Вадим начинает своё путешествие в красном юрятинском трамвае. Юрятин. Вечер Того Самого Дня
Примерно за час до происшествия на мини-рынке незадолго до окончания дня, который я для удобства именую Тем Самым Днём, Вадим ехал на трамвае от Мэри к своим родителям, чтобы отвезти им кота.
Кота этого Вадим и Мэри нашли недалеко от трамвайной остановки маленьким двухмесячным котенком, который пытался съесть кусочек чебурека, брошенного ему прохожим. Зрелище маленького худого котенка с торчащими, как у мастера Йоды, ушами надолго запечатлелось в памяти Вадима. Он даже как-то пошутил в разговоре со своими товарищами по бару «Кривые ступени»: «Когда Господь Бог на Страшном суде спросит меня, почему же мою душу все-таки надо отправить в рай, а не в геенну огненную, самым сильным аргументом, думаю, будет: «Я спас котенка, Господи!». Вадим считал, что это смешно.
Напротив трамвайной остановки, где был найден маленький поедатель чебуреков, моргала вывеска бара «Лаки Страйк», поэтому Вадим и Мэри решили дать котенку короткое, но гордое имя – Лаки. Жизнь Лаки, кстати сказать, сложилась в целом соответственно его имени – то есть весьма счастливо. В любом случае ему больше не пришлось унижаться, подбирая на мостовой кусочки чебуреков.
Поскольку Вадим сел в трамвай на конечной остановке, ему досталось свободное сиденье, которое они с Лаки ловко оккупировали. Трамвай постепенно стал наполняться людьми, их запахами, переживаниями и разговорами. Традиционно унылые лица постсоветских граждан выглядели в последнее время еще более унылыми. Все повторяли, как мантру, одно слово – «кризис».
– Ты видела, сколько мыло-то стоит?
– Сколько?
– Ой, не может быть! Еще вчера ж было меньше на два рубля!
– Доллар-то сегодня!
– Да, при Сталине такого не было.
– Говорили мне умные люди: покупай доллары!
– Всё сионисты и масоны устроили!
– Если б щас Сталин был!
– А я не брал, дурак, на фиг они мне, говорю!
– Обычное такое мыло с триклозаном.
– Все из них, все: Чубайс, Шейнис, Мурмулис, Гайдар!
– Гайдар вроде не из них, у него дед конницей командовал в 16 лет, Голиков его фамилия, он еще Чука и Гека написал.
– Не знаю никакого Чукаигека, ты на рожу-то его посмотри, а!? Вылитый масон! А фамилию он, может, на Голикова и сменил. Они все тогда меняли, под православных косили. Зиновьев там, Каменев. А сами-то кто были, знаешь? Финкельштейны всякие и прочие Липшицы.
– Точно, Липшиц ещё!
– А эти, как их, лигархи, тьфу! Дубровский, Хавронский, Романович!
Теплый кот за пазухой, наконец, устроился, как ему хотелось, вздохнул и перестал ворочаться. Тот Самый День в Юрятине уже клонился к закату, в то время как в далеком Московском Кремле…