Дети Хроноса. Глава 1 (Питер Аспе)

Pieter Aspe

De Kinderen Van Chronos

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав.

Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя.

Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Copyright © 1997 Uitgeverij Manteau / WPG Uitgevers België nv, Mechelsesteenweg 203, B-2018 Antwerpen en Pieter Aspe. «Дети Хроноса»

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015

© Художественное оформление, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015

Все герои и события вымышлены.

Любое совпадение с реальными людьми и ситуациями случайно.

Глава 1

– Мама-а-а, мама-а-а!

Протяжный вопль звучал резко и пронзительно. Он легко заглушал визг дрели. Хюго Вермаст обиженно обернулся. На другой стороне луга Тине размахивала веткой. Больше всего она была похожа на пеструю тень в море желто-зеленой травы.

– Мама-а-а, мама-а-а!

Йорис тоже оторвался от своего занятия. Его сестра танцевала так, словно ее ужалил слепень. Она часто так делала, если мама появлялась не сразу. Йорис не обратил на это никакого внимания. Он спокойно продолжил считать шурупы. На упаковке было указано, что их должно быть сто штук.

Тине продолжала кричать. Хюго выключил дрель. Обеими руками он вытер налетевшую в глаза пыль. Следы грязи образовали на его щеках полосатый узор. Он был похож на американского морского пехотинца из дешевого фильма о войне. Теперь он видел ее более отчетливо. Судя по всему, ничего страшного не случилось. Его дочь была гиперактивным ребенком. Это был не первый раз, когда она кричала как резаная, если не добивалась своего.

Лен загорала, лежа в шезлонге, в ее портативном CD-плеере играл диск Барта Каэлла. Третий крик о помощи долетел до нее между двумя песнями. Она выдернула из ушей наушники и поспешила к месту происшествия.

Хюго покачал головой, когда увидел, как его жена бежит босиком по жесткой траве. Сейчас она наступит на осколок стекла, и виноват снова будет он. Как только она поранится, он сначала выругается, а потом пойдет за бинтом и дезинфицирующим средством. Пятнадцать лет жизни в браке сделали его покорным. Женщинам нравился такой вид смиренности. Мир во всеоружии был всегда более пригодным для жизни, чем изнурительная война.

И все же ему было грех жаловаться. Многим другим мужчинам повезло куда меньше. В свои тридцать восемь лет Лен все еще была привлекательной женщиной. В своем плотно обтягивающем купальнике она выглядела восхитительно. Две беременности едва ли отразились на ее фигуре, чему очень завидовали ее коллеги.

– Мама, смотри, что я нашла.

Тине размахивала костью, как барабанной палочкой. Она видела такое на ярмарке. Девочка гордилась своим трофеем. Лен в ужасе смотрела на берцовую кость и на яму. Она схватила Тине за руку и попыталась отобрать у нее кость.

– Она грязная, Тине. Ну-ка, дай ее маме.

– Нет, она моя.

Как многие современные мамы, Лен настаивала недолго. Она крепко схватила Тине и потащила ее за собой.

– Папе это не понравится.

Девочка начала душераздирающе рыдать. Она знала, что в таком случае папа оставит ее в покое.

Хюго узнал рев. «Лен собралась мыть этого поросенка», – подумал он. Он взял дрель и нажал на кнопку. Йорис подал ему шуруп. Хюго подмигнул сыну. Столько шума из-за ветки. У них были дела и поважнее.

Гвидо Версавел застал Ван-Ина в новехонькой кухне полицейского комиссариата. Здание было семидесятых годов, политики называли его современным. После четырех скромных петиций, написанных сотрудниками, – каждый бургомистр получил по одной петиции, – шесть месяцев назад здесь наконец-то установили кухню. Кроме дешевой микроволновки и подержанного холодильника, в ней ничего не было, но и этого должно было хватить для того, чтобы поддерживать моральный дух команды на должном уровне.

