Вы здесь

Дети войны с мечтой о море. Краткий очерк о Владивостокском военно-морском подготовительном училище (1946–1948), Подготовительном курсе ТОВВМУ (1948–1949) и его воспитанниках. Часть первая. Капитан 1 ранга В. С. Любимов (Ю. Н. Лебедев, 2016)

Часть первая. Капитан 1 ранга В. С. Любимов

Дети войны с мечтой о море

«Что обрели в Подготе нашем, братцы,

С чем из ТОВВМУ мы вышли не шутя,

С тем и живём – и десять лет, и двадцать,

И, как сегодня, – шестьдесят спустя!

Приметы прошлого нам дороги и святы.

Мы изменились, что там говорить!

Но в самом Главном – те же мы ребята,

И это Главное ничем не истребить!»

Борис Козлов, бывший подгот

Володя Любимов, август 1946 г.


Владимир Любимов, июль 2014 г.

1.1 Краткие очерк о становлении Владивостокского военно-морского подготовительного училища (ВВМПУ)

В дореволюционный период царское правительство не смогло организовать военно-морское образование на Дальнем Востоке, если не считать попытку адмирала Колчака в 1919 год организовать во Владивостоке гардемаринские классы. Однако просуществовали эти классы всего один год.

В годы гражданской войны Военно-морской флот молодой Советской республики понёс особенно тяжёлые потери. Он лишился большей и лучшей части корабельного состава, многих высококвалифицированных морских специалистов. В 20-е годы ХХ века началось восстановление разрушенных на Дальнем Востоке военно-морских баз, в 30-х гг. развернулось строительство нового мощного флота. Этого требовала международная обстановка, агрессивные устремления японских милитаристов. В 1931 году японцы захватили Манчжурию. Возник опасный очаг войны на территории советского Дальнего Востока. Летом 1938 г. у озера Хасан, с мая по август 1939 г. на Халхин-Голе японские милитаристы попробовали испытать силу советского оружия. Получив достойный отпор, японцы временно отказались от нападения на Советский Союз, стали лихорадочно готовиться к оккупации всего Китая. Для защиты огромных территорий советского Дальнего Востока кроме современной армии и авиации потребовался мощный Военно-морской флот. И они были созданы.

21 апреля 1932 года образованы Морские Силы Дальнего Востока, переименованные в 1935 году в Тихоокеанский флот (ТОФ). В его состав вошли соединения надводных кораблей, подводных лодок, авиации и береговой артиллерии. Вступающие в строй боевые корабли и подводные лодки требовали подготовленных командиров и военных специалистов. Единственное в то время Военно-морское училище им. М. В. Фрунзе не могло вполне справиться с такой задачей, тем более, что выпускники училища, готовившиеся на Балтике, не были достаточно знакомы со спецификой тихоокеанского театра. 19 октября 1937 года на основании Постановления Совета Народных Комиссаров (СНК) СССР была издана директива о формировании Третьего военно-морского училища в г. Владивостоке. С этого дня отсчитывается история Тихоокеанского Высшего Военно-морского училища (ТОВВМУ) им. С. О. Макарова.

В феврале 1938 года наркомоборонпром принял к исполнению «Программу строительства боевых и вспомогательных кораблей на 1938–1945 гг». Интенсивное их строительство, а также «чистка» командных кадров в 1937–1938 гг. повлекли за собой необходимость пополнения флота офицерами младшего звена, которых явно не доставало.

В связи с тем, что общий уровень среднего образования в стране был ещё низок, а для флота, оснащённого новейшей техникой и оружием, требовались достаточно образованные кадры, в июле 1939 года нарком ВМФ обратился к председателю СНК СССР В. М. Молотову с ходатайством об образовании специальных военно-морских средних школ (спецшкол) в городах Ленинград, Одесса, Киев, Горький, Баку и Владивосток под номерами 1–6 соответственно с набором в них учащихся, окончивших 7, 8 и 9 классы средних общеобразовательных школ на первый, второй и третий курсы спецшкол соответственно, с тем, чтобы в 1940 году провести первый выпуск младших военно-морских специалистов. Предполагалось комплектовать Высшие военно-морские училища выпускниками этих спецшкол.

Постановлением № 1316 СНК СССР такая сеть средних военно-морских спецшкол была создана. Входили эти спецшколы в систему Наркомпроса РСФСР открытого типа. Но ситуация, сложившаяся с началом Великой Отечественной войны, потребовала повышения качества подготовки кадров для Военно-морского флота. Часть спецшкол была сокращена. Оставшиеся военно-морские спецшколы были переведены вглубь страны. 4 февраля 1942 года был сформирован подготовительный курс ТОВВМУ из двух рот, основу которых составили ребята из спецшколы № 4 Владивостока. В таком же порядке 25 июня 1943 года приказом Наркома ВМФ на базе Бакинской спецшколы было сформировано Первое Бакинское военно-морское подготовительное училище (БВМПУ) закрытого типа, в состав которого вошли также воспитанники Киевской, Одесской и частично Горьковской спецшкол. В январе 1944 года все курсанты БВМПУ были приведены к военной присяге, став военнообязанными. Опыт их подготовки за первый год обучения был оценён положительно. Летом 1944 года Постановлением СНК СССР № 330 были организованы ещё три военно-морских подготовительных училища закрытого типа (в Ленинграде на 1200 курсантов, в Горьком на 600 курсантов и во Владивостоке тоже на 600 курсантов). 18 июня 1944 года был произведён первый выпуск подготовительного курса ТОВВМУ, набранного из воспитанников спецшколы № 4 Владивостока в феврале 1942 года в количестве 400 человек. В декабре 1944 года вместо подготовительного курса ТОВВМУ, прекратившего своё существование, было сформировано Владивостокское военно-морское подготовительное училище, расположившееся на территории южного склона Сапёрной сопки вблизи ТОВВМУ.

Таким образом, подготовительные училища с 1944 года стали приемниками и продолжателями выполнения задач спецшкол Наркомпроса, их учащиеся с 1946 года стали именоваться воспитанниками. Курсантами они будут называться, когда поступят в ТОВВМУ и примут военную присягу. Владивостокское военно-морское подготовительное училище просуществовало вплоть до 1948 года. Принимались в подготовительное училище юноши, закончившие 7, 8 и 9 классов на первый, второй и третий курсы соответственно после сдачи вступительных экзаменов по Программе средней общеобразовательной школы, имеющие хорошее здоровье и желание учиться в училище. Обязательным было прохождение медицинской комиссии на годность к военно-морской службе. Успешно окончившие ВВМПУ принимались в высшие и средние военные училища без экзаменов с одновременным принятием военной присяги. Право выбора училища для дальнейшей учёбы предоставлялось тем воспитанникам, которые на выпускных экзаменах в ВВМПУ имели хорошие результаты.

1.2 Мои предвоенные и военные годы

Мои дошкольные годы прошли в городе Таганроге Ростовской области на берегу Азовского моря. Весной этот город утопал в цвете акаций, на морской глади скользили яхты под белыми парусами, рыбаки на весельных лодках и катерах занимались в море промыслом чебака, судака, тарани и другой рыбы. Таганрог – это город великого русского писателя Антона Павловича Чехова, в котором имеется дом-музей его имени. У меня в домашней библиотеке впоследствии имелось полное собрание сочинений моего земляка Антона Павловича наряду с подписными изданиями других русских, советских и зарубежных писателей. Многие из этих сочинений мною были прочитаны ещё в годы моей военно-морской службы.

Таким образом, с морем я был знаком с детства не понаслышке. В мирное довоенное время мой отец Серафим Тихонович любил плавать в море в свободное от работы время, часто брал меня с собой. Отец отлично плавал, и когда мне исполнилось четыре года, научил меня держаться на воде. А в шесть лет под его «тренерским» наблюдением я уже проплывал небольшие расстояния, не боясь солёной морской воды, попадавшей мне в рот. Когда я со своей сестрой Валей посещал детский сад, нас в тёплое время года в составе группы детей регулярно водили купаться на детский пляж Азовского моря. Там я выделялся среди ребят как заправский пловец. В детский сад я почти всегда ходил в матроске и бескозырке, которые мне купили родители ко дню рождения. Я был очень рад и гордился своей морской формой. Когда же меня спрашивали взрослые: «Володька, кем ты будешь, когда вырастишь?», я непременно отвечал: «Моряком!» А на вопрос: «А почему ты выбрал морскую службу?», восклицал: «Потому что моряки ходят с наганами».

Кто знает, возможно, эти мои детские ещё дошкольные мечтания о море, о весёлых и отважных моряках, о их красивой форме предопределили мой дальнейший жизненный путь, мою 35-летнюю военно-морскую службу и 25-летнюю работу, связанную с морской стихией после ухода в запас и затем, – в отставку. Однако вернёмся в предвоенный город Таганрог.

Жили мы в частном секторе города, называемом в народе Собачеевкой. Там были утопающие в садах одноэтажные дома-мазанки с голубятнями на крышах. Жил в таких мазанках рабочий люд со своими семьями. Отец мой работал слесарем точных приборов в паровозном депо, мама была домохозяйкой, воспитывала троих детей: меня, сестру Валю и брата Толю. Я был самый старший, сестра Валя, – на два года младше меня, а брат Толя, – младше меня на 7 лет.

В 1937 году отца, как молодого коммуниста с семилетним партийным стажем, по приказу наркома путей сообщения СССР Л. М. Кагановича направили на станцию Ерофей Павлович Забайкальской железной дороги Читинской (ныне Амурской) области с целью укрепления кадров железнодорожного транспорта. Через год, в августе 1938 году на новое место жительство к отцу прибыло остальное наше семейство. Осенью этого же года я пошёл учиться в первый класс средней школы посёлка Ерофей Павлович. Там же в июне 1941 года застала нас Великая Отечественная война.

В годы войны в поселковом клубе им. Вацлава Воровского ежедневно по вечерам перед кинофильмами демонстрировались документальные кино-журналы и военные киносборники о событиях на фронтах, о героических подвигах наших воинов Советской Армии и Военно-морского флота. Мне нравилось смотреть эту кинохронику, особенно когда демонстрировали героические свершения военных моряков на кораблях Военно-морского флота. Особенный восторг вызывали у меня кадры, свидетельствующие о подвигах молодых матросов и юнг в морских сражениях с немецкими захватчиками. В то время телевидения ещё не было, поэтому наиболее свежую информацию о событиях на фронтах Отечественной войны можно было получить лишь в периодической печати (в основном, в газетах), по радио и в кинохронике. На демонстрацию киножурналов в зал клуба мальчишки пробирались, как правило, без билета немыслимыми путями, располагаясь в закоулках балконов и в проходах кинозала. Взрослые и контролёры смотрели на это снисходительно и редко кого призывали «к порядку». После просмотра таких киносборников и прослушивания по радио сообщений о событиях на фронтах я вместе с моим другом Серёжей Власовым загорелся желанием тоже попасть на фронт, чтобы громить немецко-фашистских захватчиков. Самое лучшее, мечтали мы, подучиться и стать юнгами, чтобы драться с фашистами на кораблях Военно-морского флота. С мальчишеским задором обсуждали ситуации, как сделать, чтобы попасть на военные корабли. Показывали ведь в кинофильме о подвигах наших юнг! Но как это сделать? Куда обратиться? Этого мы не знали. Нам было всего по 12–13 лет! Но желание наше было столько сильным, что дважды тайно от родителей писали заявления в школу юнг во Владивосток в 1943 и 1944 годах, отсылая эти заявления по адресу: «Владивостк, Школа юнгов». Конечно, ответа мы не получили, так как писали почти «на деревню дедушке». Знающие люди потом объяснили нам, что в Школу юнгов принимают только детей-сирот из детских домов и тех детей, у кого отцы погибли на фронте. Лишь тогда мы успокоились, продолжили учёбу в школе. Выходит, мы не могли претендовать на поступление в школу юнг. Мои родители были живы, отец забронирован на производстве. У Серёжки Власова тоже мать и отец были живы. Правда, отец у него был инвалидом, поэтому на фронт его не взяли.

