так расчувствовался.

– Эндрю, говорю тебе, ты должен…

Внезапно Эндер выпрямился, и голос его легко перекрыл голос Миро, хотя Эндер и не думал кричать.

– Ты мозгами пошевели, Миро. Неужели ты сам решил перепрыгнуть из своего старого тела в эту новую, усовершенствованную модель? Ты что, подумал минутку-другую и сказал: «Ну что ж, пусть этот тухлый труп разваливается на составляющие молекулы, потому что в новом теле мне будет лучше»?

Миро понял, что он имеет в виду. Эндер не мог управлять собственным отношением. Его айю, хоть она и представляла его глубинное «я», не принимала никаких приказов.

– Я понимаю, что мне нужно, только когда погляжу на себя со стороны, – продолжал Эндер. – И так поступаем все мы, если мы честны сами с собой. У нас есть свои чувства, свои решения, но в конце концов мы оглядываемся назад, на свою жизнь, и видим, что порой мы пренебрегали чувствами, а большинство наших решений было просто-напросто воплощением решений нашего сердца, которые созрели задолго до того, как мы их осмыслили. Я ничего не могу поделать, если частичка меня, отвечающая за девушку, в чьем обществе ты путешествуешь, вовсе не так важна моей внутренней воле, как того бы хотелось тебе или Вэл. Здесь я бессилен.

Миро склонил голову.

Солнце поднялось над верхушками деревьев. Внезапно скамья осветилась яркими солнечными лучами, и, подняв голову, Миро увидел, что вокруг взъерошенных после сна волос Эндера образовался нимб.

– Интересно, может ли ушедший в монастырь человек быть шафером на свадьбе? – как бы про себя пробормотал Миро.

– Тебе она нравится, да? – спросил Эндер, хотя вопрос, скорее, был риторическим. – И тебя беспокоит, что она – это на самом деле я.

Миро пожал плечами:

– Так, корешок на тропинке. Думаю, мне достанет сил переступить через него.

– Но что, если ты мне не нравишься? – весело поинтересовался Эндер.

Миро развел руками и отвернулся.

– Черт знает что творится, – буркнул он.

– Ты настоящий милашка, – уверил Эндер. – Наверняка юная Валентина грезит тобой. Хотя не знаю. Мои сны все время об одном и том же: взрывающиеся планеты и мои близкие, гибнущие в огне.

– Я знаю, что ты помнишь о нас, Эндрю.

Этими словами Миро хотел извиниться, но Эндер лишь отмахнулся:

– Я не могу забыть этот мир, но могу игнорировать его. Я игнорирую все окружающее, Миро. Я игнорирую тебя, игнорирую те два ходячих воплощения. В данный момент я стараюсь игнорировать всех и вся, кроме твоей матери.

– И Господа Бога, – напомнил Миро. – Господа нельзя забывать.

– Ни на секунду, – подтвердил Эндер. – Но по сути дела, я не могу забыть никого. Я ничего не забыл. Однако да, я игнорирую даже Господа, если только Новинья не пожелает, чтобы я заметил его. Я превращаю себя в мужа, которого она всегда желала.

– Но почему, Эндрю? Ты же сам знаешь, у мамы всегда были проблемы с головой.

– Ничего подобного, – укоряюще промолвил Эндер. – Даже если и так… то это лишь еще одна причина.

– То, что соединил Господь, человек да не разлучит. Я только за, с философской точки зрения, но ты не знаешь, как это…

Миро почувствовал себя ужасно усталым, измученным. Он не знал, как выразить словами то, что хотел сказать. Это, наверное, потому, что он пытался рассказать Эндеру, каково это, быть Миро Рибейрой, ведь Миро даже определить свои чувства не мог, не говоря уже о том, чтобы выразить их вслух.

– Desculpa[8], – пробормотал он, перейдя на португальский. Это был язык его детства, язык его чувств. Он вдруг обнаружил, что стирает рукой катящиеся по щекам слезы. – Se não posso mudar nem você, não há nada que possa, nada. – «Если даже тебя я не могу заставить измениться, тогда я вообще ничего не могу».