Ван-Ин доедал последние ложки фруктового салата. Он выглядел не особенно счастливым.

– Приятного аппетита, – ухмыльнулся Версавел.

Ван-Ин отодвинул пластиковый контейнер в сторону.

– Сегодня вечером в меню треска. Вареная рыба. О боже. Я не могу об этом думать.

– Ты должен радоваться, что Ханнелоре о тебе заботится. По-моему, ты уже сбросил пять килограммов.

Ван-Ин пригладил рубашку, которая уже болталась на нем. За последние три месяца он прошел через ад: кукурузные хлопья, рыба, овощи, фрукты, вода и изредка бокал вина. Даже сигареты она выдавала поштучно. Но он же не беременный!

– Я думаю, тебе лучше прятать их в машине, – посоветовал Версавел с наигранным сочувствием, когда Ван-Ин осторожно достал сигарету из нагрудного кармана. – Только что поступил код «первый».

Ван-Ин махнул рукой и осторожно спрятал сигарету, словно она была драгоценным сокровищем.

– Ты не мог сказать мне об этом пять минут назад? Тогда мне не пришлось бы жрать эту дрянь.

– Мог бы. – Версавел злорадно усмехнулся. – Но ты же знаешь, что я не решусь отвлекать тебя от еды.

Они спустились по лестнице: Версавел – посмеиваясь, Ван-Ин – ругаясь. На этот раз Ван-Ин не задыхался, когда они оказались внизу.

Даже такой перенаселенный город, как Брюгге, может похвастаться парой клочков девственной природы. Между Синт-Андрисом и Варсенаре можно найти места, которые проектировщики, видимо, проморгали. Отреставрированный загородный дом семьи Вермаст был одним из таких оазисов. Чтобы до него добраться, Ван-Ину и Версавелу пришлось свернуть на песчаную дорогу, которая была вправе называться «частной дорогой». Черепичная крыша едва высовывалась над пышной живой изгородью из боярышника, которая зеленым квадратом обрамляла это великолепие.

Решетчатые ворота были открыты, и Ван-Ин беспрепятственно въехал во двор. Загородный дом выглядел очень романтично: кирпичи, обработанные пескоструйкой, старинная черепица, побеленные стены и запах тысячи соседских свиней. Какой изработавшийся смертный не мечтает сегодня о собственной лачуге в сельской местности? «О времена, о нравы!» В шестидесятых годах, когда все молились на бетон и алюминий, такие хлева сносили. Сейчас те, кто оказался попроворнее, воспользовались модным синдромом кокона. Современному человеку потребовалось уединение, место, где он мог бы дать себе волю. Хибара с лужей воды в подвале рекламировалась в объявлениях как уникальное имение с природным источником. Протекающая крыша и гниющие деревянные перекрытия считались признаками аутентичности.

– Господин Вермаст. Я полагаю, вы нам звонили.

Хюго кивнул. Черные полосы на бледной коже его лица придавали ему свирепое выражение.

– Да. Моя жена жутко расстроена.

– Вы нашли скелет? – спросил Ван-Ин довольно резко.

Версавел окинул взглядом худощавого мужчину. Вермаст был жилистым, жаль только, что с искривленной спиной и впалой грудной клеткой.

– Моя дочь откопала кости.

Вермаст указал на противоположную сторону луга. Кучка земли обозначала место находки.

– С тех пор как мы начали ремонт, она хочет помогать папе. Вы же знаете детей. Они все копируют. – Вермаст нервно засмеялся, вернее сказать, заржал.

Ван-Ин не отреагировал.

– И вы уверены, что это не овечьи кости?

Уже не раз случалось, что горожане били тревогу, наткнувшись на кучу костей животных при перекапывании своего сада.

В поисках ответа Вермаст открывал рот, отчего он был похож на рыбу, оказавшуюся на суше.

– Я не думаю…

Ван-Ин и Версавел обменялись понимающими взглядами.

– То есть вы не уверены.