Мечты о море и дальних морских странствиях разгорелись у меня с новой силой, когда в нашем посёлке в летних отпусках побывали курсанты (воспитанники) Владивостокского военно-морского подготовительного училища Виталий Зарубин и Николай Ясаков. Они расхаживали по посёлку в красивой военно-морской форме, а на их бескозырках золотыми буквами на зависть всем мальчишкам горели таинственные слова «Подготовительное училище». Приходили они и в нашу школу, с бравым видом «бывалых» моряков рассказывали о военно-морской службе, о шлюпочных походах на вёслах и под парусами, о дальних походах на военных кораблях в зарубежные страны. Конечно, у этих «бывалых» моряков было много фантазии, но все мы слушали их с раскрытыми ртами. А когда они поучали нас о том, что корабли, оказывается, не плавают, а ходят; что лестницы надо называть «трапами», а пол в классе – «палубой», восторгу нашему не было предела. Моё желание стать таким же, как они, укрепилось окончательно. Я твёрдо решил после окончания семи классов весной 1946 года поступить на первый курс Владивостокского военно-морского подготовительного училища. А мой друг Серёга Власов передумал, решил поступать в художественное училище города Биробиджана. Пути наши разошлись, но дружеские связи мы поддерживали всегда. Последний раз я встретился с ним на его 80-летнем юбилее в посёлке Ерофей Павлович. Большой путь прошёл мой друг Сергей Петрович Власов – известный художник России, некогда чемпион Сибири и Дальнего Востока по лёгкой атлетике. Несмотря на пенсионный возраст и инвалидность (2 группа), Сергей Петрович не утратил свой творческий пыл, его персональные художественные выставки не однажды демонстрировались не только в нашей стране, но и за рубежом. К сожалению, в 2012 году его не стало.

Ещё зимой 1946 года, когда мы учились в 7-ом классе, в районном военкомате г. Скороводино я выяснил, какие документы надо готовить и когда следует отправлять их в ВВМПУ. Основными из этих документов были: выписка из школы об оценках за 7-ой класс за первое полугодие 1945 / 1946 учебного года и справка о состоянии здоровья. Эти документы я послал по указанному адресу во Владивосток. Весной 1946 года получил вызов из училища на вступительные экзамены. По этому вызову в райвоенкомате г. Сковородино мне были выданы проездные документы для приобретения железнодорожного билета на поезд до Владивостока. После сдачи экзаменов за седьмой класс средней школы и получения аттестата об окончании семилетки с положительными оценками, я попрощался со своими друзьями, родителями и учителями и в конце июня 1946 года выехал во Владивосток. Реакция родственников была неоднозначной. Мама провожала меня со слезами, ведь впервые провожала меня в дальний путь. Отец одобрил мой выбор и храбрился: мол, и «мы когда-то были такими же пацанами, как мой сын, и тоже мечтали о море». Сестра и брат смотрели на меня с повышенным интересом: «Как там наш братец со своим кораблём будет ходить по волнам». Так закончилась моя 16-летняя жизнь в родительских пенатах.

Вагон пассажирского поезда, в котором я ехал, был общим. Толчея. Самое лучшее место для мальчишки, каким в то время был я, – верхняя багажная полка. Так я и сделал, подтянувшись на руках и забросив ноги по направлению к проходу вагона. Весь мой багаж – зелёный чемодан, в котором были уложены одежда для лета, туалетные принадлежности, и в отдельной сумочке – пропитание от мамы на трое суток. Заранее (без разрешения мамы) отобрал я некоторые фотокарточки из семейного домашнего альбома, которые также уложил в чемодан. Чувствовал, что эти фотографии помогут мне скрасить мою печаль при разлуке с родителями, сестрой и братом. Потом мне пришлось признаться маме о моём поступке. В письме она немного меня пожурила, и было за что. Впоследствии эти фотографии безвозвратно пропали. Но об этом – ниже.

Итак, впервые в жизни я оказался на берегу Тихого океана, а точнее – на берегу бухты Золотой рог во Владивостоке. Мечты о море и морской стихии взбудоражили моё воображение, с волнением задаю себе вопросы: «Как встретят меня в училище?», «Осуществится ли моя мечта стать моряком?» На железнодорожном вокзале я подошёл к одному морскому офицеру и спросил его, как доехать до военно-морского подготовительного училища. Следуя его советам, сначала на трамвае я доехал до Первой Речки, откуда пешком вдоль железнодорожного полотна, поднявшись на пригорок увидел кирпичные строения Владивостокского военно-морского подготовительного училища, которое станем мне моей Альма-матер на три года упорного труда на пути к освоению довузовского военно-морского образования.

1.3 Сбылась моя мечта. Здравствуй, ВВМПУ!

Владивостокское военно-морское подготовительное училище (ВВМПУ) располагалось недалеко от Тихоокеанского Высшего Военно-морского училища на юго-восточном склоне Сапёрной сопки. Комплекс из жилых и хозяйственных строений училища состоял из нескольких одно- и двухэтажных корпусов из добротного красного кирпича, построенных ещё во время русско-японской войны 1904–1905 гг. Среди этих построек выделялось своим, как мне казалось в то время, величественным видом, двухэтажное здание учебного корпуса училища. Туда я и направился со своим зелёным чемоданом после прибытия во Владивосток для сдачи вступительных экзаменов в ВВМПУ.


Вспоминает наш однокашник по ВВМПУ Виктор Ермаков:

«В корпусах ВВМПУ ранее располагалась школа младших авиационных специалистов (ШМАС), переведённая в район станции Океанская под Владивостоком. Незадолго до нашего поступления в училище летом 1946 года произошёл пожар, сгорел второй этаж главного (учебного) корпуса. Разместили нас, кандидатов (абитуриентов) на первом этаже в левой части этого здания, где мы продолжали жить первое время после зачисления на первый курс училища. Зимой было холодно, весной и осенью от дождей и мороси, – промозгло. Проблему с теплом решили путём установки в нашем помещении печи из 200-литровой металлической бочки. Правда, в окрестностях пропали старые телеграфные столбы, вероятно, приготовленные на вывоз. Уж очень хорошо они горели! Проблема с затоплением помещения водой от дождей решалась ещё проще: в левом углу помещения с помощью лома пробивалась дыра, и вода уходила. Последствия пожара имели и маленький плюс, – на подгоревшем потолке здания всегда можно было набрать угля для допотопного утюга.

Несколько поодаль от главного корпуса училища стояли одноэтажные кирпичные здания, в которых размещались экипажи дивизиона учебных катеров (ДУК), которым командовал капитан 1 ранга А. П. Коровкин, а также личный состав узла связи во главе с мичманом, начинавшим службу радистом ещё в 1904 году в Порт-Артуре. Мы узнали, что за долголетнюю безупречную службу он был награждён Орденом Ленина. В то время служивых чтили. Были и другие административные здания училища, даже собственная гауптвахта за жилым корпусом. Благо, не надо было арестованных на «губу» сопровождать на гарнизонную гауптвахту, что было далеко и хлопотно».


Меня разместили для проживания на время сдачи вступительных экзаменов в одном из корпусов училища, ознакомили с распорядком дня и правилами поведения на его территории, включив в одну из групп абитуриентов ВВМПУ. В каждой из четырёх групп абитуриентов назначили старших, а общее руководство по организации быта и бесплатного питания нескольких групп абитуриентов в столовой училища на время приёмных экзаменов осуществлял настоящий военный моряк в форме старшины второй статьи Евгений Емелин. Обращаясь к нам, он сказал:

– С этого момента я, – ваш непосредственный начальник. По всем вопросам быта и организации службы обращаться ко мне. Форма обращения: «Товарищ старшина второй статьи». После этого излагаете свою просьбу или задаёте интересующий вас вопрос. Сход на берег запрещён. Если надобно отлучиться по каким-либо вопросам за пределы училища, непосредственно обращаться ко мне. В вашем распоряжении классные помещения для подготовки к экзаменам и кубрик для отхода ко сну. Предупреждаю: по трапам не бегать, в курилках и гальюнах соблюдать порядок и чистоту. Вопросы есть?

Конечно, вопросов было много, но ошарашенные монологом своего нового начальника, удивлённые немыслимыми оборотами морской лексики («кубрик для отхода ко сну», «гальюн», «сход на берег запрещён» и т. п.), мы без излишней в таких случаях сутолоки получили ответы на интересующие нас вопросы, касающиеся бытовых условий и распорядка дня во время сдачи приёмных экзаменов.

Все мы, воспитанники первого курса училища, в основной массе, были 15–16 летними юношами 1930–1931 гг. рождения, может быть, ещё не до конца расставшиеся с детством, но в мечтах уже полные сил и энергии для больших свершений на морском поприще. Но не все выдержали проверку временем. Некоторые, ещё будучи абитуриентами училища, тяготились муштры, попав в военную среду со своими уставным порядком и воинскими требованиями. Абитуриенты, не сдавшие вступительные экзамены или не прошедшие по состоянию здоровья медицинскую комиссию на годность к военно-морской службе, были отправлены домой. Им были выписаны проездные документы для приобретения проездных билетов. Несколько человек из нашего потока абитуриентов не прошли мандатную комиссию, им также были выданы проездные документы для возвращения к месту своего постоянного места жительства. Но были и такие, правда, их было немного, которые тяготились военным порядком, они отказались от сдачи экзаменов или прохождения медицинской комиссии. Проездные документы для возвращения домой таким горе-абитуриентам не выдавались, а их родителям сообщалось о создавшейся ситуации.

Я же приёмные экзамены сдал успешно. К нам на первый курс был переведён Саня Вольфсон из расформированного училища химзащиты. Перевели без экзаменов и лучших выпускников Школы юнгов[1] из Кронштадта – Володю Живова, Флорентина Николаева, Юру Лебедева и др. Все они, за исключением Моренова, которого за что-то после второго курса подготовительного училища отчислили, успешно закончили ВВМПУ и ТОВВМУ. А Володя Живов, как отличник учёбы, воспользовался правом выбора военного вуза, и его направили в Севастопольское Высшее военно-морское училище.

После зачисления кандидатами в училище на соответствующий курс (первый, второй, третий) нас распределили по ротам и учебным классам, познакомили со своими командирами и воспитателями. В классе одного из воспитанников назначили старшим (старшиной). Познакомили с распорядком дня в училище, с правилами поведении воспитанников в увольнении.

Гражданская одежда зачисленных в училище была уложена в вещевые мешки с бирками, на которых обозначались фамилии воспитанников и номер роты. Вещевые мешки мы сдали на склад вещевого и шкиперского хозяйства училища для хранения. Желающие могли переслать свои вещи родителям за свой счёт. Нам выдали рабочую форму одежды второго срока и бескозырки без ленточек. До начала учебного года нас направили на трудовую практику в Шкотовский район Приморского края на уборку сена в военном совхозе Тихоокеанского флота. Конечно, мы понимали, что это было своего рода испытание на «трудности и лишения военной службы» и в то же время, – ответ на вопрос: «Сможет ли воспитанник жить и учиться в отрыве от семьи в условиях суровой воинской дисциплины?» Трудовая практика длилась в течение августа. Мои товарищи-воспитанники выдержали испытание временем. Никто из нашего класса (взвода) не подался «на гражданку» из системы подготовительного училища.

Впечатлений на трудовой практике было много. К примеру, одно из них. Я впервые в жизни здесь, на сенокосе, увидел живых змей. В наших климатических условиях Сковородинского района Читинской области, где я раньше (до подготовительного училища) жил с родителями, змей нет вообще, во всяком случае я их не видел. В народе наш район называли зоной вечной мерзлоты. В народе даже сложили частушки: «Ерофей, Ерофей – новая планета, десять месяцев зима, остальное, – лето». До сих пор я остерегаюсь от встреч с ползучими гадами, так как не могу отличить, например, гадюку от ужа или щитомордника. На покосе же в Шкотовском районе во время трудовой практики змей было множество. Когда приходилось переворачивать сено для просушки под ярким приморским солнцем, из-под каждого скошенного рядка душистого сена выползали по несколько гадюк. Я понимал, что нельзя уничтожать всё живое в природе, но не в силах был удержаться, чтобы с испугу не расправиться с несколькими из них с помощью вил. «А вдруг, это были безобидные ужи или полозы», – сверлила мысль, но было уже поздно.