– Nem eu? – удивился Эндер. – Во всей Вселенной, Миро, нет человека, которого было бы труднее изменить, чем меня.

– Но у мамы это получилось. Она изменила тебя.

– Нет, – ответил Эндер. – Она всего лишь позволила мне быть таким, каким я хочу. Таким, какой я сейчас, Миро. Я не могу осчастливить всех и каждого. Я своего счастья не могу найти, как не могу помочь тебе, а что касается всего остального, то и там я бессилен. Но, может быть, я смогу сделать счастливой твою мать. Хоть чуточку счастливее, чем она была, хоть на какое-то время. По крайней мере, я могу попытаться.

Он взял Миро за руки и прижал их к своему лицу. Миро почувствовал пальцами мокрую кожу.

Эндер поднялся со скамейки и побрел в сторону восходящего солнца, в лучащийся фруктовый сад. «Вот так, наверное, выглядел бы Адам, – подумал Миро, провожая его взглядом, – если б не попробовал плода. Если б он жил, жил, жил и жил в том саду. Три тысячи лет назад Эндер вознесся над течением жизни. И остановился, лишь увидев мою мать. Все детские годы я пытался освободиться от нее, тогда как он сознательно следует за ней и…

Но за что зацепиться мне, если не за него? За Эндера, поселившегося в теле девушки. За Эндера, чьи локоны падают на кухонный стол».

Миро уже собрался было встать и уйти, когда Эндер вдруг обернулся и замахал рукой, привлекая его внимание. Миро шагнул ему навстречу, но Эндер не стал дожидаться, пока юноша подойдет к нему; он сложил руки чашечкой и закричал:

– Передай Джейн! Если она найдет способ! Как это сделать! Она может забрать ее тело!

Миро даже не сразу понял, кого он имеет в виду. Он говорил о Вэл.

«Она не просто тело, ты, эгоцентричный престарелый разрушитель планет. Она не какой-то там старый костюм, который можно подарить кому-нибудь, поскольку он либо мал, либо не соответствует моде».

Но гнев его быстро испарился, ибо он вспомнил, как поступил со своим прошлым телом. Он выбросил его, ни секунды не пожалев об утрате.

Кроме того, эта мысль его заинтриговала. Джейн… Возможно ли это? Если ее айю каким-то образом переселится в Вэл, выдержит ли человеческое тело громадный разум Джейн, чтобы оживить ее, когда Межзвездный Конгресс отключит все компьютеры?

– Вы, парни, такие тугодумы, – промурлыкала Джейн ему на ухо. – Я уже успела пообщаться с Королевой Улья и Человеком, чтобы выяснить, можно ли переселить айю в тело. Королевы Ульев когда-то сделали это, создав меня. Но они воспользовались не какой-то определенной айю. Они взяли первую попавшуюся, которая откликнулась на их призыв. Мой случай посложнее.

Шагающий к монастырским воротам Миро ничего не ответил.

– А, да, твои чувства по отношению к малышке Вэл… Тебе ненавистен тот факт, что, влюбившись в нее, ты в некотором роде влюбился в Эндера. Но если в ее тело переселюсь я, если я стану ее волей и буду управлять жизнью Вэл, останется ли она той девушкой, которую ты любишь? Выживет ли хоть часть ее? Не будет ли это убийством?

– Заткнись, а? – вслух попросил Миро.

Монастырская привратница с удивлением посмотрела на него.

– Это я не вам, – объяснил Миро. – Но это вовсе не означает, что это такая уж плохая мысль.

Спускаясь по тропинке к Милагре, Миро чувствовал у себя на спине ее взгляд. «Время возвращаться на корабль. Вэл будет ждать меня. Кем бы она ни была.

Эндер так предан матери, так терпелив с ней – неужели я то же самое испытываю по отношению к Вэл? Хотя нет, это, скорее, не чувство. Это деяние воли. Это решение, от которого потом не откажешься. Способен ли я ради кого бы там ни было пойти на такое? Способен ли я навсегда отдаться в чью-то власть?»

Тут он вспомнил Кванду и остаток пути преодолел, ощущая во рту горький вкус потери.