Вадим едет в командировку. Юрятин-Акда. Тот Самый День. Утро
За пару дней до Того Самого Дня в офисе «РосСельГаза» состоялась короткая оперативка, в ходе которой Михал Михалыч, рисуя стрелочки, кружочки и забавные картинки своим желтым советским грифельным карандашом, поставил перед сотрудниками ряд задач:
– Так, Вадим, ты, я, Андрей и Павел едем с Вами в Акду на завод. Значит, твоя, Вадим, задача – разобраться там с директором, Вагизом, посмотреть, что к чему, помочь ему, понять, вникнуть. Баланс там, то, сё. У нас там сейчас валовка 10 тонн в день, надо выйти к концу года на 50 тонн. Мы с Андреем встречаемся с главой администрации местной, будем ломать его по поводу аренды земли под один перспективный проект. Потом все едем на базу отдыха. Там у меня разговор очень серьезный с Спасским по поводу приватизации одного объекта, ну и еще кое с кем. Ясно все?
Откровенно говоря, Вадим особо ничего не понял. Вообще, он не всегда ясно понимал задачи, которые ставил ему его новый руководитель. Но тон Михал Михалыча, каким он задал свой последний вопрос, не допускал никаких возражений и дополнительных уточнений.
– Так, и еще, самое главное, мы тут с Вами все, присутствующие и не присутствующие, долго ломали голову, писали записку о реформировании топливно-энергетического комплекса, как Сергей говорит, взгляд из глубинки, так вот: не зря мы тут мучились, не зря! Записку нашу посмотрели большие люди в Правительстве, о-о-очень большие, там у этих людей президент с премьер-министром мальчиками на побегушках работают, ну и в общем и целом им записка понравилась, скоро поеду в Москву на обсуждение.
Михал Михалыч торжествующе осмотрел окружающих, покачал головой, швырнул желтый советский грифельный карандаш на стол и закончил своим постоянным:
– Ну что, всё ясно? Вопросы есть?
Присутствующие промычали «угу», «нет» и начали приготовление к командировке.
Вадим ехал в новенькой вазовской «десятке», за рулем которой находился Андрей Капелюшкин, заместитель генерального директора по молоку, рядом с ним на переднем сидении расположился Павел Серых, заместитель генерального директора по производству. Андрей и Павел были совершенно разными внешне, но было в них что-то общее внутренне, какая-то озорнинка в глазах, уверенность в жестах и богатство цитат из классиков в речи. Особенно сыпал цитатами Андрей, в основном из Ильфа и Петрова. При этом оба казались одновременно еще и какими-то персонажами из ходивших тогда по стране анекдотов про новых русских, как будто они сами себя ассоциировали с героями этих анекдотов и пытались на них зачем-то походить. Время, в которое мы живем, накладывает отпечаток на наше поведение; так что в 1920-е годы века Андрей и Павел, наверное, походили бы на нэпманов (хотя, кто его знает, как они выглядели, эти забытые герои прошлого), в 1950-е – на улыбающихся бесшабашных покорителей целины, в 1970-е – на мужественных бородатых геологов, осваивающих бескрайние просторы Сибири, ну а в Том Самом Году им пришлось стать новыми русскими. А Вы-то сами, дорогие читатели, кем были в Том Самом Году?
Вадим, любивший давать людям разные прозвища, почти сразу же после знакомства с Андреем и Павлом назвал их «Бобчинским и Добчинским», разумеется, употребляя сии имена сугубо про себя.
Сидя на заднем сидении автомобиля, Вадим периодически подпрыгивал на кочках, то и дело тестируя головой качество обшивки «десятки». Определенный дискомфорт Вадим также испытывал, поглядывая периодически на спидометр автомобиля и соотнося эту цифру с качеством дорожного полотна. Меж тем «Добчинский и Бобчинский», не обращая внимания на ямы и кочки, обсуждали вполголоса последние события из жизни РосСельГаз-холдинга. Ловя обрывки фраз из их разговора вроде «Сергей накосячил опять чуток, контракт забыл подготовить», «по психам зачет надо провести, отгрузить им немного гречки», Вадим понимал, что чувствует к этим людям странную смесь легкого презрения и симпатии. Впрочем, преобладала, безусловно, симпатия, но такая симпатия мелкого разорившегося дворянина к народу, после того как дворянин ушел в этот самый народ учить селян русскому языку по учебнику графа Толстого. С их же стороны Вадим ощущал что-то вроде отеческой заботы старого, пожившего уже на этом свете, немного, может быть, подранного кобеля по отношению к мелкому, глупому, но породистому щенку.
Вадим был рад перемене рода деятельности. Ему нравился коллектив, в который он так стремительно влился, что казалось, будто работал здесь всегда. Ему нравилась эта немного грубоватая манера общения окружавших его «заместителей гендира», их желание работать по 24 часа в сутки. Ему самому нравился этот новый темп, при котором всё делается на лету, решения принимаются мгновенно, и все друг другу готовы прийти на помощь. Но, главное, Вадиму очень понравилось работать с Сотниковым. Михал Михалыч один стоил того, чтобы перейти с «тёплого» места из банка в этот бурлящий «хо-о-олдинг», собирающийся при полном отсутствии средств и возможностей, на одной «динамике» «поглотить «Газпром».
Дорога до поселка Акда занимала около двух часов в южном направлении. Примерно на середине пути наши путешественники остановились, чтобы перекусить знаменитыми пирожками на Верхнем перевале. Вадим, радовавшийся хотя бы временному прекращению этой гонки, взял себе пирожок с яйцом и рисом, Андрей с Вадимом взяли по беляшу, несмотря на свои же многочисленные шуточки про отсутствие собак на перевале и намеки на то, что отсутствующие собаки как раз и пошли на приготовление беляшей.