После окончания трудовой практики нас возвратили в училище для занятий. К тому времени приём кандидатов на курсы обучения ВВМПУ был уже закончен. За время поступления в училище и трудовой практики воспитанники сблизились, образовалось несколько неформальных дружеских групп по принципу землячества или по интересам. При первых встречах обычно звучало: «Ты откуда?» или «Каким спортом занимался?» Так, моими первыми закадычными друзьями стали Григорий Базалий с железнодорожной станции Кагановичи (ныне г. Екатеринославка) и Василий Пошивайлов со станции Завитая Амурской области, а также Анатолий Скопинцев из Спасска-Дальнего Приморского края. Другими моими друзьями стали Николай Горюнов со станции Карымская Читинской области, Иван Свищ из Красноярска и Юрий Литвинцев из Владивостока.

К сожалению, перечисленные выше друзья уже ушли в мир иной. Среди ещё ныне живущих следует отметить Василия Ивановича Пошивайлова, проживающего в Севастополе. Известно, что после училища он служил на пл 613 пр. на Черноморском флоте, затем, на пл. 633 пр. на Северном флоте, впоследствии командовал пларк К-175 на ТОФе. После ухода в запас длительное время (1982–2012) руководил Севастопольской детской морской флотилией им. Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова. Подробнее о нём см. п. 1.8.1 (пп. 14).

После трудовой практики и возвращения в училище нам выдали новую суконную форму одежды первого срока, новые хлопчатобумажные рабочие брюки и рубаху, кожаные хромовые ботинки чёрного цвета, а также рабочие яловые ботинки (их мы называли «гадами» или ещё более круто, – «гавнодавами»). Выдали, кроме того, на радость нам настоящие морские бушлаты и суконные шинели чёрного цвета, зимние шапки-ушанки и новые бескозырки, на лентах которых красовалась надпись «Подготовительное училище». Погончики на рубахах и погоны на бушлатах и шинелях имели белую окантовку, а в центре, – якорь красного цвета. На рукаве бушлатов и шинелей красовались угловые нашивки красного цвета (количество угловых нашивок соответствовало курсу обучения, – 1, 2 или 3). Военную форму одежды воспитанники содержали чистой, опрятной, брюки и суконные рубахи – отутюженными. За этим следили командиры рот и воспитатели, повседневно проверяя форму одежды и личную опрятность воспитанника на построениях и строевых занятиях.

1.4 Наши командиры и преподаватели

1.4.1 Командиры (начальники)

С момента образования Владивостокского военно-морского подготовительного училища (ВВМПУ) в 1944 году и до его расформирования в 1948 г. его начальником был капитан 1 ранга Георгий Васильевич Парийский (впоследствии – контр-адмирал), 1904 г. рождения, окончивший ВВМУ им. М. В. Фрунзе в 1928 году. Он прошёл большой путь корабельной и штабной службы на Балтийском и Тихоокеанском флотах. Начинал корабельную службу вахтенным помощником эскадренного миноносца, служил флагманским связистом дивизиона СКР и бригады заграждения и траления. Командовал тральщиком и эскадренным миноносцем, а также строящимся в Комсомольске-на-Амуре крейсером «Каганович». Последняя корабельная должность Георгия Васильевича Парийского – начальник штаба отряда вновь строящихся и капитально ремонтирующихся кораблей в г. Комсомольске-на-Амуре. Эту должность Г. В. Парийский занимал с 1942 года. В 1944 году он был переведён на должность начальника ВВМПУ в г. Владивостоке. По моему личному впечатлению, а также по отзывам моих однокашников нашего курса набора 1946 года, это был спокойный и требовательный начальник, снискавший уважение воспитанников. Свою требовательность он сочетал с заботой о подчинённых.

Заместителем начальника училища по учебной и строевой части был капитан 1 ранга Виктор Иванович Галкин, 1901 года рождения, активный участник гражданской войны на Каспии. В 1918 году на Бакинском фронте он воевал с турками, а в 1920 году, – против Врангеля. В 1921–1923 гг. пришлось воевать с английскими и иранскими оккупантами. В 1925 году Виктор Иванович поступает в ВВМУ им. М. В. Фрунзе. После окончания училища в 1928 году В. И. Галкин вначале служил на канонерских лодках Каспийской военной флотилии, а с началом Великой Отечественной войны был переведён на службу в штаб Западного укрепрайона Кронштадтской ВМБ. В 1944 году Василий Иванович назначается на должность заместителя начальника училища по учебной и строевой части.

Обязанности начальника учебного отдела училища исполнял капитан 1 ранга Алексей Михайлович Соколов – участник гражданской войны на Балтийском флоте (1919–1921 гг.). После окончания училища комсостава ВМФ (1921–1925 гг.) служил вахтенным помощником командира линкора «Марат». С 1927 года продолжил службу на подводных лодках Балтийского флота. С 1937 года Алексей Михайлович служит вначале в ВВМУ им. М. В. Фрунзе, затем, – в Черноморском ВВМУ. В 1942 году его переводят на должность старшего преподавателя кафедры навигации в ТОВВМУ, а в 1944 году назначают начальником Учебного отдела ВВМПУ. Капитан 1 ранга А. М. Соколов в основном сидел в своём кабинете. Чем он там занимался, нам было неведомо. Но раз учебный процесс с воспитанниками был отработан, значит, занимался своим делом. Был один забавный факт – его овчарка сама ходила с ведёрком в зубах на камбуз за пищевыми отходами себе на пропитание.

Любимым делом Алексея Михайловича Соколова была ловля «сачков», т. е. уклоняющихся от самоподготовки. Этому делу Алексей Михайлович отдавался самозабвенно. Вот как описывает эту ловлю капитан 1 ранга в отставке Виталий Козырь, обучавшийся в своё время в ВВМПУ во Владивостоке (1945–1948), в своей книге «Подготы Тихого океана»:

«Как только весной солнце пригревало землю и наступали благодатные тёплые дни, курсанты норовили покинуть полутёмную и сырую казарму. Найдя укромные местечки в расщелинах Сапёрной сопки, грелись под лучами склоняющегося к горизонту солнца. То же случалось в сентябре и в октябре с приездом из летних отпусков до наступления осеннего ненастья и холодов. А. М. Соколов обладал феноменальной памятью. Выловив очередного «сачка», он многозначительно выговаривал: «Э-э-э, Иванов! А у Вас двойка по математике, а Вы сакуете. Нехорошо!» или: «Э-э-э, Сидоров! А у Вас нет оценки по Конституции. Поедите зимой в отпуск, зайдите в школу, где учились и привезите справку с оценкой по Конституции, иначе устрою Вам экзамен!» «Сачок» под конвоем Алексея Михайловича направлялся в классы на самоподготовку, и на этом инцидент исчерпывался. Его никто не боялся и никто не таил обиды, так как сам никому не делал зла» [10, с. 40].


Заместителем начальника ВВМПУ по политической части – начальником политотдела был капитан 1 ранга Георгий Васильевич Гуренков, возглавлявший организацию и проведение воспитательной и партийно-политической работы в училище. Это был опытный политработник. В его подчинении находились секретарь парткомиссии, инструкторы по партийной работе, пропагандисты, инструкторы по комсомольской работе, а также заместители командиров курсов по политической части. На нашем курсе таким заместителем был И. И. Кравец.

Организацией повседневного порядка и службы в училище руководил начальник строевого отдела капитан 3 ранга Сергей Алексеевич Подпорин, 1913 года рождения. В 1935 году он успешно окончил ВВМУ им. М. В. Фрунзе. Проходил службу в ТОВВМУ на различных должностях, начиная от командира учебной группы. Последующие его должности – помощник начальника курса, командир роты, начальник курса, преподаватель морской практики. Это был энергичный, подтянутый и вездесущий офицер. Его голос был слышен на всей территории училища при построениях и переходах рот, на разводах на дежурство, либо при распределении работ или увольнении воспитанников в город. Нередко Сергей Алексеевич устраивал «разносы» воспитанникам на территории училища, нарушающим форму одежды или распорядок дня. Явной противоположностью ему был его подчинённый капитан-лейтенант Сендар Хаскелевич Гейлер – начальник распределительного строевого отделения (РСО) училища, с которым воспитанникам приходилось нередко общаться. Припоминаю, как-то на вопрос воспитанников по поводу его форменной фуражки (мичманки), имеющей не совсем уставной вид (ибо была слегка помятой), он с гордостью отвечал, что носит её с военных лет. Был он спокойным, выдержанным добросовестно исполнял свои обязанности. Как известно, с течением времени характер человека почти не меняется. Забегая вперёд, опишем со слов Андрея Воловенко, нашего однокашника по ТОВВМУ, о характере Сендара Гейлера, назначенного уже в 1949 году командиром роты артиллерийского факультета ТОВВМУ.


«Кто же такой «папа Гейлер? Это – шутливая кличка, которую дали курсанты командиру роты капитану 3 ранга Гейлеру Сендару Хаскелевичу, еврею по национальности. В Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Гейлер служил на торпедных катерах Черноморского флота, участвовал в боевых походах катерников, за что получил несколько боевых наград, в том числе Орден Красной Звезды. В училище Сендар Хаскелевич был всеобщим любимцем курсантов роты. Букву «Р» он картавил, над ним подшучивали, но к этому Сендар Хаскелевич относился снисходительно, сам понимал и любил хорошую шутку. Вот один из примером.

На 20-весельном баркасе старшим был назначен капитан 3 ранга Гейлер. Предстоял трёхсуточный поход из б. Миноносок на остров Попова. Ребята готовят под наблюдением опытных сверхсрочников-старшин такелаж, переносят продовольствие и воду в анкерах на баркас. Жарко, дана команда: «Раздеться по пояс». Раздевается и сам командир роты. Всё его тело покрыто густой порослью волос. Один из курсантов, обращаясь к нему, спрашивает:

– Товарищ капитан 3 ранга, Ваши предки, видимо, произошли от обезьяны?

Последовал моментальный ответ на шутку:

– Вам, ребята, повезло, ваши предки были бедны волосатостью.

Дружный хохот грянул над причалом, поднимая весёлое настроение ребят над бухтой и ускоряя темп подготовки к шлюпочному походу с ночёвкой на «необитаемых» ещё курсантами островах» [2, с. 320–321]


Но вернёмся к нашим командирам. Непосредственно курсами воспитанников, в каждом из которых находилось по три роты, командовали их начальники: капитан 2 ранга Глеб Емельянович Афанасьев, капитан-лейтенант Валентин Семёнович Кришталь и капитан 2 ранга Константин Анатольевич Куленков. Указанные командиры курсов прошли большой служебный путь, имели богатый опыт работы с подчинёнными, однако каждый из них имел свои взгляды на жизнь и службу, имел свой неповторимый характер.

Глеб Емельянович, 1910 г. рожд., закончил ВВМУ им. М. В. Фрунзе в 1934 году, служил на подводных лодках типа «Щ» на Тихоокеанском флоте. В годы войны с 1941 года служил в штабе бригады подводных лодок. С этой должности в 1944 году был назначен в наше училище начальником курса. О нём у нас осталось весьма хорошее впечатление. К воспитанникам он относился уважительно, проявляя отеческую заботу о нуждах и запросах своих питомцев. Воспитанники платили ему тем же: его любили как отца-командира и уважали за боевые заслуги. Несмотря на внешнюю напускную строгость Глеба Емельяновича, воспитанники нутром чувствовали доброе отношение к ним своего командира-наставника, хотя и называли его в шутку «Марусей» или чаще, – «утюгом» за его шаркающую походку [10, с. 22].