– Моя жена – медсестра. Она подумала, что…

– Ну хорошо, господин Вермаст. Я полагаю, ваша жена знает разницу между человеческими и овечьими костями.

Несмотря на то что слова Ван-Ина прозвучали вполне убедительно, он не был так уверен в их справедливости. В последнее время о медицинских работниках ходили совершенно бредовые слухи.

Вермаст облегченно вздохнул. Представьте, что Тине выкопала бы скелет овцы, а он бы из-за этого вызвал полицию.

– Лично я, конечно, предпочел бы овечьи кости, – заметил Ван-Ин. – Это избавило бы нас от уймы бумажной работы.

Вермаст поддакнул с покорной улыбкой. С представителями полиции лучше быть начеку.

– Сначала нам нужно это проверить, господин Вермаст. Я предлагаю взглянуть на вещественные доказательства вблизи.

Вермаст продолжал стоять в нерешительности:

– На вещественные доказательства?

– На скелет, господин Вермаст, – приветливо уточнил Версавел.

Ханнелоре Мартенс влетела во двор на своем «рено-твинго», как заправский автогонщик. Ее хрупкий драндулет вел себя образцово: со скрежетом замер менее чем в двух метрах от мужчин. Ханнелоре поставила машину на ручной тормоз и мгновенно выскочила из нее. На ней было летнее белое платье без рукавов и кеды без носков. Когда Ван-Ин увидел ее, он чуть было не усомнился в том, что она уже на шестом месяце беременности.

– Всем добрый день.

Ханнелоре обняла Ван-Ина. От ее поцелуя у него стало пощипывать кожу. О боже, какая же от нее исходила прелестная свежесть. Потом она поцеловала Версавела в щеку. Инспектор любезно принял поцелуй. В такие моменты он бы предпочел быть гетеросексуалом.

– Он хорошо себя ведет?

Вермаст смотрел на них троих в полной растерянности.

– Фруктовый салат был великолепным, и Питер в радостном предвкушении вечера, не так ли, коллега?

Ван-Ин что-то буркнул. Версавел был хуже его тещи. Он использовал любую возможность поддержать дьявольские планы Ханнелоре. «Любовь значит есть то, что ест она», – горько подумал Ван-Ин. В этот момент он бы отдал свою душу за порцию жирной картошки фри.

Ханнелоре заметила, что Вермаст удивленно наблюдает за этой сценой, и официально представилась:

– Ханнелоре Мартенс, заместитель королевского прокурора. Мне поручено расследование.

Вермаст вытер свою вспотевшую руку о грязные шорты.

– Приятно познакомиться.

Ее рука была сухой и прохладной.

– Мы как раз собирались осмотреть останки, – сообщил Ван-Ин. – По словам госпожи Вермаст, речь идет именно о человеческих останках.

– Хорошо, – ответила Ханнелоре.

Несмотря на то что перспектива увидеть скелет вызывала у нее легкое отвращение, показывать это она не собиралась.

Лен Вермаст с отсутствующим видом сидела вместе с детьми на скамейке перед домом. После настойчивых угроз и упрашиваний ей наконец-то удалось вырвать из рук Тине берцовую кость, которая теперь лежала перед ней на земле. Тине сидела с красными глазами и дулась. Йорис невозмутимо продолжал считать шурупы. Берцовая кость его не интересовала. Он недосчитался двух шурупов, и эта аномалия поглотила все его внимание.

Лен улыбнулась Ханнелоре. Жена Вермаста была явно в замешательстве. Мысль о том, что в ее саду был кто-то закопан, приводила ее в ужас. По мнению Ханнелоре, она была на грани срыва.

– Я сейчас приду! – крикнула она вслед мужчинам.

Ван-Ин увидел, как Ханнелоре осталась с женой Вермаста, и посчитал, что так будет лучше.

– Это однозначно не овца.