– Ты чего грустишь? – слегка хлопнув по плечу, обратился к Вадиму Павел.
Вадим, откровенно говоря, не любил таких вопросов. «Чего грустишь? Почему такой убитый? Что скис?» и тому подобные слова вгоняли его в ещё большую задумчивость. Он не знал, что ему отвечать. Начинать убеждать всех, что на самом деле он вовсе не грустит, совсем он не убитый и не кислый, выглядело бы по-дурацки, даже как-то унизительно, как и всякая попытка оправдаться за проступки, которых не совершал.
Особой радостностью Вадим действительно не отличался. Не то чтобы он был угрюм, нет, но, скорее, задумчив. Неужели выражение задумчивости было столь неприятно, что многие встречные считали своим долгом зачем-то развеселить его, привести лицо в состояние смайлика? Вадим не понимал этого, на его взгляд, вечно улыбающиеся люди выглядели идиотами. Хотя общим правилом среди его друзей стало как раз повсеместное «улыбание», что, возможно, было вызвано усталостью от нескольких поколений предшествовавшей повсеместной советской тоски.
– Чего такой убитый, говорю? Не грусти, Вадим, ты ведь не абы кто, а Зам Ген дирЕктора пО эконОмике и финАнсам! – четко определяя каждый ударный слог, продекламировал Павел.
– Думаешь о том, как бы снискать нашему холдингу денег на хлеб насущный? Правильно, надо мыслить, нас ведь кормят идеи! Все будет отлично, Вадим! – подошедший Андрей счел своим долгом также подбодрить Вадима и хлопнуть его на всякий случай по плечу. – Щаз приедем на заводик, хлебнем молочка, все решим. Да, господа присяжные заседатели?!
– Да, – вымучил из себя Вадим, глядя в улыбающиеся глаза Андрея.
Конечно, все будет отлично! Как еще может быть, когда тебе двадцать четыре года, ты ешь пирожок с яйцом и рисом на автобусной остановке Верхнего перевала на трассе Юрятин – Башкултай, светит яркое осеннее солнце, теплый осенний ветер обдувает тебя, рядом с тобой люди, готовые «все решить», «десятка» ждет пассажиров, бабушка-продавщица бормочет «может, еще пирожок, сыночек?».
В первой половине поездки Вадим и его коллеги слушали в основном «Русское радио», где ведущий утреннего шоу из кожи вон лез, чтобы «сделать вам смешно», как сказали бы, наверное, в Одессе. Андрей с Павлом периодически скалились в ответ на попытки их рассмешить, Вадим смотрел в окно на разросшиеся плантации борщевика.
– Здравствуйте! – раздался в динамиках звонкий голос дозвонившегося слушателя.
– Привет, девочка. Тебя как зовут? – отвечал ведущий.
– Я не девочка, я мальчик!
– Мальчик, девочка, какая, в жопу, разница, – резюмировал ведущий.
Окончания этого диалога наши друзья не расслышали, т. к. автомобиль переехал на другую сторону «перевала», радио зашипело и замолкло.
Андрей привычным движением воткнул в пасть автомобильного проигрывателя кассету, заполнив пустоту внутри машины звуками песни, из текста которой Вадим мог разобрать только «вечерина из цветного пластилина».
– Мужики, ну что вы слушаете? Что это за хрень?
– Это? – переспросил Андрей, – это группа такая, «Отпетые мошенники».
– Ага, «отбитые мошонки», – поддакнул и усмехнулся Павел.
– Может, у тебя своя какая-то музыка есть, а то мы эту кассету уже раз пять туда-сюда переслушали, надоело до жути, – обратился к Вадиму Андрей.
– У меня есть вообще-то, но вам, может быть, не понравится, – неуверенно заметил Вадим.
– Давай-давай, мы чего только не слушали: и Высоцкого, и Нирвану. Так что не переживай, вставляй свою кассету. Что у тебя там?
– Там сборка, – сказал Вадим, протягивая кассету Андрею, – по совету друзей записал разных исполнителей.
– Ясно, «по совету друзей я приобрел автомобиль «Москвич», – блеснул воспоминанием классики кино Андрей и воткнул кассету Вадима в магнитолу.
Динамики направили в салон веселую динамичную музыку с женским вокалом на каком-то восточном языке.
– Это что, по-китайски? – спросил Павел.
– Это по-японски, – ответил Вадим, глядя в окно.
Несколько минут ехали в тишине.
– Интересную музыку слушаешь, – наконец отозвался Андрей, – а ты, Вадим, чем вообще в жизни интересуешься?
От скуки дорожной возник этот вопрос, или действительно Андрей захотел узнать получше, чем живет его коллега по работе, неизвестно. Вадим в любом случае задумался и ответил не сразу. Андрей для верности, что Вадим услышал его вопрос, быстро, на мгновение, как позволяет дорога, повернул голову в его сторону и убедился, что собеседник не спит.
– Я много чем интересуюсь, – осторожно начал отвечать Вадим, заметив движение водителя, – музыкой, книгами…
– О-о-о! – заметил Павел.
Вадим, довольный тем, что от него отстали коллеги, прикрыл глаза и вытянул ноги, насколько «десятка» позволяла это сделать.
– Знаешь, Вадим, – внезапно снова заговорил Андрей, – ты там будешь общаться с Вагизом, посмотри внимательно его документы, надо порыться у них в бухгалтерии, что-то они мутят…
– Посмотрю, конечно, вроде за этим туда и едем.
– Едем, – задумчиво сказал Андрей, – потому что Михалыч сказал.