Капитан-лейтенант Валентин Кришталь – прямая противоположность Глебу Емельяновичу. Даже в его служебной карьере усматривается нечто отсутствующее в его профессионально-личностном становлении как командира-воспитателя. Валентин Кришталь закончил военно-пехотную школу в Полтаве в 1934 году, и вскоре неожиданно был назначен командиром артиллерийской батареи на крейсер «Аврора». Но прослужил там он недолго и был переведён на должность командира роты в учебный отряд Балтийского флота. В 1936 году Кришталю удалось закончить курсы комсостава ВМФ, после чего он продолжил службу в дивизионе сторожевых кораблей (СКР), затем, последовательно – преподавателем школы оружия КБФ, помощником и старшим помощником командира крейсера «Аврора». Но вновь служба на крейсере не сложилась, и его направили на Черноморский флот помощником командира учебного корабля «Нева», затем, – преподавателем артиллерии в Черноморское ВМУ, а в 1942 году, – в ВВМУ им. Ф. Э. Дзержинского. Но и там у него не сложились отношения с преподавательским коллективом училища. С 1942 по 1944 год Кришталь исполняет должность флагманского артиллериста бригады речных кораблей Волжской военной флотилии, откуда и был направлен в ВВМПУ на должность начальника курса ВВМПУ.

А вот что пишет о Криштале Виталий Викторович Козырь, бывший «подгот», выпускник ВВМПУ 1948 года и ТОВВМУ 1952 года:

«Командира курса капитан-лейтенанта В. С. Кришталя в его ретивости нужно было не поощрять, а останавливать. В практике этого офицера был случай, когда за один день он объявил курсантам Вениамину Бобылёву, Селиму Забирскому и Юрию Коссову по 20 суток ареста каждого, а Дмитию Фомину и Льву Ковтуну – по 10. Порою самоуправство В. С. Кришталя переходило всякие границы. Строевые «собрания», часто проводившиеся офицером, продолжались по 3 и более часа. Как-то на просьбу курсанта отлучиться по естественным надобностям, отвечал, что «и в выдержке тоже нужно тренироваться!» За три года командования курсом он так и не научился относиться к курсантам с уважением, проявлять отеческую заботу о них. От него невозможно было услышать доброго слова. Командование училища не раз указывало В. С. Кришталю на недопустимость подобной практики, но дальше слов дело не шло. Считалось, что он, вроде бы, «несколько перегибает» в борьбе за правое дело» [10, с. 75].


Выходит, я не ошибся в оценке деловых и личностных качеств этого офицера, о себе он оставил недобрую память за свою несдержанность, грубость по отношению к своим воспитанникам, чрезмерную самоуверенность и несоразмерность наказаний за совершённые проступки его подчинённых. Гарнизонная гауптвахта для Кришталя была самым надёжным средством воспитания воспитанников. Здесь просматривается явный перекос в служебном рвении офицера. Воспитанники его недолюбливали, стремились избегать встречи с ним.

Капитан 3 ранга Константин Ананьевич Куленков запомнился воспитанникам как уравновешенный, спокойный и тактичный командир. Конечно, он также был строг, но в отличие от Кришталя обладал несомненным достоинством. Свою строгость к соблюдению дисциплины на своём курсе он сочетал с заботой о своих питомцах. Родился он в 1899 году и был старше всех среди командного состава училища. Некогда он закончил морской техникум, и с 1921 года плавал на судах Черноморского пароходства. В 1934 году был призван на военно-морскую службу, прошёл переподготовку в Учебном отряде подводного плавания (УОПП) им. С. М. Кирова в Ленинграде, после чего служил помощником, затем, – старшим помощником командира подводной лодки типа «Щ». Через три года ему доверили кресло командира подводной лодки, на которой он служил старпомом. В 1939–1943 гг. он занимал должность начальника одного из отделов штаба Тихоокеанского флота, а в 1944 году Константин Ананьевич был назначен на должность начальника одного из курсов ВВМПУ. Воспитанникам капитан 2 ранга Куленков запомнился как любитель топить печки в служебных помещениях, а на занятиях по морской практике, – как опытный и лихой командир шестёрки, гоняющий в или вразумляющий воспитанников, если требовалось, в вопросах изучения и освоения шлюпочного дела. Нерадение в изучении азов морской практики он не терпел. Мы понимали, что в этом отношении требования Константина Ананьевича справедливы, и стремились точно и споро выполнять все его указания.

В остальных вопросах служебной деятельности по обучению и воспитанию своих питомцев начальник курса капитан 2 ранга Куленков полагался в основном на целый штат «начальников» воспитанников – на командира роты, офицеров-воспитателей, строевого старшину, замполита, наконец, на преподавателей. Но главная нагрузка в работе с воспитанниками, конечно, ложилась на командиров рот, офицеров-воспитателей и старшин рот. Вся эта категория офицеров и старшин не имела высшего образования, не заканчивала военных училищ, следовательно, не имела знаний и опыта работы с обучающимися во ВВМПУ. Многие из этих офицеров и старшин в годы войны служили в береговых частях и в частях береговой обороны флота, не имели опыта общения (за редким исключением) с 15–17-летними подростками (юношами). Большинство из этой когорты офицеров и старшин имели образование в объёме 7–8 классов, а в военно-морское подготовительное училище были направлены после краткосрочных курсов младших офицеров или старшин, не имея опыта службы в офицерских должностях (старшин). Конечно, о военно-морской службе, боевых кораблях и подводных лодках они имели довольно смутное представление. Однако, назначенные офицеры и старшины были преданы нашей Родине, ответственно относились к своему воинскому долгу. Но отсутствие у них опыта службы на боевых кораблях, естественно, не могло не сказаться на качественных показателях их служебного рвения. Этим объяснялась и большая текучесть кадров младших офицеров нашего училища.

На этот счёт Виталий Козырь в своей книге «Подготы с Тихого океана» приводит выдержку из высказывания начальника ВВМПУ капитана 1 ранга Г. В. Парийского.

«Как отмечал начальник подготовительного училища капитан 1 ранга Г. В. Парийский, «трудно было ожидать и невозможно потребовать, чтоб офицерский состав смог привить у курсантов любовь к морю, к флоту, когда он сам его не знает и зачастую не желает знать. К нему даже поговорку «Люблю море с берега, а корабли издалека» применить нельзя. Он море не любит и с берега и корабли не сможет любить, так как он их не знает». Всего за время существования училища на должностях командиров рот побывало множество младших офицеров. Все они, безусловно, были преданы Родине, верны своему воинскому долгу. Но это было недостаточно для того, чтобы стать действительными наставниками молодых людей. Лишь к 1947 году в числе командиров рот появились более опытные и знающие флотскую службу офицеры с высшим образованием, такие как А. И. Баранов, М. И. Третьяков, М. Н. Малышев» [10, с. 25.].


Запомнились отдельные командиры рот и их помощники. Так командиры рот старший лейтенант Борис Васильевич Пищагин 1914 г. рожд., старший лейтенант Михаил Николаевич Малышев 1917 г. рожд., старший лейтенант Василий Константинович Шандорук 1919 г. рожд. пользовались у воспитанников училища заслуженным авторитетом. Добрую память оставили для нас, воспитанников, также старшие лейтенанты И. И. Кравец, А. Е. Куприянов, старшина роты старшина 2 статьи Евгений Емелин.

Начальником (командиром) нашего курса в 1946–1948 гг. был капитан 2 ранга Константин Ананьевич Куленков, о котором говорилось выше. Командиром роты на первом курсе стал капитан-лейтенант Коваль, а на втором курсе – капитан В. Н. Уфимцев, по прозвищу «Конь с яйцами». Его любимым делом была строевая подготовка. Уже на первом курсе он отлично нас натренировал, научил задорно маршировать в парадном строю, чётко и громко отвечать на приветствие в движении (в ритме через 10 шагов). На строевых смотрах, устраиваемых командованием училища, наша рота под командой В. Н. Уфимцева всегда занимала призовые места.

После расформирования ВВМПУ в 1948 году нас перевели на Подготовительный курс ТОВВМУ. На этом курсе мы стали «последние из могикан», т. е. последними «подготами». В 1948–1952 гг. все военно-морские подготовительные училища были закрыты, для подготовки будущих курсантов военных вузов страны остался один путь – набор юношей в суворовские и нахимовские училища). На Подготовительном курсе ТОВВМУ командиром нашей роты назначили капитана 3 ранга Сендара Хаскелевича Гейлера, о котором говорилось выше. Когда нас перевели на первый курс ТОВВМУ в 1949 году Сендар Хаскелевич продолжал командовать нашей ротой вплоть до выпуска курсантов из училища.

Все годы учёбы в подготовительном училище (1946–1948) и на Подготовительном курсе ТОВВМУ (1948–1949) заместителем командира (начальника) курса по политической части был старший лейтенант И. И. Кравец, а старшиной роты, – старшина 2 статьи Е. Е. Емелин. Запомнились по общению с нами и другие офицеры и старшины срочной службы: командир роты старший лейтенант М. Н. Малышев, замполит Слесаренко, старшины 2 статьи И. В. Филонов, Касьянов, В. Д. Розенберг по кличке «Румпельсбург», Соколов по кличке «нищий». Кстати, клички обычно придумывают обучающиеся, то ли в бурсе, в училище или в вузе. Однако в отношении сверхсрочника Соколова, – это другой случай. Кличку «нищий» ему дал некто иной, как сам начальник курса капитан 2 ранга Куленков Константин Анатольевич. По какой причине он назвал Соколова «нищим» выяснить нам не удалось. Но кличка прилипла к человеку, и когда говорили о «нищем» все воспитанники (курсанты) знали, о ком идёт речь.

С высоты прожитых лет хочется сказать, что все наши командиры и старшины хотя и имели разный жизненный и служебный опыт, свои индивидуально-психологические особенности и характерологические черты, свои должностные обязанности по воспитанию и обучению курсантов (воспитанников) они исполняли честно, добросовестно с полной отдачей своих возможностей, своего опыта и способностей.

1.4.2 Преподаватели

Хорошие воспоминания остались у нас о многих преподавателях – наших учителях по программе средней общеобразовательной школы. Работали они под руководством начальников семи циклов учебных дисциплин:

1. Математика и черчение. Начальник цикла – капитан адм. службы Сергей Иванович Блажин, выпускник МГУ им. М. В. Ломоносова 1937 г.

2. Физика, астрономия, химия. Начальник цикла – капитан адм. службы Николай Иванович Яшинин, выпускник Ярославского техникума-института 1937 г.

3. История, география. Начальник цикла – капитан Анатолий Евлампиевич Радченко.

4. Естествознание и биология. Начальник цикла – Михаил Григорьевич Злобин.

5. Иностранные языки (английский, немецкий, французский). Начальник цикла – Валентина Ивановна Кокина. Для воспитанников английский язык был обязательным предметом, второй язык – по выбору. Для обучения воспитанников иностранным языкам было организовано 12 групп.

6. Военно-морское дело. Начальник цикла – капитан 2 ранга Лев Николаевич Кондагури.

Бывшие воспитанники до сих пор с большой теплотой вспоминают своих преподавателей. Прошла кровопролитная Великая Отечественная война 1941–1945 гг. Многие из курсантов (воспитанников) были без отцов, а некоторые, такие, как мой друг Толя Скопинцев, – круглыми сиротами.

Физику преподавал нам капитан Николай Иванович Яшинин, человек уникальный и по-своему обаятельный. Иногда, снисходил к «плавающему» на экзаменах воспитаннику, отец которого погиб на фронте Великой отечественной войны: видел, что на доске у воспитанника что-то всё-таки записано, после чего произносил: «Ладно, за пролетарское происхождение ставлю Вам «Тройку». Впоследствии Николая Ивановича никто из принятых в ТОВВМУ не подводил. Для многих воспитанников он выступал в качестве «крестного отца». Когда мы были переведены в ТОВВМУ, уже в новом звании майор Яшинин возглавил там кафедру физики. Ему пришлось принимать вступительные экзамены по физике у абитуриентов ТОВВМУ, набираемых с «гражданки» в июле 1949 года.


Наш однокашник по ТОВВМУ Андрей Воловенко вспоминает:

«Вот поток первого набора абитуриентов иссяк. В последующем потоке майору попался один абитуриент, который повторно пересдаёт приёмный экзамен по физике. Смотрит Яшинин на его записи на доске. Видит, что абитуриент по-прежнему «не дотягивает». Обычно не задающий вопросы майор спрашивает:

– Почему так поздно Вы окончили среднюю школу?