Версавел указал на череп, который наполовину высовывался из песка. Вермаст охотно кивнул. Полицейский постарше был ему симпатичен. Ван-Ин оставил замечание Версавела без комментариев. Он спрыгнул в яму. «Поразительно, что может учинить ребенок, приложив немного усилий», – подумал он. Глубина ямы была минимум метр.

– Ваша дочь выкопала ее одна?

Вермаст снова заржал. Очевидно, он всегда так смеялся, когда нервничал.

– Конечно нет, комиссар. Мне нужен был песок, чтобы замесить строительный раствор, а он здесь в изобилии. Я выкопал яму. Но как вы, вероятно, знаете, все дети любят играть с песком.

Яма была подарком с небес. Тине порой часами просиживала в импровизированной песочнице и никого не доставала.

Ван-Ин опустился на колени. Как настоящий археолог, он смахнул с черепа подсыхающий песок. Версавел нахмурился.

– Лео уже в пути, – сообщил он обеспокоенно.

Ван-Ин приостановил «раскопки». Версавел был прав.

Это работа криминалистов. Он осторожно выбрался из ямы. Желтый, как луковица, череп блестел на ярком солнце. Ван-Ин призадумался над тем, будет ли кто-нибудь однажды вот так рассматривать его мертвую голову.

– Мне огородить могилу?

Версавел намеренно использовал слово «могила». Возможно, это прозвучит старомодно, но он считал, что мертвые заслуживают уважения.

– Да, Гвидо. Иначе у нас будут неприятности с сотрудниками из прокуратуры.

Версавел пошел к полицейской машине. Казалось, что он, как и Ханнелоре, был невосприимчив к палящему зною. На его немнущейся рубашке едва ли были следы пота. В то время как Ван-Ин чувствовал, как его трусы прилипают к ягодицам, и это было более чем неприятно.

Теперь, когда они остались одни, Вермаст стоял, словно сирота. Должен ли он что-нибудь сказать или ему лучше помолчать? Ван-Ин же не возражал против тишины.

– Странное открытие, вы так не думаете, господин Вермаст? Надеюсь, что это не ваша теща, иначе нам не придется искать убийцу далеко.

На этот раз Вермаст не заржал, отметив про себя, что убивать тещу было бы глупо, ведь эта стерва оплачивала половину их ипотеки.

Они все приехали одновременно: Лео Ванмаэль, Рюди Дегранде из отдела криминалистики, судмедэксперт и четыре агента полиции Брюгге. Двор сразу стал похож на парковку супермаркета, у которого нет отбоя от покупателей.

После обязательного обмена любезностями Лео принялся за дело. «Никон» жужжал, как пчела над жасминовым полем. Маленький круглый фотограф-криминалист сделал сорок снимков меньше чем за десять минут. Потом в могилу спустился судмедэксперт.

Александер Де-Ягер был знаменитым жителем Брюгге. По крайней мере, так он думал. Судмедэксперт вел активную социальную жизнь. Он был председателем различных культурных сообществ и научным руководителем местного карнавального объединения. Де-Ягер был худой и костлявый – его фигура не соответствовала образу горячего бургундца, которым он во что бы то ни стало хотел собой являть. Де-Ягер искал признания в кругах, к которым не принадлежал. У него как у врача была такая репутация, с которой мало на что можно рассчитывать. Пятнадцать лет назад после серьезной профессиональной ошибки его едва не исключили из ордена врачей. Работа в прокуратуре показалась ему в тот момент удачной альтернативой. Там ему приходилось иметь дело только с покойниками, что существенно снижало вероятность допустить вторую ошибку.

Ван-Ин остановил свой взгляд на лысой голове Де-Ягера. «Один скелет ощупывает другой», – весело подумал он.

– Это бесспорно человеческие останки, – заявил Де-Ягер академическим тоном.

Он взял череп в руки и показал его остальным, как дешевый трофей. Версавел посмотрел в другую сторону. Прошло столько лет, а судмедэксперт так и не имел ни малейшего понятия о правилах обследования следов преступления. Подобный непрофессиональный подход часто приводил улики в негодность. Неудивительно, что у народа пропало доверие к работе суда. Рюди Дегранде думал, вероятно, о том же, потому что утешительно подмигнул инспектору Версавелу.

Ван-Ин сдавленно вскрикнул, получив тычок между ребер. Де-Ягер раздраженно посмотрел в его сторону, но заметил Ханнелоре и расплылся в улыбке.

– А, это вы, госпожа заместитель прокурора. Я не знал, что вы уже прибыли.

Ханнелоре продолжала стоять на безопасном расстоянии от ямы.

– Вы не могли бы нам что-нибудь рассказать о причине смерти, доктор?

Де-Ягер был ростом не выше метра шестидесяти. Стоя в яме, он был похож на движущийся скульптурный бюст.

– Нет.

Де-Ягер положил череп на край ямы. У Ханнелоре возникло ощущение, что пустые глазницы черепа уставились на нее. Или это Де-Ягер пытался заглянуть ей под юбку?

– В данный момент я не вижу никаких признаков, которые бы позволили мне сформулировать обоснованное заключение. Дальнейшее обследование должно показать, умерла ли жертва естественной смертью или нет.

Ван-Ин скривился. Версавел, не в силах сдержать ухмылку, прикрывал лицо рукой.

– Вы имеете в виду, что мне придется ждать результатов вскрытия?

– Да.

– И когда мне ожидать ваш отчет?

Вероятно, впервые Де-Ягеру задали подобный вопрос. Бедный судмедэксперт задохнулся.

– Мне потребуется несколько дней. Как насчет начала следующей недели?

– Сегодня только понедельник, – расстроенно заметила Ханнелоре.

Де-Ягер, почувствовав себя неловко, огляделся.

– Я сделаю все возможное, чтобы закончить вскрытие до конца недели, – сказал он с застывшей ухмылкой.

Ханнелоре наградила его сияющей улыбкой:

– Прекрасно, доктор.

Она повернулась и пошла к дому. Даже Ван-Ин стоял, потрясенный ее поведением.

– Сколько сейчас времени?

Версавел посмотрел на свои часы:

– Двадцать минут пятого.

Ван-Ин неохотно отпил минеральной воды. В довершение всего она уже была негазированная. Ничего удивительного. Стакан уже больше четверти часа стоял под палящим солнцем. Ханнелоре может идти к черту со своей диетой. Он поднял руку. Официант отреагировал моментально, оно и понятно, кроме Ван-Ина и Версавела, на террасе никого не было.

– Две «Перрье»?[1] – спросил он жадно.

– Нет, мне «Дювель»[2]. Холодное, если можно.

Ван-Ин, довольный, откинулся на спинку плетеного стула. Теперь он прекрасно представлял, как Александр Македонский разрубил гордиев узел.

– Какое счастье, что Ханнелоре срочно надо в суд.

Ван-Ин ожидал услышать какое-нибудь язвительное замечание.

– Проблемы, Версавел?

– У меня нет, Питер. Но если ты потом встанешь на весы…

Ван-Ин пожал плечами и вылил тепловатую минеральную воду в совершенно высохшую траву.

– Скелеты наводят меня на мысли о пустыне, Гвидо. Более того, прошло две недели с тех пор, как я не устоял против искушения. Я умираю от жажды.

Это прозвучало несвязно, но Версавел уже привык. Любая ассоциация, которую приводил Ван-Ин, в конечном счете вела к «Дювелю».

– В пустыне большинство людей довольствуются водой. Ты, наверное, единственный фламандец, который утоляет жажду «Дювелем».

– Нет правил без исключений, Гвидо. Ты ведь должен это знать, ты же голубой.

– И я это знаю, – произнес Версавел нарочито высоким голосом. – Но на твоем месте я бы уже начал упражняться на случай, если мы скоро станем большинством.