– В годы войны я не учился, работал. После войны учился в школе рабочей молодёжи. Вечерней.

– Где Вы работали в годы Великой Отечественной войны?

– На паровозе кочегаром. Работал с отцом на одном паровозе. Он был машинистом паровоза, а я – кочегаром.

– Учитывая Ваше пролетарское происхождение, ставлю Вам «тройку».

Довольный абитуриент стал курсантом, окончил ТОВВМУ в 1953 году по минно-торпедной специальности. После училища служил на подводных лодках» [2, с. 346].


Рассказанная Андреем Воловенко эта история имела продолжение. Вот как он об этом он повествует:


«В конце августа 1957 года я ждал приказа из Министерства Обороны СССР о моём увольнении в запас в связи с первым значительным сокращением Вооружённых Сил СССР по настоянию нашего «кукурузника» Н. С. Хрущёва. Сам понимаешь, какое у меня было настроение! Одним словом – прескверное! В последних числах августа 1957 года я находился по делам в Дивизионе ремонтирующихся кораблей Совгаваньской ВМБ. Смотрю, морской буксир привёл среднюю дизельную лодку, которая ошвартовалась у борта влавмастерской (ПМ). На этой ПМ располагался штаб, санчасть и некоторые другие службы дивизиона. Схожу на причал. Вдруг вижу, ко мне бежит офицер в звании старшего лейтенанта, весь сияющий, радостный, с руками, расставленные как крылья для объятий. Подбегает, весь ликует и смеётся:

– Андрей, ты что, не узнаёшь меня?!

– Как же, припоминаю твою сдачу экзамена по физике Яшинину.

– А я служу на подводной лодке. Помощником командира. Вот поставили лодку сюда, надо провести кое-какой ремонт.

Тут мы обнялись, потискали друг друга. По-прежнему сияющий и радостный (встретил ведь однокашника!) помощник говорит:

– Пойдём, друг, ко мне на лодку. Покажу её, посмотришь, в каких условиях мы на ней служим и живём.

– Спасибо за приглашение. Но я жду приказа о моём увольнении в запас. Вдруг твоя лодка утонет у причала. Останется жена и полусиротами двое детей. Нет, спасибо, друг, не спущусь я в чрево твоей подводной лодки.

Мы обнялись и расстались. Видать, он почувствовал мою отрешённость от военно-морской суеты, прочтя это на моем лице.


По прошествии многих лет, и до сих пор я сожалею, что не принял приглашение своего однокашника-подводника. Через несколько дней с тяжёлым сердцем, получив приказ 2 сентября 1957 года об увольнении в запас, я простился со ставшим мне родным экипажем тральщика Т-61, и навсегда сошёл с борта боевого корабля. Слёзы застилали мне глаза, и чтобы не разрыдаться и не показать свою слабость, не оборачиваясь, я направился в сторону от причала» [Там же, с. 347].


Но вернёмся к нашим учителям. На втором курсе подготовительного училища физику нам преподавал забавный старичок, фамилию которого я запамятовал. Оценки за знания «плавающего» курсанта он иногда ставил таким образом: «Ваш подход – 5 баллов, ответ – 2 балла, отход – 5 баллов. Общая оценка – 3 балла». Юморист! Конечно, спасительную тройку для плавающего «подгота» он ставил лишь тогда, когда видел, что тот всё-таки кое-что знает. Ну а чёткий подход, уважение к образцовой военно-морской дисциплине и выправке дополняли дело незадачливого воспитанника.

Хорошие воспоминания остались у меня о капитане-лейтенанте К. Ф. Пшеницине, преподавателе военно-морского дела. Когда мы уже учились в ТОВВМУ, Пшеницин был переведён в училище преподавателем на кафедру навигации. Он импонировал «подготам»: всегда опрятен, чисто выбрит, его военно-морская форма – образец для подражания, которую носил с достоинством. Своё дело К. Ф. Пшеницин знал досконально, был со всеми вежлив, с начальниками – учтив. Впоследствии мы узнали, что Пшеницин после ТОВВМУ служил флагманским штурманом в Порт-Артурской Военно-морской базе, а в 1957 году был назначен начальником штурманского факультета Высшего военно-морского училища подводного плавания им. Ленинского Комсомола («Ленком», г. Ленинград). Вместе с тем, капитан 1 ранга К. Ф. Пшеницин, ставший к тому времени уже доцентом, кандидатом военно-морских наук, преподавал в «Ленкоме» на кафедре кораблевождения.

На первом курсе военно-морской подготовкой руководил капитан 2 ранга Ф. С. Бачинский, бывший командир посыльного судна «Красный Вымпел». Когда мы уже учились на втором курсе, его сменил в должности начальника цикла военно-морского дела капитан 2 ранга Лев Николаевич Кондогури, а Ф. С. Бачинский возглавил кафедру морской практики в ТОВВМУ. Забегая вперёд, сообщаю читателям о том, что с 1980 по декабрь 1984 года кафедру морской практики возглавлял мой однокашник по ТОВВМУ капитан 1 ранга Алексей Никифорович Сапрыкин. Ранее, с 1968 года он исполнял обязанности старшего преподавателя этой кафедры, на эту должность его перевели после 15-летней службы на подводных лодках, на которых прошёл путь от штурмана до командира пл. Общий стаж календарной выслуги Алексея Никифоровича оставляет 40 лет. И поступил-то он учиться в ТОВВМУ в 1949 году, уже имея воинское звание «старшина 1 статьи». Более подробно о нём читатель прочтёт в книге воспоминаний нашего однокашника А. В. Батаршева «Через горнило Холодной войны – к Андреевскому флагу» [2, с. 237–242]. Но мы отвлеклись.

Для нас, воспитанников, изучение военно-морского дела стало любимым занятием. В своей книге Виталий Козырь, некогда учившийся в ВВМПУ (1946–1948 гг.), так описывает стремление и прилежание «подготов» к освоению основ военно-морского дела:

«Одним из самых любимых курсантами предметов явились основы военно-морского дела. Подавляющее большинство юношей до поступления в училище не имели ни малейшего представления о флоте и военно-морской службе. Прибыв в его стены, они с огромным энтузиазмом приобщались к военно-морскому делу, изучая его по учебнику, составленному начальником Ленинградского военно-морского подготовительного училища капитаном 1 ранга Н. Ю. Авраамовым. Влюблённые в свой предмет руководящие циклом капитан 2 ранга Ф. С. Бачинский, а затем капитан 2 ранга Л. Н. Кондогури сумели свою любовь к флоту передать и курсантам. Немаловажную роль в воспитании высокой любви к флоту играли беседы, проводившиеся командованием училища и начальниками циклов о значении Военно-морского флота для Советского Союза, истории российского флота, возникновении и развитии подводного флота страны. С особенным интересом изучалось устройство и оснастка парусных судов, шестивесельного яла и других плавсредств. Не без труда усваивалось, какие из мачт называются гротом, фоком или бизанью, где располагаются, к примеру, бим-бом-брам-стеньги или что такое банты, боуты, люверсы, биготки и многие другие понятия, дошедшие до нас со времён парусного флота. Изучение флажного семафора и азбуки Морзе превратилось в своеобразные спортивные состязания – кто сможет больше передать и принять знаков в минуту. Бывший корабельный юнга Артём Марков настолько наловчился, что без особого труда передавал до 90–100 знаков в минуту флажным семафором и почти столько же мог прочитать» [10, с. 57].


Следует оговориться, что и на наших курсах (1946–1948) ВВМПУ и Подготовительном курсе ТОВВМУ (1948–1949) находились такие же виртуозы по беглой передаче и чтению флажного семафора и азбуки Морзе светом, например, «подготы» Юра Литвинцев и бывший юнга Юра Лебедев. Стремление наших курсантов качественно овладевать азами морской практики также было всеобщим.

Весьма хорошее впечатление оставили и другие наши преподаватели, например, инструктор физической культуры и спорта старший лейтенант Павел Александрович Кудинов (1944–1948), преподаватели английского языка Е. О. Гаврилова (впоследствии – начальник цикла иностранных языков), Е. И. Тырина, и. о. начальника цикла иняз Валентина Ивановна Кокина и др.

Своеобразным новшеством в училище во время экзаменационных сессий зародилась система «пристрелки билетов». Асом пристрелки на нашем курсе был Вадим Барабаш, который впоследствии, уже учась в ТОВВМУ, довёл эту систему до совершенства. Эта система распространилась во всех классах училища. Механизм пристрелки был довольно прост. Содержание билетов по их номерам было известно заранее. Примерно за неделю до экзамена курсанты штудировали предмет, по которому предстоял экзамен. Обычно в начале экзамена ассистент преподавателя (реже – член экзаменационной комиссии) раскладывал билеты на столе экзаменатора. Важно проследить, в каком порядке разложены на столе билеты. Если заранее у курсантов состоял сговор с ассистентом, и билеты раскладывались на столе по порядку от первого билета до последнего, можно было считать, что система «пристрелки» сработает безупречно. Сложнее было, когда билеты заранее членами комиссии были перетусованы. Но и тогда, если сговор с ассистентом накануне экзаменов состоялся, и был известен порядок следования одного билета за другим, используя систему «пристрелки» можно было вычислить, в каком месте на столе лежит заветный для «подгота» билет, хотя это было определить несколько труднее. И совсем плохо приходилось нерадивым «подготам», надеющимся взять со стола «свой» билет, когда какой-нибудь член экзаменационной комиссии или сам его председатель, интуитивно почувствовав неладное, подходил к столу и ещё раз перемешивал билеты. Надеяться на чудесное везение взять «свой билет» нерадивому курсанту уже не приходилось, ему оставалось отдаться во власть Проведения («будь, что будет»). На этот счёт припоминается один случай на экзамене по английскому языку.

Однажды на экзаменах мой друг Гриша Базалий попытался взять «свой» билет по пристрелке. Однако промахнулся. От отчаяния он стал перебирать билеты с разных концов стола в поисках «своего» номера. При этом, поднимая очередной билет, он громко называл его номер. Дежурный по пристрелке среагировал и тайно дал понять, какой на столе билет надо взять. От наглости Базалия преподаватель (миловидная учительница) впала в ступор. Хорошо, что член приёмной комиссии за несколько минут до этой сцены вышел из кабинета в курительную комнату на перекур. Потом преподаватель говорила, что больше всего она боялась, – войдёт член приёмной комиссии и обвинит её в сговоре с «пристрелочниками». Если бы это случилось, то ей не миновать выдворения из системы довузовского военно-морского образования с волчьим билетом с пометой о педагогической непригодности. Но всё обошлось, Гришу она пожурила, оценив его ответ по «своему» билету на 4 балла.

В той экзаменационной сессии (май 1947 г.) экзамен по физике был последним. По традиции окончание сессии мы отметили дикими плясками вокруг костра и прыжками через него с нашими горящими конспектами. Было заметно, «середнячки» в конце первого курса подтянулись в учёбе. А с неспособными «подготовцами» руководство ВВМПУ не церемонилось. Их просто отчисляли. Но таких было немного.

Наибольшие трудности учебный отдел училища испытывал при выполнении программы общевойсковой и физической подготовки, так как в училище штатами такой цикл не был предусмотрен. Вся тяжесть руководства занятиями по этой программе была возложена на командиров рот и непосредственных исполнителей – старшин рот (Е. Е. Емелина, И. В. Филонова, В. Д. Розенберга и др.). Стало легче, когда физическую подготовку в училище возглавил инструктор физической культуры и спорта старший лейтенант Павел Александрович Кудинов.

Хорошо запомнился в училище капитан интендантской службы Яков Наумович Шейкман – начальник отдела материально-технического снабжения (ОМТС) и его подчинённые: старший лейтенант интендантской службы (ИС) Егор Максимович Березин (начальник отделения ОВШХС) и старший лейтенант ИС Павел Иванович Загоруйко (начальник отделения продовольственного снабжения), с которым чаще других приходилось общаться по вопросам вещевого снабжения (обмундирования) и питания. Надо отметить, что воспитанники ВВМПУ имели чистую отглаженную форму одежды первого срока, подогнанную по размеру и исправную начищенную обувь. В этом – большая заслуга и наших снабженцев. Конечно, за всем этим повседневно следили старшины рот и офицеры-воспитатели, особенно при увольнении курсантов в город и во время проведении строевых смотров.