На обслуживание жаловаться не приходилось: через минуту официант уже принес ледяной «Дювель» и искрящееся «Перрье». Ван-Ин не постеснялся пробуравить носом густую пену и сделал глоток. Версавел не стал ему мешать.

– В любом случае Вермасту не стоит волноваться о своем луге, – заметил Ван-Ин весело. – Через несколько дней его аккуратно перекопают.

– Ты думаешь, там есть еще тела?

– Кто знает, Гвидо. Европейцы потихоньку входят во вкус. Серийные убийцы уже какое-то время не типично американский феномен. Мне жаль людей из прокуратуры, которые сейчас перерывают землю.

– Мне нет, – сухо парировал Версавел.

И оба расхохотались.

Ив Провост уже запирал дверь своего офиса, когда зазвонил телефон. Он нехотя снова повернул ключ и шагнул внутрь.

Несмотря на то что Провост был заурядным адвокатом, у него имелась огромная вилла в Кнокке, квартира в Кап д'Агде и домик в горах в Австрии. Его адвокатская контора размещалась в величественном особняке на канале Груне-Рей – место в Брюгге, которое наиболее часто встречается на различных изображениях города.

Провост прошел по длинному коридору. Его шаги глухо звучали в узком пространстве с высокими потолками. В отличие от остальной части дома его офис представлял собой образец того, что в настоящее время завладело воображением итальянских дизайнеров: гладкие столы из полированного вишневого дерева, футуристические шкафы с незаметными дверями, черные лакированные стулья, на которых никто не мог усидеть больше пятнадцати минут, и затейливые светильники, которые почти не давали света.

– Алло, Провост слушает, – рявкнул он, сняв трубку оливково-зеленого цвета с необычно плоского телефонного аппарата.

– Ив, это Лодевейк, – прозвучало еще гораздо более неприветливо.

Провост замер. Если Лодевейк Вандале огрызается, значит, Провоста ждут плохие новости.

– У нас проблема, Ив.

– Я слушаю.

– Это не телефонный разговор. Садись за компьютер и жди моего письма.

Провост не успел потребовать объяснений. Вандале повесил трубку и направился к своему рабочему столу. В отличие от офиса Провоста кабинет Вандале навевал мысли о старомодной добротности. Здесь были только дубовая мебель, медь, бархат и полотна уже давно забытых художников девятнадцатого века, голубовато-серый компьютер IBM стоял на столе в стиле Людовика XVI. Компьютер так же не сочетался с остальным интерьером, как гамбургер с трехзвездочным рестораном.

Вандале был человеком старой закалки. Однако это не означало, что он избегал современных технологий. Как ученик Макиавелли, он использовал всякое средство, которое могло послужить его цели. И как верный католик, он, и глазом не моргнув, выдал бы свою дочь замуж за мусульманина, если бы этот союз принес ему хоть какую-нибудь выгоду. К счастью, у Вандале не было дочери. Он сознательно остался холостяком, потому что от женщин одни только неприятности.

Вандале включил компьютер и отправил Провосту сообщение по электронной почте. Для этого он использовал так называемый сложный код, ключ от которого был известен только Провосту.

Барт, главный инспектор полиции Брюгге, услышал, как Вандале, шаркая ногами, шел по коридору. Он знал его уже очень давно. Еще молодым агентом, Барт однажды застал Вандале с полуголым мальчиком на заднем сиденье припаркованной машины. После словесной перепалки они все уладили как взрослые люди. Вандале заплатил ему десять тысяч франков, на этом все и закончилось. Барт знал эту «кухню». И отлично понимал, что если не примет взятку и составит протокол, то Вандале просто-напросто подкупит кого-нибудь из прокуратуры. В обоих случаях для педофила исход был бы положительным. Для Барта же разница состояла в десяти тысячах франков, которым он в то время мог найти применение. Когда он спустя несколько недель познакомился с Мелиссой, женщиной, которая стоила ему целое состояние, он набрался смелости и связался с Вандале в надежде оговорить точную сумму взятки. Однако старый лис не поддался на попытку шантажа, но и не отправил его домой с пустыми руками.

Он предложил Барту быть «связующим звеном» между ним и полицией. В обмен на это Барт ежемесячно получал в качестве вознаграждения определенную сумму. За предоставление важной информации и за рискованные задания он мог рассчитывать на приличный бонус.

– Прошу прощения, что заставил вас так долго ждать. Мне надо было позвонить племяннице, вы же знаете женщин, – засмеялся Вандале.

– Ничего страшного, господин Лодевейк.

Барт надеялся, что Вандале раскошелится, потому что Мелисса уже несколько месяцев мечтала о широкоэкранном телевизоре.

– Вы знаете, что я очень ценю вашу преданность, господин Барт.

Ростом Вандале был метр девяносто с лишним. Он излучал авторитет, и его зычный голос многим внушал уважение.

– То есть вы посчитали мою информацию полезной?

Вандале сложил свои тонкие губы трубочкой. При виде розового ротика у Барта побежали мурашки по коже. В глубине души он ненавидел педофилов.

– Полезной – это некоторое преувеличение, мой дорогой Барт. Давайте будем называть ее интересной. Я уже очень давно продал загородный дом. Если сейчас там внезапно обнаружился скелет, то это не более чем происшествие. Вы ведь не думаете, что…

– Разумеется, нет, господин Лодевейк.

Барт сглотнул. Скелет тоже лежит в земле уже давно. Эта новость явно напугала Вандале. Иначе почему же он сломя голову рванул в свой кабинет, когда Барт рассказал ему о находке? На то, что старик растерялся, указывала отговорка о срочном звонке племяннице. Эта отговорка была такой же прозрачной, как пеньюар Мелиссы.

– Но это не помешает мне должным образом наградить вас за ваши хлопоты.

Лицо Барта просветлело. Деньги были единственным аргументом, который мог заставить его молчать. Вандале вынул из бумажника четыре банкноты по десять тысяч. Лицо Барта откровенно сияло. Завтра Мелисса получит свой широкоэкранный телевизор. Когда он потом придет домой и расскажет ей хорошие новости, она вдруг обнажится. Может быть, на ней будет кружевное белье, которое он подарил ей на Рождество.

– Это необыкновенно щедро с вашей стороны, господин Лодевейк.

Вандале дружески похлопал его по плечу.

– Я надеюсь, вы и дальше будете держать меня в курсе?

– Само собой разумеется, господин Лодевейк. Если появится что-то новое, я вас немедленно проинформирую.

Ханнелоре устроилась в саду: ноги в приподнятом положении, стакан охлажденного овощного сока под рукой. Последние лучи солнца скользили вдоль облака, едва касаясь его. Рассеянный свет окрашивал стены их персонального земного рая в соломенно-желтый цвет, словно кто-то надвинул на солнце поляризационные очки. Если верить прогнозу погоды, это был последний день лета.

Ван-Ин демонстративно выложил на стол три сигареты и сделал маленький глоток мозельвейна. Он имел право на два бокала.

– Вкусно?

– Божественно.

Вдали тихо звенели колокола. С юго-востока поднимался ветер. Потом будет дождь, как и обещали.

– Диета в любом случае помогает.

Ханнелоре наслаждалась своим «новым» мужчиной. Ван-Ин сидел в трусах. За три месяца автомобильная шина вокруг его поясницы уменьшилась до размеров спущенной велосипедной камеры.

– Сегодня утром Версавел тоже это заметил. Какой следующий шаг? Собака?

Ханнелоре приподняла брови.

– Собака? – спросила она удивленно.

– Ну да, тогда ты будешь отправлять меня по вечерам выгуливать собаку. Это тоже будет сжигать кучу калорий.

От внезапного порыва ветра зашелестели листья. Это было похоже на звук гремучей змеи.

– Когда скоро появится ребенок, ты, наверное, будешь рад тому, что тебе надо будет выгуливать собаку.