Не было претензий к старшему лейтенанту Загоруйко П. И. Питание в столовой училища по тому времени было вполне удовлетворительным после тяжёлых лет военного времени и хорошо организовано. Жалоб на качество приготовления пищи и нормам питания я не помню. Хотя молодой растущий организм некоторых из нас требовал, может быть, и большего. Но нормы закладки в котёл и выхода готового блюда соблюдались. За этим строго следили должностные лица училища.

Упомянутые в этой главе руководители, воспитатели, их служебная деятельность и характерологические черты личности подробно описаны в воспоминаниях капитана 1 ранга в отставке Виталия Викторовича Козыря «Подготы Тихого океана» [10], выпускника ВВМПУ 1948 года. В его воспоминаниях охвачен четырёхлетний период деятельности ВВМПУ (1945–1948) вплоть до расформирования училища, но ничего не говорится о нашем наборе воспитанников в училище 1946 года и о переводе их после расформирования ВВМПУ на Подготовительный курс ТОВВМУ. Я в соавторстве с моими однокашниками – Юрием Лебедевым (по ВВМПУ и ТОВВМУ) и Анатолием Батаршевым (по ТОВВМУ) восполняем этот пробел. В своих воспоминаниях я описываю свои личные впечатления об учёбе и делах своего курса, считая неправомочным оценивать деятельность руководства училища и преподавателей со своей «курсантской колокольни» в те юные годы учёбы в ВВМПУ и ТОВВМУ.

1.5 Будни воспитанников и их детские шалости

1 октября 1946 года запомнилось прочно. После завтрака на плацу училища были построены воспитанники всех трёх курсов, в том числе воспитанники нашего, совсем недавно набранного первого курса. На правом фланге разместился оркестр училища, на трибуне – командование училища во главе с начальником училища капитаном 1 ранга Георгием Васильевичем Парийским, а также представители и гости Владивостока и Тихоокеанского флота. Звучат поздравления с началом нового учебного года, с принятием нового пополнения в состав флотского братства и пожеланием хорошей учёбы и здоровья во имя могущества родного Тихоокеанского флота. В поздравлениях выражали уверенность в том, что после окончания подготовительного и Высшего военно-морского училища мы, выпускники, будем достойно нести звание советского военного моряка, укреплять могущество Военно-морского флота, куда бы ни забросила нас военно-морская флотская судьба.

В заключение воспитанники поротно, под оркестр, начиная с третьего курса, прошли парадным строем перед трибуной. После чего разошлись по своим учебным классам на первое своё занятие в новой системе довузовского военно-морского образования. На первом занятии, которое продолжалось, как и в общеобразовательной школе 45 минут, нас познакомили с программами обучения на первом курсе по общеобразовательной подготовке за 8-й класс средней школы и военно-морской подготовке с расчётом учебных часов по каждому виду подготовки. Пояснили, кто из преподавателей будет с нами проводить занятия. В книге воспоминаний Виталия Козыря «Подготы Тихого океана» [10] описаны подробности по организации учебных занятий, распорядку дня воспитанников, приводятся характеристики отдельных преподавателей. Заинтересованных читателей автор отсылает к этой книге Виталия Козыря, выпускника ВВМПУ 1948 года.

Итак, наши занятия начались (каждое занятие по 45 минут с десятиминутными перерывами). В воскресенье занятий не было. Как и везде на Тихоокеанском флоте день начинался с побудки (подъёма) воспитанников в 6.00. В воскресенье подъём на час позже. После подъёма на плацу училища проводилась утренняя физическая зарядка поротно под руководством помощников командиров рот или других младших командиров (старшин рот). После физзарядки отводилось время на заправку постелей и утренний туалет, после чего воспитанники выходили на построение для перехода в столовую на завтрак. После завтрака до обеда и после обеда до ужина проводились занятия согласно плану и распорядку дня. На обеденный перерыв отводился 1 час. После занятий и ужина во всех учебных классах проходила самостоятельная подготовка (по жаргону воспитанников – «сампо») в течение трёх часов. Согласно распорядку дня воспитанникам отводилось время для личных нужд, занятия спортом в спортивных секциях и кружках по интересам и пр.

В конце рабочего дня проводилась вечерняя поверка по списку в строю на плацу училища с последующей вечерней прогулкой по территории с исполнением строевых песен. После прогулки отводилось время на личную гигиену и подготовку ко сну. Отбой – в 23.00.

По субботам – мокрая приборка (по-флотски – «аврал») в помещениях и на территории училища силами воспитанников и помывка в гарнизонной бане флотского экипажа. После обеда по распорядку дня отводилось время на культурно-массовые мероприятия, личное время, работу кружков художественной самодеятельности и спортивных секций.

В выходные и праздничные дни занятий не было. Побудка воспитанников была на один час позднее – в 7.00. В эти дни проводились культурно-массовые мероприятия, спортивные соревнования, культпоходы в город Владивосток на концерты, кинофильмы или цирковые представления. В праздничные дни проводились строевые прогулки в город под оркестр с исполнением строевых песен. Воспитанники находились в чистой, отглаженной форме первого срока и начищенных хромовых ботинках. Молодцеватый вид юношей привлекал внимание горожан, особенно – девушек на тротуарах города, ласково улыбающихся и махавших вслед воспитанникам своими руками. Городские мальчишки почти всё время бежали рядом со строем воспитанников, пытаясь, не отставая, идти «в ногу» с нами. Конечно, мы гордились своим положением, вниманием и восхищённым взглядам со стороны горожан, девушек и мальчишек, в нас росло чувство собственного достоинства, и мы старались выглядеть в строю настоящими военными моряками. Обращали внимание на нас, любовно провожая взглядами наш строй и прислушиваясь к отзвукам наших строевых песен и взрослые горожане, и убелённые сединами ветераны, вспоминающие свою молодость. И было-то нам в то время по 15–17 лет!

В выходные дни проводились молодёжные вечера с танцами и играми непосредственно в училище, куда приглашались девушки. На Первой Речке (район Владивостока) иногда также проходили молодёжные вечера, на которые приглашались воспитанники, у воспитанников старших курсов здесь были знакомые подруги. Молодёжь – везде молодёжь!

В зимнее время, когда периодические циклоны засыпали город снегом, городские власти обращались за помощью к руководству училища. Иногда распоряжением начальника училища в таких случаях вместо занятий воспитанники под руководством и пристальным вниманием командиров рот и их помощников (старшин) выходили на расчистку дорог. Работа на свежем морозном воздухе бодрила. Раскрасневшиеся, усталые, но довольные возвращались ребята после трудовой терапии в свои «кубрики» с сознанием выполненного долга перед училищем и горожанами.

Если руководящий состав училища руководил организацией повседневной жизни и быта воспитанников, то организацией учебного процесса в основном занимались преподаватели (учителя) бывшей военно-морской школы № 4 Владивостока (спецшколы № 4) под руководством начальников циклов (см. п. 1.4). Конечно, общее руководство учебно-воспитательным процессом осуществлялось начальником училища капитаном 1 ранга Парийским Георгием Васильевичем и его ближайшим окружением (начальник учебного отдела, командиры курсов и др.)

Культурная программа воспитания курсантов (воспитанников) ВВМПУ была разнообразной. Кроме просмотра кинофильмов, художественных выставок, посещения театров предусматривала приобщение к балльным и современным танцам с тем, чтобы выпускник училища мог свободно и непринуждённо держать себя в культурном обществе, уметь красиво и галантно составить пару на танец. Разучивались вальс, танго, фокстрот, вальс-бостон, полонез, мазурка, краковяк, полька, венгерка. Руководила уроками танцев одна из актрис театра им. А. М. Горького балетмейстер Островская. Она обучала нас светскому этикету: как приглашать девушек к танцу, каким образом отводить её на своё место после танца, учила и другим светским манерам. Эти навыки в танцах нам пригодились в будущем, когда, например, на офицерских балах в Ленинграде (1963 г.) или на юбилейных встречах однокашников и сослуживцев свободно составить пару девушкам и своим жёнам. Прошло уже много лет, вполне вероятно, что не каждый из нас может ещё исполнять искрометную венгерку или краковяк, но вальс, вальс-бостон или медленное танго, – пожалуйста.

После окончания теоретического года обучения (а это было в мае, когда вся Сапёрная сопка и окрестные возвышенности за Первой Речкой краснели от цветения багульника) предстоял годовой экзамен. После экзамена мы проходили морскую практику, после чего нам предоставлялся месячный отпуск с выездом к родным пенатам. К экзаменам, как одному из важнейших событий нашей атеистической «бурсы», мы тщательно готовились: приводили в порядок учебные классы, украшали их цветущим багульником с ближайших сопок.

Припоминаю забавный случай, когда сборщиков багульника задержала охрана капониров (зарытых в землю складов боеприпасов с огромными металлическими дверями на запорах). Охрана бедолаг препроводила «под конвоем» в училище на предмет выяснения, действительно ли они являются теми курсантами, за кого себя выдают. Удостоверившись в этом, охранники предупредили, что на сопках – запретная зона и бродить там, кому бы то ни было, запрещено. Но что с пацанов-подготов возьмёшь?! Они по-прежнему успевали набрать багульника для украшения классов, в которых предстояли экзамены. При этом каждый раз друг друга предупреждали, где можно лучше пройти на сопки, чтобы не попасть в лапы охранников капониров.

Если экзамен или годовой зачёт воспитанником был «завален», то он переводился в «академики», ему предоставлялось время 10 суток после практики грызть гранит науки, когда нормальные курсанты (воспитанники) уже направлялись к родительским пенатам. После пересдачи экзамена воспитанник мог выезжать к своим родителям по сокращённой программе (20 суток). Были и такие, которые заваливали по два экзамена. Этим бедолагам отпуск в родные края не светил. Но таких было единицы.

Обычно перед экзаменами некоторые «подготы» готовили для себя личные шпаргалки. Правда, с каждым очередным совершенствованием системы «пристрелки», число готовящих личные шпаргалки с течением времени уменьшалось. Выше я привёл данные по технике «пристрелки». Дальнейшее её совершенствование состояло в том, чтобы выделить надёжного «координатора» по «пристрелке», которому вменялась обязанность любыми путями узнать, в каком порядке сданы билеты после сдачи экзамена предыдущим классом. Обычно в роли ассистентов на экзамены привлекались сотрудницы учебного отдела или «хорошенькие» лаборантки учебных кабинетов, в обязанности которых иногда доверялся расклад экзаменационных билетов на столе экзаменатора. После двух-трёх «пристрелочных» билетов с разных концов раскладки, которые брали «хорошисты», нашему координатору удавалось вычленить расположение остальных билетов на столе. Иногда это удавалось, и очередной «мученик науки» в среднем с 45 процентной вероятностью брал «свой» билет. Но так было не всегда. Горе «мученикам науки» наступало тогда, когда выработанная система «пристрелки» по разным причинам переставала действовать. Поэтому большинство из наших ребят готовились к экзаменам добросовестно, полагаясь только на свои знания. В «пристрелочных баталиях» я не участвовал, «завалов» на экзаменах за всё время учёбы ни в ВВМПУ, ни в ТОВВМУ у меня не было.

На морской практике в бухте Мелководной

После экзаменов нас направили в бухту Мелководная острова Русский на морскую практику. Там была хорошо оборудованная учебная база с учебными классами, шлюпками, малыми катерами. В распоряжении учебной базы было всё необходимое для обучения курсантов азам и премудростям морской практики. Тех, кто до училища ещё не умел плавать, «подвергли» интенсивной выучке по спецпрограмме. Через месяц обучения такие ребята научились держаться на воде, побороли страх и начали плавать под наблюдением старшин. К концу практики (т. е. через 2 месяца) многие из ранее никогда не плававших стали плавать самостоятельно и показывали неплохие результаты.