– Что ты хочешь этим сказать?

Ван-Ин зажег сигарету и наслаждался ударной дозой никотина. Ханнелоре приподняла платье, взяла его руку и положила ее себе на живот.

Когда она сидела, округлый живот был более заметен.

– Я еще не скоро увижу, как комиссар Ван-Ин меняет ребенку подгузники, – улыбнулась она. – Думаю, ты благодарить меня будешь, когда я вас с Фидо буду отправлять на прогулку.

Глядя на ее гладкий живот, он представил себе обкаканную детскую попку и его страсть поубавилась.

– С этого дня, Питер, мы можем вести обратный отсчет. Сегодня утром я в первый раз почувствовала шевеление ребенка.

Ван-Ин плотно прижал свою руку к ее животу, но ничего не почувствовал.

– Я вот думаю, а не вредны ли для тебя все эти эмоции, – озаботился он неожиданно серьезно.

Грозные тучи окрасили траву в темно-зеленый цвет. Сумерки медленно одерживали победу над угасающим солнцем. Ханнелоре сделала глоток овощного сока.

– Мы живем не в Средневековье, Питер. Ребенок же не родится чудовищем из-за того, что я сегодня видела череп.

– В твоем положении я бы над этим не смеялся. Моя мама всегда говорила…

– Чушь. Ты же не веришь в эти бабушкины сказки?

«Почему мужчины ведут себя так инфантильно, когда их жена беременна?» – спрашивала себя Ханнелоре. В конце концов, она просто делала свою работу.

Ван-Ин жадно посмотрел на две оставшиеся сигареты, которые, словно мелки, контрастировали с деревянной столешницей. Он взял одну и мигом ее зажег.

– Раньше все было проще, – вздохнул Ван-Ин. Он глубоко затянулся и сделал глоток вина.

– Ты же не переживаешь из-за того, что через несколько месяцев тебе придется менять ребенку подгузник?

– Я бы хотел, чтобы мы сидели на необитаемом острове, – вместо ответа, произнес Ван-Ин мечтательно. – Никаких хлопот. Потягивать вкусные коктейли, жарить рыбу и остальную часть дня валяться на пляже.

– Питер, множественное число от «подгузника» – «подгузники». Это Ветте-Виспорт[3], а не необитаемый остров, вино закончилось и сейчас начнется дождь.

Над багровой черепичной крышей сгущались грозовые тучи.

– Знаешь, как мы поступим, – сказала она с загадочной улыбкой. – Если ты за месяц раскроешь дело о скелетах, поездка в Португалию за мой счет.

– Шутишь?

– Ты мне не веришь?

– Верю. А ты проверяла состояние нашего банковского счета?

– На моем сберегательном счете всегда есть кое-что на черный день.

– Эти деньги нам нужны для малыша, – протестовал Ван-Ин. – Кстати, это еще вопрос, назначат ли на это дело меня.

– Я об этом позабочусь, Питер.

– Ни в коем случае.

– Есть дело или нет дела, я хочу в Португалию. Скоро у нас уже больше не будет такой возможности, – заявила она решительно.

– Любимая, ты же знаешь, что беременным женщинам летать на самолете не советуют.

– Да?

Ханнелоре встала и медленно сняла платье. Она выглядела как модель Боттичелли: чувственная, плодовитая, необычайно женственная. Нет ничего прекраснее, чем будущая мать.

– То есть летать нельзя. Но, может быть, господин хочет приземлиться на родной аэродром?

– Ханне… – простонал Ван-Ин.

– Я надеюсь, у господина голова не болит?

Он решительно затоптал наполовину выкуренную сигарету и нырнул к Ханне в траву. Высоко над их головами сталкивались холодные и теплые воздушные фронты. Первый удар грома прокатился по городу, как подпрыгнувший шар от боулинга. Ван-Ин парил на шептавшей ему разные приятные слова «воздушной подушке». Он едва чувствовал тяжелые капли дождя, которые падали ему на спину.