Воспитанников обучали гребле на шестивесельных ялах (шлюпках). Хождение под парусами будет потом, когда воспитанники станут курсантами ТОВВМУ, будут участвовать в парусных гонках, комбинированных шлюпочных походах из бухты Миноносок на остров Попова или вдоль островов Римского-Корсакова. А пока здесь, в бухте Мелководной, в перерывах между хождением на ялах по бухте на вёслах обучали нас вязать морские узлы, плести маты и лёгости для бросательных концов и другим премудростям азов морской практики. Непременными занятиями была передача и прием зрительной световой связи по азбуке Морзе с помощью прожектора, а также «переговоры» между собой с помощью флажного семафора.

Проводились и спортивные мероприятия по лёгкой атлетике (бег, прыжки в высоту и в длину, соревнования по плаванию, турниры по шахматам). Ребята сдавали нормы «Готов к труду и обороне» (ГТО). Всё это крепило наше морское братство, закаляло молодой организм, мы становились взрослее, смелее смотрели на будущее своей профессии военного моряка. Тем самым становились более дисциплинированными и более ответственными перед своей Альма-матер и перед самим собой.

Некоторые эпизоды из морской практики

На острове Русский бухта Воевода делится на две более мелкие бухточки. Расположенная в восточной части бухты Воевода более малая бухточка как раз и называлась Мелководной, Там и располагалась наша учебная база ВВМПУ. При входе в бухту Воевода она располагалась справа. В левой же бухточке от входа базировалась эскадрилья летающих лодок (гидросамолётов) МБРР-2.

Руководители практики позаботились об организации питания, заранее было опробован в действии долго простаивавший камбуз, Для его отопления использовали дрова, но часто они оказывались сырыми, в ход шли ящики из-под снарядов калибра 76–85 мм, которых было много в окрестностях нашей учебной базы, и даже… Дымовые шашки ДШ-11.

Кормили нас сносно, жаловаться на питание никому не приходило в голову. Хотя по прошествии многих лет наш однокашник Виктор Ермаков в своих воспоминания отметил, что кормили нас слабо. Но это – его мнение. Меня лично, да и многих других, помнивших военные годы, питание вполне устраивало. Ведь тогда, в бухте Мелководной мы зачастую использовали подножный корм: лесной щавель, листья дикого винограда, дикий чеснок. Разве это плохо? Витамины! Да и водолазы иногда подбрасывали дары моря. На буксире у катера находился плашкоут. Водолазы собирали в специальные корзины гребешки, трепанги, мидии и прочие морепродукты и поднимали их на плашкоут. Достаточно часто эта снедь поступала на наш камбуз. Да в свободное время нам не возбранялось заходить в воду на удаление 3–5 метров от берега и вылавливать креветок («чилимов»). В бухте промысловики иногда сетями ловили рыбу. Несколько ведер этой свежей рыбы они всегда могли безвозмездно отоварить для нашего камбуза. Так что проблем с организацией питания воспитанников училища в бухте Мелководной не было!

На плоту

(вспоминает Виктор Ермаков):

Однажды он со своим другом Толей Лисиным по прозвищу «Дагор» (по-якутски – «друг») решили порыбачить на самодельном плоту, сооружённом из двух связанных железных бочек в бухточке, где базировались гидросамолёты. Для остойчивости плота с него спустили на дно глыбу камня, привязанную к стальному тросу с помощью крепкого штерта. Пока был штиль, камень выполнял роль своеобразного якоря, плот стоял на месте. Но вот подул свежий ветер в направлении на выход из бухты. Плот сорвало с импровизированного якоря и отнесло на 20–30 м от берега. «Дагор» плавать ещё не умел, так как ранее жил в Якутии вдали от крупных рек и водоёмов. Дрейфовали наши путешественники часа два, пока не изменился ветер, и их прибило на злосчастном плоту к противоположному берегу бухты. При попытке спрыгнуть с плота на берег плот окончательно развалился, наши бедолаги оказались в воде, измокшие до нитки вскоре они всё же выбрались на берег. Всё обошлось благополучно. Незадачливые рыбаки, немного испуганные, но счастливые и довольные, что всё обошлось почти без особых приключений, кое-как добрались до базы. У наших рыбаков уже не было с собой ни рыбы, ни рыболовных снастей. Всё это богатство было утеряно во время крушения их самодельного плота. Этот эпизод для Лисина-Дагора был судьбоносным. Толя с удвоенной энергией взялся за овладение искусством плавания и уже к исходу морской практики мог преодолевать дистанцию 300 м вольным стилем достаточно свободно.

Гранатометание

Общевойсковой подготовкой на нашей практике в Мелководной руководил высоченный офицер-фронтовик по кличке «Полтора Ивана». Однажды на занятии по гранатометанию гранат «Ф-1» в воду с берега произошло непредвиденное. Очередной гранатометчик – худенький низкорослый Слава Петров метнул гранату, которая упала всего в 10 метрах от уреза воды, где вся наша группа стояла в шеренгу. «Полтора Ивана» среагировал мгновенно и заорал истошным голосом: «Ложись!» Все мгновенно упали на землю. Никто не пострадал, осколки от гранаты пролетели выше нас, где мы только что стояли. После того, как прошёл первый «шок», «полтора Ивана» долго прилюдно материл бедного Славку. И поделом! Ручная осколочная граната «Ф-1» – не игрушка. Корпус гранаты при взрыве даёт около 290 крупных и мелких осколков с начальной скоростью разлёта до 730 м/сек. Площадь разлёта осколков составляет 75–82 м2. Конечно, Славка очень переживал свой конфуз, всерьёз принялся за спорт, и через три года его было не узнать. Он вымахал в здоровенного детину!

Мой первый отпуск к родительским пенатам

Время летней морской практики пролетело незаметно и мы возвратились в училище. Предстоял месячный отпуск тем, разумеется, кто не имел задолженности по учебной программе обучения. Нам выдали проездные документы для приобретения железнодорожных билетов для поездки к родителям. Был прекрасный период лета 1947 года – август месяц. Нам в то время было по 15–17 лет, военную присягу ещё не приняли, хотя носили курсантские погоны. Итак, я еду в свой первый курсантский отпуск, приобретя железнодорожный билет в плацкартный вагон до ст. Ерофей Павлович Читинской (ныне – Амурской) области. Время в пути пассажирского поезда с многими остановками по тому времени составляло около трёх суток. За 100 км до станции моего назначения (от ст. Уруша) с волнением всматривался в вагонное окно на знакомые с детства места, где часто бродил один или вместе с друзьями, иногда – с сестрой, собирая богатые дары лесов Приамурья – землянику, малину, бруснику или грибы. В богатые урожайные годы грибов в этих краях было – пропасть. А какое волнение я испытывал, когда отец позволял мне брать с собой его двустволку 16-го калибра! Глухарей мне удавалось добыть лишь дважды, а вот с рябчиками и белками мне везло, всегда приносил их домой по несколько штук. Мои воспоминания прервались, когда показался разъезд Ягодный. Скоро я буду дома! Сердце забилось от предстоящей встречи с родителями, братом и сестрой, школьными друзьями. Заранее переоделся в парадную форму первого срока. Здравствуй, родной посёлок Ерофей Павлович! Здравствуйте, родные мои и друзья!

Возвращение в подготовительное училище. Пропажа чемодана

Месячный отпуск у родителей пролетел также мгновенно, как и летняя морская практика. Обратно во Владивосток возвращался к назначенному сроку тоже в плацкартном вагоне пассажирского поезда. Место у меня было на нижней боковой полке вагона (в проходе). Чтобы не мять суконную форму одежды первого срока, я переоделся в рабочую хлопчатобумажную форму одежды («робу»). А парадную форму первого срока уложил в свой фанерный зелёный чемодан. Постельное бельё у проводника не брал. Вместо подушки под голову положил свой флотский чёрный бушлат, ботинки и чемодан засунул под полку и заснул. На второй день пути проснулся ночью, в окно увидел, что поезд стоит у слабо освещённого перрона вокзала. На здании вокзала светится название «Биробиджан». Я сунул руку под полку: ботинки есть, а чемодана – нет! Спешно надев ботинки, выскочил из вагона. У проводницы спрашиваю: «Кто-нибудь выходил из вагона с зелёным чемоданом?» Посмотрев на мой взволнованный вид, она ответила: «Выходило много пассажиров, но какие у них были чемоданы, я не присматривалась». Я бросился в зал ожидания вокзала. Там на лавках спят два мужика, вероятно, они не с нашего поезда. Нигде своего зелёного чемодана не обнаружил. Вылетев пулей на перрон, заскочил в багажное отделение, но и там – никаких следов пропавшего чемодана. Бросился на выход в город, по пути попав ногой в яму, заполненную водой. Услышал звонок отправления поезда. Что делать? Оставаться здесь и попытаться найти вора?! А если я его не найду? Да и к тому же, как тогда добираться до Владивостока? В поезде остался хоть бушлат. Решил ехать дальше и уже на ходу поезда заскочил в свой вагон. В вагоне увидел проснувшегося матроса срочной службы по имени Степан, возвращавшегося из отпуска в Хабаровск, где служил на одном из кораблей Амурской военной флотилии. Рассказал ему ситуацию. Решили на каждой остановке до Хабаровска тщательно осматривать обе стороны состава, возможно, обнаружим вора, который попытается улизнуть с моим чемоданом. Всё было тщетно. Распрощавшись в Хабаровске со мной, Степан выразил мне сочувствие. С тем мы и расстались. С грустными мыслями я лёг на полку с предчувствием тех неприятностей, которые мне суждено испытать по прибытии в училище. Но больше всего мне было жаль семейных фотографий, которые я без разрешения родителей забрал из дома год тому назад. «И почему я не оставил эти фотографии дома на этот раз?!» – терзала меня мысль. Но, делать нечего! И не надо распускать сопли, сам отчасти виноват. А сейчас и охранять-то нечего, разве что, ботинки, бушлат-то – под головой. Оставшийся отрезок пути, немного успокоившись, спал спокойно.

Прибыл в училище своевременно. По требованию командира роты написал объяснительную записку о случившемся. Интуитивно я чувствовал, что мне не особенно верят. Могли предположить, например, что свою красивую морскую форму первого срока я мог подарить брату или своим друзьям. Пожурили, но наказывать не стали. Вместо похищенных суконных брюк и форменной суконной рубахи первого срока мне взамен выдали брюки и рубаху, бывшие в употреблении (БУ) второго срока, которые я носил до очередного планового переобмундирования всех воспитанников. Вот такой был у меня первый флотский «прокол» в отпуске по неопытности.

Ещё немного о буднях

С 1 октября 1947 года продолжил обучение на втором курсе училища. Организация обучения и быта воспитанников были прежними. Очередной отпуск к родителям летом 1948 года прошёл без происшествий.

Курение нам не разрешалось. Вместо табачного довольствия нам выдавали ежемесячно по 200 граммов американского шоколада (две плитки), заменяя его иногда кусковым сахаром (рафинадом) или шоколадными конфетами того же веса.

Самоволка с имитацией ареста служивого

Вспоминается забавный почти анекдотический случай. В помещении нашей роты в пирамиде без замка хранились несколько карабинов. С этими карабинами, но без патронов мы ходили на охрану складов. Видать, патроны нам не доверяли, так как присяги ещё не приняли. Местные воспитанники, чьи родители жили недалеко от училища, такие как Лев Казыханов, Василий Шатенко и некоторые другие, ходили с этими карабинами в самоволку. Один из самовольщиков с карабином за плечами изображал конвойного, его напарник в шинели без ремня, – арестованного, которого ведут на гауптвахту. «Самое интересное, – вспоминает Виктор Ермаков, – что проколов в этих эпизодах у них не было».

Увольнение в город осуществлялось в выходные и праздничные дни (к родителям, родственникам или по личным делам) с обязательным возвращением к началу вечерней поверки. Увольняемые строились поротно на плацу училища, командиры рот осматривали форму одежды, проводили инструктаж по правилам поведения в городе и выдавали увольнительную записку с записью в журнал увольняемых. Журнал передавался дежурному офицеру по училищу. С возвращением из увольнения записка сдавалась дежурному офицеру с отметкой о времени прибытия увольняемого.

Патрульной службе города были даны указания воспитанников за нарушение формы одежды или дисциплинарные проступки в городе в военную комендатуру не забирать, на гарнизонную гауптвахту не отправлять. Производилась лишь отметка на увольнительной записке воспитанника, в чём заключалась его провинность. С такой отметкой воспитанник на некоторое время лишался права на очередное увольнение в город.

Шалости воспитанников

Не потоп, но всё же… Будучи кандидатами (абитуриентами) подготовительного училища и некоторое время после зачисления в неё мы проживали в левом крыле помещения первого этажа главного учебного корпуса, где летом случился пожар, о котором говорилось выше. Помещения ещё были не до конца отремонтированы, и во время обильных дождей крыша помещения, в котором мы располагались, немного протекала. Однажды в ночное время, когда это случилось, и тонкие струйки потекли с потолка, особенно чуткие ребята проснулись и решили подшутить над крепко спящими товарищами. Осторожно приподняв кровать вместе с беспробудно спящим, бодрствующие переносили кровать под струйки воды и также осторожно её опускали. В довершение своей шутки «бодрствующие» подставляли «гады» (рабочие ботинки) спящих под другие капели с потолка. Наутро «гады» полностью заполнялись водой. Крепко спящие натуры просыпались лишь тогда, когда почти вся постель бедолаг оказывалась мокрой от капели с потолка. В довершение этого они обнаруживали свои «гады» полностью заполненными водой. Ну, чем, не проделки, описанные Николаем Герасимовичем Помяловским в «Очерках бурсы»?!

Иногда спящему устраивали «велосипед»: между пальцами ног вставляли осторожно бумажки и поджигали их под общий хохот наблюдавших.

Или такая шутка: у нескольких крепко спящих тетерь собирали ботинки и их шнурки связывали вместе. Затем подавалась команда: «Тревога!» Спящие соскакивали с кроватей, пытаясь найти свои ботинки и развязать шнурки, чертыхаясь и матерясь. Устраивали такие проделки те, кто был посильнее. Но иногда обиженные «слабаки» давали достойный отпор шутникам. Но доносительства на эти шутки в нашей среде никогда не было. Такие проделки молодых юнцов делались смеха ради, и вскоре они прекратились.

Что это был за пожар, в результате которого нам некоторое время приходилось спать в левом, не до конца отремонтированном учебном корпусе училища, толком мы не знали. Ситуацию прояснил Виталий Козырь, годом раньше нас окончивший ТОВВМУ. Вот о чём по этому эпизоду он пишет:

«21 июля 1946 года после вечерней поверки курсанты 3-го курса Владимир Бокарев и Владимир Градин самовольно пришли в учебный корпус, растопили печь и начали утюжить брюки. По окончания работы угли с утюга выбросили в железный таз, где находились обрывки бумаг, и ушли. Возник пожар. Сгорел весь второй этаж учебного корпуса. Правда, классы восстановили к началу 1946 / 47 учебного года. А виновников пожара в наказание перевели для продолжения учёбы в Выборгское военно-морское хозяйственное училище» [10, с. 97].

Неудачная попытка проучить верзилу

На трудовой практике в августе 1946 года был такой случай. Работал наша группа в Шкотовском районе одного из совхозов Тихоокеанского флота. Между ребятами установились дружеские связи, сформировались первые неформальные группы и группки. Среди нас находился высоченный верзила (на голову выше нас) украинец Виталий Гвоздецкий по прозвищу «Гвоздь», который не слишком активно включался в наши ещё почти детские шалости. Зачинщиком «скандала» назначили самого низкого из нас, пухленького 15-летнего паренька Яшу Лукина. Яша подошёл к «Гвоздю» с граблями и сказал что-то нелицеприятное. Мы стояли чуть в стороне и наблюдали, решив вмешаться в ситуацию, если «Гвоздь» «возникнет». Стали медленно к нему приближаться. Виталий разгадал наш план, схватил вилы и заорал: «Не подходите, суки, – заколю!» Весь пыл у нас пропал, наша затея сорвалась. Всё кончилось миром. В дальнейшем многие из нас с ним подружились, наш «Гвоздь» стал общим другом-защитником, когда в увольнении требовался его рост и его могучая стать в конфликтах с городскими ребятами. А в описанном случае украинская поговорка «гуртом можно и батьку побить» не сработала. Его зычный голос, внушительная стать и громадный рост охладил нашу дурацкую затею.

Клич: «Наших бьют!»

Однажды, это было на втором курсе, двух воспитанников, уволенных в город, на танцплощадке городского парка (ныне – Покровский парк) без всяких на то оснований избили гражданские ребята. Добравшись до училища, побитые с синяками и ссадинами на лице рассказали нам о случившемся. Кто-то из ребят бросил клич: «Наших бьют!» Внушительная группа ребят из нашей роты, сняв бескозырки и форменные воротнички, с флотскими ремнями в руках, устремилась через Первую Речку в городской парк, чтобы доказать, «кто хозяин в городском парке» и отомстить обидчикам. Было уже поздно, танцы в парке закончились. Побоище с обидчиками не состоялось. Чтобы укротить свою ярость, «воспитанники» переключились на других попавшихся на пути молодых гражданских парней, которым совершенно незаслуженно перепало от ударов тяжёлых медных блях флотских ремней. Эта безумная мальчишеская дурь могла кончиться плачевно для многих. В училище был проведён тщательный разбор случившегося, определены явные зачинщики и активные участники побоища. Грозили некоторых наиболее активных участников драки отчислить из училища. Ждали сообщений из города от потерпевших. Но сообщений не поступило, начальство ограничилось раздать «всем сёстрам по серьгам»: одним объявили наряды вне очереди, другим, – наряды на работы, третьим, – лишение очередного увольнения на определённый срок.

Трагический случай

Уже на втором курсе ВВМПУ учились два друга из г. Свободного Амурской области – Пётр Иванченко и Скоробогатов Василий. Зима, снег с сильным ветром и плохой видимостью. Недавно перед этим в СССР была отменена карточная система, хлеб стали продавать свободно. Друзьям захотелось хлеба немного побольше, чем давали нам в столовой. Друг Петра – Скоробогатов Вася самовольно пошёл по железнодорожному полотну на Первую Речку. Возвращаясь с хлебом назад в училище с поднятым воротником и опущенными ушами шапки, видать, не слыша сигнала догоняющего его поезда, попал под него. Видимость была плохая. В такой снегопад машинист не мог видеть далеко идущего по рельсам человека. А когда он увидел его, сигналы и торможение успеха не имели. Хоронили нашего товарища всей ротой на лесном кладбище (14-й километр). И ещё одна мечта нашего товарища о море не осуществилась! А друг Василия Скоробогатова Пётр Иванченко успешно закончил ВВМПУ, затем ТОВВМУ, длительное время служил на Тихоокеанском флоте.

Воздушные шары и не только…

Чего греха таить, во время самоподготовки случались и пошло-хулиганские выходки. Вот одна из них. Недалеко от подготовительного училища железнодорожный путь имеет изгиб. Некоторые пошляки из нашей роты в хорошую осеннюю или весеннюю погоду, когда лёгкий ветерок проносился вдоль окон нашего корпуса и, спускаясь в ущелье, дул вдоль железнодорожного полотна, дожидались приближения пассажирского поезда и выпускали из окон второго этажа учебных классов во время «сампо» разукрашенные воздушные шарики вместе с надувными презервативами, называемыми «подготами» «гандонами». Шарики и гандоны, подхваченные ветром, устремлялись к железнодорожному полотну и проносились далее мимо окон удивлённых и шокированных пассажиров. Так повторялось несколько раз, пока начальство не прознало про этот случай. Зачинщики были установлены, получили по заслугам за искривление практики нравственного поведения.

Футбол и стоп-кран вагона пригородного поезда…

Однако были и другие шутки, связанные с железнодорожными пригородными поездами. В училище функционировали кружки и спортивные секции, но не было своего футбольного поля. По выходным дням иногда любители футбола выезжали с Первой Речки на Вторую Речку пригородным поездом поиграть в футбол на аэродромном поле, – бывшем запасном аэродроме в военное время 1941–1945 гг. На этом месте во второй половине XX века был построен большой микрорайон Второй Речки. Сейчас там стоят жилые дома на улице Советского района Владивостока. А тогда это поле было неохраняемое, ровное с травяным покрытием. Играть там не запрещали. Возвращаясь после игры назад в училище, наиболее ретивые и нетерпеливые курсанты срывали стоп-кран поезда в одном из вагонов напротив нашего училища с тем, чтобы сократить путь. Поезд же останавливался только на Первой речке, откуда до училища идти приходилось четыре километра или около этого. Конечно, это было запрещено всеми правилами и граничило с хулиганством, с привлечением к административной ответственности. С этим злом старшины и командиры рот неустанно боролись, офицеры-воспитатели проводили с нами беседы, пугали и наставляли. Однако особенных успехов эти беседы и наставления не приносили. Дело доходило до того, что в дни увольнения, воспитанники, возвращаясь в училище из парка Сергея Лазо, что на 19-м километре (ныне станция «Санаторная»), тоже иногда срывали стоп-кран в вагоне электрички, когда она проходило вблизи нашего училища. Не зря, наверное, в народе нет-нет и называли наше училище то «Бурсой», то «Запорожской Сечью». Поумнели воспитанники к концу учёбы в своёй подготовительной «Бурсе». Когда бывшие воспитанники стали уже курсантами ТОВВМУ, подобные выходки их стали чрезвычайной редкостью.

Немного о сыроедении

Вовремя летней морской практики в бухте Мелководной (о. Русский) коренной приморец из нашей роты Юра Литвинцев, хороший атлет, отличный пловец и юморист обучал нас, «береговых салаг», приехавших в училище из мест далёких от моря, как надо есть пойманного чилима (креветку), сырую мидию или икру морского ежа, намазывая эту икру на кусочек хлеба. Всё эти живности он называл морским деликатесом. Чтобы стать истинными моряками, он приучал нас к вкусу морской солёной воды, чтобы не пугались при купании, если случайно глотнём немного морской купели. С этой целью Юра после опробования морского деликатеса предлагал выпить каждому полстакана морской воды из бухты Мелководной. Находились смельчаки, которые полностью выполняли его рекомендации. Но всё обошлось. Последствий не было никаких. Подобный подвиг «салаг» Юра называл морским крещением. Друзья дали ему кличку «Калита», которая сопровождала его в подготовительном училище, да и в ТОВВМУ. На друзей за это он не обижался. Что ж, Калита, так Калита. В истории России – это положительный персонаж.

Выучить поэму на спор

Запомнились мне два случая со знакомым уже читателю Виталием Гвоздецким по прозвищу «Гвоздь». Это было на втором курсе в ВВМПУ осенью 1947 года. Он любил спорить и однажды проспорил, несмотря на свою настырность и самоуверенность. Поспорил он с группой наших воспитанников, что за два месяца выучит поэму А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Спорили на 10 плиток шоколада (шоколад нам выдавался вместо табачного довольствия). Решиться на спор Виталий, по-видимому, мог благодаря тому, что ранее знал эту поэму достаточно хорошо. Два месяца он бубнил строки поэмы в своё свободное время, а также лёжа на своей койке перед сном. По условиям спора разрешалось «Гвоздю» две подсказки, если он запнётся и забудет текст. Наступил день испытаний. Вечером в свободное время собрались в кубрике участники спора и все желающие лицезреть это необычное событие. «Гвоздь» чётко излагал текст до середины поэмы, а затем начал сбиваться, но сам находил выход из положения, вспомнив дальнейшее продолжение текста. Всё-таки до конца Виталий не «вытянул»: два раза, покраснев, продолжения текста не мог вспомнить, попросил помощи. Ему подсказали, но забыв текст в третий раз, признал своё поражение. Шоколад он проиграл. Но мы его простили и не стали требовать выполнения пари, учитывая усердие и труд Виталия при подготовке к этому испытанию.

Конец ознакомительного фрагмента.